Проект «Валькирия»

Глава 1

2022 год по времени Метрополии, 7 июня. Земля-1. Космопорт «Кисимайо»

Весьма милая одухотворённая особа осторожно перебирала струны новенькой поликарбоновой гитары – отцовского подарка к своему восемнадцатилетию:

«Утверждают астрономы и мечтатели,

Что на Марсе будут яблони цвести!»

Негромкий голосок хорошо сочетался с овалом лица, напоминавшим шедевр эпохи Возрождения. А серо-голубые глаза внимательно смотрели на правильные и такие обаятельные черты улыбающегося мужчины в скафандре.

«Интересно, а у нас такие есть?»

Висевшая в простенке любимая голограмма изображала первого космонавта Земли-7. Кстати, песню сочинили там же, в мире Юрия Алексеевича. Оригинальные слова, правда, звучали: «Утверждают космонавты и мечтатели…» Но Полина хотела стать астрономом, точнее – астробиологом, в связи с чем решила, что лично для неё так будет правильнее.

Загорелое девичье лицо темнело в ореоле светло-жёлтых, длинных, почти добела выгоревших прямых волос. Чуть ломаные брови, аккуратный носик над полноватыми улыбчивыми губами, и ощущение радости, которое она физически излучала, как правило, сразу всех очаровывали. Но сейчас Полина с болью в сердце провожала ушедшее детство.

Родители с юных лет привили ей интерес к космосу. Мама рассказывала о звёздах, планетах и галактиках, а папа привозил из поездок по мирам Метрополии цветные атласы с туманностями и красочными голографическими иллюстрациями небесных тел. А в четырнадцать он подарил Полине вот эту цветную «галку» Юрия Гагарина, улыбка которого буквально перевернула ей душу. С тех пор набралась уже целая коллекция галопортретов, изготовленных на базе фотографий людей, первыми вышедшими в космос в человеческих руслах. Но эта так и осталась особой, став уже талисманом.

Впрочем, не только небесные странствия волновали девушку. Она вообще любила путешествовать. Особенно, вместе с родителями, по родному краю. В детстве, вместе с многочисленными друзьями, чета Холмских часто ходила по благоустроенным маршрутам в одно-двухдневные лыжные походы. А летом устраивали даже недельные туристические сплавы. Вот уж где было море романтики! Ночевали в палатках, грелись у костра, на котором получалась самая вкусная в мире похлёбка, сплавлялись на байдарках и катамаранах по реке Бердь. Как ярко сияли по вечерам звёзды, каким призывным был их манящий свет! Ведь в городе у Полины почти не получалось смотреть на далёкие светила. Их там особо не увидишь: вместо ночного неба – яркое зарево Новосибирск-сити, а вместо луны – иллюминация оживлённой площадки общественного роботакси напротив.

Однажды в походе засиделись дольше обычного. Пели у огня под гитару, рассказывали истории. Мама вспомнила случай из студенчества, когда училась в Ленинграде на матмехе1. На первом курсе они проходили практику по астрометрии и небесной механике, и ей с подружками поручили вычислить точный момент прохождения светила через меридиан – его кульминацию. Лучше всего это делать с некоторой возвышенности, чтобы не мешались деревья и окрестные дома. Поэтому декан факультета договорился с руководством Исаакиевского собора, и будущим светилам науки с переносным пассажным инструментом разрешили подняться на его верхний ярус для проведения измерений.

Дело происходило зимой. Серпик молодой луны скрывался за горизонтом. Стояла звёздная морозная ночь. Поэтому комендант общежития выдал девушкам казённые валенки. Но одна пара оказалась сорок первого размера. Целый корабль, для их-то ножек! И хотя валенки не галоши, но и они имеют подлое обыкновение слетать со стопы в самый неподходящий момент. А вчерашним школьницам так понравилось бодрствовать ночью на верхней галерее собора, что, закончив наблюдения, они и не подумали спуститься. Расшалились, начали бросать импровизированные снежки из наледи и бегать наперегонки по ярусу. В какой-то момент у девушки, которой досталась «гигантская» обувь, валенок соскочил и перемахнул через барьер.

Ойкнули, подхватили пассажный инструмент и дружно понеслись вниз. Не бегать же Галке босиком, пусть даже на одну ногу! К тому же обувь нужно вернуть. А внизу столкнулись с молоденьким милиционером, что обходил территорию. Идёт он, значит, вокруг Исаакия. Ночь, красота. Ледок похрустывает, где-то девчата смеются. И вдруг прямо по голове бьёт валенок! Хорошо, что не кирпич. Больно, обидно. А вещдок-то, между прочим, внутри ещё тёплый!

Неизвестно, что думал патрульный, но видок у него был… Зато, разобравшись, Юра проводил студенток до общежития и даже дотащил тяжёлый инструментарий. А с Галиной они вскоре поженились. Так с тех пор их и зовут – «Валенком венчанные»!

Все отсмеялись, рассказали ещё пару баек и начали расходиться. Ушли в палатку и мать с отцом. А пятнадцатилетняя Полина осталась у почти прогоревшего костра – очень уж ей было хорошо. Ночевала группа на ровном отроге в Бердских скалах. Окрестности как на ладони, над головой шатёр неба с разноцветными звёздами, сияющими хрустальными подвесками. Вот самые яркие из летнего треугольника: голубоватая Вега, Денеб и Альтаир… Вдруг у девушки перехватило дыхание. Показалось, что звезда пронзила ей самое сердце своими лучами. Тонкая романтическая натура, настроенная на восприятие всего загадочного и таинственного, Полина аж задрожала от радостного возбуждения. Ей ясно послышался Зов. Да, именно так: с большой буквы. К ней обратилась сама космическая даль, где солнца взрываются от переизбытка огня, а сбрасываемые вуали образуют причудливые туманности. И в этой разноцветной облачности на месте погибших светил скрываются их агрессивные останки, настоящие порождения ночных кошмаров – нейтронные звёзды и чёрные дыры…

Но в тот момент Полину не волновали мудрёные названия. То, что она чувствовала, нельзя было выразить словами. А если бы её спросили, не смогла объяснить. Но с этого мгновения девушка точно знала: отныне вся её жизнь будет посвящена служению. Кому и чему? И это трудно было выразить. Но всё существо звенело и пело в унисон неслышной мелодии вселенной: она – не здешняя, она принадлежит космосу, там её родной дом!

Теперь следовало лишь принять решение, куда пойти учиться. Без образования не обойдёшься, это Полина понимала. Только вот почему-то не существует факультета загадочного звёздного света, отделения таинственного полуночного свечения и пособий о том, как ходить босиком по лунной дорожке. Слишком прозаичными выглядят направления научных кафедр в институтах и университетах, слишком много сухих формул надо заучить, чтобы сдать экзамены на право называться астрономом.

Поэтому она не спешила. Но быть ближе к космосу, к настоящим звездолётам хотелось! В тот год, когда окончила школу, отца перевели на работу в космопорт «Кисимайо», в экваториальной Африке. И она упросила взять её с собой. Мать была против: в Сомали слишком жарко, девочке надо готовиться к поступлению, и вообще – это слишком далеко! Но потом ей самой предложили интересную работу в Чили в высокогорной обсерватории и под напором обстоятельств она уступила. Так Полина вступила во взрослую жизнь и сразу окунулась в суматоху насыщенных будней одного из главных космопортов планеты.

* * *

Старенький отцовский кондиционер здорово помогал, ведь дневная жара в экваториальном Сомали почти адская. Не спасает даже близость океана. Зато раннее утро и вечер тут просто сказочны. Неудивительно, что Полине, с её неугомонной страстью к путешествиям и смене обстановки, в Африке понравилось всё. И пекло космопорта, и хлопотное, но очень весёлое место буфетчицы технического зала, и расстилающаяся панорама за стеклянной стеной. А больше всего – редкие вечерние полёты на пляж. Иногда папа брал на службе технический антиграв и отвозил на коралловый песок, к изумительной молочной лазури Индийского океана. После серых технопейзажей родного Новосибирска это воспринималось сном наяву.

Вот и сегодня после смены решили окунуться в небесно-голубые волны, полежать на бело-золотистом пляже, побродить по зыбкой границе между мягким песком и кружевной вязью набегающих волн. Может, удастся набрести на очередную морскую звезду, выброшенную из океанских глубин. У неё уже их много: красные, сиреневые, жёлтые; в крапинку, в полоску и в звёздочку. Не хватает только серо-буро-малиновой в горошек, как шутил отец.

Морские звёзды, небесные… Как прихотливо переплетаются нити судеб, какие глубокие смыслы таятся в совершенно, казалось бы, разных вещах!

– Ты сама как звёздочка! – говорил отец. – Такая же живая и блестящая. И имя твоё происходит от златокудрого и лучезарного бога Аполлона!

Почему её назвали Полиной? Этим вопросом она задавалась, будучи совсем маленькой. Поля, Полюшка – так ласково звали родители. И только учителя, вызывая к доске, произносили формальное: «Холмская». В пятом классе мама принесла книжку писательницы Элеанор Портер под названием «Поллианна». Тут-то и раскрылся секрет имени. Оказывается, в детстве она любила этот роман и хотела назвать дочь Поллианной. Но папа возразил, что так получится слишком длинно. И вообще, зачем нам что-то иноземное? Сошлись на компромиссе.

Полина прочла книгу в один присест. Ей тоже очень понравилась маленькая неунывающая героиня, которая во всех обстоятельствах умела найти повод для радости. Этой игре научил Поллианну её отец. А началось с того, что в церковных пожертвованиях девочке прислали не куклу, как она просила, а пару детских костылей. «Как этому можно радоваться?» – спрашивали непосвящённые. Но Поллианна отвечала: «Просто надо радоваться тому, что они тебе не нужны! И так во всём: чем труднее становится, тем веселее, когда наконец догадаешься! Только иногда нелегко бывает сообразить, чему нужно радоваться». Понемногу Поллианна заразила этой игрой всех знакомых. Даже самые хмурые и неприветливые встречали девочку с улыбкой, потому что и их она обезоруживала своей непосредственной искренностью.

Полина решила последовать примеру полюбившейся героини. Отныне, какая бы неприятность ни случалась, она тоже стремилась как можно быстрее найти то, чему можно порадоваться в этой ситуации.

Сегодня судьба послала очередное испытание: мечтам окунуться в океан не суждено было сбыться. Встречали рейс с Плутона, которым прибыла смена рабочих, строящих форпост на краю Солнечной системы. Первопроходцы, конечно, сразу потянулись в буфет – за полгода всем надоели космические пайки, да и пообщаться хотелось, завести новые знакомства. Полину, из-за наплыва посетителей, попросили поработать сверхурочно. И она согласилась, хоть и расстроилась в первый момент. Но тут же, сама себе сделав выговор, начала определяться с поводом для радости.

Кто ищет, тот всегда найдёт! Простая мудрость подтвердилась спустя четверть часа. В просторный зал буфета для техперсонала уверенным, немного картинным шагом вошёл светловолосый парень в форме космопилота и сразу направился к стойке бара, за которой Полина протирала блестящие чистотой фирменные фужеры.

– Добрый вечер, девушка! Двойной марсианский коктейль, пожалуйста. И добавьте щепотку чёрного кайенского перца.

Полина взглянула на вновь прибывшего и вспыхнула. Как две капли воды он походил на её героя: пронзительные зелёные глаза, те же широкие скулы, правильно очерченное лицо, полноватые губы, мужественные крылья носа, спокойные уверенные глаза… Вот только улыбки не хватало, которая озарила бы эти черты внутренним светом знающего себе цену человека.

Девушка быстро сделала коктейль и поставила перед ним высокий узкий фужер «Кисимайо». Но с перцем, кажется, переборщила: пилот, не отходя от стойки, пригубил и слегка поморщился. Однако ничего не сказал. Взял напиток и направился в дальний угол, подальше от весёлой компании трудяг с Плутона.

Так Полина впервые увидела человека, которому суждено было изменить всю её судьбу. Тогда она ещё не знала, кто он и как его зовут. Хотя обычно, с северной непосредственностью легко знакомилась и сходилась с людьми. Тем более здоровая красота сибирячки неизменно привлекала мужчин. Но только не сейчас. Внезапно нахлынувшая робость помешала самой подойти и спросить: «Как ваши дела?» А потом с улыбкой добавить: «Мы здесь все – одна дружная семья! Рады видеть вас в нашем коллективе. Завтра в этом зале состоится игровой турнир, на который я вас с удовольствием приглашаю!»

В глазах белокурого жилистого незнакомца застыла такая скорбь, что Полина постеснялась тревожить его приглашением. Но в душе пообещала: она найдёт способ посвятить его в свою игру и во что бы то ни стало добьётся, чтобы этот странный человек научился радоваться. Ведь его улыбка будет очень похожа на ту, что встречает каждый вечер после работы. Широкое обаятельное приветствие любимого космонавта, чей образ вдохновляет даже в самые трудные моменты.

«Бороться и искать, найти и не сдаваться!» – эти слова соответствовали всему облику Юрия Алексеевича, отражали смысл его жизни. Строки были вырезаны там же, на Земле-7, на деревянном кресте, водружённом в 1913 году в Антарктиде в память полярного исследователя Роберта Скотта, достигшего Южного полюса и погибшего на обратном пути. Это девиз всех искателей, первопроходцев, беспокойных сердец, к которым Полина, несомненно, причисляла себя. Со всей решимостью романтического максимализма.

* * *

1942 год, 30 мая. Небо над Кольским заливом

Борис почувствовал тупой удар вбок-сзади. Это могло быть только попадание. Тем более с каждым мигом там нарастало жжение, а пальцы, сжимавшие ручку, начали терять чувствительность. Впереди, кабельтовых в тридцати, нещадно дымя трубами, шёл стреляющий миноносец. Корабли союзников прикрывает Северный флот. Нужно дотянуть до моряков… Они… помогут…

Всю ночь двадцатишестилетний гвардии подполковник Борис Сафонов почти не спал. Лишь опускал голову на скрещённые руки и ненадолго забывался прямо на столешнице, у телефона. Ждал сигнала о вхождении англо-американского конвоя PQ-16 в зону досягаемости истребителей его 2-го гвардейского Краснознамённого смешанного авиаполка. Трое асов, отобранные для первого, самого дальнего вылета на прикрытие долгожданных транспортов, также пытались спать на стульях и лавках тесного командного пункта. Он то и дело вскидывался на зуммер. Уставшие серо-голубые глаза мгновенно оживали, а широкоплечее кряжистое тело сжималось пружиной. Но пока это были лишь повседневные хлопоты большого «хозяйства». Борис отдавал необходимые распоряжения, оглядывался на «соколов» и вновь опускал волевое, по-мужицки красивое лицо на свои предплечья.

Наконец пришёл сигнал. Вылетели четвёркой ещё в сумерках, по самое «не балуй» загрузив топливом ленд-лизовские Кертис Р-40Е «Киттихоук». Все лётчики лишь один или два раза поднимали в воздух эти американские новинки, но на то они и были советскими асами! Для которых нет невыполнимых задач. Правда, ведомый, он же заместитель командира полка, подкачал. Уже над морем его мотор задымил, и гвардии майор Кухаренко повернул назад. Дальше летели тройкой: Борис, гвардии старший лейтенант Покровский и его ведомый – гвардии капитан Орлов.

Сафонов знал, что уже несколько дней немцы жестоко били несчастный конвой «стаями» подлодок, бомбардировщиками и торпедоносцами Люфтваффе. А ведь союзники везут так необходимые сейчас СССР танки, самолёты, боеприпасы, топливо! Груз каждого спасённого корабля существенно приблизит нашу победу.

Как и ожидалось, сначала увидели дымы над морем. Это из труб кораблей. Горящие транспорты и разлившийся с них мазут коптят по-другому. Уже хорошо! Плотная облачность висела метрах в восьмистах над студёным Баренцевым морем, смешиваясь с поднимавшейся с воды гарью. Над чётко видимыми судами, шедшими в Мурманск по фарватеру Кильдинского плёса, «расцвели» дымные шапки разрывов зенитных снарядов. По кому лупят? А, вот! Из туч пикируют несколько двухмоторных бомбардировщиков. Немцы! Борис дал обороты своему «американцу» и рванул на перехват. Сзади то же сделала и вторая пара.

Он не стал мудрить и в своей обычной манере, исключавшей движение по прямой, зашел слева-сзади в голову цепочки вражеских самолётов. Ага! «Юнкерсы-88». У этих универсалов хорошее бронирование кабины и фюзеляжа. Лучше бить по моторам. Выцелил второго, дал очередь наискось из всех шести 12,7-мм пулемётов. На огонь стрелков бомбардировщиков привычно не обращал внимания. Он всегда чувствовал «конусы смерти» и руки сами выводили истребитель из их зон действия. «Браунинги», конечно, не чета советским «Березиным». Но из шести стволов получается нормально! От «Юнкерса» полетели ошмётки.

– Одного сбил! – передал в эфир. А сам на форсаже уже догонял головного. Короткая очередь. Задрался вверх ствол пулемёта стрелка. Вторая, подлиннее… От бомбёра повалил чёрный дым, он резко клюнул носом.

– Двух рубанул!

Жаль ребят своих не слышит – у тех радиостанции на другой волне. А по своей он мог связаться только с аэродромом вылета, Ваенга-первая. Ну, возможно, и с кем-то на кораблях. Только это, если что, мало поможет – конвой идёт в режиме строгого радиомолчания. Ёлки! Ну, не умеем мы ещё толком всеми возможностями радио пользоваться! В отличие от гадов-немцев…

Впереди Борис заметил ещё один Ju-88. Что-то далековато от основной группы. Форсаж!!! (Хотя двигатель «американца» такого режима перегрузки не любит. Но как они воевать-то без него собираются?!) Давай, родной, тяни уже! Драпающий бомбардировщик медленно приближался. Вот только из всех щелей тяжёлой бульдожьей морды его Р-40Е уже валила тонкая чёрная гарь. Да держись ты, «чудо безмоторной авиации»! Похоже, хвалёные серебряные подшипники сдыхали от работы на грубом советском масле с добавлением аэродромного песка и пыли (воздушных фильтров на ленд-лизовские моторы американцы не ставили).

Огрызавшийся «Юнкерс» крутился над морем. Шалишь! Высота не та. Вдруг в затылок повеяло смертью. Сзади ещё один!

– Прикройте с хвоста!

(Хотя, кому это он?) Вот уже и приемлемая дальность. Загремели крыльевые «Браунинги». Трассы накрыли немца… Но тут практически незаметный до этого винт начал резко замедляться. Вот уже чётко видно затухающее вращение лопастей. Остановка двигателя! В кабине сразу стало непривычно тихо. В этот миг он ощутил сотрясение самолёта и почти сразу удар в спину.

– Подбил третьего… Мотор… «Ракета»!

Последнее кодовое слово означало, что идёт на вынужденную посадку. Приводнившийся истребитель худо-бедно держится на поверхности от двух до семи минут. Хватит, чтобы покинуть его с надувной резиновой лодкой и НЗ. Так в студёных волнах Ледовитого океана можно прожить чуть дольше…

Но – не судьба! Отлетался, Борька. Ослабшая рука перестала сжимать ручку, и «Киттихоук» свалился на крыло. Близкая водная гладь рывком скакнула к кабине.

* * *

Тьма была недолгой. Первое, что Сафонов осознал, было тепло. Умер, что ли? Баренцево море всегда холодное. Да и сухо ему… Может, в кабине тонет? Открыл глаза. Абсолютный мрак. Что-то негромко щёлкает. Но вот с боков появился свет. Сразу стало видно, что над ним приподнимается крышка… Гроба?! Да нет. Кто бы его хоронил посреди Кильдинского плёса, в сотне километров от берега.

Да и мягкая она. Как причудливо изогнутая спинка дивана. Вот уже «крышка» расползлась (?!) в разные стороны, и он понял, что лежит посреди какого-то светлого помещения. Госпиталь? Над ним озабоченно склонились двое зрелых мужчин, на вид лет тридцати пяти, в непривычной «обтекаемой» форме. То, что это именно военное обмундирование, Борис понял сразу. Одинаковое, бело-голубое, с отложным воротом, накладными карманами и полосой однобортного стыка. Какого-то неправильного, словно нарисованного (?). Совсем без пуговиц или крючков. Пояса перетянуты коричневыми ремнями с чем-то вроде кобур на правом боку, ближе к ягодице. На левом обшлаге и груди у обоих знаки различия в виде больших золотистых «галочек» углом вниз. У одного одна, у второго две. В армии республиканской Испании что-то подобное было. Аналог треугольников РККА.

– Борис Феоктистович? – голос двухгалочного (которого Борис тут же, на испанский манер, окрестил «Sargento» – сержант), дрогнул от волнения.

– Да. Где я? – обнажённый Сафонов находился в какой-то мягкой кровати, образовывавшей вокруг тела плотный кокон. Одношевронный «Cabo» (капрал), словно прочтя мысли, накрыл его простынёй, оставив снаружи голову.

– Можете считать это медсанчастью! – теперь уже радостно и как-то очень уж приветливо улыбнулся «Саргенто». Среднего роста, чуть ниже Бориса. Но очень жилистый. Наверняка сильный. Близко посаженные светло-серые глаза. Цепкие, внимательные. Как у лётчика-истребителя. Короткие тёмно-русые волосы аккуратно подстрижены. Через всё узкое хищное лицо наискось тонкий неровный шрам. Лишь непонятное дружелюбие смягчало прямо-таки излучаемое им чувство опасности. «Кабо» тоже, кстати, не выглядел добрым самаритянином. Тех же лет. Лицо слегка треугольное, сужающееся книзу. Словно бы утомлённое. И мудрые карие глаза. Вот его сразу хотелось назвать не то «профессором», не то «товарищем военврачом».

– Ребята, дайте мне ещё пару минут! – раздался откуда-то из глубины кабинета, сплошь заставленного громадным непонятным оборудованием, довольно приятный женский голос. – Нужно закончить обследование!

– Борис Феоктистович, полежите немного без движения! – вежливо попросил дружелюбный со шрамом. – Потом попробуем всё объяснить.

Полежать не трудно. Тем более кровать чудо как хороша! Он проанализировал ощущения. Ни усталости, ни недосыпа. А главное – справа-сзади ничего не болит! Что уже само по себе радует. Даже есть не хочется.

– Всё, готово! – в поле зрения показалась миловидная темноволосая женщина, на вид лет двадцати двух – двадцати пяти, с блестящей, неестественно белой бумагой в руках. Тоже в военной форме: тёмно-синей, с чёрными петлицами, отстроченными серебром, и одинокой серебряной же «шпалой». Вот только лица у всех медиков какие-то… Далеко не рабоче-крестьянские. Да и почтения у слишком уж зрелых сержантов перед «капитаншей» что-то маловато. Скорее, как равную воспринимают.

Сафонов решил на всякий случай включить тумблер «Д». Так у них в полку говорили о тех, кто начинал валять дурака. Обещали «объяснить»? Пожалуйста! Сам он старательно молчал, незаметно ощупывая странное лежбище, в котором оказался. Вдруг придётся срочно выскакивать и драться. Не то чтобы ждал какого-то подвоха, но неправильность ситуации напрягала.

– Вы у своих, Борис Феоктистович! – словно прочёл его мысли дружелюбный. – Мы попытались спасти вас в 1942-м. Пока не знаем, насколько получилось. Сейчас здесь 1990 год. Мы находимся в Союзе Советских Коммунистических Республик. Но это не наш мир, а параллельный. Так что…

Саргенто смущённо развёл руками.

– Мы… победили? – голос у Бориса неожиданно охрип. Тут уже оба бело-голубых непроизвольно, но искренне разулыбались. Теперь ответил Кабо:

– Да! 9 мая 1945 года. Безоговорочной капитуляцией фашистской Германии!

«Что? Ещё ТРИ года такой войны?!»

Похоже, и эту мысль «военврач» уловил:

– Враг очень силён. Впрочем, тебе ли объяснять… Но – добили! Прямо в его логове. И пол-Европы освободили!

Кабо словно вбивал словами невидимые гвозди. Похоже, не заметив, что перешёл с Борисом на «ты». Саргенто успокаивающе положил руку ему на плечо:

– Остынь, Коль. Сейчас с медициной закончим, и всё Феоктистычу расскажем.

«Капитанша» протянула свою чудо-бумагу:

– Если вкратце, то по параметрам всё получилось. ИТ соответствует, психоматрица перемещена успешно. Это – полноценный Борис Феоктистович Сафонов. В наиболее оптимальной физической форме. Примите мои поздравления. Вот только… Он – же характерный «воин света»! Тёмного в спектре почти нет.

– Ну, и засунь его себе… В контейнер! Никол, давай! – весело откликнулся Саргенто. С каждой секундой он всё более нравился Сафонову. Было в нём что-то от обожаемого бывшего комбрига, легендарного Якова Смушкевича.

Кабо открыл панель ближайшего здоровенного прибора, оказавшегося тонкостенным металлическим шкафом, и извлёк «плечики» с привычной тёмной формой подполковника ВВС флота. В глаза сразу бросились две Золотые Звезды над его наградами: орденом Ленина, тремя Красными Знамёнами и английским «Ди-Эф-Си» («Крестом за выдающиеся лётные заслуги»). А справа – вообще что-то непонятное. Вроде отзеркаленного Знамени, но с надписью «Гвардия».

– Я всего лишь Герой Советского Союза! – нахмурился Борис.

Оба бело-голубых тотчас замерли по стойке «смирно». А вслед за ними вытянулась и «капитанша». «Саргенто» с совершенно серьёзным лицом, даже с какими-то левитановскими нотками в мощном командном голосе, продекламировал:

– Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 июня 1942 года «за образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками» гвардии подполковник Сафонов Борис Феоктистович награждён второй медалью «Золотая Звезда». Посмертно.