Окажись на моём месте

Его предприятие разрасталось, он купил склады на окраине, открыл филиалы в пяти городах и подумывал о своем производстве.

Идея о торговом центре пришла сама собой, как и все жизнеспособные идеи. Антон предложил реконструировать склады, создав крупное предприятие оптовой и розничной торговли. Курт поддержал его, и они вмести принялись за расчеты и составление подробного бизнес – плана.

И вот сегодня поставлена точка, перевернут лист. Осуществление проекта поручалось новой компании, в которой имели свои доли, и Антон, и Курт. Впереди новые возможности, новые достижения, новые успехи. Вулкан эмоций бушевал в груди Антона, выбрасывая через глаза искры восторга. Он не находил места рукам, постоянно хватаясь, то за сигареты, то за ключи, зажигалку или ручку. Раза три открывал кейс на капоте машины, и тут же захлопывал за ненадобностью. Начинал говорить о делах и тут же прерывался. Курт следил понимающе, не одергивал, не останавливал. Он гордился компаньоном.

– Ты сейчас, куда? – Спросил немец, прощаясь у машины.

– На пару часов заеду в офис, потом встреча…

– Не забудь, сегодня я даю обед в твою честь, Император. Не опаздывай. В семь в "Пантагрюэле", это у Золотых Ворот, знаешь?

– Курт, кажется киевлянин – я. – Антон вставил ключ в замок зажигания.

Лена любила своё детище. Эта любовь произвела на свет один из лучших цветочных магазинов в городе. Его интерьер указывал на исключительный вкус человека, его разработавшего, и вынуждал посетителей возвращаться сюда снова и снова, если и не купить кактус или драцену, то опустится в кресло среди раскидистых напольных фикусов, выпить чашку вкусного крепкого кофе и потрепаться с красивой сексапильной хозяйкой. Очень многие, придя сюда в первый раз, со временем становились добрыми знакомыми, особенно мужчины. Они заходили от нечего делать, приводили друзей, и, как правило, с пустыми руками не уходили. Дело процветало.

Практически все Лена делала сама. Закупала цветы, вела бухгалтерию, когда было нужно, стояла за прилавком. Это занимало много времени, но обеспечивало: во-первых, статус деловой женщины, который ей нравился гораздо больше, чем положение домохозяйки; во-вторых, определенную финансовую независимость, что делает женщину менее доступной для мужчины, и тем желаннее. В общем, Антон с подарком угадал, хотя теперь ему приходилось делить жену с ним на двоих.

В магазине работало три человека. Кроме Лены продавщица Наташа, скромная девушка лет двадцати, и тетя Маша, уборщица, она приходила каждое утро за час до открытия. Когда Лена толкнула дверь, тетя Маша, как раз оканчивала уборку, а Наташа подкрашивала губы, глядясь в зеркальце пудреницы. На прилавке стояла чашка, в которой еще десять минут назад наверняка дымился кофе.

– Доброе утро. – Лена приветливо улыбнулась.

– Привет, – прервавшись, кивнула Наташа. Они были на ты, но дальше личных отношений демократия не распространялась. Тетя Маша изобразила головой приветствие молча.

– Кто-нибудь звонил?

– Там на столе, на листке бумаге я все записала. Чайник еще не остыл, если хочешь, я сделаю кофе.

– Спасибо я сама, чуть позже. – Лена прошла через торговый зал к винтовой лестнице, которая вела на верхнюю террасу над прилавком. Терраса была не большой, метров десять квадратных, но она вмещала невысокий шкаф, стол, два кресла напротив и журнальный столик.

На столе у монитора компьютера Лена нашла прямоугольный листок желтого цвета, на котором было написано три слова: Укрфлора, банк и Николай. Лена перезвонила первым двум. Менеджер фирмы "Укрфлора" интересовался заказом на следующую неделю, банк просил заменить платежное поручение. Третий абонент звонка не дождался. Пожалуй, не сегодня.

Они встретились два или три месяца назад. Познакомил их муж. Как – то вечером он заехал за женой, с ним был Николай. Мужчины дождались, когда Лена закроет магазин, и отправились в ресторан напротив.

За обедом Лена узнала, что Николаю двадцать пять лет, он аудитор и консультирует Антона. На следующее утро он появился в магазине, что – то купил, перебросился парой фраз с продавщицей и оставил записку Лене. В записке он предлагал пообедать вместе в том же ресторане. Он будет там ровно в полдень, связаться с ним до этого времени будет невозможно и он надеется, что Лена не заставит его есть в одиночестве.

По форме приглашения Лена поняла, что автор боится отказа, и ей это понравилось. Вчера он был не слишком разговорчив, и производил впечатление человека застенчивого и робкого, а сегодня эта записка…

А почему, собственно говоря, и нет? В конце концов, это ни к чему ее не обязывает, а лишний раз появится возможность потешить женское самолюбие. А что это будет именно так, она не сомневалась.

Столик на двоих был сервирован в дальнем углу у окна. Людей в зале было не много: немолодая пара у самого входа потягивала коньяк, вперемешку с радостью общения; трое парней вели у барной стойки оживленную беседу, приливая ее светлым пивом; а в самом центре, спиной к входу, разбавляла свое одиночество красным вином пергидрольная блондинка.

Николай встал, отодвинув стул с высокой спинкой, как только Лена появилась в дверном проеме. Он был одет во все черное: брюки, пиджак, футболка. Красивые густые длинные волосы цвета белой ночи были собраны в толстый хвост. Они улыбнулись друг другу. Его глаза пустили голубые лучи по ее телу, сверху вниз.

– Прошу, – он усадил ее напротив. – Спасибо, что пришли. Я очень боялся, что вы скомкаете мою записку и выбросите в корзину для бумаг.

– Что же в том страшного? – Лена кокетничала, как девчонка. Ей хотелось заставить его чувствовать себя неловко.

– Я хотел вас видеть. Вы мне очень понравились, и…

– Давайте лучше закажем обед. Кажется, вы для этого меня пригласили.

– Да, да, конечно, – засуетился Николай. Официант заметил его призывные жесты и подошел. Они заказали бутылку хорошего французского вина, греческий салат и бефстроганов из осетрины.

– Вчера вы мне показались более робким, – первой продолжила Лена, подняв бокал. – За движение на встречу.

– Хороший тост. Это, как раз то, что мне нужно. И за взаимопонимание.

Николай сделал глоток.

– У нас могут возникнуть разногласия? Но в чем? – Спрашивала Лена и тут же отвечала: – Разногласия могут возникнуть у людей, имеющих, что-то общее: дело, хобби, семью, досуг…. Что из перечисленного вы предполагаете?

Она провоцировала. Николай зарделся и опустил голову, но сумел овладеть собой, и, понимающе улыбнувшись, сказал:

– Я предпочел бы иметь с вами и первое, и второе, и третье, и четвертое.

– Вот как? – Ее брови подскочили вверх. – Объясните подробней.

– Увы, не смогу. Да, и не к чему это.

– Почему?

– Я не могу знать подробности того, что пока еще не произошло. А когда это что-то произойдет, вам они самой будут известны.

Лена отдала должное его изворотливости. За словом в карман не лезет, сбить с толку его не так уж просто, и ей это по нраву.

– Признаюсь, вы меня даже заинтриговали. – При этих словах она буквально прожгла его глазами. Лена ждала реакции. – С чего бы вы хотели начать?

– Для начала я бы перешел на ты. – Николай ответил ей таким же взглядом.

Лена первой опустила голову, при этом моргнула и сказала:

– Хорошо. На ты, так на ты.

Официантка поставила на стол основное блюдо. На какое-то время разговор сам собой прекратился. Обоим была необходима пауза.

Лена задавала себе вопросы: зачем она здесь, почему она приняла предложение малознакомого мужчины, куда ведет ее эта дорога и, что ее заставило пойти по ней. Она успокаивала себя рассуждениями следующего порядка: обед ни к чему не обязывает, встреча и разговор с мужчиной ничуть не предосудительней, встречи и разговора с женщиной, это просто друг мужа и приятный собеседник.

Все это так. А если не врать себе, и все рассуждения начать с того, что я знаю, (черт возьми, а я это знаю) зачем он добивался свидания, чего он от меня ждет, и куда хочет меня увлечь. Что тогда останется от невинности этой встречи. Видимость. Иллюзия. Облака лжи и притворства. Только ложь эта особого рода. Она не произносится вслух, не облекается в слова. Она в противоречии взглядов и жестов, пауз и намеков, прикосновений и вздохов спокойному течению светского разговора двух людей, очень напоминающих непрофессиональных актеров.

Ее не влекло именно к нему. Ее завораживала тайна неизведанного, которая звала, манила, соблазняла. Внутри ее спала энергия самки, самой настоящей самки, ищущей, выбирающей.

Она просыпалась, если появлялся кто – то, кто готов быть избранным. Перетекая в него, изливалась через глаза, слова, улыбки, жесты, вспышки радости и гнева, обволакивала их обоих и делала не возможным существование порознь. Именно этого Лена и боялась. Но этот страх первый признак того, что появился он; и попробуй тогда, справься с этой животной силой.

Обед подходил к концу. Подали мороженное, и кофе.

– Я могу вас просить о встречи на днях? – не совсем уверенный в положительном ответе, не поднимая головы, спросил Николай.

Ее понесло. Как собака, учуявшая адреналин в крови насмерть перепуганного человека, Лена набросилась на своего визави:

– А зачем? Если это встреча двух знакомых, то не зачем так краснеть и прятать глаза. Так, грешным делом, я подумаю, что вы хотите меня совратить, а ведь я замужняя женщина, и, кажется, вы работаете на моего мужа?

О, как ей нравилась эта растерянность. Она наполнялась властью, как соком. Он чувствовал его запах, – и не было границ ее магнетизму. …Николай беззвучно шевелил губами и хлопал ресницами, но, наконец, выдавил из себя:

– Я так много… хочу вам сказать.

– Говорите сейчас, я не спешу.

– К сожалению, мне надо ехать, – выдохнул он.

– Ну, что ж, надо так надо, – небрежно бросила Лена, потянувшись за салфеткой. – Звоните, может, еще поболтаем, и спасибо. Было очень вкусно!

Направляясь к выходу, она чувствовала пожирающий взгляд. Какой – то своей женской антенной она улавливала его вибрации, и дрожала им в такт. И эта дрожь была тем приятней, чем больше грозила разрушить покой, размеренность, предсказуемость обыденной жизни, лишить равновесия внутренний мир, который уже когда-то был потрясен и теперь жаждал повторения. Будет очень обидно, если он не решится позвонить…

Первая половина дня прошла в пустых заботах. В четыре позвонил Антон:

– Привет, мышка.

– Как твои успехи? – по тону мужа Лена поняла, что он спешит поделиться радостью.

– Все просто замечательно. С проектом согласились. Немцы подтвердили свое участие.

– Я рада за тебя.

– Спасибо. Позвони маме. Я буду в шесть. Не задерживайся. Ну, все, пока.

– Пока. – Лена положила трубку. И тут же набрала номер телефона мамы.

– Алло – ответили на другом конце провода.

После традиционного обмена приветствиями, демонстрации заботы о здоровье и сопоставления погодных явлений, происходящих на расстоянии тысячи километров друг от друга, Лена перешла к главному:

– Мама, ты, когда привезешь Свету? – Каждое лето они отправляли дочь к бабушке. Как правило, бабушка привозила малышку в сентябре. Но в этом году Свету ждал первый класс, и Лена просила маму выехать в конце августа, где – то за неделю до начала учебного года.

– Как ты просила, доченька. Я взяла билеты на двадцать третье. – Она назвала номер поезда и время его прибытия.

Глава 4

До встречи с Дыней и компанией у Ивана оставалось время. Он принял душ, смыл липкие следы разврата, оделся, поднял с пола и выбросил в унитаз два использованных презерватива, включил телевизор, и пошел на кухню готовить себе завтрак.

Три жаренных яйца, приготовленные вперемешку с мелко нарезанной вареной колбасой, отправились в рот прямо со сковороды, поставленной на стол с разводами грязно-коричневого цвета. Куском черного хлеба Ваня вымакал жир, и съел. Вилку, не вставая, запустил в эмалированную мойку. Перепуганный таракан заметался по ее стенкам.

В это время двое, по всей видимости, умных и начитанных мужчин, являли с экрана телевизора диалог о художественной ценности экспонатов одного из французских музеев.

В дверь позвонили. Иван ни кого не ждал, и потому открывать не спешил. Звонок повторился.

– Кто там? – Его голос звучал резко и грубо – привычка, выработанная годами: если ты не знаешь чего тебе ждать от свалившегося на голову гостя, напусти на себя свирепый вид, а вдруг он пришел по твою душу.

Женский голос ответил:

– Соседка.

Иван открыл дверь.

– Здравствуйте. Вчера принесли счета за квартиры, но Вас не было дома. Вот.

– Женщина средних лет, в видавшем виды халате, застегнутом на две оставшихся пуговицы, протянула ему листок бумаги.

– Кто принес? – буркнул юноша, протягивая руку.

– Дворник, разумеется. Кто же еще?

– Спасибо, – процедил сквозь зубы Иван, и, уже не обращая внимания на соседку, стал рассматривать узкую полоску почти прозрачной бумаги.

Его настроение явно ухудшилось. Графа "Долг" раздражала четырехзначной цифрой. Эта старая карга, хозяйка квартиры, опять будет нудить, и грозить выселением.

Иван зарабатывал на жизнь, как придется. Процесс напоминал хаотичное движение. Он метался от жертвы к жертве в поисках источника. Воровство сменялось торговлей наркотиками, сутенерство – рэкетом, разбой – жизнью на содержании озабоченной увядшей идиотки. Не последнее место в его трудовой деятельности занимал шантаж.

Эта глупая квитанция ни то, чтобы расстроила Ивана, она напомнила ему, что он такой же червь, как и все окружающие, и что за то, что он коптит небо надо платить.

Платить-то, он согласен, а вот червем быть не хотелось. Человек же, настоящий человек, по его разумению, тем и отличается от мелкого ползучего гада, что сам выбирает: когда и за что платить, или не платить вообще. Подчиняться чьей-то писульке, пусть даже и набранной печатным шрифтом – ему было обидно.

Из всех удовольствий биологического мира самое дорогостоящее жизнь. И как только ты не в состоянии оплачивать счета, тебе тут же напоминают об этом заменой жизни на существование.

Все люди делятся на три категории: первые добывают деньги, чтобы жить; вторые превращают этот процесс в самую жизнь; и то и другое не верно, и потому третьи сходят с ума.

Иван сел в "Форд" 1984 года выпуска и отправился на Подол. Там на перекрестке улиц Сагайдачного и Борисоглебской, в маленьком кафе он назначил встречу очередной жертве.

Несколько дней назад он, Дыня и еще два мордоворота, с внешностью закоренелых врагов интеллекта, шатались по стоянке у супермаркета на Харьковском массиве, в поисках "клиента". В эту категорию попадал покупатель, подъезжающий на дорогой машине, ступающий по земле в ботинках, купленных не менее чем за сто долларов; он должен быть один, и не вызывать опасения, что при каких – либо обстоятельствах может явить агрессию, а главное от него должно вонять страхом, боязнью испытать физическую боль. Ивану был знаком этот запах, он безошибочно угадывал его в букете испарений толпы, и вдыхал его, распаляя и возбуждая себя.

Тот, кого они дожидались вот уже битых два часа, подъехал на "Вольво". Осторожно припарковался, долго устанавливал противоугонное устройство, и, наконец, вышел. Длинные холеные пальцы, очки с круглыми стеклами в тонкой оправе, бледное лицо с детским румянцем, красивые густые волосы, собранные на затылке в хвост – все это вызывало у Ивана отвращение и безмерную злобу. Казалось, что если этот человек проживет еще хоть минуту, Иван задохнется или лопнет.

Он проводил его до автоматических дверей магазина, постоял рядом, пока тот брал тележку, и подал на обратном пути сигнал Дыне, уронив возле автомобиля клиента связку ключей.

Этот клоунирующий ублюдок приблизился к машине, осмотрелся, вытащил из кармана пиджака острое шило и хорошо натренированным жестом, совершенно не заметным для окружающих, проткнул два раза колесо.

Владелец "Вольво" не заставил себя долго ждать. Он выкатил из супермаркета тележку, в которой одиноко болталась литровая бутылка виски, отключил сигнализацию, бросил на заднее сидение барсетку, и, ничего не подозревая, покатил на выезд. Вся компания втиснулась в "девятку", отремонтированную как раз для этого случая, и отправилась следом.

Не прошло и пяти минут, как руль повело вправо, иномарка завиляла, сбросила скорость и остановилась у обочины. Ее владелец вышел, обошел автомобиль со стороны багажника и удрученно уставился в пробитое колесо.

В чемоданчике для инструментов предусмотрительно хранились тонкие матерчатые перчатки, призванные защитить холеные руки от царапин и ссадин. Молодой человек вздохнул еще раз и приготовился снимать колесо.

Пока он подставлял домкрат и откручивал гайки, подъехала "девятка" и остановилась в метрах пятидесяти. Один из громил подошел уверенным шагом, дождался, пока пострадавший снимет колесо, отбросит его на тротуар и пойдет за запаской. В этот момент он и заговорил: