Старые мосты сожжены, есть самолеты

Глава 1 Расстаться, чтобы встретиться

– До встречи, – сказал Егор в ответ, уже после того как вещи Полины были благополучно занесены в вагон и аккуратно расставлены в купе. В те самые минутки, перед неизбежным расставанием, когда отъезжающие и провожающие выходят на перрон, чтобы подышать одним воздухом и сказать друг другу что-нибудь важное. Прощаясь они держались за руки, заглядывали друг другу в глаза, ища в них отражения решимости в своих далеко едущих планах.

Поезд тронулся, Егор провожая удаляющуюся Полину, неспешным шагом прошел немного вперед за вагоном. Полина, потеряв Егора из вида, присела в удобное кресло скоростного поезда, достала из сумки следующий томик Гюго, взятый в дорогу и принялась читать, чтобы занять себя в пути. Она любила это состояние – когда была при деле, особенно увлечена. «Спасибо, мамулечка, что научила меня находить интересные книги»,– мысленно произнесла Полина. Позитивная информация всегда сопровождала ее, уже молодую женщину, отчего восприятие мира вокруг было большей частью познавательным, привитым с детства состоянием увлекательного безопасного приключения, сопровождающего ее по пути следования с небольшими переездами, переселением в отдельную квартиру Сегодня предстояла вечерняя пересадка на паром в Хельсинки. В ее багаже было еще немало книг по дизайну, архитектуре, норвежский разговорник, другие, которые точно понадобятся, чтобы освоиться на новом месте.

Проходя через вокзал, Егор смотрел по сторонам лишь настолько, чтобы видеть дорогу под ногами. Разглядывать незнакомых людей он привычки не имел, разве проносился какой флюид или что-то привлекало внимание необычное. Размышления, по специфике работы, походили на анализ: «Куда все эти люди могут направляться и зачем?». Увиденная мельком клетчатая сумка теперь уже вовсе не свидетельствовала о поездках за товаром. Скорее это был элемент отсутствия благосостояния – недорогая, вместительная, удобная сума, где легко помещается небогатый скарб пилигрима. Только непонятно куда направляющегося – за лучшей жизнью или из худшей. В общем гуле Егора напряг женский окрик, по своей громогласности, прозвучавший настолько оглушительно среди объявлений бюллетеней прибытий и отправлений, что невольно заставил повернуть голову – негодующая мать поучала непослушное и очень подвижное чадо:

– Ну, куда ? Куда тебе все хочется ?! А ну-ка, сядь и помолчи, – выкрикивала женщина, почти волоча малыша под локоть, чтобы посадить рядом, а по большому счету просто обезопасить. «Вот только кого?! Себя или ребенка?», – подумал Егор. И не потому ли, что так проще?! Куда проще усадить поблизости, чем отыскать познавательный выход энергии, увеличив ее полезность, но возможно утекающий в русло свободное, наполненное; куда большее чем стакан воды в старости.

Ребенком, как все дети, он тоже был непоседой. Еще непослушным. Летом во дворе не оставалось ни одной кочки или булыжника о которые бы он не споткнулся, не разбил себе коленки или нос. Зима ничуть не смягчала его падения снежным покровом. В обход наставлений беречь горло, он жадно глотал воздух на морозе, прочищал легкие, набирая сил и воздуха, чтобы после мощно и эффектно его выпустить. Почти вслух. Призывным возгласом если не повести компанию погодок в новую игру, то хотя бы активно поддержать. Торопился, потому что озорство в холодную погоду со снятой в горячке игры плюшевой ушанкой, вздернутой вместо флага, непременно приковывало его к постели с жаром и температурой. Из-за слабого здоровья и субтильности, граничащей с хрупкостью, порции съедаемого снега усваивались плохо. Еще спешил отличиться, потому что хорошо изучил из отношений с братом, что такое расстановка сил и ловил свой час. В играх, спорах, конфликтах он познал, что лучше на время принять сторону более сильного.

Тогда он был еще слишком мал, чтобы продумать самостоятельно, какого книжного героя выбрать, как и чем походить на него. Спустя время понимание, что жизнь не является открытой поваренной книгой с готовыми рецептами успеха и указанием маршрута по которому стоит отправиться, чтобы сформировать характер и вовсе приходит само, в результате проб и ошибок. Из наблюдений по факту случается, что хулиганы превращаются в героев и наоборот. Прочитанное или услышанное, откладываясь в голове произносимой всуе фразой «мысль материальна», подмечается когда оглядываемся назад на пройденный путь. Там для одного сюжет начинается с чтения книги, другой читает мимоходом, между делом и кажется, что чаще всего случается так на вокзалах, про которые написано много, а путь следования у каждого свой. Странствуя или скитаясь, все мы по – большому счету ищем одного и того же в различных трактовках – любви и понимания, силясь разглядеть их, причудливо переплетающиеся в сборник историй, облаченных в течение жизни, в котором просматриваются то ли приметы времени, то ли параллель альтернативы, что если бы что-нибудь пошло не так.

Маленький Егорка информацию ловил на лету, хорошую – ту, что цепляла и нравилась. Плохая прилипала сама, требуя постороннего вмешательства, чтобы ее стряхнуть, хорошенько и бережно. Книги в семье водились только в виде школьных учебников, его и брата Дениса. А выбирать в школьной библиотеке сочинения для внеклассного чтения по списку так не интересно, нет в этом искорки, озорства. Куда привлекательней подзадоривать вопросами-шутками одноклассников. Только от воспитания, что он получал в семье, юмор часто выглядел грубоватым. Да, и какая ему тогда была разница. Как многие дети, он общался по принципу: «Против кого сегодня дружим?». А еще была хорошая библиотека у одноклассника Димки Смирнова, живущего в доме напротив, с которым они вместе гуляли и ходили в местную школу.

В отличие от любимого, в доме родителей Полины осознанно подобранная библиотека переходила уже в третье поколение. Предпоследние ее смотрители дедушка с бабушкой – родители отца, передали большую часть книг еще, когда сын Сергей и невестка Галина переехали в новую, отдельную квартиру, откуда их дочурка Полечка в скорости пошла в первый класс. С вопросом «что почитать не банального» было уже не так сложно – новые и старые обложки чаще появлялись в магазинах или на уличных книжных развалах. Правда, торговались с лотков сначала в виде перепечатанных сценариев зарубежных фантасмагорий о превращении героев из богатых в не очень. Через недолгое время рыночная ситуация изменилась еще и отечественные герои стали стремительно проделывать обратные преображения. С эстетическим вкусом подобранное собрание не выходящей из моды классической литературы стало поистине бесценным подарком своим детям, помимо безотказных предложений гранд родителей посидеть, пообщаться с внучкой, в каждой подходящей для того ситуации.

Рано овдовевшая папина мама и любящая жена Галина, освобожденные Сергеем, Сергеем Дмитриевичем от насущной задачи работать на общее благо, много времени уделяли девочке. Не навязывая своих несбывшихся планов и чаяний, внимание женщин фокусировалось на интересах Полины, чтобы чуть подталкивать и развивать их. Бабушка старалась поддержать каждое начинания внучки, но аккуратно, только чтобы помочь определиться, подбрасывала нехитрые подсказки. В приглашениях на выходной или каникулы в гости непременно встраивалась задумка, чем занять ребенка с программой дня. А само занятие с бабулей походило на небольшой квест, будь то шитье или подготовка домашнего торжества. Обычный картофель с небольшим бонусом в виде фигурного ножа, обрезанный старательно, по всем канонам, в руках девочки превращался в закрученные спиральки, квадратики и своеобразные абстракционизмы, обозрение которых навело родных на мысль продолжить развитие художественных навыков ребенка. Купаясь во всеобщей любви и заботе, Полина росла в меру эрудированной, творческой, приученной к труду.

Галина не отставала от свекрови по изобретательности, не погружаясь до уставания только в домашние хлопоты. Недельный минимум был отвести и забрать дочку из двух школ – обычной и художественной, куда записали девочку, уверенно щелкающую задачки начальной программы. После художки непременно следовала прогулка в сквер по соседству, с небольшой детской площадкой. Но, когда погода особо располагала, Полина мостилась рядом с мамой на лавочке, предпочитая почитать. Галина Сергеевна всегда клала себе в сумку две книги – для себя и дочки. Свой портфель художника, заполненный тогда листами картона, графитовыми карандашами, базовым набором акварельных красок и кистями девочка принципиально носила сама. Легко и с удовольствием пока он постепенно превращался в портфолио дизайнера интерьеров.

Время начала походов в школу художественную, стало особенным на знакомства: с творчеством, другими детьми, разными, непохожестью рисунков и детских миров, манящими в новый коммуникационный виток.

– Иди, с ребятами поиграй,– подталкивала вперед мама, доводя девочку до сквера детских перемещений. – Тебе надо свежим воздухом больше дышать. Две школы, все-таки это большая нагрузка.

– Хорошо, мамулечка, только сначала дочитаю историю. Полина особо не сопротивлялась новизне, общению, но уже интуитивно понимала, что значит расставлять приоритеты.

– Хотя, нет. Лучше у дома поиграю. Может Илюшка выйдет.

С соседским мальчиком Ильей, Поля познакомилась неожиданно, на параллельной дому улице, хотя казалось, было бы естественно знать о его существовании раньше, потому что жил мальчик рядом, в другой парадной. А в новой квартире по детским меркам они живут так долго – целых четыре года, из которых пару лет она уже отходила в десятилетку. История знакомства получилась приключенческая, несмотря на то, что следовала из ежедневной дороги с мамой из начальной школы самым обычным днем, когда весело щебеча Полина перечисляла дневные достижения, предстоящую на вечер домашку и большая часть пути уже проделана. Учеба давалась легко.

– Ой, вспомнила. Давай-ка за булкой зайдем, – предложила Галина Сергеевна, поворачивая к двери в булочную. Однако, приоткрыв дверь в небольшой зал магазина, заполненный покупателями, изменила решение.

– Как много людей сегодня. Наверное, хлебушек только привезли. Сговоримся так,– с ноткой конспирации в голосе, предложила мама. Взяв за руку, подвела девочку к большому окну, демонстрирующему во всей красе хлебный дом.

– Ты постой вот здесь, напротив, только никуда не отходи, чтобы я тебя все время видела. А я забегу, куплю папе его любимый круглый ржаной с трещинками.

На спокойной, пешеходной улочке, прохожих в это время дня было немного. Большинство также исчезали из вида, входя в двери булочной. Развернувшись боком к окну, Полина бегло, поверхностно рассматривала перспективу, медлительно поворачиваясь из стороны в сторону, чуть замирала в каждом направлении, коротая время ожидания. Внезапный толчок в спину, сменил точку обзора. Потеряв равновесие, неудержимо падая вниз, Полина отчетливо разглядела перед собой каждый рельефный квадрат и скол тротуарной плитки. Чувство безопасности и желание рассмотреть причину происходящего чуть изменило траекторию приземления – одновременно сжимаясь, чтобы сгруппироваться и оглянуться, Полина повалилась на бок. После быстро перевернулась, присела и потирая ушибленный локоть, с недоумением посмотрела вслед убегающим мальчишкам.

– Чего ты стоишь, как ворон считаешь, на пути,– прокричал один из маленьких разбойников, оглядываясь и торопясь скрыться.

– Сильно ушиблась? Давай помогу.

Полина, увлекаемая крепкими руками, которые тянули ее, обнимая сзади за плечи, быстро поднялась с земли. Обернулась. Худощавый паренек, помогавший ей встать на ноги, совсем не соответствовал прилагаемой им сноровке и силе.

– Спасибо, тебе,– произнесла девочка и стала рассматривать своего благородного рыцаря.

– На здоровье, – ответил тот, совсем не по-джентельменски проводя рукой под носом. После спрятал руки в карманы болоньевой куртки неопределенного цвета.

Он стоял нараспашку, с не застегнутой на теплом вязаном свитере молнией. Куртка была почти мала, зато ворот у свитера достаточно громоздкий, чтобы спрятать туда половину лица. Оставшаяся его часть между воротом и шапкой, чуть закрепленной на затылке, была ярко выражена зелеными глазами и россыпью веснушек переходящих от переносицы к мужественным квадратным скулам. Челка была длинноватой для мальчика, но прекрасно дополняла образ, делая из скромного мальчугана стилягу со стрижкой «гаврош».

– Ты чего одна?– прервал затянувшееся молчание паренек.

– Все нормально, Полечка?– торопилась на помощь, выбежавшая из булочной Галина Сергеевна.

– Что произошло? Кто этот мальчик, ты знаешь его?– тараторила мама, теребила Полину за руки, поворачивала вокруг оси, желая убедиться, что с девочкой все в порядке. Одновременно бросала строгие взгляды на парнишку. Находясь в магазине, она видела произошедшее, но пока не понимала, как реагировать.

Полина потом еще много раз в жизни скажет, что ее мама – самая справедливая мама на свете.

– Ты вместе с теми ребятами, мальчик?– спросила Галина Сергеевна, когда немного успокоилась.

– Нет. Но тоже хотел бы их догнать, чтобы как следует навалять. Я бежал за ними почти целый квартал. Чуть постояв, не по-детски рассудительно добавил:

– Вы, просто, девочку свою не оставляйте без присмотра, а то вон бегают тут всякие,– мальчик кивнул в сторону сбежавших хулиганов. Еще немного потоптался на месте, степенно развернулся и пошел в противоположную своему кивку сторону.

– До свидания, – ускоряясь, добавил уже на ходу, на минуту вспомнив про хорошие манеры.

Галина Сергеевна и Полина невольно повернулись вслед, почти одновременно протянули в небольшой задумчивости:

– До свидания.

Их путь к дому лежал в том же направлении, куда отправился спаситель Полины. Разглядывая удаляющийся силуэт, обе не без удивления отметили, что двигаются в одном направлении, пока, заросший деревьями и кустами шиповника, знакомый дворик не закрыл паренька своей листвой. Он шел быстро, не озираясь и не оглядываясь по сторонам.

Глава 2 Что-то пошло не так и уже давно

С переездом в большой город Егор считал, что содержание своего автомобиля для поездок в офис для него, разведенного, неоправданно хлопотно. И уж точно автомобиль не практичен как средство передвижения по заторам городских дорог, когда перед ним чаще стояла задача успеть или появиться вовремя. Есть такси, каршеринг. Проделав от вокзала несколько станций на метро, Егор добрался до центра. Тревожные раздумья, путались с детскими воспоминаниями, он остановился, огляделся, приметил кафе – прекрасная в наши дни альтернатива между ожиданием и уединением, и с собой был удобный дорожный ноутбук. Перед отъездом Полины он каждую минуту старался провести с любимой, а завтра в офисе предстояло совещание на котором его ждали с докладом. Подготовиться времени оставалось не так много. Да, и на людях после проводов любимой как-то повеселей. В кафе было немноголюдно. Он выбрал свободный столик у окна, своим видом оно не открывало для обозрения посторонних глаз нетбук и действия за ним, а самого Егора не смущали прохожие с внешней стороны заведения. Он изредка поглядывал сквозь стекло и прохожих, обдумывал работу. Было не шумно, студенческие компании и родители, которые вывели своих отпрысков перекусить, создавали еле уловимый рокот. Если прислушиваться, отголоски превращались в различимые фразы про увиденные интерьеры и экстерьеры, города. Расслышал: «Ну что, еще по пирожному и на поезд в Москву?» «Ну, вот, снова история про поездки»,– подумал Егор. Поездок в его жизни случилось немало.

Кроме поездок в столицу за покупками, радостными, с братом и мамой, неприятно вспоминалось их путешествия с Натальей, его первой женой. Странной случилась та история, которую и любовной-то не назвать, несмотря на то, что они были почти год супругами. Егор тогда вернулся в дом матери из Санкт-Петербурга, где пытался как-нибудь устроиться после института. Старший брат, который покинул отчий дом на учебу по времени и возрасту раньше, вернулся из Москвы и почти обосновался на малой родине. Открыл магазин автомобильных товаров. Матери он помогал, но отношения больше походили на доведенные до автоматизма манипуляции. Родители пару лет уже были в разводе. Обзаводиться своим жильем Денис не торопился, потому что прицельные планы на бизнес заставляли его экономить. Еще было удобно, когда кто-то берет на себя хлопоты по дому, не требуя ничего взамен – кто как не мать лучше подойдет на эту роль. Денис отмечал заботу материально, но с обидой, за отца, по его меркам слишком примитивного она ему выбрала. Поэтому каждое денежное вливание в совместный бюджет выглядело, как событие – он другой, с деньгами и связями. Странно, потом, разбираясь задним числом, брат вел свои дела. Офис, снятый в центре города, частенько пустовал, дожидаясь хозяина. Как и родительский дом, в котором даже когда братьям удавалось собраться, событий не добавлялось, а общение с родительницей, выглядело уныло затянутым напутствием старшему. «Тебе уже определиться пора, Денис, жениться»,– заводила мать прицельно, чтобы рикошетом отлетало и в младшего. Но тема быстро сходила на нет из-за отсутствия всеобщего интереса к обсуждению. »Какие вы с Егором оба не пристроенные. Не нагуляетесь никак!» – это звучало почти как вердикт. Егор возвращался в Петербург, а Денис набирал заказы и уезжал в столицу, как он говорил: «К нужным людям». Когда оборачивался за пару дней, иногда поездки превращались в недельные и больше отлучки. Приезжал обратно с товаром, взбудораженный и чуть озадаченный фактом своего возвращения.

– Еще надо немножко, подработать на периферии, а там заживу,– ответ походил на обоснование его пребывания на малой родине..

– Ты, молодец, Денис,– как мог, поддерживал его младший Егор. – Все-таки свой бизнес, это уже совсем другая жизнь.

– Я тоже присматриваюсь. В Питере хорошо, интересно, культурно. На следующие праздники снова непременно выберусь. Скучаю там по вам с мамой.

После ухода отца, он приезжал к родным часто, но, получилось, что вернулся на очередную семейную трагедию и, как оказалось, надолго. Атмосфера в доме никак не улучшалась, шум стих, но спокойствия и уверенность, что родные стены защищают не прибавилось. Старший брат угодил под следствие. Приехав по зову матери, Егор пытался стать опорой насколько возможно, пребывая в не меньшей растерянности чем она и ожидал разъяснений.

Убранство квартиры неожиданно тоже увиделось в полном запустении. В нем даже воздуха не хватало, чтобы дышать полной грудью или так казалось от въедливого запаха отцовских сигарет, которыми пропиталась обивка мебели, обои на стенах и красных тонов ковер на них. Отец курил там где нравилось или как говорил – «от нервов». По иронии сюжета особый невроз его брал перед телевизором, во время наблюдения спортивных матчей, комментируя спортсменов. Потертая обивка мягкого уголка советского образца давно просилась заменить меблировку, но она так хорошо сочеталась с мебельной стенкой и посудой из хрусталя за стеклянными дверцами, что никто не хотел задумываться, о том, что прошла целая жизнь. Но, оглядывая квартиру, Егор понимал, изменения в родовом гнезде просто неизбежны: начавшая отклеиваться сверху одна из обоин провисала и угрожала свалиться на голову, накрыв листом в любой момент.

Мама до последнего надеялась, что история со старшим сыном это чудовищное недоразумение, все выяснится и как-то уладится. Строгость приговора оказалась неожиданностью, настолько что в зале суда ей стало плохо, силы держаться покинули ее и она свалилась в обморок. С того падения Егор, как единственный мужчина, оставшийся в этом не счастливом доме, поднял груз и положил на свои плечи. Ноша была для него слишком тяжела, чтобы нести, не говоря о том, чтобы с ней ходить. С перерывами на выходы из дома для поиска работы он расходовал свободное время на поправку обстановки эстетической и моральной. Настроение находилось на нуле, оптимизм медленно его покидал.

– Выйди, Егор, куда-нибудь в люди что ли, пройдись, прогуляйся по городу – видя угнетенное состояние своего младшего, отнекивалась от опеки мать, понимая, что учтивость сына совсем не идет ему на пользу. Егор замечал, что день за днем мама угасала, становилась совсем пассивной. Только тяжелое беззвучие царившее в доме все время заставляло их перемещаться по нему тенями друг мимо друга, подгоняя мыслью: «что-то надо делать дальше». Они мало разговаривали. И когда наконец-то удавалось присесть напротив, ракурс для Егора был особенно четким и обозримым: глаза матери сделались совсем пустыми, лишенными хоть маленькой эмоциональной окраски. Взгляд ее, казался уставшим от жизни, сильно резонировал с внешностью. Для пятидесяти двух летней женщины выглядела она моложаво. Небольшая полнота скрывала морщины на лице, круглое по форме, оно оформлялось вьющимися волосами короткой стрижки, длины которых значительно недоставало, чтобы прикрыть шею, крепкую, полноватую, как и все тело. Фигура, покатыми плечами выказывала в ней образ бесхарактерный, но характер у женщины скрывался где-то в сердце и не хотел зависеть от внешнего облика. Привычный домашний халат, казался неизменным на протяжении долгого времени, на самом деле являлся почти точной копией предыдущего, с небольшой разницей в тоне цветастой расцветки. Не сказать, что вид был неопрятный, слишком домашний. Егор хорошо помнил, как нарядно выглядела его мать, когда в доме собиралась компания. Правда, такие посиделки после ухода гостей могли закончиться домашним скандалом, где переоблачение в домашнюю одежду из яркого, цветастого платья символично играло роль занавеса, меняющего драматургию. И еще мама красиво пела.

Сейчас же их жизнь тянулась размеренно. Мама, просыпалась раньше и начинала хлопоты по хозяйству. Егор с утра убегал по домашним делам, ходил на собеседования и закупался к домашнему ремонту. Выбор был невелик, из трех походов на поиск работы в крупные предприятия небольшого города, ему только оставалось дожидаться вердиктов о своей надобности. Период всеобщей коммерциализации нулевых оставлял небольшие шансы, ему, дипломированному экономисту найти работу по специальности. Палатки и небольшие торговые павильоны укрупнялись, превращаясь в развлекательные центры. Вокруг было слишком много торговли. Егору хотелось думать.

Тем не менее, после нескольких встреч с одноклассницей Натальей, женился он абсолютно необдуманно, под напором взрослой девицы, которой непременно хотелось выглядеть не хуже, то есть – при муже. Свершившийся факт она же настояла отметить в Москве.

– Теперь поедем в ЦУМ,– безапелляционно заявила Наташа, уверенно подхватывая Егора под руку. На улицах столицы она выглядела королевой, случайно оставшейся без кареты. Но, осанку держала так, что казалось экипаж где-то за углом. Он даже сквозь теплую куртку чувствовал ее упругую грудь, упирающуюся ему в локоть. В этом она была вся.

– Наташ, ну что мы вот сейчас поперлись в эту Москву? – мечась между голосом разума и тактильными ощущениями, которые ассоциировались у него с нежностью и любовью, мрачно ворчал Егор. – Говорил же, давай на лето все перенесем и свадебное путешествие, и прочее. Я только несколько месяцев, как на работу устроился. Денег бы поднакопил. И мама себя неважно чувствует. Я себя каким-то неполноценным ощущаю.

– Ты, конечно не обижайся, но в чем-то ты прав, – подначивала Наталья, прижимаясь к нему сильнее. – А кто тебя заставлял на завод наш устраиваться?! Это уже прошлый век, работать на предприятиях. Вокруг столько коммерческого, можно было бы подсуетиться и на лучшую жизнь. Тем более, что решил жениться. И мама тоже считает, что мужик в доме должен зарабатывать.

– Так я и зарабатываю, но пока не настолько, чтобы и маме помогать, и ты вот с работы уволилась.

– Ага, сейчас. Еще я должна мотаться каждый день на работу. Я дома на хозяйстве. Ты с работы приходишь, все прибрано, приготовлено. Потом, не забывай, что живем мы у моих родителей. Я же как-то должна маме объяснить почему я тебя, такого хорошенького выбрала. Отчим вон, с халтур не вылезает после своего КБ. А ты что?

У Егора ответа на этот вопрос, действительно не было. Как и зачем так получилось? Иногда ему казалось, что это и не любовь вовсе, какая-то щенячья преданность. Сложно ему было, муторно – с братом расстались почти врагами. От матери тоже поддержка невеликая, наоборот у него добавился груз ответственности, под которым почти не было возможности поднять голову, осмотреться. Любовные отношения показались ему глотком свежего воздуха. Наталья умело манипулировала, играя в нужное время между мужским самолюбием и детскими комплексами.

Брак с Наташей продержался всего год. За это время он выслушал множество трактовок причин своего несовершенства и неприспособленности. Каждое действие, направленное на улучшение материального благополучия, что было первоочередным в их молодой семье, натыкалось на стену непонимания – почему так мало?! То, что казалось Егору, выросшему в стесненных обстоятельствах достижением, выглядело незаметной песчинкой в глазах Натальи и ее матери. Со своей он общался только на выходных, над ним висела догма, что семейный человек должен в первую очередь заботится о семье. Для Егора слово «семья» было немного трансформировано – о жене и свекрови. Его мама общение с новой родней поддерживала издалека, не вмешиваясь в отношения с Натальей. Принимая у себя сына в гости, радушно накрывала на стол, суетилась. Ей это было приятно, привычно и понятно. Но, не видя в глазах Егора ни намека на радость или удовольствие от трапезы, с немым укором, без обиды всматривалась в него, отмечая, что этот путь к сердцу тоже закрыт и скрестив руки на груди, покачивала головой: «Ох, хомут ты себе на шею надел, сынок».