Жесткий старт

– Ты беременна, – сказал Рой, появившись в карцере. Насильник был забинтован как мумия. – Беременна от меня! Ха! Я влил в тебя… Ха! Новую жизнь. Разве так честно? Ты забрала мою жизнь дважды – один раз впитав мое семя, а другой раз покалечив меня. Так нельзя…

Он медленно растворился в воздухе.

– Наверное ты прав, – пересохшими губами прошептала Тана. – Тогда мне остается только покончить с собой.

Тана почти ничего не ела, поэтому еду, чтобы не пропадала напрасно, стали приносить раз в три, а то в четыре дня. Тогда девушка ела, с трудом ворочая пересохшим языком.

И вот в один из дней дверь в карцер отворил не простой охранник, а старший дежурный надсмотрщик цеха. Он жестом велел Тане следовать за ним и не спеша вывел ее из карцерного блока. Даже скудное освещение причиняло глазам почти нестерпимую боль, и Тана щурилась, то и дело смахивая выступающие слезы. Перед выходом на улицу надсмотрщик надел ей на глаза эластичные черные наглазники, но даже не имея возможности видеть небо и солнце, девушка улыбнулась тому, что оказалась хоть на каком-то подобии воли. Хотя бы не в карцере.

Она понятия не имела, почему ее выпустили и куда ведут, почему ее тащит не рядовой охранник, а дежурный надзиратель. По большому счету ей было все равно. Не сидеть в карцере уже было настолько хорошо, что все остальное отодвигалось на второй план. Ноздри ласкал пахнущий травой ветер, трещали на разные голоса насекомые, а впереди ждала неизвестность. Она давно перестала быть пугающей, эта неизвестность. Люди ко всему привыкают. А жизнь, когда человек не в силах ничего изменить, просто продолжает течь своим чередом.

Но чем дальше надзиратель уводил Тану от бараков опостылевшей фабрики, тем больше она задумывалась над тем, куда же, собственно, ее ведут. Красноватый свет, проникавший под наглазники и через закрытые веки, постепенно приводил глаза в норму. Через несколько минут надзиратель провел девушку в какое-то помещение. Судя по гулким звукам оно было не маленьким. Но каково же было удивление девушки, когда надзиратель снял с нее наглазники.

Тана находилась в просторном вестибюле административного здания. За окнами, как мираж, виднелся замок барона Касо.

Кроме ее и надзирателя в вестибюле находились Ян и еще один человек, лет сорока на вид, которого Тана видела впервые в жизни. Незнакомец выглядел выходцем из феодального сословия, был со вкусом и дорого одет, а главное – в каждом его движении скользило опасение обо что-нибудь испачкаться. На Тану он глядел, как покупатели глядят на товар, который собираются купить кому-то в подарок. Вроде и не очень надо, но в то же время что-то покупать все равно придется, а значит надо не ошибиться в соответствии цены качеству и выбрать наилучший вариант из нескольких.

– Это она? – спросил незнакомец.

– Да, ваша светлость, – кивнул Ян.

– На снимке она выглядела более привлекательной.

– Она много времени провела в карцере, – ответил Ян с плохо скрываемой неприязнью. – Стоит перевести ее на хорошее питание, прежде чем нагружать работой.

– Ее нагружать работой? – усмехнулся князь. – Нет уж, увольте, сударь. Мне ее рекомендовали не как рабочую силу, а как произведение искусства. Правда слухи, мне кажется, были несколько преувеличены. Барон Касо выставил за нее несусветную цену. А я согласился, имея представление о ней лишь по снимку. Нда… Может, отказаться от сделки? Или все же попробовать откормить эту зеленоглазую бестию?.. Нда… На диване зеленого бархата в черном вечернем платье она смотрелась бы весьма не дурно. Не строптива?

– Ее характер трудно было сломать, – ответил Ян. – Но сейчас… Мне кажется, ей уже все равно, где и как смотреться.

– Может оно и к лучшему, – усмехнулся князь. Затем обратился к Тане: – Красотка, ты меня слышишь?

Девушка ответила ему самым безразличным взглядом, на какой только была способна.

– Я тебя покупаю. Ответь хоть слово. Мне же надо узнать, какой у тебя голос.

– Иди в задницу, петух расфуфыренный, – спокойно ответила Тана. – Свинью беременную посади к себе на диван в черном платье. Рядом с таким уродом она будет вполне достойно смотреться.

– Вот чертова девка! – громко рассмеялся князь. – Нет, вы слышали? Замечательно! Ради такого тембра… Да… Голос хорош. Ладно, давайте купчую, я ее подпишу.

Ян старался прятать от Таны глаза. Они с незнакомым князем обменялись документами, после чего Ян представил ей нового хозяина.

– Князь Шуо, – почтительно произнес он. – Этот господин выкупил тебя у барона Касо и теперь ты являешься его законной собственностью пожизненно, пока его светлость не соизволит тебя кому-либо перепродать.

Глаза Таны наполнились слезами. Она часто моргала и пыталась сказать хоть слово, но рыдания застряли в горле. Она вдруг поняла, что отец не сможет организовать ей побег. Возможно, сам окрепнув после бегства, он соберет друзей и сможет атаковать фабрику барона Касо, но ее здесь уже не будет, останутся только мама и Шива. А она… Ей не хотелось даже думать о том, какая ее ожидает судьба.

– А маму с братом вы не купили? – осмелилась спросить Тана, резко сменив тон.

– Кого? – широко улыбнулся князь. – Знаешь, я даже когда женился, постарался выбрать невесту без риска появления тещи. А ты хочешь, чтобы я рабыню с матерью забрал? Нет, она определенно большая оригиналка, ваша…

– Эчи Тана, – подсказал Ян.

– Эчи… – князь поднял брови. – Знакомая фамилия. Это не дочь ли Эчи Робица, осужденного за предательство?

– Сам ты предатель! – вскипела Тана. – Пересажаете всех офицеров, самим придется рисковать задницей! Идиоты…

– Всех не пересажаем, – заявил князь Шуо. – У нас их много. О доставке рабыни я позабочусь сам. Вы только, будьте любезны, отконвоируйте ее к моему гравилету.

– Будет сделано! – ответил Ян.

Незнакомец удалился, Тана растерянно смотрела ему в след. Жизнь на фабрике, даже отсидка в карцере была тяжелой, но привычной. А что ждало ее теперь? Она задумалась и не заметила, что Ян уже несколько минут смотрит на нее с грустью.

– Я тебя больше не увижу, – тихо сказал он. – Но и забыть не смогу.

Тана кивнула. Она тоже вряд ли сможет забыть весь тот кошмар, который ей пришлось здесь пережить. К тому же у нее будет ребенок. Она уже точно знала. Этот человек, когда вырастет, всегда будет напоминать ей о тяжелых днях унижения и боли. Он, конечно, здесь ни при чем. Тана уже чувствовала в себе зарождение новой жизни и по-своему начала любить это маленькое существо. Ей уже не было так одиноко, как раньше. Ян что-то говорил, но она его не слышала, думая о Шиве и маме.

– Ты меня совсем не слышишь, – тронул ее за плечо Ян.

Тана посмотрела на него и вдруг увидела его по-новому. Перед ней стоял высокий и красивый мужчина, в глазах которого застыли печаль и боль от предстоящей разлуки. Она только сейчас поняла, что он любил ее. Что-то дрогнуло в ее сердце, и Тана подумала, что если бы не было тех унижений, которые вызвали в ее душе глубокую неприязнь к мужчинам, она могла бы его полюбить. Но сейчас это уже не играло никакой роли. Она терпеть не могла мужчин, видя в них лишь животных, стремящихся к жестокости и насилию. Ян бережно гладил ее по волосам, прощаясь с ней навсегда, а она безразлично смотрела на него, понимая, что при других обстоятельствах могла бы испытать к нему привязанность.

– Тебе пора, – сказал Ян. – Пойдем.

Черный, сверкающий как антрацит гравилет стоял на площадке почти у самого ограждения. Это была легкая, маневренная, почти спортивная машина, но между тем не лишенная определенного шика. Незнакомец уже сидел внутри и ждал девушку. Он надменно улыбнулся ей и кивком приказал сесть рядом, будто она и не была рабыней.

– Поскорее переодеть бы тебя… – вздохнул князь. – И отмыть. Ладно, займемся этим в ближайшее время.

Он дал знак пилоту, тот поднял машину над травой, сделал круг, а затем, набрав высоту, направил в сторону города. Ян грустно смотрел на эти маневры, но вдруг удивленно замер, заметив за стеклом шикарного салона улыбающееся лицо Таны. Нет, она не просто улыбалась, она светилась счастьем!

Охранник вздохнул. Надо же, как странно устроены женские сердца! Что такого мог сказать новой рабыне его светлость князь Шуо, если она так легко рассталась с апатией всего через час после выхода из карцера? Ян грустно смотрел вслед удаляющемуся гравилету, который, подобно хищной птице, уносил Тану в тот мир, куда Яну не попасть никогда. Ему казалось, что чем меньше становится в небе силуэт летающей машины, тем меньше радости остается в его сердце.