– Засуньте себе это предложение сами знаете куда, господин ноунейм, – огрызаюсь я, ловя укоризненный взгляд Эмина.
Он меня осуждает за то, что грублю его брату? Шикарно. Я ещё и крайняя.
– Да вообще без вопросов, – безразлично пожимает тот плечами.
И просто уходит. Разворачивается в своем идеальном костюме и оставляет нас в этой металлической коробке. Не то чтобы меня не устраивает перспектива снова остаться наедине с Эмином, но этот его мерзкий братец меня задел – не могу же я и правда тут сидеть вечно, а еще это полнолуние…
Когда мы остаёмся одни, уже не до поцелуев. Всё испортили, гады.
– И что будет завтра?
Эмин отвечает только когда стихают шаги всех наших незваных гостей, даже чуточку позже. Может, это я уже не слышу только?
– Это плохо, лисичка.
– Почему?
– Не хочу тебя пугать заранее, но в полнолуние мы особенно не сдержанны.
– Вы? Кто «вы»?
– Это сложно объяснить, есть только надежда, что если я не тронул тебя раньше, то и завтра сдержусь… Хотя то, что было сегодня, уже говорит о многом.
– Что было? – спрашиваю прежде, чем успеваю подумать и опять краснею. – Вы о поцелуях, да?
Интересно, о чём это ему говорит. Мне о том, что понравилось, и хочется повторить.
– Да, о них. Это похоже на… ммм… гормональный всплеск. Я мужчина, у которого не было близости с женщиной уже лет пять, а ты милая и красивая девушка…
– Вы считаете меня красивой?
И опять спросила прежде, чем поняла, что это неприлично. И только затем осознала, что он вообще сказал. Пять лет?! Так его держат тут с моего тринадцатилетия? А уже потом дошло и остальное. То есть завтра будет какой-то особенный гормональный всплеск… И чем мне это грозит? Зацелует меня до смерти?
– Ты очень красивая, и боюсь, что завтра для меня будет не так важна наша разница в возрасте, обстоятельства и камеры… Вообще ничего.
– И какова наша разница в возрасте? – снова концентрируюсь на главном, отсеивая ненужную информацию. И спрашиваю опять лишь о том, что мой мозг в первую очередь посчитал важным. – Мне восемнадцать, почти девятнадцать, – вру нагло, приподняв подбородок. Ну преувеличила совсем немножко.
– Выходит, я старше на десяток. И мне, правда, очень жаль.
– Я не понимаю, Эмин, – говорю мягко, поднимаюсь и иду к нему ближе.
– Боюсь причинить тебе вред.
– Так почему Вы не попросили брата Вас выпустить?
– Пока нельзя, – он приобнимает меня за талию, чуть заметно и очень прилично. Слишком. Даже немного раздражает. Вот сам же недавно мял меня за разные места, а теперь весь такой правильный вдруг.
– А есть способ этого избежать?
– Ну… Наверное мне стоит выплеснуть накопившееся напряжение…
– Я согласна! – выпаливаю на одном дыхании и только потом до меня вдруг доходит, что он мог вообще не это иметь ввиду. Ой.
Эмин по-доброму усмехается, а я чувствую, что теперь стою пунцовая не только на щеках, но до корней волос, хотя в его глазах вижу, что наши желания сходятся.
– Я понимаю, ты боишься и… – а может и это имел ввиду, поэтому решаю всё взять в свои руки. Ну ради спасения жизни же. Вовсе не потому, что мне ужасно хочется снова на него наброситься. Хотя где-то на краю сознания мелькает мысль, что то, что ощущаю сейчас, весьма странно, но как-то не до неё сейчас.
– Знаете, мне вот очень хочется жить, а боюсь я Вас не так и сильно…
Веду ладошкой по его широкой груди вверх, к шее, потом запутываю пальцы в его волосах.
– Ты ещё совсем ребёнок, – вздыхает как-то обреченно, словно уговаривая себя самого, но голос его уже становится немного хриплым.
– Ну уж не совсем, – встаю на цыпочки и осторожно целую его.
Не так как он меня раньше, а весьма целомудренно, хоть и в губы. Иначе пока ещё стесняюсь сама. Надеюсь, камеры уже не поставили? Видимо эта мысль приходит не только мне в голову, Эмин оглядывается и, кажется, выдыхает удовлетворительно. А потом чуть подталкивает меня к кровати. И я иду.
Да куда угодно бы за ним пошла.
– Я не должен так поступать, меня на тебе слишком клинит, а ты ведь меня не знаешь совсем, – и его слова расходятся с тем, что он уже пробрался мне в ворот платья, пытаясь найти грудь.
– Знаю, – я уже тяжело дышу, сама расстегиваю воротник и спускаю его до пояса. Ну правда мешается только.
– Я слишком взрослый для тебя, – зачем он это говорит, если его губы в следующую секунду уже обхватывают напряженный сосок? Прикусываю губу, чтобы не застонать в первую секунду, а потом:
– Не слишком, – успокаиваю, прижимая к себе за волосы изо всех сил.
– Чёрт, ты меня с ума сводишь, лисичка, не могу себя контролировать…
– Скажи ещё раз так, – прошу, уже постанывая в голос.
– Лисичка, – зовёт он и укладывает меня на постель. Ну наконец-то.
И послушно ложусь, чуть разведя ноги для него. Сколько ночей я проживала всё это с ним. Сколько раз ревела, проснувшись, от того, что это всего лишь сон. И вот. Сейчас. Он на самом деле ласкает меня, целует, трогает так… неприлично…
Его рука крадется по бедру, и я сама подаюсь вперед, ближе, желая уже ощутить на себе тяжесть его тела, тяну к себе. Его глаза горят, когда чуть прикусывает кожу на моей груди, от чего я вскрикиваю, а Эмин замирает.
– Если мы продолжим, ты должна быть очень тихой, – как же соблазнителен его шепот.
– Мгм, – мычу, заранее согласная на что угодно, лишь бы не останавливался. И он не останавливается, продолжая целовать всё ниже и ниже, уже дойдя до живота, подняв низ платья до талии, где оно теперь и болтается ненужной тряпкой.
Целует сквозь трусики прямо там, я извиваюсь на неудобной кровати зажимая себе рот обеими руками. Такого в моих снах не было, и это гораздо более возбуждающе… Ну до чего же хорошо…
Он снимает с меня белье и прикасается губами уже к телу, от чего один стон я всё же выпускаю наружу. Его горячий язык изучающее гладит мокрые складочки, он снова шепчет:
– Ты такая влажная…
Да черт! Я влажная с тех пор, как ты мне приснился первый раз! Как же мучительно приятно то, что он сейчас делает! Ни в какое сравнение с тем, как я себя удовлетворяла.