Евангелие от Матфея. Исторический и богословский комментарий. Том 1
Иоанн Златоуст подчеркивает, что Иисус не нуждался в крещении – ни в Иоанновом, ни в каком-либо другом. Наоборот, «само крещение имело нужду в силе Христовой»[87]. В церковной традиции прочно установилось мнение, согласно которому Иисус, сойдя в воды Иордана, освятил их. По словам Игнатия Богоносца, Иисус «родился и крестился для того, чтобы Своим страданием очистить и воду»[88]. Ему вторит Григорий Богослов, утверждающий, что Иисус крестился, «чтобы освятить воды»[89]. Кирилл Александрийский подчеркивает, что Иисус «крестился отнюдь не как кающийся, но как очищающий согрешения и освящающий воды»[90].
История крещения Иисуса от Иоанна получила свое продолжение в церковной традиции. Прежде всего, это выразилось в празднике Богоявления, который поначалу включал в себя воспоминание рождения Иисуса от Девы и крещения от Иоанна, но уже в IV в. выделился в самостоятельное празднование Крещения Господня. Богослужебные тексты этого праздника содержат осмысление самого события крещения, роли Иоанна Крестителя, сошествия Святого Духа на Иисуса и других аспектов крещальной истории. Многочисленные ссылки на эту историю содержатся также в чинопоследова-нии (тексте) Таинства Крещения, совершаемого над всяким, кто желает вступить в Церковь.
Крещение Иисуса в Иордане нашло свое отражение также в иконографической традиции. На древних иконах, мозаиках и фресках Иисус, сошедший в воды Иордана, представлен полностью обнаженным. Это имеет глубокий богословский смысл, связывая Иисуса с первыми людьми – Адамом и Евой, которые до грехопадения «были оба наги… и не стыдились» (Быт. 2:25). Ощущение наготы как позора стало первым открытием Адама после того, как он вкусил от древа познания добра и зла (Быт. 3:10). С этого момента нагота становится символом незащищенности человека от диавола, символом его позора, ставшего следствием греховной жизни. Иисус через крещение восстанавливает человека в его первозданном достоинстве; нагота Иисуса символизирует изначальную чистоту человеческого тела, не оскверненного грехом.
Не случайно со времен апостола Павла образ одежды используется для указания на то изменение, которое происходит с верующим после принятия крещения: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись» (Гал. 3:27). Сам Христос становится той одеждой, в которую облекаются крестившиеся в Него, освобождаясь от нечистоты и наготы. По словам Григория Нисского, Бог сначала изгнал человека из рая, но через Христа снова призвал, снял с него «постыдный покров» – листья смоковницы – и облек «одеждой многоценной». Потому для Адама больше нет необходимости стыдиться и прятаться между деревьями рая[91]. «В крещении Иисусовом, – пишет Григорий, – все мы, совлекаясь грехов, как бы нищенского и из лоскутьев сшитого хитона, облекаемся в священную и прекраснейшую [одежду] пакибытия»[92].
«И увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь»
Что означает схождение Духа Святого на Иисуса после выхода Его из вод Иордана? В жизни Иисуса Дух Святой действует особым образом. От Духа Святого без участия мужа Дева Мария зачала Божественного Младенца. Иоанн пророчествует о том, что Иисус будет крестить Духом Святым и огнем. Сразу после крещения Дух поведет Иисуса в пустыню (Мф. 4:1; Мк. 1:12; Лк. 4:1). Духом Божиим Иисус будет изгонять бесов (Мф. 12:28). О Духе Святом Иисус скажет, что хула на Него не простится ни в сем веке, ни в будущем (Мф. 12:32; Мк. 3:29; Лк. 12:10). Обещание Святого Духа станет одной из главных тем прощальной беседы Иисуса с учениками (Ин. 14:16–17, 26; 15:26; 16:7—15). По воскресении Иисус дунет и скажет ученикам: «Приимите Духа Святого» (Ин. 20:22). А в день Пятидесятницы Дух Святой сойдет на учеников в виде огненных языков (Деян. 2:4).
Мы видели, что евангелисты представляют крещение Иисуса как поворотный момент в Его человеческой судьбе. Можно предположить, что в этот важный момент Своей жизни Иисус по-человечески нуждался не только в укреплении от Отца перед выходом на проповедь, но и в особом явлении Святого Духа. Поскольку Его служение будет сродни пророческому, Ему как Человеку необходимо то же вдохновение, каким обладали пророки, получавшие его от Духа Божия. В дальнейшем Он будет посылать Святого Духа ученикам, вдохновляя их на апостольское служение, но сейчас Он Сам нуждается в таком вдохновении.
В то же время, ошибочным является представление о том, что крещение в Иордане было для Иисуса событием психологического характера – что именно благодаря крещению Он осознал Свою особую миссию. Чрезмерная психологизация данного события чревата домыслами и спекуляциами касательно новой роли, которую Иисус якобы ранее не сознавал и взял на Себя лишь под воздействием Святого Духа.
Сознание Своего богосыновства и Своей особой миссии было присуще Иисусу с детства (Лк. 2:43–52). И хотя мы очень мало знаем о жизни Иисуса до крещения, у нас нет оснований предполагать, что она не представляла собой последовательного развития и поступательной подготовки к той цели, ради достижения которой Он пришел в мир. А сошествие Святого Духа на Иисуса, при всей важности этого события, не означает того, что ранее Святой Дух в Его жизни отсутствовал. Рассказы евангелистов Матфея и Луки о Его рождении свидетельствуют об обратном.
В истории крещения Иисуса сошествие Святого Духа является ключевым моментом. С этого момента начинается Его мессианское служение. В Деяниях апостольских приводится речь Петра, включающая такие слова: «Вы знаете происходившее по всей Иудее, начиная от Галилеи, после крещения, проповеданного Иоанном: как Бог Духом Святым и силою помазал Иисуса из Назарета, и Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом, потому что Бог был с Ним» (Деян. 10:37–38). Одновременное упоминание крещения, помазания и Святого Духа может указывать на то, что именно в момент крещения, благодаря сошествию на Него Святого Духа, Иисус был явлен миру как Помазанник Божий, обетованный Мессия.
О сошествии Святого Духа на Иисуса упоминается в Евангелии от Иоанна, в котором рассказ о крещении отсутствует. Здесь приводятся слова Иоанна Крестителя об Иисусе: «Я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем». Креститель подчеркивает: «Я не знал Его, но Пославший меня крестить в воде сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым» (Ин. 1:32–33). Дважды употребленный глагол «пребывать» указывает на то, что с момента крещения Святой Дух остается при Иисусе, постоянно пребывает с Ним.
Голубь как символ мира и кротости, но одновременно и символ спасения (Быт. 8:8—12), стал тем образом, в котором Святой Дух был явлен людям. Его сошествие на Иисуса в момент, когда звучал голос Отца, свидетельствующий о Сыне, стало видимым подтверждением единства трех Божественных Лиц, о Которых говорится в заключительных: стихах Евангелия от Матфея (Мф. 28:19).
«Сей есть Сын Мой возлюбленный»
Особого внимания заслуживают упоминания евангелистов о голосе Отца, прозвучавшем, когда Иисус выходил из воды. Этот момент – знаковый для того откровения о Боге, которое получило наименование Нового Завета. Он имеет прямое отношение к последним словам Иисуса, обращенным к ученикам: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28:19). Именно в тот момент, когда Иисус выходил из иорданских вод, людям впервые были явлены Отец, Сын и Святой Дух в Своем нераздельном единстве: Отец свидетельствовал о Сыне голосом с неба; Сын, выйдя из крещальных вод, молился Отцу; а Дух нисходил на Сына в виде голубя. «Итак, мы отчетливо видим Троицу: в голосе – Отца, в Человеке – Сына, в голубе – Духа Святого», – говорит Блаженный Августин[93].
Явление Бога Отца, описанное евангелистами, стоит в одном ряду с откровениями Бога, о которых рассказывается в Ветхом Завете. Во многих случаях Бог открывался людям именно посредством голоса, который они слышали. Адам и Ева в раю слышали голос Божий (Быт. 3:8, 10). На Синае «Моисей говорил, и Бог отвечал ему голосом» (Исх. 19:19). Голос Божий слышал Моисей над крышкой Ковчега Завета (Числ. 7:89). О пророке Илии говорится, что «был к нему голос» (3 Цар. 19:13). Некоторые из тех, кто слышал голос Божий, не сразу распознавали его, как, например, отрок Самуил, который не понял, Кто говорит с ним, потому что «еще не знал тогда голоса Господа» (1 Цар. 3:4–7).
В Евангелии от Иоанна говорится: «Бога не видел никто никогда» (Ин. 1:18). Эти слова относятся к Богу Отцу, Который никогда никому не являлся в видимом облике. Однако в отношении Бога Отца нельзя сказать, что Его «не слышал никто никогда», потому что Его голос прозвучал в тот момент, когда Сын Божий был явлен израильскому народу. На горе Преображения три ученика вновь услышат тот же голос, произносящий те же самые слова: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф. 17:5; Мк 9:7; Лк. 9:35).
Однако если на горе Отец свидетельствует о Сыне в третьем лице (то есть свидетельство обращено к спутникам Иисуса, а не к Нему Самому), то в рассказе о крещении Иисуса у Марка и Луки голос Отца обращается непосредственно к Иисусу: «Ты Сын Мой возлюбленный». Можно ли толковать это обращение как некое событие в истории взаимоотношений между Отцом и Сыном – как момент, когда Отец, обращаясь к Сыну, Которого Он послал в мир, публично свидетельствует о Своей любви к Нему для того, чтобы укрепить Его в предстоящем служении?
Тема взаимоотношений между Отцом и Сыном раскрывается на страницах евангелий в целой серии эпизодов и речей Иисуса. Неоднократно евангелисты рассказывают об обращениях Иисуса к Отцу. Но лишь дважды мы слышим, как Отец обращается к Сыну: первый раз – в момент крещения, по версии Марка и Луки. Второй случай упоминается у Иоанна. Когда перед Своей последней пасхой Иисус восклицает: «Отче! прославь имя Твое», – голос с неба отвечает Ему: «И прославил и еще прославлю» (Ин. 12:28). Оба эпизода имеют отношение к поворотным событиям в жизни Иисуса: первый связан с Его выходом на публичное служение, второй – с приближением к Иерусалиму, где Его ожидали арест, суд и смертная казнь.
В первом случае Иисус никак не отвечает на голос Отца и не комментирует Его слова. Во втором случае Иисус дает такое пояснение: «Не для Меня был глас сей, но для народа» (Ин. 12:30). Из этого мы можем заключить, что и в момент крещения свидетельство Отца, даже если было обращено к Сыну, было нужно не столько Сыну, сколько стоявшему вокруг народу. Однако нельзя исключить, что Сам Иисус как Человек нуждался в укрепляющем свидетельстве Отца в тот момент, когда Ему предстояло начать подвиг служения людям – тот подвиг, который увенчается Его смертью.
Глава 4
1. Искушение от диавола
1Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, 2и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал.
3И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. 4Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих.
5Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, 6и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. 7Иисус сказал ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего.
8Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, 9и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. 10Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи.
11Тогда оставляет Его диавол, и се, Ангелы приступили и служили Ему.
«Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола»
В 4-й главе Евангелия от Матфея в повествовании появляется новый персонаж – диавол.
В Ветхом Завете этот персонаж фигурирует в рассказе о грехопадении первых людей (Быт. 3:1—15). Там он назван «змием», но уже ветхозаветная традиция отождествила его с диаволом. В частности, в Книге Премудрости Соломоновой говорится о том, что «завистью диавола вошла в мир смерть» (Прем. 2:24): имеется в виду рассказ Книги Бытия об искушении Адама и Евы змием.
Под именем сатаны тот же персонах появляется в Книге Иова в качестве одного из «сынов Божиих», которые регулярно предстают перед Господом (Иов. 1:6; 2:1). С ним Бог вступает в диалог и спрашивает, обратил ли он внимание на праведность Иова. Сатана отвечает, что Иов праведен потому, что Бог «кругом оградил его и дом его и все, что у него». Бог сначала отдает в руки сатаны все имущество Иова и всех детей его, которые один за другим погибают, а потом и тело его, которое покрывается проказой (Иов. 1:8–2:7).
В 1-й книге Царств неоднократно упоминается «злой дух от Бога», или «злой дух от Господа» (1 Цар. 16:14–16, 23; 18:10; 19:9), который нападал на Саула и заставлял его бесноваться. В 3-й книге Царств Господь попускает «духа лживого» в уста пророков Ахавовых (3 Цар. 22:21–23). Наконец, в одном из псалмов Давид обращается к Богу с просьбой о наказании обидчика: «Поставь над ним нечестивого, и диавол да станет одесную его» (Пс. 108:6).
И в Книге Иова, и в Книгах Царств сатана, или злой дух, действует как будто по прямому повелению или с разрешения Бога. Ветхий Завет не пытался ответить на вопрос о происхождении сатаны и его взаимоотношениях с Богом. Однако начало Книги Иова показывает, что в представлении ветхозаветного писателя сатана был одним из сынов Божиих, находящимся в личном общении с Богом. Сатана действует в тех рамках, которые поставлены Богом, и вне этих рамок действовать не может. Он наносит человеку вред, и это Богом попускается.
В Книге пророка Захарии сатана противодействует великому иерею Иисусу, облаченному в запятнанные одежды (Зах. 3:1–3). Это пророчество в раннехристианской Церкви было воспринято как указание на Иисуса Христа, Чьи одежды запятнаны человеческими грехами[94]. Блаженный Феодорит (V в.) пишет:
Как тому Иисусу, когда он стал архиереем и ходатайствовал за народ, крайне противился губительный и лукавый диавол, так это же самый враг противодействовал опять Иисусу, Архиерею великому, по чину Мелхиседекову (Евр. 7:21), вземлющему грех мира (Ин. 1:29)… Когда же приступил диавол к Иисусу, Спасителю вселенной, от Него Самого как от Бога и Владыки приемлет он запрещение и слышит: отойди от Меня, сатана (Мф. 4:10)[95].
В Евангелиях диавол и демоны упоминаются многократно. Синоптические Евангелия содержат многочисленные повествования об изгнании Иисусом беса или бесов из одержимых. Силой изгонять бесов Иисус наделил Своих учеников (Мф. 10:8; Мк. 3:15; 6:13). В Евангелии от Луки Иисус, обращаясь к Петру, говорит: «Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя» (Лк. 22:31–32).
Иисус упоминает о диаволе в притчах и в беседах с иудеями. В одной из притч диавол сравнивается с сеятелем, который посеял плевелы (Мф. 13:39). В другом месте Иисус говорит о том, что диавол уносит из сердца человека посеянное в нем слово Божие (Лк. 8:12). Иудеям Иисус говорит: «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» (Ин. 8:44). Говоря о Страшном суде, Иисус упоминает о вечном огне, уготованном «диаволу и ангелам его» (Мф. 25:41).
«И приступил к Нему искуситель…»
Наиболее краткая версия рассказа об искушении в пустыне содержится у Марка: «Немедленно после того Дух ведет Его в пустыню. И был Он там в пустыне сорок дней, искушаемый сатаною, и был со зверями; и ангелы служили Ему» (Мк. 1:12–13). Здесь присутствует и Дух, и ангелы, и сатана, и звери. Однако мы не узнаем никаких подробностей о том, в чем состояло искушение, продолжалось ли оно в течение всех сорока дней или в завершение этого срока.
Версия Марка полна загадок. Тема названа, но практически не раскрыта. Между тем, исследователи обращают внимание на символизм образов, содержащихся в этой версии, и на некоторый параллелизм между рассказом Марка об искушении в пустыне и словами Иисуса, обращенными к ученикам: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (Лк. 10:18). Когда и где Иисус мог видеть сатану, спадшего с неба? Не в пустыне ли, когда сатана искушал Его? В таком случае становится понятен не только богословский, но и исторический смысл повествования синоптиков об искушении в пустыне: в обоих повествованиях «речь идет о событии, которое не может быть адекватно описано языком повседневности: о победе над злом и воссиянии нового мира Божия. Уважение к таинственным реальностям требует того, чтобы о них говорили прикровенно. Но этот прикровенный язык – не более, чем указание на тайну; его использование ни в коей мере не является аргументом против присутствия исторического ядра в повествовании»[96].
По версии Луки, диавол сначала предлагал Иисусу превратить камни в хлебы, затем отвел Его на высокую гору и показал все царства мира, после чего повел в Иерусалим и поставил на крыле храма (Лк. 4:1—13). Лука уточняет, что в течение сорока дней Иисус «ничего не ел» (Лк. 4:2). Он не упоминает об ангелах, которые приступили к Иисусу по окончании искушения, но говорит лишь, что, «окончив все искушение, диавол отошел от Него до времени» (Лк. 4:13). В остальном повествование Луки почти идентично рассказу Матфея.
Термин πειρασμός, употребляемый обоими евангелистами (Марк пользуется родственным причастием πειραζόμενος – «искушаемый»), встречается в Новом Завете 21 раз и в большинстве случаев указывает не только на «искушение», но и на «испытание», «проверку». Так например, в 1-м Послании Петра говорится: «Возлюбленные! огненного искушения (τη έν ύμΐν πυρώσει), для испытания вам посылаемого (προς πειρασμόν ύμΐν γινομένη), не чуждайтесь» (1 Пет. 4:12). Уходя в пустыню на сорок дней, ведомый Святым Духом, Иисус как бы испытывает Свои силы, физические и духовные, перед выходом на проповедь. А диавол, со своей стороны, проверяет Его на прочность.
Описанная Матфеем и Лукой история ставит перед нами множество вопросов. Насколько буквально следует ее понимать? Происходило ли все действие в пустыне и было ли неким испытанием мысли для Иисуса или же действительно Иисус и диавол вместе ходили из пустыни в Иерусалим, поднимались на крыло храма, вместе восходили на гору? Что это за гора, с которой можно было увидеть «все царства мира»? В чем смысл библейских цитат в прямой речи Иисуса и диавола, по внешней форме похожей на ученый спор двух книжников?
Сама манера изложения материала, в чем-то напоминающая библейский рассказ о том, как змий искушал Адама и Еву (Быт. 3:1–5), заставляет нас воспринимать этот рассказ не как историческое повествование, а как обобщение особого духовного опыта, пережитого Иисусом в пустыне и явившегося следствием длительного поста. Источником информации здесь может быть только Сам Иисус, поведавший об этом опыте Своим ученикам. Других свидетелей не было. Приведенные выше слова Иисуса о сатане, спадшем с неба, и другие упоминания диавола в прямой речи Иисуса подтверждают предположение об Иисусе как основном источнике.
С таким взглядом не согласятся исследователи, стремящиеся вычленить образ исторического Иисуса из евангельского рассказа путем отсечения позднейших церковных напластований. Одни из этих исследователей считают, что история трех искушений – «мифологическая» обработка информации о том, что перед выходом на проповедь Иисус молился и постился[97]. Другие видят в этой истории «образный мидраш[98] с очень существенным библейским элементом, который следует предписать какому-то раннехристинскому сказочнику»[99].
В значительной степени этот взгляд базируется на отношении к самой фигуре диавола как вымыслу и мифу. Между тем, существование диавола является аксиомой и для Ветхого Завета, и для Нового, и для христианской Церкви. Сама смерть Иисуса на кресте и Его Воскресение будут истолкованы прежде всего как окончательная победа над диаволом. Первой же Его победой над ним является преодоление трех искушений.
Опыт, пережитый Иисусом в пустыне и изложенный тремя евангелистами, лежит за пределами историзма, рационализма и даже психологизма. Вот почему это повествование так трудно уместить в рамки поиска «исторического Иисуса». Русский философ С. Н. Трубецкой пишет:
Едва ли можно найти представление, более претящее современному миросозерцанию, чем представление о сатане или о царстве сатаны. Отсюда еще не следует, однако, чтобы научное или философское исследование об учении Христа могло обходить это представление, которому в жизни Христа соответствовал реальный нравственный опыт. Евангелия сообщают нам, что в начале своего служения, непосредственно после крещения, Иисус удалился в пустыню, где пребывал сорок дней в молитве и посте и был искушаем сатаною. Только близорукая критика может признавать невероятным этот рассказ евангельский, подтверждаемый столькими аналогиями, почерпнутыми из религиозной жизни множества подвижников самых различных времен и народов[100].
Рассуждая о природе опыта, описанного евангелистами, философ подчеркивает:
…Не покидая почвы несомненных психологических и нравственных фактов, мы полагаем, что даже и тот, кто не верит ни в Бога, ни в сатану, может вполне допускать возможность видений, в особенности для человека, живущего духовною жизнью, для постника, молитвенника, подвижника. Психологи или физиологи… могут объяснять по-своему и высшие проявления человеческой духовной жизни. Но если при объяснении внешних восприятий было бы нелепо ограничиваться одной ссылкой на физиологию нервной системы, то было бы еще более нелепо, говоря о духовной жизни человека, ограничиваться признаниями того, что и она имеет свой физический коррелят. Ясно, что ни историка, ни философа подобное утверждение еще ни на шаг не подвинет. Ибо если видеть во Христе только человека, только подвижника, подобного прочим, то и тогда историку христианства важно знать: сводятся ли данные видения Его лишь к случайному, болезненному возбуждению галлюцинирующего воображения вне всякой связи с духовною жизнью или же они являются как бы объективацией внутреннего духовного опыта, выражением реальных фактов и начал духовной жизни?..[101]
Версию, согласно которой Иисус вследствие длительного голода был подвержен галлюцинациям, мы оставим без комментариев, поскольку она не имеет никакого отношения к реальной ткани евангельского текста. Если бы евангелисты могли даже помыслить о возможности подобной интерпретации, они не включили бы этот рассказ в свои повествования. Между тем, тот факт, что он присутствует у всех трех синоптиков, сам по себе свидетельствует о значении, которое ему придавалось именно в качестве свидетельства о важном духовном опыте, пережитом Иисусом, о победе Иисуса над диаволом в самом начале Его мессианского пути, еще до Его выхода на общественное служение.
Эта победа, по версии Матфея и Луки, состоит из трех эпизодов, каждый из которых должен рассматриваться отдельно.
«Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами»
Что означает предложение превратить камни в хлебы и почему Иисус его отвергает? Прежде всего, мы должны указать на то, что, хотя Иисус впоследствии совершит множество чудес, в некоторых случаях Он будет отказываться от
совершения чуда. В Назарете к Иисусу обращаются местные жители со словами: «Сделай и здесь, в Твоем отечестве, то, что, мы слышали, было в Капернауме» (Лк. 4:23). Но Он не только отказывает Своим соотечественникам: евангелист подчеркивает, что он «не мог совершить там никакого чуда» (Мк. 6:5). Фарисеи будут неоднократно требовать от Него знамения. Но Он будет отвечать: «Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка» (Мф. 12:39; 16:4; Лк. 11:29). Когда Иисус будет пригвожден ко кресту, к нему будут с насмешкой обращаться: «Если Ты Сын Божий, сойди с креста» (Мф. 27:40). Но Он не сойдет с креста, не совершит чуда, которое могло бы заставить кого-то поверить в Его всемогущество. Иисус последовательно отказывается от совершения чуда для доказательства Своего всемогущества или Своей божественности, будь то по просьбе людей или по наущению диавола.
Чудо всегда совершается Иисусом ради людей, а не ради Самого Себя. Искушение превратить камни в хлебы ради собственного насыщения и удовлетворения естественного чувства голода Иисус отвергает, тогда как в дальнейшем без всякой просьбы со стороны будет чудесным образом умножать небольшое количество хлебов ради насыщения тысяч людей. Произойдет это, опять же, в пустыне.
Смысл первого искушения следует искать в изречении, процитированном Иисусом (часть его превратилась в поговорку «не хлебом единым»). Это изречение буквально заимствовано из Ветхого Завета, где Бог обращается к израильскому народу перед его вступлением в землю обетованную после сорокалетнего пребывания в пустыне: