– Они умерли?
– Ну, как бы вам сказать. Мы предпочитаем говорить – отделились. В пространстве сохранились их энергоинформационные копии. По сути, весь старый мир до сих пор ещё существует в виде остаточного файла. Это как бы другое измерение. Люди там продолжают свою привычную жизнь и даже не догадываются о нашем существовании, о существовании нового мира. А мы знаем об их существовании и даже можем за ним наблюдать, но вмешиваться и влиять на них напрямую – не можем. Как-то так, – Аннет показалось, что Алекса стала произносить слова снисходительным тоном, как будто разговаривая с каким-то несмышлёнышем. Гульд это не понравилось.
– Что стало с людьми, которых я знала? С мамой, с Марком, с моими друзьями?
– Чтобы это узнать, вам нужно сходить в архив. Я могу обрисовать вам лишь общие перспективы. Ваши знакомые либо совершили Переход, либо остались жить (если это, конечно, вообще можно назвать жизнью) в старом мире, либо умерли.
– Умерли? Вы же говорили, есть только те, кто, как вы выразились, отделились…
– Это разные вещи. Есть те, кто действительно умер во всех смыслах в том старом физическом материальном мире. Кто не смог пережить Перехода, самого факта того, что настало время перемен. От аутоимунного заболевания, от сердечного приступа, панической атаки, от того, что оторвался тромб… – тут Алекса многозначительно посмотрела на Аннет, а потом продолжила: от несчастного случая, в конце концов.
– Так, а что с теми, кто должен присоединиться? Из старого мира можно перейти в новый, получается?
– Да, но только уже по старинке – через физическую смерть. Те, кто упустил новые возможности, вынуждены пользоваться старыми.
– Интересно, и как же они сюда, к нам, тогда попадут?
– Аннет, вы же – интеллектуалка. Я уверена, вы догадываетесь – как. Так же, как и раньше люди вновь возвращались с игру под названием жизнь.
– Перерождение? – нахмурив брови, язвительно спросила Аннет.
– Именно! Почему вас так это коробит?
– Это же шизотерические бредни! Человек умирает вместе со своим физическим телом.
– Аннет, у вас на глазах произошло массовое, коллективное перерождение даже без физической смерти, а вы все ещё не верите!
– Это больше похоже на массовый психоз или массовую галлюцинацию!
– Можно и так сказать! Суть от этого не меняется. Массовый психоз и массовые галлюцинации тоже имеют свои предпосылки, они не возникают из ниоткуда. И, между прочим, эти явления тоже вполне наглядно демонстрируют, что мысль материальна.
– Ладно, допустим. Значит, те, кто умер, не выдержав Перехода, переродятся в новом мире? А те, кто остался в старом мире, который сейчас существует только в виде какого-то остаточно файла, сначала доживут свою жизнь там, а потом умрут и тоже переродятся уже здесь, у нас? Правильно я вас понимаю?
– Аннет, вы оперируете линейной логикой. Это очень упрощенное объяснение. Однако вы не сильно далеки от истины. У вас просто довольно примитивные представления о природе времени и пространства. Те, кто ушел и ещё уйдет, могут переродиться как в прошлом, так и в будущем. Впрочем, и прошлое, и будущее в какой-то момент могут превратиться в настоящее. Вообще, это тема отдельной беседы. Если хотите, можете записаться на курс в школу современности – там вам всё подробно объяснят. И про время, и про пространство, и про квантовый скачок.
– Квантовый скачок?
– Да. Это – базовое понятие. По сути, это как раз то, что и случилось во время Перехода. Время и пространство уплотнились, одновременно произошло очень много событий, очень много мыслей приобрели материальную форму… и вот результат – мы оказались в новом мире, в новомирье, как мы его называем.
– Так, ладно… допустим. А что с другими странами? Если произошел квантовый скачок, то Переход должен быть совершить весь мир целиком…
– Не совсем так. Последствия скачка для каждого разные, это всегда – очень индивидуальная история. Самая мощная трансформация, конечно, произошла с Банумом и Каннавой – конечно, война этому сильно поспособствовала. Но в других странах тоже нашлись люди, которые совершили Переход, просто их меньше, чем у нас. И они, как люди новой формации, все хотят соединения, хотят синергии. Те, кто уже преодолел внутри себе эгрегор разделения, потихоньку переезжают к нам. Говоря «к нам», я имею ввиду и Банум, и Каннаву. Границы между нашими странами сейчас – это чистая условность. Мы с соседом – как две картины кисти одного художника: суть и посыл – одни и те же, а форма выражения – несколько разная. Мигрантам мы рады – и здесь, и там. И они, мигранты, могут выбирать себе страну по вкусу, исходя из собственных предпочтений. А что касается тех, кто пока ещё не готов переехать, тех, кто пока ещё находится на пути преодоления эгрегора разделения, то они могут спокойно оставаться на своих местах и там заниматься любимым делом. У них будет несколько иной путь – возможно, их личная эволюция будет не такой быстрой и интенсивной как могла бы быть здесь, у нас, но это – их выбор. Хотя они, скорее, будет теми, про кого можно сказать «долго запрягает, да быстро едет». Может, они ещё и нас по всем параметрам обойдут! В любом случае, для нас они будут только дополнительными объектами исследования и наблюдения – и очень интересными, кстати. И, конечно, мы готовы будем оказать им поддержку по запросу. Мы готовы к любой форме сотрудничества и культурному обмену.
– А старый мир в других странах тоже, получается, сейчас существует только в виде остаточного файла?
– Да, всё именно так и есть!
– Ладно, Алекса, допустим, я поняла и, допустим, даже поверила. У меня ещё куча вопросов к вам, но пока мне нужно как-то уложить в голове всю полученную информацию. И ещё, конечно же, мне нужно сходить в архив. Так что давайте дальше коротко и по делу, пожалуйста. Чего вы от меня ждёте? Чего хотите? Какие есть правила? Помимо тех, о которых я знаю – о запрете будильников и отсутствия телевизоров.
– Аннет, первое, что вы должны понять – Министерство придерживается политики ненасилия. Поэтому вы вольны делать абсолютно всё, что вам заблагорассудится.
– Так, но только не вставать по будильнику! – не выдержала и съязвила Аннет.
– В старом мире люди привыкли себе насиловать, они утратили связь с собой, со своим телом, с организмом в целом. Будильники не нужны человеку новой формации.
– Да, но я – человек старой формации, уж простите. Даже не знаю, каким образом меня вместе с вами всеми занесло в этот ваш Переход.
– Аннет, уверена, вы легко со всем этим разберётесь на курсе в школе Современности. Поверьте, то, что вы здесь, с нами – вовсе не случайность.
– Допустим. А вам не кажется, что ваш запрет «насилия» – это тоже акт насилия? О какой свободе вообще идёт речь, если вы лишаете человека свободы воли? Если я, как вы выражаетесь, насилую себя, – это ведь мой выбор, моё право! Почему вы решаете за меня?
– Это реалии периода адаптации. Это всего лишь опыт, эксперимент. Если этот инструмент окажется неэффективным, мы перестанем его использовать.
– Мы вам что тут – лабораторные крысы? Как вам не стыдно проводить эксперименты над живыми людьми?!
– Функционирование ментальных атавизмов под названием стыд и вина вы изучите на дисциплине под названием «история дисфункий».
– Зашибись! Ладно, проехали! Но вы же сказали – я могу делать, что хочу! А я, может, не хочу ходить в вашу школу Современности!
– Не хотите – не ходите! Вас никто не заставляет и не принуждает. Но мы обязаны предоставить вам такую возможность. И, кстати, я бы на вашем месте ею воспользовалась бы. Школа может сильно облегчить период вашей адаптации.
– Ладно, я подумаю. Пожалуй, на сегодня хватит. Спасибо, Алекса! Я пойду… Только давайте сначала уточним, как долго я могу «тунеядничать» – ну, или как там у вас это называется? Вы вообще свою модель светлого будущего с коммунизма, похоже, скопировали. Трайл-версия бесплатно, остальное – за деньги, так что ли? Ваши эти «не работайте и делайте, что хотите» – это вы так кость собаке кидаете? Ох, чую, дорого всем нам обойдутся эти ваши ноу-хау. С чего вы вообще решили, что человечество готово заплатить такую непомерную цену?
– Аннет, давайте по порядку! Тунеядничать, как вы выразились, вы можете ровно столько, сколько потребуется. С коммунизмом новый мир имеет мало общего. Мы тут, скорее, строим светлое настоящее, а не светлое будущее, хотя это как посмотреть – можно сказать, это оно нас строит, или даже перестраивает, если точнее. Вы помните лозунг коммунистов – «Свобода, равенство, братство?». Это всё очень плоские понятия, узкие, я бы даже сказала. Уравниловки у нас тоже нет. Мы топим, как любили выражаться представители вашего поколения, за раскрытие индивидуальности, вслед за которым следуют со-знание, со-трудничество, со-творчество, со-зидание и со-единение. Мы никому не кидаем кости, никого не хотим купить. Мы лишь пытаемся предоставить всем вассалам Министерства возможности для эволюции. А что касается того, «с чего мы решили, что человечество готово заплатить такую непомерную цену?», то у меня к вам встречный вопрос: а с чего вы решили, что оно не готово? И почему цена кажется вам непомерной?
– Вы же разлучили родных и близких! Кто-то застрял в старом мире, кто-то вообще умер, а кто-то оказался в этом новом мире вообще против своей воли – одинокий и потерянный, и с трудом пытается сохранить остатки рассудка и не спятить вместе со всеми… – Аннет начала за здравие, а закончила за упокой. Ее боевой настрой как-то неожиданно угас. Желание вывалить на Алексу весь поток своих бесконечных претензий постепенно сошло на нет, сменившись сдавливающим грудь чувством жалости к себе. Хорошо знакомое по старой жизни чувство собственной ничтожности и бессилия внезапно пронизало собой всё существо девушки. Она с досадой отметила, что ей не просто не хватает аргументов, но и даже элементарных сил продолжать разговор.
– Я вижу, наша беседа вас утомила, – тактично заметила Алекса. – Не узнаю, успокоит ли это вас, но хочу сказать, что «мы» ничего не решали. Точнее решали глобальные «мы», которые одновременно и вы, то бишь ты, я имею в виду – задолго до обозначенных событий. Скажем так: вся совокупность людей в совокупности со всеми их мыслями, эмоциями, действиями и поступками дала результат в виде череды произошедших изменений.
– Ладно, я вас поняла, – соврала Аннет. Ей хотелось еще что-то возразить, но она подавила этот свой порыв. Голову ей как будто сдавило стальными тисками: ненавистная ею мигрень вновь пожаловала совсем не вовремя. Аннет хотелось поскорее вернуться домой, усесться на свой уютный балкончик и сделать затяжку. Она поспешила привести свой план в действие. – До свидания! Спасибо, Алекса! – произнесла она и покинула кабинет.
Первым делом ей нужно расслабиться, прийти в себя, унять мигрень и как-то сбросить нервное напряжение. А потом она уже сможет подумать, переварить полученную информацию и решить, что дальше делать. Аннет зашла в палатку за сигаретами. На витрине были выставлены десятки одинаковых пачек с одной и той же дебильной надписью про здоровье в долг, отличался только ценник: некоторые коробочки стоили сущие гроши, другие – баснословных денег. Покупателю, по сути, предлагалось приобрести кота в мешке. Что за табак и какие сигареты окажутся внутри, всегда было сюрпризом. Аннет дважды покупала пачку по той цене, которую привыкла платить за любимый некогда «Vogue», но в этой русской рулетке ей явно не везло: в первый раз попались какие-то а-ля дамские сигареты с ядовито-приторным привкусом клубники и ванили, а во второй – те самые «помои из прачечной», которые она докурила сегодня с утра. В этот раз Аннет решила взять пачку подороже и выбрала ту, что стоила ровно в два раза больше предыдущих. Раскрыть её она решилась только дома.
Глава 2. Сосед
Она заварила себе голубую матчу, которая всегда её успокаивала, и уселась с чашкой на балкончике, укрывшись пледом. Цветочные горшки служили живым забором и надежно укрывали её от шума и суеты улицы, а так же от взглядов случайных прохожих. Ей сразу же стало легче: на минуту даже показалось, что никакой революции и не было, никакого нового мира не наступило. От этого миража стало так тепло внутри, Аннет даже о мигрени забыла. Откуда-то вдруг пришла уверенность: на этот раз она не ошиблась и выбрала подходящую пачку – пусть не с «Вогом» внутри, но хотя бы с чем-то не таким противным, как то, что ей попадалось до этого. Открывая пачку, она чувствовала себя ребенком, распаковывающим «Киндер-сюрприз». Внешний вид папиросины не давал никаких подсказок. Ярко выраженного запаха тоже не чувствовалось. Аннет вставила трубочку в рот, подожгла её и затянулась. От внезапного приступа кашля она согнулась пополам. Сигареты оказались очень крепкими, с терпким, слегка пряным вкусом. «Твари! Подсунули махорку какую-то! Да ещё и за такую цену! Такими темпами я точно скоро брошу курить! Хотя как тут бросишь!» – Аннет поймала себя на том, что разговаривает сама с собой, вслух. Эта мысль её напугала. «И где этот паршивец Марк? Уж если кому-то из нас и суждено было совершить Переход, так это ему… Неужели он меня бросил? Неужели переехал?» – продолжить эту логическую цепочку Аннет помешал ступор. Осознание того, что она даже не знает, какой вариант для неё оказался бы предпочтительнее, пронзило ее насквозь. Возможно, она предпочла бы, чтобы он просто умер. Девушка сочла эту молнией мелькнувшую мысль бредом и наваждением, быстро списав своё малодушие на нервное перевозбуждение.
Она скучала по Марку, ей очень его не хватало. Сейчас она как никогда нуждалась в его поддержке. Аннет подумала о том, что нужно как можно скорее сходить в архив и выяснить, наконец, где сейчас её родные и близкие. Но готова ли она к этой правде? Сможет ли её принять? При мысли о маме у девушки кольнуло сердце. «Как там моя бедная мамочка? Если она совершила Переход, то я срочно должна её найти, как-то помочь ей и утешить. Она же там, наверное, с ума просто сходит. А если… Если её больше нет? Вдруг она осталась в старом мире или, хуже того, не вынесла всех этих потрясений и умерла?» – Аннет почувствовала комок в горле. Что же выбрать: правду, которая способна убить, или неизвестность, дающую какую-никакую надежду? Девушка закусила губу и начала раскачиваться на стуле, пытаясь собраться с силами и принять решение. Тревога только нарастала: Аннет поняла, что у неё просто нет сил, чтобы сегодня же дойти до архива. «Опять эта чертова прокрастинация! В решающий момент мой организм меня подводит! Я же уже почти починила голову, я уже почти научилась справляться… Чёрт! Старый мир было сложно выносить, но этот новый вообще невозможно!» – она обхватила руками колени и уткнулась подбородком в ямочку между ними. В этот самый момент раздался звонок в дверь. Аннет от неожиданности чуть от стула не свалилась. Она медленно, стараясь не издавать звуков, вышла в коридор и посмотрела в глазок. За порогом стоял незнакомый ей молодой человек. «Здравствуйте! Меня зовут Тымок. Я – ваш новый сосед, на днях сюда переехал. Хотел стрельнуть у вас сигаретку!» – каким-то слишком уж добрым и весёлым голосом произнес он.
Аннет не хотелось ни с кем разговаривать. С тех пор, как произошла революция, она не видела никого из соседей. В первый день ей удалось поговорить с прохожими на улице, потом – с продавцом из ларька с сигаретами, на этом её общение с людьми и закончилось, если, конечно, не считать курьера «Миндоставки» и сотрудников инфоцентра, которых и людьми-то толком назвать было нельзя. Из разговоров с прохожими Аннет знала, что те из соседей, кто вместе с ней совершил Переход, могли успеть за эти дни с легкостью сменить место жительства – в связи с новыми открывшимися в них способностями или образовавшимися у них новыми потребностями. Переход, говорили люди на улице, – это своего рода перерождение. Индивид сначала как будто тонет, а потом всплывает на поверхность уже другим человеком. И совершенно естественно, что у этого нового человека в новой реальности совсем иные интересы и задачи. Всё то, что было наработано в старой жизни, многократно усиливается: и если количество ментального мусора в голове не достаточно для того, чтобы тормозить процесс, то распаковка потенциала происходит моментально. В новомирье совершившие Переход находят себе самое лучшее применение.
Всё, это, конечно, звучало для Аннет как бредни, но изменившийся облик мира заставил её принять условия игры. Тот факт, что из жизни исчезло телевидение, а также интернет и будильники, красноречиво свидетельствовал о том, что произошла какая-то глобальная катастрофа. Аннет, конечно, не терпелось узнать, остался ли в её доме кто-то из соседей, но стучаться к ним в квартиры она не решалась, опасаясь того, что наткнется на незнакомые рожи. А ещё она тайно питала надежду на то, что соседи просто, как и она, тоже до сих пор находятся в шоке от происходящего и просто не рискуют совать нос на улицу. Она подумала, что этот новый сосед, зашедший к ней за сигаретой, может быть в курсе того, кто из старых жильцов остался жить в доме. Она открыла дверь.
– Здравствуйте! – широко улыбаясь, произнёс парень, обнажив ряд кривых, неровных зубов. В его искренней, по-детски доброй и такой неидеальной улыбке Аннет разглядела определённый шарм и непосредственность. Это её сразу как-то подкупило. В былые времена она бы, скорее всего, подумала: «И как можно так себя запустить? Это совсем уж не комильфо в наше-то время. Тем более парень молодой и в целом симпатичный». А сейчас «запущенность случая» её даже умиляла. Забор во рту как будто делал соседа человечнее, выделял его среди всех тех одинаково счастливых людей, которых Аннет видела на улице.
– Здравствуйте! Я – Аннет. Заходите!
– Спасибо! Очень приятно! Тымок!
– Вы тоже что ли после Перехода переименовались? Не пойму, что за мода такая…
– Ну, мода эта во все времена была. Смена имени – это символично. Новая жизнь с чистого листа и всё такое. Бодрит и вдохновляет и – самое главное – придает ускорения.
– Ну, допустим. А откуда такое имя?
– Я вообще-то разработчиком компьютерных игр раньше трудился. Последний проект, над которым работал, был посвящен истории ацтекской культуры. И вот в нашей бродилке ключевым персонажем был такой чувак по имени Каутемок – реально существовавший, кстати, когда-то персонаж. Он был правителем. И я его докручивал – функционал, суперсилы, доступные ему бонусы. Кучу инфы перелопатил. И даже как бы сроднился с ним. И я его так по-панибратски про себя называл сокращенно – Темок. И всё никак я с этим Темоком договориться не мог. Вроде бы классная игра получалась, но чего-то не хватало. А я всё понять не мог – чего. Знаешь, даже руководство до меня не докапывалось – их и так моя работа устраивала, а я знал, что это всё не то. Да, неплохо, да интересно, но всё не то. Я так хотел поучаствовать в проекте, чувствовал, что это – моё. Он как будто бы специально для меня и был создан, а я – для него. И тут такой ступор, бессилие полнейшее. Я засомневался, подумал, что ошибся, переоценил свои силы, решил, что всё было зря. Вообще всё, понимаешь? Как будто бы моя неудача с проектом вообще перечеркнула всё, что до этого было. Как будто то бы я ошибался с самого начала, с самого своего рождения делал что-то не то. Ужасное гнетущее чувство как будто я – ошибка природы, ходячее недоразумение. Признаюсь тебе, я даже плакал: так горько мне было. Мне хотелось исчезнуть, не существовать больше. И вот я думаю: «Откажусь вообще от проекта, сменю на хрен профессию, перееду куда-нибудь». И от этой мысли мне стало страшно. А дальше-то что? Мне вообще ведь больше ничего не интересно. Я не хочу другого, да и не могу ничем другим заниматься. А играми, и в частности этой, хочу, но не могу, не получается. А ту ещё известные тебе события – война, ответный удар. Ну, просто шах и мат от жизни. Я готов был сдаться. Стал думать, как с собой покончить. Думаю, вот бы хорошо, если бы меня под шумок с лица земли стерло. А то сам-то я трус: и жить невыносимо, и сдохнуть мужества не хватает. Короче, война эта для меня единственной надеждой стала. Я прям уверовал, что такой балласт в виде непригодного к жизни меня обязательно будет уничтожен. И вот я ждал, ждал своего часа, чтобы сгинуть, а он всё никак не наступал. И в этом томительном ожидании меня опять стали одолевать сомнения, я стал задавать себе вопрос «а действительно ли я готов исчезнуть, перестать существовать?». И однозначного ответа у меня уже не было. Мне вдруг вспомнилось детство. Я жил тогда на юге. И на лето ездил к бабушке в село. Туда охотниками с орлами иногда приезжали. У нас с ба был любимчик – большой серый беркут. Бабушка его Дымком называла. Я смеялся, говорил: «Какой же он Дымок? Это имя для кота подходит больше. А орёл – он же гордый, свободный, независимый, большой и взрослый, в конце концов!». А она качала головой и всё твердила: «Дымок, Дымок». Так и меня этим Дымком заразила. Нравилась мне эта птица – сильная, мощная, красивая, да ещё и с человеком сотрудничать научилась. Я как представлял себе, что орёл во время полета чувствует, так у меня аж сердце от восторга сжималось. И я хотел, когда вырасту, стать, как этот беркут – парить и чувствовать кайф, выполняя поставленные жизнью задачи. И вот, только когда умирать собрался, вспомнил эту историю. И тут меня прошибло. Каутемок в переводе с ацтекского языка науатль переводится как «пикирующий орел». Каутемок – Темок – Дымок… всё это – ведь не просто совпадения! И тут я всё понял. «Ты мог!» – пронеслось у меня в голове. То есть я мог, точнее смог бы всё же справится с проектом и игрушку классную выдать. Но было уже поздно. Поскользнулся – упал – очнулся – гипс, – Тымок рассмеялся. – Очнулся я уже в новомирье, собственно. С четким ощущение того, что я точно теперь со всем справлюсь. Докрутил своего Темока, превратившись в Тымока, и представил начальству. Народ в главном офисе проникся. Мне повышение дали, позвали сюда, в Арум. Я и переехал. Так что на днях будем игрушку нашу выпускать.
Услышанная история Аннет понравилась даже несмотря на то, что показалась немного надуманной. Всё-таки этот Тымок ей нравился гораздо больше всех тех, кого ей довелось увидеть за последние дни.
– А как тебя раньше-то звали?
– А это уже не имеет значения. Того человека больше нет. Он умер, не пережив Перехода. Пусть прошлое останется в прошлом.
– Ладно, как знаешь. Можешь и не говорить. Так ты, говоришь, сигаретку стрельнуть зашел? Пойдём, поболтаем на балкончике? Покурим вместе. Правда, у меня вместо сигарет какая-то махорка, но что уж есть, сам понимаешь, – Аннет не понравилось, что Тымок не раскрыл ей своего прежнего имени, но всё же выставлять его за дверь она не спешила.
– Ну, честно говоря, это был просто предлог. Я хотел познакомиться, пообщаться. Но раз уж ты зовешь – пойдем, конечно, посидим.
Увидев стильные кресла из паллет с яркими оранжевыми сидушками (Аннет когда-то купила их по совету терапевтки, убеждённой в том, что оранжевый поднимает настроение), Тымок заулыбался.
– Уютненько тут у тебя! Ты случайно – не дизайнер? Или, может, декоратор? – спросил он.
– Не-а. Раньше я вообще-то работала журналисткой на фрилансе. А сейчас… сейчас – даже не знаю, кто я. Ни интернета тебе, не телека, как жить-то!? И вообще непонятно, кто из моих бывших работодателей теперь здесь, в новомирье, и занимаются ли они всё тем же…
– Ох, Аннет, это – последнее, о чём стоит переживать! – когда Тымок произнёс эти слова, в голове у Аннет зажглась красная лампочка с надписью «обесценивание». Ей захотелось немедленно осадить нахала. Но вот незадача: все те трюки, которым её обучала терапевтка, как-то разом забылись и попросту вылетели из головы. Самой оттренированной и хорошо отточенной реакцией Аннет в таких ситуациях были красноречивый взгляд и молчание – этакая драматическая пауза в разговоре, которая, по идее, должна дать понять собеседнику, что тот перегибает палку. Этим-то методом девушка в очередной раз и воспользовалась. Тымок, правда, похоже, совсем не уловил её посыла. Он на мгновение замолчал и, нисколько не смутившись упёртого в него взгляда, продолжил смотреть на Аннет своими большими широко распахнутыми глазами. – Не переживай, Аннет! Уверен, скоро ты обязательно найдешь себе занятие по душе. Иначе и быть не может! А отсутствие телека и интернета тебе в этом только поможет!
– Как это, интересно?
– Ну, это же политика у Министерства такая. Чтобы у тебя появилось своё мнение, тебя решили избавить от чужого. Официальную информацию и вообще любую справочную всегда можно получить в инфоцентрах, а вот всякий флуд, бурление говн в комментариях, тренды, тенденции и прочее – это уже пережиток прошлого. Никто больше не будет рассказывать тебе о том, что тебе думать, как относится к тому или иному вопросу. Теперь мнение можно получить только изнутри – хотя, конечно, люди старой формации к такому не приучены и не готовы, да их почти и не осталось. Да и вообще всё идет к тому, что мнения в чистом виде утрачивают свою актуальность, становятся рудиментами. Люди новомирья – это люди без мнений!