Я не знаю, что с большой буквы, а что с маленькой, но когда поешь, это неважно. Однажды, мы с Ленкой ехали по нашему главному Ленинскому проспекту на велосипедах, она впереди, а я сзади. И увидели мою маму, она стояла с другой стороны проспекта, молча, и почему-то держалась рукой за электрический столб. Лицо у нее было белое, как милиционер на празднике. Я ей помахала, но она не ответила. Оказалось, ей стало плохо с сердцем, когда она увидела, как я – шестилетний ребенок еду среди машин на велосипеде. И еще я придумала загадку, когда смотрела телевизор про Америку: Какая разница между электрическим стулом и электрическим столбом?.. Если вы не догадались, вот правильный ответ: со столба можно упасть и больно удариться, а на стул можно удобно сесть и сидеть.
Семейные фотографииТеперь еще о себе, чтобы вы меня лучше поняли. Я люблю рассматривать старые черно-белые фотографии, выцветшие, выгоревшие, пожелтевшие, часто с оторванными краями и сложенные вдвое, со следами сгибов. И с надписью чернильной ручкой на обороте вверху, обязательно наискось. Потом на надпись полагалось дуть, чтобы чернила быстрее высохли. Я, когда узнала, удивилась. Между прочим, некоторые из таких фотографий похожи на черно-белые репродукции картин, иногда, буквально, нельзя отличить. Недавно я рассматривала одну такую красавицу. Я уже знаю, чем кончилась ее жизнь, знаю, что она пережила мужа. Я читала ее рассказ об их первых свиданиях. Она еще была студенткой, а он молодым хирургом. Однажды она пришла к нему на ночное дежурство, но тут в отделение неожиданно приехал профессор, ей пришлось спрятаться в одежный шкаф и сидеть там, пока снаружи шла профессорская кутерьма. Ничего себе были порядки. Потом я читала историю ее военной жизни с тем же хирургом, теперь уже законным мужем. Он был начальником полевого госпиталя, она – врачом, оперировала вместе с ним. В начале войны они отступали, встали на ночлег в какой-то деревне, отправили раненых единственной машиной, но тут в избу заскочил деревенский мальчишка – в деревне немцы, идут сюда. И они бежали, весь госпиталь бежал, ночью, полуодетые, в чем попало, босые. Хорошо, что они успели отправить раненых. Это чудо – так она пишет. А потом муж едва не попал под полевой суд, он раздал литр спирта шоферам проезжавших машин, чтобы забрали раненых, а его обвинили в хищении. Такая была жизнь, и еще много чего. Но все закончилось хорошо. И после войны они жили долго и счастливо, я видела их фото с курорта Кисловодск, пятьдесят третий год. Название Кисловодск написано сбоку в углу, белыми буквами, так тогда было обязательно. Курорт – это нечто особенное, полагалось сохранить о нем долгую память. Конечно, фотография, где много хорошо одетых людей – сидящих, стоящих с улыбками на лице – это интересно тем, кто на них заснят, но для рассматривания со стороны – ничего особенного. Женщинам, вообще, лучше фотографироваться отдельно, по крайней мере, я сейчас так считаю. Без мужа – женщина загадка, не помню, кто это сказал, но я согласна, а с мужем – просто семейный снимок. Потом муж умер, а без него она потеряла интерес к жизни, хоть была семья сына, к ней там замечательно относились. Но жизнь ей стала безразлична. Умерла она во сне. Представляете, именно во сне, что-то в этом последнем сновидении было особенное, и она не захотела просыпаться. Или, как говорят, ангел спустился и забрал ее к себе. Мне тоже много разного снится, но из своих снов я всегда возвращаюсь. Или меня будят, потому что пора вставать и идти в школу.
И вот я смотрю на ее фотографии, на одной она еще девица, стоит вполоборота, глядит через плечо, явно хочет понравиться, запомниться, молодые всегда все знают, хотя потом выходит наоборот. На другой – она уже молодая мать. Стоит под какой-то стеной, на улице или даже во дворе, потому что стена – белая, и, видно, она готовилась к снимку. Сохранила пристрастие к цветастым платьям, которые любят художники, чтобы создать живописный эффект. Это могла бы быть гречанка или еврейка, или другая европейская женщина восточного вида. Я смотрю и мне грустно, и даже происходит что-то с глазами, хоть ничего особенного. Просто, это я такая. Фотография сделала наш мир проще, оставляя эмоции, как говорится, за кадром. Когда-то у нас всех будут такие фотографии, мы сейчас будто отправляем их в будущее. И нас, наверно, станут когда-нибудь так же рассматривать, искать надпись с обратной стороны, когда и где все это было. Конечно, интересно, что из всего этого получилось. И как разговорить наше прошлое, в котором мы все участники и свидетели, и остаемся стоять или сидеть рядом со старомодной подписью белым по всему ушедшему… Кисловодск…
О чем думает дядя ВолодяУ нас есть сосед по даче, для меня он – дядя Володя, а мама его называет – наш дачный друг. Зимой мы нашего друга не видим, только иногда он звонит, поздравляет с Новым годом. Дядя Володя был каким-то важным инженером в строительстве самолетов, теперь ушел на заслуженный отдых и на работу выезжает, когда позовут. Он считается консультантом, и вызывают его часто. Это я узнала из разговоров родителей, и сама видела, как за дядей Володей приезжала машина. Кроме того я вижу, как дядя Володя ходит на станцию за пивом. Может, за чем-то еще, но про пиво он говорит с папой. Подойдет к забору и зовет, иногда папа присоединяется, и перед этим спрашивает у мамы. Тогда дядя Володя заходит к нам, они садятся с папой за летний столик, пьют пиво и разговаривают. Иногда мама присоединяется, меня они не приглашают, но я появляюсь без приглашения, проезжаю мимо на велосипеде и возле них останавливаюсь. Мне четыре года, голова у меня над столом, я хорошо слышу, и все понимаю. Дядя Володя рассказывает, что над планетой Юпитер (если я не перепутала) стоят облака, но не из воды, как у нас, а из аммиака, а внизу под ними текут могучие реки из серной кислоты. Без всякого загрязнения среды обитания, потому что обитать в серной кислоте – небольшое удовольствие, а без удовольствия жизнь не имеет продолжения. К чему это дядя Володя рассказывал, я не знаю, а запомнила, так как я из геологической семьи. Одна девочка дала понюхать нашатырь своей кукле Лизе, когда той стало плохо. И Лиза сразу ожила. А взрослые потом допытывались, где мы этот нашатырь взяли. Я и сама тогда понюхала. Ну, и ничего. А аммиак – намного хуже. Поэтому я папу спросила, как это может быть, что бы целые облака из аммиака?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Рисунки Ефрема Лихтенштейна
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги