В западне времени

– Глеб, если я сплю, то можешь стукнуть меня, но я ни хрена не понимаю! – воскликнул Рома.

– А ты – меня, – сказал Глеб и достал из кармана смартфон, пытаясь отыскать сеть. – Можешь убить, не то что стукнуть.

– Что, не ловит? – с надеждой спросил Рома.

– Нет, пишет: «Нет сети», – ответил Глеб.

– Я не могу понять: поляна на месте, дуб на месте, но к акое-то все другое, тебе так не кажется, Глеб? – спросил Рома.

– Вроде все так, как и было, если не считать, что, пока была гроза, на месте вырубки вырос лес, появилось поселение, а на месте вырванных деревьев аккуратно выросли новые. Такое ощущение, что мы просидели в дубе лет семь… – случайно выдал Глеб и осекся на полуслове, а после небольшой паузы добавил, – …десят.

Бред какой-то.

Рома все это время отвлеченно тискал свой смартфон и, казалось, не слушал рассуждения друга, но после продолжительной паузы сказал спокойным голосом человека, которому все понятно:

– Нет, не бред, далеко не бред, Глебушка. Помнишь того странного человека, которого мы повстречали в лесу?

– Конечно, помню, как его забудешь, он же еще в такой странной одежде доисторической был, такое чувство, что из психушки сбежал, надо было позвонить в милицию, может, он опасен для общества, может, маньяк какой. Нас увидел и под дурочка закосил, – тараторил Глеб, когда его прервал Рома:

– Да ладно тебе тараторить, какой маньяк, что ты лепишь! Подумай лучше, не напрашивается мысль никакая?

– Подожди, ты хочешь сказать, что мы каким-то образом переместились во времени? Так по-твоему? А тот человек отсюда? – изумленно спросил Глеб.

– Именно, а как иначе все это объяснить? И тот человек уже больше не выглядит странным. Он был напуган, спрятался в дубе, а когда вышел, то оказался в нашем времени. Я не удивлюсь, если он до сих пор там бегает… Сейчас мы с тобой выглядим странными, остается выяснить, какой сейчас год и как вернуться домой, заключил Рома.

– Я не собираюсь ничего выяснять, – сказал Глеб и направился к дубу. – Я хочу домой, перемещаться во времени в наши планы не входило!

Рома последовал за ним, ему самому не нравилось все это. Они вошли в прожженную полость дуба и замерли, постояли и вышли, как пассажиры из автобуса, передумавшие ехать, только «автобус» отказывался ехать. Они осмотрелись – на улице все осталось без изменений: и лес, и крыши домов, и молодые дубчики. Зашли снова внутрь, и так несколько раз – без изменений.

– Да тут хоть голову расшиби, ничего не действует, – впадал в отчаяние Глеб, – ничего не получается…

– Надо успокоиться и подумать, что делать дальше, как вернуться в наше время, – пытался успокоить друга

Рома. – Мы же спрятались в дубе, когда гроза была, значит…

– Значит, – уловил мысль Ромы Глеб, – портал работает, только когда гроза.

– И нам придется теперь ждать, когда произойдет очередная гроза, – подытожил Рома.

– Хорошо, ну а пока, Ромич, нам надо выяснить, какой сейчас год, да и с провизией надо что-то делать:

неизвестно, на сколько мы здесь застрянем, – сказал Глеб.

– Глеб, у нас пока один выход – установить контакт с местными, может, помогут нам с едой, – предложил Рома.

– Да, влипли мы по самые помидоры, кому рассказать – не поверят, – подавленно заметил Глеб.

– Вот местным и расскажешь. Пошли, – сказал Рома и похлопал друга по плечу.

Путники покинули поляну с дубом и отправились к виднеющимся впереди сельским хатам. Деревня была расположена в низине на открытом пространстве, справа и слева неприступной стеной стоял густой лес. От дуба до поселения было не меньше пяти километров, хотя визуально казалось, что оно гораздо ближе. Подойдя почти вплотную к деревне, парни спрятались в лесу и стали наблюдать.

Деревня насчитывала около пятидесяти домов, через нее проходили две пересекающиеся дороги, мощенные булыжником, почти в каждом дворе был колодец-ж уравль, крыши домов были соломенные, чаще покрытые дранкой, щепой. На одних крышах она была свежей и желтенькой, на других – почерневшей от времен и дождей. Дома деревянные, за исключением каменной мельницы в конце деревни, оттуда возили муку на телегах с деревянными колесами, обитыми железом. На улицах, что привлекло внимание, были почти одни женщины, взрослых мужчин практически не было, были подростки, дети и старики, всю работу выполняли женщины. Вот одна несла два ведра с водой на коромыслах, кто-то косил, кто-то стирал. Дети играли, а подростки помогали по хозяйству, старики сидели на лавках. Во всей этой, казалось бы, позитивной картине ч его-то не хватало, что-то было не так, чувствовалась к акая-то напряженность, недосказанность, веяло грустью и даже страхом.

Завершив наблюдение, Рома и Глеб вошли в деревню. Реакция местных жителей была неоднозначной: дети побросали игрушки и просто исчезли из поля зрения, женщина, которая несла воду, уронила коромысла и ведра с водой, но осталась стоять на месте как вкопанная, старики приросли к своим лавкам – везде повисла безмолвная тишина. Ребята тоже пребывали в безмолвии, они были в недоумении от такой реакции местных, но нашли в себе мужество заговорить первыми:

– Здравствуйте! – выдавил из себя Глеб.

– Дзень добры, хлопцы, – сказал пожилой мужчина и немного привстал с лавки, – вы хто такiя?

– Мы заблудились и вот набрели на вашу деревню. Хотели бы попросить у вас воды и немного еды, если можно, – сказал Глеб.

– Заходзьце ў хату, хлопцы, – сказала бабуля преклонных лет, сидевшая рядом с пожилым мужчиной, – зараз паснедаем.

– Спасибо, – сказал Глеб и вместе с другом зашел в дом.

Парни сели за стол, пожилая женщина поставила две глиняные миски, деревянные кружки-ч арки и кувшин с квасом. Стол был добротный, массивный, из толстых досок из дуба, плотно подогнанных друг к другу, – таких сейчас не делают, только если под заказ. На столе лежала скатерть, вытканная вручную изо льна с вплетенными красными нитками в виде национального орнамента. Убранство в доме, или интерьер, было простым и небогатым, в углу комнаты висела икона, обернутая в похожую вытканную ткань, стены были бревенчатые, ничем не обшитые и не отделанные, на подоконнике стояла керосиновая лампа, а на столике возле печки – еще одна, пол в доме был земляной, без досок, было сыро и даже в зной тянуло прохладой. Несмотря на гостеприимство, в воздухе висела какая-то напряженность и гости чувствовали себя неловко.

– Сынкi, а вы партызаны цi хто? – робко спросил пожилой мужчина, разрядив таким образом обстановку.

Глеб, жадно осушавший кувшин с квасом, чуть не захлебнулся от таких слов, а Рома вообще выстрелил картошкой изо рта и едва не упал со скамейки, но нашел в себе силы ответить: «Да, па… партизаны».

– Хлопцы, а дзе ж вашы стрэльбы, дзе вашае ўзбраенне? – не унимался старик.

– Стары, чаго ты дакапаўся да iх, дай жа iм адпачыць з дарогі, – вступилась бабушка. – Бульба сухаватая трошкi, запiвайце квасам.

Только им не лезла после таких новостей и вопросов ни еда, ни питье. У обоих в головах промелькнул не один десяток мыслей, картинок и пережитых за последние сутки воспоминаний, которые теперь сложились в пазл. Все стало на свои места: и странный человек в лесу, только он никакой не странный, а спасавшийся бегством от врагов, и недоумевающие местные, принявшие их за немецких шпионов или партизан, и, наконец, жирную точку во всем этом поставил отрывной настенный календарь с датой – 9 июня 1943 года. Рома толкнул Глеба в бок и знаком показал, чтобы тот вышел с ним на улицу, они оба поднялись и вышли. На улице люди снова были заняты своими повседневными делами, только дети уже не прятались, а наоборот, толпились возле хаты, где находились путешественники, и заглядывали в окна, а когда те вышли на улицу, то разбежались, как косяк рыб в пруду. Парням было не до них и не до кого.

– Вот это мы попали, Глеб, – начал Рома, – угораздило же нас попасть в самый разгар вой ны, если б кто сказал, что такое возможно, никогда бы не поверил. Может, это все неправда, может, это какая- нибудь реконструкция, знаешь, как рыцарские турниры?

– В се-таки какая причудливая эта субстанция – время, как оно причудливо изгибается, видоизменяется, словно живое, готовое поглотить любого, словно мы попали в вихрь, торнадо времени, этот вихрь закрутил нас и перенес в другой мир. Что ж, получается, существует бесчисленное множество миров с разницей в одну секунду, а может, и еще меньше, хорошо бы научиться управлять временем, можно было бы многое исправить и предотвратить, но увы… Может, ученые найдут способ управления временем, тогда это будет настоящим прорывом, научно- технической революцией, хотя не надо, тогда можно будет использовать эту технологию в преступных целях, – рассуждал Глеб, словно не слышал, что говорил ему Роман.

– В каких, – нарушил монолог Глеба Рома, – приведи примеры.

– Ну вот даже возьмем нашу ситуацию, в которую мы попали, – продолжал свое рассуждение Глеб. – Вот отправили бы, к примеру, целую армию, укомплектованную вооружением и технологиями, заметно превосходящими возможности советской или немецкой армии, встать на ту или иную сторону, понимаешь о чем я? Тогда могла бы быть катастрофа, если хоть на секунду предположить, что выиграла бы вой ну фашистская Германия. Понимаешь всю степень последствий? Мы бы сейчас уже не разговаривали с тобой, нас бы, скорее всего, не было бы.

– Я прекрасно понимаю тебя, Глеб, – согласился с ним Рома.

– Что будем делать? – спросил, Глеб.

– Ничего, что нам еще остается: будем ждать грозу и играть роль партизан. Рассказывать, что мы из будущего, я думаю, не стоит, никто не поймет, – ответил Рома. – Ты прав, Ром, не надо ничего никому говорить, пошли в дом и надо вести себя более естественно, чтобы не казаться странными, – сказал Глеб, и с этим пошли к дому.

Они вошли в хату, сели за стол и мгновенно доели свое угощение, чем вызвали улыбку на лице старушки. Она долго смотрела на них, рассматривала, но делала это ненавязчиво, а как-то по-доброму, с улыбкой. Ее глаза, которые многое повидали на своем веку, были полны мудрости, но почему-то грустные, казалось даже, вотвот станут мокрыми от слез.

– Такiя маладыя вы, хлопчыкi, нiчога яшчэ не бачылi, вайна праклятая ўсе адабрала, – сказала старушка и, не сдержав слез, вышла на улицу.

– Гэта жонка мая, разверадзiлi ёй душу, бо ты подобны на майго сына, Ваську, – сказал старик. – Яго вайскоўцы ўсе загiнулi, а Васька выжыў i пайшоў у партызаны, прыходзіў да нас, а потым прапаў, мабыць, забiлi немцы яго…

Пожилой мужчина молча разлил по стаканам из стоящей на столе бутылки самогонки и осушил его залпом, немного поморщившись, отломил кусочек хлеба и закусил, после прямо за столом скрутил самокрутку из самосада и закурил. Комната заполнилась приятным запахом дыма настоящего табака, он тонкой струйкой, паря и закручиваясь в спирали, медленно поднимался кверху. Ребята тоже осушили налитые им стаканы, Рома встал из-за стола и подошел к стене.

– Простите, мы не знали, что напомнили о пережитой трагедии, – извинялся Глеб.

– Хлопцы, пры чым вы да гэтага, гэта вельмi добра, што склалася так i вы трапiлi да нас. А як гэта так здарылася, што вы заблукалi, вы ж партызаны i павiнны добра ведаць лес? – не переставал задавать старик сложные вопросы, к которым парни совсем не подготовились. Чтобы не вызвать еще большее подозрение, Глеб не нашел ничего лучшего ответить, чем то, что была перестрелка с немцами и они отстали от своего отряда, отстреляв весь боезапас, выбросили оружие, чтобы легче было уйти от преследователей, карты у них не было.

На стене висела черно- белая фотография к акого-то парня лет около двадцати в военной форме этого времени, на ней он улыбался и, действительно, был очень похож на Рому, только очков не носил. И тут Рому словно прошибло молнией, и на лбу выступил холодный пот: на фото был тот самый человек, которого они с Глебом встретили в лесу в своем времени. Ошибки не было: тот же взгляд, те же черты лица и те же длинные сапоги почти до колена.

– Мы никакие не партизаны, мы прибыли сюда из будущего, – прогремели громом слова Ромы.

Глеб замолк на полуслове и, вытаращив глаза, в недоумении посмотрел на друга, после чего налил себе полный стакан и выпил залпом. Кастусь, как ранее представился старик парням, молча смотрел непонимающим взглядом то на Глеба, то на Рому, потом тоже себе налил и сказал:

– Цябе, мабыць, кантузiла, табе няможна пiць.

– Мы видели вашего сына, – продолжал шокировать Рома, – он живой, по крайней мере, был живым, когда мы его видели, только испуган очень, он перешел в наше время, а мы – в ваше. Глеб, не надо на меня так смотреть, иди лучше сюда.

Глеб встал из-за стола и подошел к Роме, тот кивком указал на стену, где висела фотография пропавшего сына, и Глеб открыл рот от удивления, увидев ее:

– Так это же…

– Да, Глеб, я о том же, нет смысла молчать, да и нельзя, – сказал Рома.

– Ты прав, дружище, – согласился с ним Глеб.

– Когда вы в последний раз видели Васю? – спросил Рома.

– Год таму, – задумавшись, ответил Кастусь, – у красавiку, яшчэ снег ляжаў.

– Как? Такого просто не может быть, – в один голос изумленно проговорили парни.

– Не, хлопцы, я праўду гавару, гэта было ў красавi…

– Дело не в этом, – перебил его Глеб, – просто мы сегодня его видели, ну не мог он год по лесу бегать, не мог, да и сегодня у нас тридцатого мая, а не апрель, даже если предположить, что вы ошиблись.

– Сення дзявятага чэрвеня, i я нiчога не зблытаў! – со злостью и раздражением сказал старик.

– Ну, это у вас 9 июня, а у нас 30 мая, – начал спорить с ним Рома.

– Досыць мне галаву дурыць, свае казкі расказвайце каму-небудзь iншаму, а я жыццё пражыў, хопіць здзекавацца з мяне, – в отчаянии говорил мужчина и, казалось, еще больше постарел.

– Смотрите, Кастусь, что вы на это скажете? – сказал Глеб, показывая свой смартфон. – Вот фотографии будущего, нашего времени, вот я с женой, вот мы с Ромой возле Вечного огня на Площади Победы, вот ночной Минск с крыши высотного дома. Вы что-нибудь подобное видели?

Глаза Кастуся загорались все ярче и ярче, он смотрел то на фотографии, то на Глеба, было видно, что он испытывает удовольствие от увиденного. Суровое лицо, потрепанное жизнью, смягчилось, и глубокие морщины на лбу немного расправились, а уголки сжатых, словно камни, губ медленно подались вверх, расплывшись в искренней улыбке, а глаза стали мокрыми.

– Так мы перамаглі Гітлера, – сияя от счастья, спрашивал старик, – разбiлi Германію?

– Да, Костя, надеюсь, вы не против, что я вас так называю, мы, точнее не мы, а вы, победили в 1945 году ценой больших потерь и горя, – ответил Рома.

Старик прыгал от радости как молодой, обнимал и целовал ребят, словно уже праздновал победу, хотя до настоящей победы было еще два года ужасов и мучений, два года кровавых боев, два года нечеловеческих условий.

– Хлопцы, а які зараз год, ну, у вашым часе, – не унимался старик, – вельмі цікава?

– Сейчас 2018 год, – коротко ответил Рома.

Старик ничего не ответил, только выпучил еще больше глаза и, не отрывая взгляда от Ромы и Глеба, налил себе и выпил, поставив с характерным звуком стакан на стол, промолвил:

– Дзе ж гэта маці прапала, пайду пашукаю яе, каб усё добра было. Можа, што дапамагчы трэба?

С этими словами он встал из-за стола, по крайней мере попытался встать, так как к этому времени он уже много выпил и еле стоял на ногах, но все равно сумел выйти на улицу, даже не споткнувшись и ничего не задев.

Парни, как по приказу, встали и вышли за ним.

Вечерело, солнце клонилось к закату, стремясь закатиться за лес, но напоследок облизывало верхушки горделивых сосен и елей, делая их медными, словно отчеканенными на медной пластине виртуозным мастером. Г де-то на перебой куковали кукушки. Слабый ветерок потрепывал, словно волосы девушки, листочки берез и осин, а полевые некошеные травы, как морские волны, клонились и выпрямлялись, везде было тихо и мирно, словно и не было войн ы. Старушка стояла возле забора и, опираясь на палку, смотрела куда-то вдаль и о чем-то думала, но, услышав как стукнула дверь, обернулась. Кастусь, пошатываясь, подошел к ней и обнял, та улыбнулась своей грустной улыбкой, потрепала его по совсем седой голове и с теплотой сказала:

– Хай хлопцы ўжо адпачываюць, яны, мабыць, усталі з дарогі.

– Добра, маці, зараз падрыхтую пасцелі.

Они ушли обратно в дом, а старушка осталась стоять и вглядываться куда-то, куда только ей одной было известно, застывшая было ее улыбка исчезла, и она продолжала смотреть сквозь поле, сквозь лес, сквозь дома и крыши, словно знала что-то, что-то чувствовала, что-то ужасное и неизбежное. Солнечный диск окончательно спрятался в туче, залив ее алыми, как кровь, лучами…