– Да-а-а?! Значит, меня зовут Анатолий? Мама-мама! А Толик Фриц тоже Анатолий?
– Ну, конечно. Иди лучше уроки делай, а не шпионов ищи.
А потом мы с ребятами смотрели, как загружали вещи в багажник и привязывали на крышу автомобиля. Наконец Полонские сели в машину и медленно поехали в Москву, а весь двор долго махал им вслед, пока машина не скрылась за поворотом.
А через несколько лет Полонские вдруг выиграли новый “Москвич” в ту самую первую денежно-вещевую лотерею. Все их поздравляли, но не понимали, зачем им вторая машина, и почему именно им повезло, а не тем, у кого машины нет вовсе. А вскоре старую они продали новому соседу – Марику-музыканту. И рядом с гаражом дяди Коли возник еще один гараж.
Как давно все это было. А так ясно, будто вчера.
За неделю я отремонтировал всю квартиру с побелкой потолков и окраской стен, полов, окон и дверей. И еще сделал две самодельные люстры в обе комнаты. Квартира стала, как игрушечка. Я и не догадывался, что этот ремонт окажется моим прощальным подарком нашей старой квартире в доме, который до сих пор считаю родным.
Едва закончил ремонт, приехал Шурик – сын дяди Вани. Он поступил в новый институт общественного питания, и теперь будет учиться в Харькове. В нашей и без того тесной квартире стало еще тесней. И еще Шурик сказал, что дня через два в гости приедет его отец.
Радости мало, зато появился предлог, и накануне приезда незваного гостя, Сашка с Тамарой и Сережей были спешно переселены в отремонтированную квартиру. И, как оказалось, вовремя. Вернувшийся из института Шурик рассказал, что едва он зашел в гости к ребятам, в незапертую дверь (а дверь в старой квартире запирали лишь на ночь) ввалился здоровенный слегка подвыпивший мужичок. С деловым видом он тут же начал осматривать квартиру. Увидев в комнате Сашку, удивился.
– А ты что здесь делаешь? Как сюда попал? Вон отсюда, пока морду не набил! – заорал неизвестный и с угрожающим видом двинулся к Сашке. На шум из большой комнаты вышли Шурик и Тамара. Узрев подмогу, неизвестный остановился.
– Я здесь живу. А вот ты кто такой? – даже не встав из-за стола, спокойно спросил Сашка, не раз бывавший и не в таких передрягах.
– У меня ордер на квартиру! Так что выметайтесь, а то враз всех спущу с лестницы! – снова заорал агрессивный претендент на квартиру.
– Ордер твой, дядя – липа. Так что выметайся сам, пока я не встал. А за нападение на жилище я и шлепнуть могу, – ответил на угрозу Сашка, открывая ящик письменного стола.
– Ах ты, шпана! – бросился к Сашке агрессор.
– Я даже не успел шевельнуться, – рассказал Шурик, – Сашка выхватил из ящика самодельный пистолет и выстрелил. Стекло на кухне вдребезги. Этот бежать. Сашка за ним. Я за Сашкой. Видел бы, как он летел по ступеням! А Сашка на веранду выскочил и вверх пальнул. Тот еще быстрей. А внизу ребята знакомые стоят, ржут. Один даже спросил, может, придержать? Тот как услыхал, так прямо через перила и прыгнул, только пятки засверкали.
– Где же он мой дробовик взял? Когда ремонт делал, в столе ничего не было, – не удержавшись, спросил Шурика. Этот двуствольный дробовик я сделал, когда мне было лет десять, и пришлось обороняться от преследований нашей дворовой банды. Дробовик бесследно исчез, когда мне было уже пятнадцать.
– Сашка сказал, нашел, когда ваш сарай ломали. Он его припрятал в мастерской, а вчера принес домой. Даже не думал, зачем. Зато сегодня пригодился. Ну, мы быстро осколки вымели, а Тамара новую занавеску повесила. И пистолет выбросили.
– Куда? – не выдержал я. Так хотелось посмотреть на оружие, которое сделал почти восемнадцать лет назад.
– Толик, извини, разломали и по частям разбросали в разных местах. А стволы утопили в вашем туалете. Успели вовремя. Нагрянула милиция. Проверили документы. Прописка есть и у Сашки, и у Тамары, да еще Сережка к обоим вписан. Проверили ордер. Тоже не фальшивый. Ладно, говорят, это дело суда, а вот за оружие схлопочешь. Стрелял, спрашивают? Сашка, стрелял, а что оставалось – нападение на жилище, а он жлоб здоровый, да еще пьяный. Потребовали сдать пистолет добровольно. Ну, Сашка и сдал им игрушечный пугач. Посмеялись, но квартиру обыскали. Искали и пулевые отметины. Сашка потом сказал, что специально пальнул в стекло – звону много, а следов почти не бывает.
Встретили дядю Ваню. Тот в своем репертуаре. Из вагона вышел сгорбленный мужичонка в затрапезном пиджачке, милицейских галифе и сильно поношенных кирзовых сапогах. На голове – немыслимая, видавшая виды кепка, а на спине выцветший, местами засаленный вещмешок. Даже Шурик был потрясен.
– Отец, ты что так вырядился? Одеть что ли нечего? Выглядишь, как клоун.
– Ладно, сынок. Зато в поезде не ограбят.
Мы уже давно знали слабость дяди Вани прибедняться и не удивлялись. Но, в тот раз он превзошел самого себя.
– Отец, да мне рядом с тобой стоять стыдно. У тебя хоть другая одежда есть?
– А зачем она мне? По дому буду ходить в пижаме. А так, куда мне выходить? – гнул свою линию дядя Ваня.
Меж тем он выпрямился и даже спрятал в вещмешок свою ужасную кепку и пиджак. Под пиджаком оказалась выгоревшая ситцевая рубашка с короткими рукавами невнятного цвета и подозрительно смахивающая на женскую кофточку. Моя догадка подтвердилась.
– Натуральный скоморох. Даже Лидкину кофту напялил, – с досадой вырвалось у Шурика, помнившего, очевидно, кофточку сестры.
Уже дома, когда застолье в честь гостя близилось к завершению, Шурик, в знак протеста сидевший подальше от отца и не проронивший за все время обеда ни слова, вдруг активизировался.
– Отец, ты хоть деньги привез, как я просил, или опять скажешь, что в кармане оказалась дырка и они случайно выпали?
– Привез, сынок. А ты думаешь, для чего этот маскарад? – гордясь своей предусмотрительностью, радостно ответил дядя Ваня, расстроенный неласковым отношением собственного сына.
– Отлично. Тогда собирайся, поедем покупать тебе костюм. А остальные деньги мне давай. Вечером меня будут ждать. Я уже обо всем договорился.
Несмотря на возражения дяди Вани, мы втроем поехали решать непростую задачку поиска подходящей одежды. Объехав с десяток магазинов, лишь убедились, что все вешалки отделов забиты костюмами, которые мало чем отличались от клоунского наряда дяди Вани. Отчаявшись, решили ехать в центр искать спекулянтов. Собственно, их можно было и не искать. Стоило остановиться с задумчивым видом у любого магазина, как тут же подходили предприимчивые ребята с предложениями. Они узнавали, что требовалось, и объявляли сумму “сверху”. Стоило согласиться, вели прямо в магазин и без всякой очереди и прочих формальностей передавали продавцу, который тут же предоставлял “случайно завалявшийся на складе” нужный товар. Купить что-то приличное как-то иначе в Харькове было невозможно.
К моему удивлению, сновавшие у магазина “Одяг” спекулянты обходили нас стороной. А когда сам стал подходить, срывались с места и на некоторое время исчезали в толпе. И вдруг до меня дошло – их отпугивали милицейские галифе “переодетого” дяди Вани. Я отошел в сторонку и быстро вычислил “старшего”.
– Привет, я Проф, на Ленчика щипал, пока он коньки не откинул. Нужна помощь, – представился ему своей липовой, но известной в криминальном мире кличкой. Спекулянт посмотрел с удивлением.
– А ты разве не с ними? – показал он на дядю Ваню и Шурика.
– Обижаешь. Ты кого испугался? Это дядя мой – сундук деревенский. По дурости думает, такие штаны в городе щипача отпугнут. В общем, приодеть его надо поприличней, чтоб вороной не выглядел. За мной не пропадет.
– Ладно, понял. Сделаем по номиналу. В память о Ленчике. Подходи, если что надо, – протянул руку старший и щелкнул пальцами. К нам тут же подскочил один из шустрых ребятишек, – Проводи вон тех двоих в отдел. Оформи по высшему разряду. Сверху не брать, – дал указание спекулянт, конечно же, знавший, что щипач не только “верх”, но и всю сумму легко вернет, причем непременно со спекулянта, не уважившего просьбу.
Через полчаса из магазина вышел одетый с иголочки джентльмен – дядя Ваня. Рядом шел Шурик с увесистым узелком его маскировочного хлама.
– Ты куда делся? – спросил удивленный моим появлением Шурик, – Представляешь, странный спекулянт попался. Быстренько, говорит, за мной. Ну, мы рискнули, пошли. Представляешь, отца в момент одели, дешево и прилично. Да еще отказались от благодарности. Ничего не понимаю. Даже продавец у отца рубль не взял.
– Они, думаю, дядю Ваню приняли за переодетого мента. И спектакль разыграли. Сделали вид, что не раскусили его маскировочку и показали, что торгуют по всем правилам, – серьезно пояснил Шурику, едва сдерживаясь от распиравшего смеха.
– Да ты что! Надо же. Хоть в чем-то повезло. Ты посмотри, какой костюмчик. А туфли. А рубашка. И все – по цене того дурацкого костюма, который отцу приглянулся. А тут еще галстук подарили от магазина, – восторгался Шурик.
Дядя же шел в состоянии раздвоения чувств: с одной стороны, был доволен удачным приобретением, а с другой – сожалел о деньгах, бессмысленно потраченных на ненужную покупку. А потому всю обратную дорогу до дома улыбался и ворчал одновременно.
Дома его покупку одобрили. Слегка выпив перед обедом и таким образом обмыв обновку, дядя Ваня, наконец, успокоился. Но, как оказалось, ненадолго. Вечером явился Шурик. Но, явился не просто, а В ЗОЛОТОМ СИЯНИИ. Сияла его рыжая шевелюра, сияли его веснушки, сиял широкой улыбкой сам Шурик. Не хватало лишь сияющего нимба над его бестолковой головой. Все остальное, необходимое для счастья студента-первокурсника института общественного питания, у него, наконец, было. Демонстративно расстегнутая почти до пояса рубашка обнажала массивный золотой нательный крест на золотой, разумеется, цепочке. Запястье левой руки украшали золотые часы с золотым браслетом, запястье правой – тонкий золотой браслет из тех, которые обычно носят женщины. А на пальце красовался массивный золотой перстень-печатка. Не хватало лишь серьги в ухе, как у пиратов, да кольца в носу, как у дикарей.
Дядя Ваня, похоже, сразу все понял. На него было больно смотреть. Он не произнес ни слова. Он просто зарыдал. Наконец, всхлипнув пару раз, дядя Ваня взорвался.
– Что ты наделал, мерзавец! – выкрикнул обиженный и одновременно разгневанный отец своему балбесу-сыну, – Я ему деньги везу, скопленные годами. Ну, думаем с матерью, сын жениться собрался, или еще на что серьезное деньги потребовались. Стыдно, видите ли, ему со мной ходить. Костюм он мне купил, паразит, на мои же деньги. А я, старый дурак, согласился. Думал, с родителями невесты познакомить хочет. А он себе игрушек накупил. Сам ты на клоуна похож в этих побрякушках!
– Ничего ты не понимаешь, отец, – вдруг пошел в контратаку сынок, – Ты знаешь, какие люди со мной будут учиться? Ты знаешь, как они одеты и что носят? Да я с этими цацками им в подметки не гожусь, а без них они на меня даже не взглянут.
Весь вечер шли словесные баталии отцов и детей, усугубляемые спиртными напитками. Но, все проходит. Прошел и тот злополучный вечер.
С утра отцы перешли в атаку – нас подняли ни свет, ни заря. Мне было проще, потому что давно привык к раннему подъему, да еще в ином, более раннем часовом поясе. Шурику же пришлось тяжко. Опохмелившись и плотно позавтракав, все отправились в сад. Так началась наша двухнедельная каторга.
Работая втроем с утра до вечера, мы с дядей Ваней и Шуриком укрепили фундамент, вырыли и оборудовали погреб рядом с домиком и сделали над ним пристройку, которая добавила домику небольшую комнату. Отец снабжал нас стройматериалами, а мама привозила обед. В выходные приезжали братья и слегка помогали. Работа сгладила обиды, и вскоре о костюме и золоте уже никто не вспоминал.
Почти под занавес нашего строительства отец привез плохие новости. Претендент на нашу старую квартиру подал заявление в суд. Сашка с Тамарой тут же подали встречный иск. Но, хуже всего то, что приостановлено действие ордера на новую квартиру, то есть до принятия судебного решения никому из лиц, вписанных в ордер, нельзя будет в ней прописаться. Я и не предполагал, что все это напрямую коснется меня.
Еще как коснулось! В райвоенкомат, наконец, пришли мои документы. И тут же заработала, заскрипела на холостых оборотах неповоротливая и тупая бюрократическая машина. Моей справки о том, что по военному ведомству у меня никогда не было жилплощади, оказалось недостаточно. С меня затребовали справку, что жена и ребенок тоже ничего не имеют. Я пояснил, что семья благополучно живет в Московской квартире, и попросил переправить мои документы в Москву – по месту жительства семьи.
Увы. Мне пояснили, что это невозможно. Семья должна сдать московскую квартиру и ехать ко мне. Иначе в Харькове мне квартиру не предоставят.
– Да не нужна мне ваша квартира! Представьте себе, что я сошел с ума, сбежал от жены и уехал к маме! Справка из дурдома в моем деле имеется, – выходя из себя, прокричал военкому.
Но, мне объяснили, что до нашего официального развода никакие дальнейшие действия военкомата невозможны.
Все. Очередной тупик.
Я вдруг почувствовал, что вновь накатывает состояние депрессии, близкое к тому, в котором находился накануне моей принудительной отправки в госпиталь. И когда совсем отчаялся, случайно возникло приемлемое решение.
Перед отъездом дядя Ваня вдруг возжелал побывать в старой квартире. И когда мы прибыли туда, как всегда, всей толпой, к Сашке зашел адвокат. В бумагах, которые он показал, неожиданно увидел свои данные. Оказалось, это была справка из паспортного стола. И тут только выяснилось, что все годы моей службы в армии я числился прописанным в нашей старой квартире. Каким-то образом не сработала автоматика регистрации жителей, и меня случайно не выписали из квартиры. И это оказалось выходом из моей, казалось, безвыходной ситуации.
Со справкой о прописке я вновь объявился в военкомате. Там написал заявление, что претензий к военкомату по жилью не имею, и ржавый бюрократический механизм, наконец, сдвинулся с мертвой точки. Мне выдали документы для оформления паспорта.
В паспортном столе ситуация повторилась один в один. Правда, в гражданском ведомстве все-таки сработал мой довод о том, что я сбежал от жены. Скорее всего их убедила справка военкомата о моем увольнении из армии по психиатрической статье. Сумасшедшему поверили и паспорт, наконец, выдали, проставив все необходимые штампики, кроме данных о прописке. Мне заявили, что этот штампик поставят только по решению суда. А сумасшедшим можно и не работать. Позаботится государство.
Приехали.
У меня на руках был паспорт, но без прописки. А это все равно, что не было ничего. Я все там же – на нулевой отметке.
Как долго ждать суда, а тем более его решения, никто не знал. И я решил ехать с дядей Ваней и Шуриком в Москву.
Глава 2. В Москву
В Москву я ехал на волах
И думал о тебе,
Волов я палкой погонял,
Кричал им: “Цоб! Цобе!”
Эта песенка, которую мы с Вовкой Бегуном распевали под гитару, когда нам было лет по пятнадцати, очень точно отражала скорость нашего перемещения к Москве.
Накануне завершения сезона летних отпусков билетов в Москву попросту не было. Транзитные пассажиры метались от кассы к кассе, сшибая друг друга с ног тяжелой поклажей. У отдельной кассы яростно ругались, толкались локтями и периодически замахивались, а то и действительно кого-то били своими палками крепенькие, закаленные в битвах и скорые на расправу “инвалиды” всех мастей.
Лишь у воинских касс было скучно – там билеты были, но по воинским требованиям. И я впервые пожалел об изменении своего статуса. Безрезультатно послонявшись дня три у касс и не торопясь обогащать вконец обнаглевших спекулянтов, мы оставили затею с билетами, тем более что дядя, поиздержавшийся на золото Шурика и свой костюм, не спешил раскошелиться. У меня же денег не было вовсе.
Еще пару дней пробовали договариваться с проводниками. Это оказалось не дешевле, да и свободных мест давно не было, и потому нам чаще отказывали. Поезда были забиты под завязку, а люди с юга все ехали и ехали.
Посовещавшись, решили ехать через Воронеж в Рязанскую область, а уж оттуда в Москву. Три пересадки, общие вагоны и прочие неудобства, но это был реальный выход. И дядя начал готовиться к поездке.
Прежде всего, он решительно стряхнул “золотую пыль” с не менее решительно сопротивлявшегося Шурика. Все побрякушки были тщательно упакованы и зашиты в милицейские галифе. Не менее тщательно были упакованы и все обновки. Чувствовалось, дядя с удовольствием зашил бы их в свой засаленный пиджак, но, увы, это оказалось невозможным. Естественно, что и на этот случай все было предусмотрено. Каждую упакованную вещь дядя заворачивал во что-нибудь из своего немудреного гардероба: в грязную майку, в мятые пижамные брюки, или во что-то еще из подобного непрезентабельного набора. Каждый такой ком он дополнительно оборачивал в маскировочный хлам. И я, наконец, понял, что искал дядя, роясь в куче мусора мастерской художников, и что он тогда привез домой и тут же сунул в свой жуткий рюкзак.
Вскоре собранный в дорогу “мусор” был сложен, а дядя, переодевшись, приобрел вид нищего паломника, едущего на богомолье.
– Посоха только не хватает, – выдал я ценное замечание, критически оглядев внезапно преобразившегося в старика крепкого мужчину средних лет.
– А что! Идея, – неожиданно поддержал дядя, – К тому же посох это отличное оружие от грабителей.
– Да уж, – невнятно согласился с ним. А Володя, весело смеясь, уже нес из своей комнаты нечто вроде посоха. Это была толстая суковатая дубовая палка с удобным хватом, которую Володя уже кое-где украсил резьбой.
– Хороша-а-а! – с восхищением отметил дядя, разглядывая неожиданный подарок, – Только вот выглядит, как новая, – расстроился он.
– Сделаем, – ответил брат и минут через десять вынес искусственно “состаренный” посох. Дядя Ваня мгновенно засиял как Шурик в своем золоте, отчего сразу стала заметной их генетическая идентичность.
– Отец, я рядом с тобой не пойду, – вдруг заявил “обеспыленный” Шурик.
– И не надо. Так даже лучше. Вы с Толиком делайте вид, что облагодетельствовали старичка, разрешив ему посидеть рядом. И в разговоре зовите меня по-простому – “дед”, – выдал ценные указания дядя. Да-а-а.
Сколько усилий, чтобы сохранить “несметные богатства”, которые обеспечат его балбесу-сыну лишь снисходительные взгляды сыновей сильных мира сего.
Сделав пересадку в Лисках, которые недавно были благополучно переименованы в Георгиу-Деж, мы за сутки одолели путь до станции Кораблино Рязанской области, где жили дядя Ваня и его семья. Путь от станции до их дома напрямую занимал не более десяти минут. Но это был путь домой. А потому первым делом наш незаметно высадившийся десант, озираясь, зашел в станционный туалет, где из рюкзака были извлечены обновки, а из освободившихся галифе золото Шурика.
И вот уже джентльмен-отец под руку с позолоченным денди-сыном налегке движутся к дому, но не напрямую, а в обход – по центральной улице старого Кораблино. А позади них, навьюченный как китайский кули, опираясь на посох, бреду я – отставной офицер Советской Армии.
Похоже, в этом провинциальном городке, где все знают все обо всех, наша процессия производит фурор. Встречные останавливаются и тут же, пятясь задом, сдвигаются в сторонку, уступая нам дорогу даже на широкой улице. Они не только первыми приветствуют встретившихся им “господ”, но, кажется, даже слегка им кланяются, как в старые добрые времена. А “господа” лишь снисходительно кивают головами, даже не отвечая на приветствия.
– Иван Алексеевич. Александр Иванович. С приездом, – слышится со всех сторон.
Волшебный миг торжества пустого тщеславия. Бессмыслица. Но, как манит.
Как же недолговечны мгновения успеха, а особенно, если успех мнимый. Дома один в один повторилась харьковская картина ЗОЛОТОГО СИЯНИЯ и такой же эффект ее воздействия на лиц не случайных, а заинтересованных. Из состояния истерики тетю Нину пришлось выводить достаточно долго, к тому же с применением нашатыря, валерьянки и прочих средств из домашней аптечки.
Перепало и дяде Ване, допустившему бессмысленную трату средств семьи. Примерно через час обнаружили, наконец, меня. Все время семейных дрязг я тихо сидел в сторонке, стараясь не привлекать внимания. Переключение тети на мою персону на время сгладило остроту противоречий между блага дающими и блага потребляющими. А домашние хлопоты, связанные с подготовкой праздничного обеда в честь гостя, и вовсе отложили час расплаты до худших времен.
Засуетился принявший свой повседневный вид дядя Ваня. Он притащил странного вида аппарат, оказавшийся самогонным. И работа закипела. Благо, сусло уже было подготовлено предусмотрительной тетей Ниной заранее. Вскоре проявились серьезные дефекты этой неудачной самоделки, изготовленной когда-то Шуриком. Работа была приостановлена, благо спиртного на первый случай уже хватало. А после обеда я вплотную занялся аппаратом. К вечеру из его останков и подручных материалов удалось сделать намного более совершенный, почти лабораторный, прибор, который впоследствии много лет служил дяде верой и правдой.
К вечеру собрал и установил в гостиной самодельную люстру наподобие тех, что соорудил в Харькове. Дяде они тогда понравились, и я сделал его семье небольшой подарок. Тете сюрприз тоже пришелся полюбу, а потому вскоре в доме установилась нормальная атмосфера, и Шурик, наконец, получил возможность выйти из своего убежища, где пробыл почти целый день, спасаясь от гнева матери.
Включили телевизор, и остаток моего вечера ушел на его ремонт. Когда он заработал, как положено, выяснилось, пора спать. Первый день в гостях у дяди Вани прошел.
Мое первое утро в Кораблино один в один походило на первое утро в Харькове. Только вместо отца, на пороге топтался дядя Ваня с подносом, а вместо мерефянского самогона в графинчике плескался самогон кораблинский.
– Всю ночь гнал, – радостно сообщил дядя, – Аппарат работает, как зверь. Все перегнал. Надо новое сусло ставить. Давай по стаканчику, – предложил он.
А после завтрака мы с дядей и Шуриком штукатурили стены внутреннего дворика. Работа была давно знакома – еще с детства, когда мы с братом помогали бабушке устранять последствия затяжных дождей. Украинские хатки смотрятся красиво, но как много сил тратят хозяйки, чтобы поддерживать этот вид.
Не счесть, по скольку раз мы с братом по просьбе бабушки ездили за мелом, глиной или песком. Мы брали у сарая ручную тележку, брат с лопатой забирался в нее, а я впрягался вместо лошади. И мы рысью направлялись через коровий выгон по степной дорожке к родникам. Вскоре менялись местами. Так играя, приезжали на место, где было отрыто множество пещер и просто ям, в которых местные жители добывали мел. Мы отыскивали участок, где мел был самым белым и самым чистым, и, набрав его полную тележку, отправлялись в обратный путь. Глина и песок были гораздо ближе.
А потом месили глину с коровяком и соломой, отплясывая в ней босыми ногами. Вначале нам, городским детям, это казалось чем-то неприятным, противным, но со временем забыли эти первые ощущения. Мы лихо штукатурили и затирали стены, а постепенно освоили их окраску мелом. Завалинку дома и глиняные полы в доме окрашивали сажей в черный цвет. Окрашенные полы посыпали цветным песком. Поверх песка рассыпали ароматные травы, а потом расстилали разноцветные домотканые коврики. А окна, двери и передний угол с иконами украшали вышитыми рушниками – тоже домоткаными. И хата приобретала свой традиционный вид.
Вначале меня поражало, что такой “ремонт” бабушка проводила еженедельно – по субботам. Потом понял, что это обычная работа, вроде генеральной уборки в городской квартире. А вот после затяжных дождей ремонтных работ бывало побольше.
Плотно пообедав с самогоном, после короткого перерыва приступили к другой работе – чистке водоотвода и водосборного колодца. А вечер ознаменовался дегустацией образцов продукции, выгнанной дядей за ночь. Дядя, не спавший всю ночь, быстро захмелел, горько плакал и просил меня немедленно объяснить тете Нине, что костюм его заставил покупать Шурик, а сам он этого делать вовсе не хотел. Тетя Нина уже давно спала, и я отказывался ее будить даже для столь важного сообщения. Дядя настаивал. Я снова отказывался. Выпивали за то, чтобы утром все прояснилось. Вскоре дяде снова становилось невтерпеж, и он снова настаивал, а я снова и снова отказывался. Мы угомонились далеко за полночь.
А наутро вновь повторилось харьковское утро, но снова с дядей и кораблинским самогоном. После завтрака пошли “рыть картошку”. Эта работа отняла весь день. За день мне так и не удалось сообщить тете важную для дяди информацию о костюме. А потому вечер прошел так же, как и предыдущий.
Третье утро не отличалось от первого и второго. А после завтрака я поблагодарил гостеприимных хозяев и заторопился в Москву. И тут только выяснилось, что дядя, удрученный костюмом и золотом, потерял интерес к столице. Шурик вообще все эти дни старался быть малозаметным. А потому стало ясно, что дальнейший путь в Москву предстоит одолеть в одиночку.