Кумтрест

ИК-3. Старший кум

Наступил конец рабочего дня и штаб за зоной опустел. Молодой опер быстро шёл в продуктовый магазин за водкой. Он оглядывался по сторонам, чтобы его никто не видел. Он хотел быстрее пообщаться со старшим опером майором Петровым Петром Петровичем, поэтому и торопился. Петровичу, как его все звали, сорок лет и он давно работает в колонии. У него жена и три дочери, но сына так и нет. Петрович, наверно, поэтому опекал и учил молодого опера как жить в зоне, чтобы из него получился нормальный кум. Молодой опер – лейтенант Васильев Василий Васильевич, который окончил Юридический институт, бывшая Высшая школа милиции. Для продолжения службы его направили в уголовно-исполнительную систему – в ИК № 3.

Для справки, в опера кого попало не брали, недостаточно образование получить, вышку закончить или юрфак. Да будь ты хоть строитель или зоотехник, неважно. Сначала будущего опера обкатывали в отделе безопасности и смотрели, есть ли у него характер и дух. Старшие наблюдали как он ведёт себя среди толпы зэков, не боится ли он. Провоцировали взятками и совместным распитием спиртных напитков. Оценивали его поведение в сложных и экстренных ситуациях. В итоге, через несколько месяцев, принимали решение, достоин ли кандидат стать оперативником.

В первый день работы начальник оперчасти говорит, что ты ещё трамвай – докажи, что ты кум. А кто такой кум, почему кум? Когда сам поймёшь кто такой кум, значит ты уже кум. Кстати, выпивали с целью проверить как ведёт себя кандидат, так как настоящий опер пьяным не бывает. Если кум и приспал чуть-чуть, то значит отдыхает и слушает болтливые языки. Послушать народ всегда полезно. В зоне самое главное – стабильная оперативная обстановка, не только в отношении осужденных, но и среди сотрудников. Васильев прошёл все испытания в отделе безопасности и был переведён оперуполномоченным в оперативный отдел.

Вася вернулся из магазина и достал покупки из внутренних карманов куртки. На столе уже была закуска. Петрович подсуетился – колбаса, хлеб, консервы, сало и квашеная капуста. Даже в плохие голодные времена для кумовьёв в зоне было всё. Опера выпили по рюмке водки и закусили.

– Василий Васильевич, запомни, что я тебе скажу. – сказал Петрович. – Осужденный должен всегда называть тебя по имени и отчеству или гражданин начальник. Ни Вася, ни Васян, только по имени и отчеству. Это самое главное в общении с осужденными – они должны знать своё место. Это должно быть обыденностью. Ни в коем случае нельзя допускать мысли, что ты, к примеру, господин, а он раб. Ну или что-то в этом духе. Иначе грош тебе цена, как оперативнику.

– А что делать, если осужденный не хочет так обращаться? – спросил Васька, выискивая подводные камни.

– Для начала сделай ему выговор начальника отряда. Если не поймёт, через неделю выговор начальника колонии. А если и дальше будет игнорировать, то посади его в ШИЗО, сразу на пятнадцать суток. Ты опер, твоё оружие ручка, бумага и мозги. А там слух пойдёт по зоне, кто с башкой дружит, тот поймёт, а кто нет, того и не жалко. Порядок превыше всего! Понял?

– Понял.

– Ты сейчас меня не поймёшь, но ты Василич выбрал себе самую грязную работу из всех, что существуют в нашей системе. Трудно здесь оставаться чистым.

– Почему грязную? Опером в зоне работать – это же престижно!

– Работать честно в зоне опером – это как идти по лезвию ножа, оступился и нет опера. – Петрович задумался. – Ты можешь подумать, что у режимников грязная работа вечно дерьмо шмонать? Но нет, помыл руки, постирал форму и пошёл домой, «завтра» у них, как и «сегодня», всё однообразно. Хотя работа тоже не из приятных. В нашем деле руки трудно отмыть, если ты их запачкал, поэтому с нас и спрос больше и допуск выше. Такая у нас работа. Давай ещё по одной выпьем и покурим.

Они выпили ещё по рюмке водки, покурили и Петрович продолжил обучение молодого кума.

– Ты самое главное на первых порах никуда не лезь и всегда советуйся. Нужно время, чтобы понять, чем дышит зона. Никогда не обещай того, чего не сможешь сделать, запомни, никогда! Хватит одного раза слово не сдержать перед осужденным, и все будут знать, что ты трепло. Народ не будет к тебе идти. Всякая мелочь забежит, но от них серьёзной информации ты не получишь. Лучше сначала прокачай тему и реши вопрос заранее, а потом, как бы невзначай, пропихни её в зону. Приходит к тебе осужденный, а у тебя уже всё готово, мужик сказал – мужик сделал! Слух по зоне мигом разлетится, о-о-о, скажут зэки, новый кум слов на ветер не бросает. Василич, всегда следи за своими словами, зэк он хоть и зэк, но никогда не оскорбляй его матом. Не называй сукой или козлом, даже если это так и есть. Будь выше этого, ты же опер! Будь умнее и никогда не торопись. Сначала ты должен работать на авторитет, а лет через пять, может быть, авторитет будет работать на тебя.

– Пять лет ждать! А раньше нельзя? – удивился Васька.

– Можно и раньше, но тут как масть пойдёт. Авторитет такая штука, он либо есть, либо его нет. Если появится, то только приумножится в геометрической прогрессии. Ну и надо всегда помнить, что авторитет может быть и плохим.

Опера продолжали общаться и выпивать. Васька спрашивал про блатных и красных, мужиков и петухов, воровские понятия и значение наколок. Что можно делать, а что нельзя, как вербовать агентов, где искать деньги и наркотики. Он хотел знать всё и сразу. Ждать пять лет, пока созреет этот самый авторитет, он не мог. Петрович, не торопясь его учил и всё подробно рассказывал. Конечно, в пределах того, что должен знать Васька в тот момент. Петрович видел блеск в его глазах и прекрасно понимал, что Вася не глупый, но горячий. По незнанию, не со зла, он может наломать дров.

– Запомни следующее Василий Васильевич. – Петрович специально иногда обращался к нему по имени и отчеству, чтобы Васька постепенно привыкал к порядку. – Никогда не бей осужденного без причины. Если до этого дошло, то ты должен обязательно обосновать ему за что он получает. Осужденный должен всегда знать, что его ударили за дело. Ну и соответственно размер наказания, должен быть равным размеру нарушения. Обосновать его косяк можешь или по закону, или по понятиям. Главное, что он чётко должен понимать – если накосячил, значит обязательно ответил. И, да, никогда не бей по лицу ладошкой – это унизительно. Настоящий кум зэков вообще не бьёт, так, за редким исключением, не профессионально это. Опер не имеет права быть дилетантом!

Они выпили ещё по рюмке водки и Петров продолжил занятие по настоящей кумовской грамоте.

– Был у нас раньше начальник кумчасти, до Валентиновича ещё, Александров его фамилия. Осужденные, между собой, называли его Тень. Так вот, зайдёт он в барак, когда осужденные чай пьют и сразу к ним. Они ради уважения подорвутся с табуреток, а он им и говорит: «Сидите, сидите, граждане осужденные. Как вопросы порешать, так вы тут как тут, а как на чай позвать, так не дождёшься от вас приглашения. Не хорошо, ой не хорошо». Застыдит их сначала, так, в шутку, а потом чай с ними пьёт на кухне в отряде. Так вот пока чай пьют, они ему столько тем по зоне выложат на блюдечко, хоть записывай на ходу, чтобы не забыть. Зона ведь это не только преступники – это целое государство. Тут, по мимо оперативных вопросов, надо знать ещё и общее настроение в зоне. Как я тебе уже говорил, нужно знать, чем дышит зона.

– А что значит знать, чем дышит зона? – спросил Васька, так как не понимал иной смысл некоторых слов.

– Знать насущные вопросы в зоне. Еда, одежда, свиданки, работа, тепло в бараках, у всех ли есть пайка положняковая. В общем посидят они, пообщаются, ну и соответственно потом все идут к нему в штаб вопросы решать. А там и агентура наша под шумок идёт. Повод есть и лишних вопросов, зачем ходил в кумчасть, не будет, так как все идут. Тут Вася надо быть с головой. Кстати, тоже запомни, положняковая пайка для зэка – самое святое! Можешь его всего лишить, но пайку дать обязан! Не одна генеральская звезда с погон слетела из-за куска хлеба.

– В смысле? Как звезда может слететь из-за куска хлеба?

– А ты, Вася, подумай. Вот нас, сотрудников, каждый день в зоне человек тридцать, ну сорок, в среднем, а в зоне сидит почти две тысячи. Как думаешь, что им стоит нас самих в подвал посадить? Да ничего. В зону с вышек стрелять нельзя, осужденные про это хорошо знают, все двери на цепи перекроют и всё. Жратвы на трое суток с запасом. Пока маски-шоу приедут, от нас с тобой одни лоскутки останутся. Это, если их довести до белого каления.

– Какие маски-шоу?

– Спецназ, маски-шоу – это спецназ. Вася, зона – это маленькая страна. Толпой ещё нужно уметь управлять, иначе она тебя растопчет и не заметит. Баланс должен быть в зоне. Ты думаешь для чего у нас смотрящие в зоне есть? Ты можешь феню на пять с плюсом знать, но ты всё равно мент в их глазах.

– Петрович, но понятия ведь для всех одинаковы? Или нет?

– Одинаковы, да не одинаковы. Будете с блатным, как по копирке, в напряжённой ситуации какому-нибудь мужику из колхоза слово в слово говорить, а он всё равно послушает смотрящего. Себе подобным верят на уровне рефлексов, а наша с тобой задача направлять всех в нужное русло. У них такая же иерархия руководства как у нас, только по ту сторону забора. А вместе мы все делаем одно дело – сидим и охраняем. Не будет зэков – не будет нас! Понятия, как и закон, можно вертеть как хочешь. Самое главное насколько у тебя мозгов хватит, чтобы грамотно дёргать за верёвочки.

Уже захмелев, Васька мечтал о том, что обязательно будет майором и старшим опером. Мечты прервали, заскрипевшие ключи во входной двери кабинета оперчасти. Васька насторожился, так как все уехали домой.

– Всё нормально, наверно Валентинович из зоны вышел. – спокойно сказал Петрович.

В кабинет зашёл Валентинович, он же начальник оперативного отдела майор Зубов Валентин Валентинович. Он, как и Петрович, тоже давно работает в зоне и имеет большой авторитет.

– Что-о Петрович, молодого опера спаиваешь? – с укором спросил Зубов.

– Нет Валентинович, уму разуму учу, чтобы молодой кум в блудню не попал.

– Ну тогда ладно, смотрите мне! – строго сказал Зубов.

– Валентинович, рюмку будешь? – спросил Петров.

– Нет, я сегодня за рулём, у меня ещё дела, долго не сидите, завтра на работу.

Васька помалкивал, так как вмешиваться в разговор старших было не принято, ни по уставу, ни по понятиям.

ИК-12. Радуга

Андрей Шмаров неторопливо ел сало, нарезанное толстыми кусками, и пил чай с сахаром. Он ждал звонка от оперативного дежурного колонии. Андрей Андреевич Шмаров закончил Государственный университет физической культуры и спорта. Гуманитарных знаний не получил. Зачем они нужны, когда он в очередной раз защищает честь университета на борцовском ковре в кимоно. К сожалению, Андрей применения себе в спорте не нашёл.

Шмаров устроился работать участковым в милицию. Через три месяца службы в органах он был уволен за то, что разбил лицо честному гаишнику. Инспектор отказался от взятки и оштрафовал его дядю за вождение автомобиля в нетрезвом виде. Спустя полгода скитаний на отечественной семёрке в качестве таксиста, он подслушал разговор двух пьяных пассажиров. Они обсуждали мусорской беспредел, который творится в Радуге. Пассажиры были хозные ребята и по пьяни строили грандиозные планы, как там навернуть чёрный ход.

На следующий день Андрей поехал в ИК-12, где его с радостью взяли. Как оказалось, там дефицит кадров, требуемых для особой специфики именно этой колонии. К своему удивлению Андрей на «отлично» прошёл собеседование с руководством. После прохождения медкомиссии он незамедлительно был трудоустроен оперуполномоченным в оперативный отдел.

Зазвонил телефон, и Андрей быстро схватил трубку.

– Мясо приехало, воронок стоит у ворот. – сказал дежурный и Андрей улыбнулся.

Почему Радуга? Гадал Калуга, он же Алексей Викторович Калугин, судимый дважды за кражу алюминиевой тары с местных дач. Ра-ду-га, Ра-дуга, Раду-га? Может Агу-дар или рад-агу? Он понимал, что есть подвох, но какай именно, сообразить не мог. Калуга уже наслышан, что в Радуге очень жёсткий режим, но что ему боятся? Он не блатной, тем более не авторитет и не насильник – он простой мелкий воришка. В зоне уже отсидел две ходки по три года и работал на швейке. Шил робу и голицы, в общем, как и в любой зоне, только в этот раз дали шесть лет. Воронок резко затормозил, и Калуга ударился головой об решётку.

– Бляядь! – сказал Калуга в ответ решётке и догадался почему Радуга – это Удар ногой.

По лаю собак Калуга понял, что приехали. Это поняли все автозаке, все двадцать девять человек. Открылась дверь, и охранник опустил лестницу из будки автозака.

– Бегом, бегом, бегом по одному. Вещи взяли, бегом, кто последний выбежит из автозака тому пиздец! – заорали мусора.

Все ринулись быстрее вперёд. Столпотворения и давки не было, так как удары дубинками и пинки у мусоров были чётко отработаны. Непонятно кто из зэков выбежал последним, но досталось всем без исключения. Через минуту все осужденные стояли в три шеренги перед начальником спецотдела.

– Шапки снять, быстрее, быстрее. – заорал во всё горло безопасник. – Всем сесть на корточки, вещи перед собой. Руки за голову, за голову я сказал.

Зэков опять стали выравнивать дубинками и пинками по спине и заднице. Калуга сидел на корточках и думал о том, что надо потерпеть, что его, не били что ли в зоне. Так везде по приезду встречают, чтобы не расслаблялись. Две недели карантина, а потом работать куда-нибудь пойду. Жаль я маклевать не умею, цены бы мне не было.

– А где ещё один? – спросила начальник спецотдела капитан Холипова, полная женщина с небольшими усами, у старшего конвоя. – По разнарядке тридцать.

– Вскрылся сегодня ночью, ехать к вам не хотел. Не переживайте, следующим этапом привезём. – ответил старший конвоя.

– Что же вы так плохо их у себя обыскиваете? – с укором спросил Шмаров. – Может они все тут заряженные приехали?

– Обыскиваем хорошо – знаем куда везём. Андрей Андреевич, Вы же знаете, что вопрос не ко мне, моё дело возить, а не шмонать. Этот мудак вены на руках перегрыз зубами. Вот когда введут закон на изъятие зубов, тогда и будете претензии предъявлять. – резко ответил старший конвоя.

Шмаров повернулся к осужденным и начал говорить, заученную до зубов речь.

– Встать, вы прибыли в ИК-12. Всё делаем быстро, отвечаем быстро, вопросов не задаём. Все передвижения бегом, руки за спиной. Забудьте всё, что вы раньше знали о зонах. У нас показательная колония, здесь всё только по закону. Хотите вы этого или нет.

И тут как-обычно, в семье не без урода. Один осужденный в первой шеренге, конечно, самый дерзкий, решил отличиться.

– Гражданин начальник, разрешите спросить?

На что в ответ он получил, давно отработанный, удар кулаком от Шмарова. Сначала в солнечное сплетение, потом в висок и падая, ещё один удар по шее сверху. Зэк стал задыхаться и хрипеть, но до него уже никому не было дела.

– Я два раза не повторяю, – сказал Шмаров.

Дальше под крики бегом, быстрее, руки за спину и удары по спине и жопе дубинками, зэков погнали в изолятор. Ну и как здесь принято, кто последний, тот получит пиздюлей. Лежавшего на асфальте зэка, дневальные медсанчасти унесли на носилках в изолятор, вслед за прибывшим этапом. Режимники его проверили пинками и палками, убедились, что он не симулирует и отправили в МСЧ. Калуга потом видел его несколько раз в зоне – у него были сломаны ребра. Он стал заикаться, но по другой причине. Вслух про это никогда не говорят, но все по-разному реагируют на анекдот про СПИД.

Началась процедура приёмки и полный обыск всех вещей. Личную гражданскую одежду забрали на склад. Чай, сигареты, конфеты переломали, порезали и проверили металлоискателем. Режимники, убедившись, что нет запрещённых предметов, всё вернули обратно. Потом начались приседания, чтобы сотрудники знали, что в бардачке у зэков ничего нет. Спецотдел проверил судимости и статьи, адреса и телефоны родственников, всё сверил, согласно личных дел.

Калугин вместе с другими осужденными стоял в коридоре, держа стену вытянутыми вверх руками. Он смотрел в неё и старался не упасть. Ноги находились от стены примерно в одном метре и на таком же расстоянии они были раздвинуты между собой. Кося глазом на других осужденных, он видел, как бьют тех, кто стоял криво. Он старался быть вытянутым как струна, чтобы лишний раз не получить дубинкой по спине.

– Фамилия? – спросил Шмаров, взяв за правое ухо Калугина.

– Осужденный Калугин, гражданин начальник. – быстро ответил Калуга, стараясь не корчиться от боли.

– Лучёв, нарядчик. – крикнул Шмаров и стал надламывать хрящ уха.

– Я здесь Андрей Андреевич.

– Этого тоже на заметку, больно рожа у него хитрая.

– Так точно Андрей Андреевич. – быстро ответил нарядчик Лучёв и записал фамилию Калугина на отдельный листок.

На какую заметку, подумал Калуга, нормальная у меня рожа, такая же как у всех. Да хрен с ним, исполняет из себя здесь крутого, я и по круче видел, пуганый уже, третья ходка как никак. Калугин уже изрядно устал, так как вся эта приёмка сопровождается постоянными тычками и ударами для скорости. Иногда бьют просто так, когда сотрудники проходят мимо. На подзатыльники он уже не обращал внимания. Сейчас подстригусь, помоюсь, оденусь, вечером покормят и спать. Завтра новая жизнь начинается, успокаивал себя Калуга. В отличие от двух первых ходок, он поймал себя на мысли, что у него нет желания сбежать – значит уже привык.

Приёмка этапа шла полным ходом и осталось только помыть за собой пол. Калуга знал эту процедуру. Сотрудники давали тряпку, ведро и осужденный мыл за собой там, где покажут. Опера и режимники понимали, что ты не блатной и на этом всё заканчивалось. Калуга был мужик по жизни, а за собой убрать – это святое дело! Данный текст он давно знал и говорил всегда чётко, а когда начинал мыть пол, то интерес к нему у мусоров сразу пропадал. Они говорили «свободен» и звали следующего зэка. Беседы с опером, как в обычных зонах, не было. Это насторожило, так как это было очень странно. Во всех зонах этап в обязательном порядке проходит через кумчасть.

Калуга бежал в душ и думал, что почему-то робу выдадут после помывки? Обычно в душ или баню ты идёшь уже со своей робой, а тут дали только полотенце. Перед душем стоял режимник и очереди туда не было. Странно, опять подумал Калуга, как-то всё у них тут не по-человечески. Режимник сказал стоять лицом к стене бабочкой и ждать. Калуга ждал около десяти минут, но шума воды в душе не слышно. Наверно я уже туплю, подумал Калуга. После команды режимника, он зашёл в душ и увидел десять леек, а там никого нет. Да что ты будешь делать, что за зона такая непонятная, он вроде был в середине очереди. Калуга помылся и вытерся полотенцем, которым обмотался для приличия.

Режимник указал на следующую дверь и велел заходить. Калуга постучался в дверь, спросил разрешения и услышав в ответ одобрение, зашёл. В помещении было темно, а в лицо ему светил круглый прожектор. Шутники, подумал Калуга и начал доклад.

– Гражданин начальник, осужденный…

От удара по голове пожарным рукавом, набитым песком и зашитым с двух сторон, Калуга потерял сознание.

– Пожарный рукав – надёжное средство! Следов нет, а результат всегда стопроцентный! – с гордостью сказал Шмаров Калугину, который этого уже не слышал.

Очнулся Калуга от лёгких похлопываний и поглаживаний по лицу. Открыв глаза, он увидел перед собой стоячий заросший член, которым водят по его лицу и губам. Калуга рванулся назад, потом вправо и влево, но не смог и сдвинутся с места. Он был привязан к столу широкими ремнями и лежал животом на столешнице. Ногами стоял на полу, которые были привязаны к ножкам стола, а руки связаны под столешницей.

– Суки! Вы что творите? Это беспредел! – заорал Калуга, но в ответ была тишина.

Он попытался перевернуть стол, рвал и метал, но бесполезно. Стол намертво прикручен к полу. Никогда Калуга не чувствовал себя таким беспомощным. В эти секунды жизнь пронеслась перед глазами. Ярость сопровождалась с мольбой прекратить всё это. Он думал о прошлом и будущем, своих подельниках и друзей. Клички знакомых мелькали в голове. Он знал, что никогда не совершал сучьих дел, чтобы с ним так поступили.

– За что? За что? За что? – одновременно рычал и стонал Калуга.

Потом он начал смеяться и плакать. У него мелькнула мысль, что это сон и надо быстрее проснуться. Вылитое ведро ледяной воды вернуло Калугина в реальность. Наступила тишина.

– Успокоился? – спросил Шмаров Калугина. – Я хочу, чтобы ты хорошо вёл себя в зоне и ходил по струнке. Говорил тогда, когда разрешат, ел, спал, срал и работал, когда скажут. Стучал мне и всех сдавал. Пока ты отдыхал, мы провели фотосессию, где у тебя хуй во рту. Вот посмотри. Будешь вякать, станешь знаменитым хуесосом. Ты всё понял?

Калуга открыл глаза и увидел в фотокамере фотографию, где ему тычут членом в рот. Злоба распирала его изнутри во все стороны, но он ничего не мог сделать. Подняв голову, Калуга увидел перед собой ещё двух сотрудников. По сторонам стояли четыре здоровых зэка в тряпочных чёрных масках с прорезями для глаз. Он понял это по хозным партакам на их руках и перстнях на пальцах.

– Я вас уроды на куски порежу. – зарычал Калуга. – Пидорасы, вы у меня кровью захлебнётесь, живьём закопаю, суки. А тебя мусор, лично обоссу и выебу. – добавил он, глядя в упор на Шмарова.

– Рот ему заткните. – распорядился Шмаров. – Он видно ничего не понял.

Зэки засунули кляп в рот Калуге, сделанный из его же полотенца. Потом обмотали вокруг головы канцелярский скотч.

– А вот это уже оскорбление. – продолжил Шмаров. – За это ты ответишь, пидор. Хочешь расскажу анекдот про СПИД? Не хочешь? Ну слушай. Приходит пациент к врачу и спрашивает, какие первые признаки СПИДа? А врач ему отвечает, что это резкая боль в жопе и жаркое дыхание в спину! Ха-ха-ха. – рассмеялся Шмаров и резко крикнул. – Отъебать!

Двое зэков стали держать Калугина и раздвигать ягодицы, а третий начал его насиловать. Калуга потерял сознание и не знал, что фотосессия продолжилась.

В изоляторе зазвонил телефон. Младший инспектор взял трубку, ответил и быстро побежал к Шмарову.

– Андрей Андреевич, Вас Александр Александрович вызывает к себе, срочно!

Андрей не стал ждать, когда закончат работу с Калугиным и быстро пошёл в штаб.

– Разрешите войти товарищ майор? – отрапортовал Шмаров.

– Заходи. – ответил майор Коляпин Александр Александрович, он же начальник оперативного отдела колонии. – Андрей, я не понял, ты служить вообще хочешь или нет?

– Хочу, Александр Александрович. – в недоумении ответил Шмаров.

– А мне показалось, что тебе уже надоело служить. Тебе скоро старлей подходит, у нас на тебя в будущем большие планы. Ты что, берега попутал я смотрю последнее время?

– Да хочу я служить, что случилось?

– Случилось то, что сейчас мне позвонил начальник колонии Подробинов и я имел бледный вид. Он сказал, что, сидя в своём кабинете, перестал слышать, как мы принимаем этап. Это, что за блядь телячьи нежности вы тут мне устроили? Что блядь за детский сад? Уси-пуси, уси-пуси, милые наши зэки, охуели совсем что ли? – начал орать Коляпин на весь штаб.

– Товарищ майор, наведём порядок.

– Значит так. – спокойным голосом продолжил Коляпин. – ШИЗО, СУС, ПКТ забить полностью. Пусть это говно хоть на потолке спит. Навести порядок в зоне, маршировать должны как на параде, понял? Свиданки, письма, звонки урезать. И да, а что так хуёво песни стали петь? В общем ты меня понял. Срок две недели. Свободен.

Андрей Шмаров даже был рад этому разговору. Теперь он может делать всё, что хочет, лишь бы фантазии хватило.

ИК-50. Бухгалтер

Бобышкин Алексей Адамович закончил Государственный университет. Бухучет, анализ и аудит он знал на «отлично», но все, предложенные ему варианты трудоустройства бухгалтером, для него были либо скучны, либо малооплачиваемые. Он не видел себя в роли клерка в галстуке и белой рубашке, как хотела его мама. Работа в офисе была не для него.

Время шло и приближался очередной призыв в армию. Бобышкин служить не хотел, как и не хотел прилюдно ссаться или лежать в дурке. Вариантов было немного, самые подходящие – милиция или колония. Стать пожарным он сразу наотрез отказался, так как там можно сгореть на работе. В милиции надо было как волк рыскать по городу и ловить тех, половину которых всё равно отпустят. Лёша не хотел делать бесполезную работу. Он подумал и решил устроиться в УИС. В колонии преступники уже все на месте, бегать никуда не надо. Да и год там считают, как полтора.

Мама оценила выбор сына и свои гены. Действительно, полтора года за один, больше, чем год за год, мало ли, вдруг пригодиться. Воспользовавшись обширными связями родственников, Лёша через месяц был трудоустроен оперативным работником в ИК-50, он же Полтинник. Имея высшее образование, он сразу получил звание лейтенант. Оставалось дождаться двадцати семи лет и заняться каким-нибудь любимым и прибыльным делом.