Дом из парафина
– Не улечу, – Жанна отняла пальцы от губ и уставилась на потрескавшийся кухонный кафель.
* * *Даня цепко обхватил руками Жаннины ноги, в которых непрерывно то рождались, то глохли мелкие судороги.
– Хорошо быть маленьким и прижаться к маменьке, – Жанна опустила руки на плечи сына и глотнула порцию воздуха, который мгновенно застрял в горле.
– Здесь так шумно. Хочу тихоту! Мама, ты же тихолог. Сделай что-то!
– Глупенький мой, никак не запомнишь. Да и кому теперь интересно, что я «тихолог». Им руки нужны. Не советы. Потерпи, мой хороший.
– А когда ты прилетишь назад?
Жанна опустилась к Дане и укрыла его щеки своими ладонями.
– Не больше месяца. Я буду звонить каждый день. Каждый божий день. Мы будем разговаривать. Я пришлю тебе огромного динозавра. Скажи, чего еще ты хотел бы?
– Зачем присылать? Ты же сама прилетишь. С динозавром!
Руки Жанны обессиленно сползли на Данины плечи. Она встала, мрачно вытащила из сумки папку с бумагами, достала обратный билет и протянула Сандрику:
– Вот он. Свою функцию в посольстве билет уже выполнил. Мне-то он зачем через десять дней. Просто порви его.
– Умница такая, а вдруг в аэропорту снова потребуют предъявить обратный? – Сандрик выхватил билет и сам вложил его назад в папку. – Не живи одними эмоциями. Решила – делай. Передумала – никого не вини.
– Я никого не виню.
– Зато мы вокруг только того и боимся, что ты передумаешь и потом всю жизнь будешь это нам в укор ставить: мол, убедили остаться, не лететь!
– Успокойся, малыш! – бросила язвительно Жанна.
– Да что ты! Я тебе даже в сыновья не гожусь, младшенькая.
На табло высветился Жаннин рейс. Она машинально бросила сумку на пол и обняла Даню.
– А теперь отвернись, – шепнула она ребенку.
Даня послушно отвернулся. Всё как прежде. Любимая с некоторых пор игра.
– Ну же, падай!
Даня уже не думал. Он теперь верил как никогда. Если закрыть глаза, никто никуда не исчезнет. Все не то, чем кажется на первый взгляд. Даже кроличья нора может быть входом в храм тамплиеров. Мальчик откинулся назад и у самой земли упал в мамины руки.
– Храбрец! И как это называется? – Жанна опустилась на колени.
– Прыжок веры!
– Точно! Потому что я тебя всегда поймаю. Иначе никак.
Даня уложил свои маленькие ладони на щеки матери, совсем как это делала она.
– Мам, ты не думай, что ты – остров и тебя унесет. Просто на самом деле там, где очень низко, все залило водой. И тебя совсем никуда не унесет, потому что под водой ты все равно соединена с нами.
В громкоговоритель равнодушно объявили о начале регистрации. Жанна решительно посмотрела Сандрику в глаза.
– Обними Сержа. Скажи, что я его люблю, даже если он так не думает. Мне жаль, что он не захотел… – Жанна сделала глубокий тяжелый вдох, чтобы восполнить нехватку кислорода.
И впервые Сандрик почувствовал к Жанне гнев вперемешку с любовью. Это удалось тогда, когда не осталось больше ничего, кроме прощения. Которое не нуждается в словах. Которое ни к чему не обязывает. За которое даже не ухватиться, потому что оно не спасет. Не прокрутит пленку назад. Но за которым стоит новое, чужое время и попытка не выпасть в бездну, потому что ты просто хотел остаться прежним.
Без головы
Иногда важно залечь на дно. Как будто тебя и вовсе нет. Обязательное условие – продолжающийся дикий ритм жизни вокруг выпавшего, несуществующего тебя.
– Никто из нас не выберется отсюда живым.
– Откуда? – Сандрик поднес ложку с кашеобразной смесью к губам старика и ждал.
Тот сжал губы и вздернул подбородок. Есть отказывается, а курить – курит. Руку вытянул, пальцами сигарету к дряблым губам поднес. Сидит почти боком.
– Откуда? – повторил Сандрик с налетом небрежности, перемешанной с состраданием.
– Отсюда, мальчик. Отсюда.
– Из города? Из страны? Откуда? Нужно есть. Вот упрямец!
– Александр Гарегинович я.
– Александр Гарегинович? Александр… Надо же, мы с вами тезки. Ешьте теперь. – Сандрик приложил край ложки к упрямо сомкнутым губам старика, надеясь на их соответствующий рефлекс. Тот лишь отвернулся и снова затянулся сигаретой.
Кормить насильно, пока старик разговаривал, не хотелось, иначе слетела бы последняя видимость того, что все нормально. Обычная встреча в обычной комнате. Старик тем временем охотно продолжил говорить:
– Меня отец назвал так в честь своего брата, которого турки маленьким зарезали. Тот под кровать спрятался и плакал. Нашли. А отец в большой кастрюле уместился. Так и сидел в ней, накрывшись крышкой. Много слышал нехорошего. Все вопили, пока все не стихло. Целая деревня тогда полегла, а он выжил. Ну а тебя?
– Что меня?
– В честь кого-то назвали или так?
– В честь деда, – коротко бросил Сандрик и нервно потер щеку о плечо.
Дед открыл рот и принял вязкое содержимое ложки. А потом еще и еще. Будто осенило, что это вполне себе нормальный процесс.
– У моего сына, говорят, теперь другая семья. Женщина там, мол, хваткая. Вот и забрала. А у него сын от прошлого брака один остался. Перебивается как может. Школьник еще. Не твой ли одноклассник?
– Хм. Сложно сказать. А звать его как? – спросил Сандрик, чувствуя, что вскипает.
Дед молчит. Сомкнул губы. За ними – скрежет зубов.
– Никто из нас не выберется отсюда живым, – как-то машинально процедил он опять, уставившись в стену.
– Кстати, о смерти, – Сандрик постарался остыть, набраться терпения. – Я как-то бегал по двору. Лет шесть было мне, наверно. Слышу – курица из гаража хрипло горло надрывает. Там мужики возятся, держат ее со всех сторон, а она, как человек, помощи просит, вырывается, во всю горланит. Деревенские бы давно управились, а эти суетятся. Я заглянул в ворота, а они перетянули тонкую ее шейку через бревно, один топором замахнулся и как закатил по бревну! Аж топор в дереве застрял. Кровь куриная по мужикам брызнула, они опешили, руки отпустили. А курица с бревна соскочила и понеслась вон из гаража, прямо по моим ногам. Я закричал, разревелся. Помню как сейчас через широкие отверстия своих босоножек прикосновение ее лапок. Мужики, ругаясь, выбежали из гаража, и дети, разинув рты, побежали вдогонку, а курица-то без головы – и мчится дальше, мчится. Весь двор перепугала. Девятиэтажку нашу панельную обежала и вернулась назад, а останавливаться и не думает. Да и думать ей теперь нечем – голова-то в гараже валяется! Я как завороженный на нее смотрю. Страх ушел, хочу поймать ее и, как щенка, прижать к себе… – Сандрик выдыхает, раз за разом активно набирая ложкой кашу. – Снится мне она до сих пор. Как будто я и есть эта курица. По двору бегаю, ничего не вижу – головы-то нет. А вы ешьте, Александр Гарегинович, ешьте. Молодец!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Спальный район Тбилиси, известный высоким уровнем преступности. (Здесь и далее примеч. автора.)
2
В грузинском языке используется как вежливая форма обращения к мужчине, аналогично слову «господин».
3
Имеется в виду консольная игра Battle City, известная под неофициальным названием «Танчики».
4
Цитата из композиции «Закрой за мной дверь» советской рок-группы «Кино». Автор музыки и слов Виктор Цой.
5
Хлам (тбилисский жаргон).
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги