Невыносимый опекун

Похороны иллюзий

Похороны в верхнем Ист-Сайде похожи на показ мод, даже если это похороны иллюзий. Прада, Шанель, Армани, Версаче, Диор – с разнообразием брендов может поспорить разве что красная ковровая дорожка в Голливуде, а суммарная стоимость украшений и обуви перекроет годовой бюджет Зимбабве или Конго, или какой-нибудь другой нищей африканской страны. Да и как иначе? Топтать небрендовыми шпильками кладбищенскую землю стоимостью четыреста тысяч долларов за участок просто кощунственно.

От макушки до мысков упакованная в Гуччи, я не отличалась от остальных гостей и с каменным лицом смотрела на лакированную крышку гроба, утопающего в цветах. От ярких вспышек камер спасали темные очки, они же скрывали отсутствие слез. По горькой иронии судьбы мне всегда нравилось внимание папарацци, но этот «показ» я бы с удовольствием пропустила. Вот только не вышло – хоронили моего отца.

– Мисс Рэдман, мы сочувствуем вашей утрате.

– Долорес, если понадобится помощь…

– Долли, детка, держись.

Соболезнования сыпались отовсюду, заставляя меня машинально кивать и пожимать руки. Неестественно выпрямленная спина быстро устала, голоса слились в монотонный гул, который медленно заглушала ноющая боль в висках. При других обстоятельствах я бы закурила, но сейчас приходилось терпеть.

– Убила бы за затяжку, – еле слышно пожаловалась я стоящей рядом Джеки.

Подруга понимающе кивнула:

– Изобрази, что тебе дурно. Отойдем и спрячемся в «Кадиллаке», там тонированные стекла – никто не докопается.

– Я вас прикрою, – поддакнула Бри.

Я покачала головой:

– Репортеры всегда найдут, к чему прицепиться. Подожду.

Кожа под никотиновым пластырем на плече невыносимо зудела, причиняя больший дискомфорт, чем навязчивые мысли о сигарете. Чтобы переключиться, я подумала об отце, но ни одно хорошее воспоминание не приходило в голову.

Последние годы мы не особо ладили – я не могла простить, что он инициировал развод. Подписав документы, мама впала в затяжную депрессию, которая закончилась передозировкой антидепрессантов. Врачи не сумели ее откачать; и тогда я сорвалась, превратившись из примерной дочери в любимицу скандальных таблоидов.

Непристойные выходки на вечеринках, драки с уличными фотографами, пьяные откровения в Интернете – я самыми изощренными способами издевалась над репутацией отца. Пару раз он читал мне нотации, а потом махнул рукой и с головой ушел в работу. Я ни черта не разбиралась в его делах с недвижимостью, но частенько – чтобы лишний раз позлить – заявляла о своих правах на фирму. Теперь «Рэдман Риэлти» действительно принадлежала мне, и я не представляла, что с этим делать.

– Мисс Рэдман, вы продолжите развивать бизнес отца? – дотошные репортеры поджидали не только на кладбище, но и за воротами – на углу Бродвея и Ректор-стрит.

– Без комментариев, – растерянно пробормотала я, высматривая «Кадиллак».

Куда, черт побери, Стив его переставил?

– Мисс Рэдман не будет делать заявлений, – подскочив, Джеки закрыла меня от микрофона и камер. – Имейте уважение! И дождитесь официальной пресс-конференции.

Я все еще пыталась прозвониться водителю, когда рядом притормозил «Бентли» со знакомыми номерами. Увидев их, я невольно сделала шаг назад. Сердце сжалось от предчувствия беды.

– Блейк здесь? – ахнула Джеки, округляя глаза.

С пассажирского сиденья резво выскочил охранник и распахнул заднюю дверь:

– Мисс Рэдман, прошу.

Устраивать истерику перед камерами бесполезно – меня бы усадили любой ценой – но я все еще надеялась отсрочить нашу встречу.

– Меня ждет водитель, – с наивной улыбкой я не двинулась с места.

– В машину. Живо! – донеслось из салона, и я обреченно шагнула вперед, как Иисус на Голгофу.

Аромат мускуса и амбры – я ощутила их сразу же. До того, как опустилась на белоснежную кожу сиденья, а охранник с мягким щелчком прикрыл дверь. А еще нотки сандала.

Так пахла ненависть. И Блейк Мортон.

Нас разделял лишь откинутый подлокотник, и даже он излучал тягучую неприязнь. Поежившись, я отодвинулась на пару дюймов, но спокойствия это не прибавило.

Твою мать! Ну почему ему не сиделось в Австралии?

«Бентли» плавно тронулся с места, и я осмелилась поднять глаза. Айзек Бенедикт Мортон, в кругу семьи просто Блейк, не отрываясь, смотрел на меня. Он как всегда был с идеальной укладкой и в пошитом на заказ костюме от Бриони, черном, как и его имя.[1] Лишь легкая щетина выбивалась из привычно безупречного образа – наверняка не успел побриться после перелета и прямо из аэропорта рванул к Тринити Черч.

– Ну привет, кукла,[2] – тонкие губы изогнулись в злой ухмылке.

– Здравствуй, дядя, – я стиснула дрожащие пальцы в замок.

Как же я не хотела с ним встречаться! Даже время церемонии прощания сообщила неверно, чтобы ненароком не пересечься, но он меня раскусил.

– Чего ты добивалась? – в обманчиво спокойном тоне явственно слышался гнев.

Всего лишь оттянуть разговор. Потому что нутром чуяла – ничего хорошего он не принесет.

– Мне давно восемнадцать, дядя, – я повела плечом, изображая безразличие. – И я могу сама принимать решения и распоряжаться своим временем.

А еще финансами, что раздражало его больше всего. По завещанию контрольный пакет акций отойдет мне, а Блейк так и останется одним из совладельцев.

– А вот и нет, – хмыкнул он, наклоняясь ко мне, от чего по спине побежали мурашки. – Во-первых, по закону штата Нью-Йорк, ты еще несовершеннолетняя.[3]

– Да плевать, – перебила я, теряя терпение. – Подожду!

– А во-вторых, – карие глаза хищно прищурились. – Тэд изменил завещание.

Я изумленно ахнула. Неужели отец… лишил меня наследства?

– До момента фактического совершеннолетия я – твой опекун, – продолжал Блейк, явно наслаждаясь моим смятением. – И я буду принимать решения, на что тебе тратить деньги.

– Я… подам в суд…

– Давай, – кивнул он. – А я понаблюдаю, как ты наймешь адвоката без доступа к счетам.

– Что? – от ужаса меня бросало то в жар, то в холод.

– Кредитки тоже заблокированы, – Блейк продолжал упиваться властью. – Так что на ближайшие полтора года можешь забыть о клубах и тусовках.

Я оторопело хлопала глазами. Должен же быть хоть какой-то выход!

– Я превращу твою жизнь в ад, кукла. Как ты когда-то превратила мою.

Расплата за обман

Будучи сводным братом мамы, Блейк часто гостил у нас. Поначалу он казался неприступным и холодным, но даже тогда его темные глаза были полны огня. В них хотелось смотреть до бесконечности. Я так и делала, пока он кружил меня на руках или, шутя, отбирал пульт от игровой консоли. В детстве я искренне считала его другом, несмотря на разницу в двенадцать с лишним лет.

Блейк был худощавым, высокого роста, и в его походке и движениях сквозило что-то кошачье, почти хищное. После мультфильма про Короля Льва, я дразнила его «дядей Шрамом», а Блейк наигранно рычал, хватал меня за ногу и принимался щекотать.

Я любила исподтишка следить за ним, когда он набирал сообщения подружкам. Смотреть, как игриво приподнимается его бровь, а губы растягиваются в самодовольной улыбке. Блейк это замечал и корчил рожицы, а потом приносил из холодильника мой любимый пломбир с шоколадной крошкой и мы вместе съедали его за просмотром очередной серии «Клуба Винкс».

Все изменил мой тринадцатый день рождения. Я страстно мечтала о туфлях на шпильках, но мама упрямилась, слушая советы ортопеда, который категорично заявлял, что стопа формируется к пятнадцати годам. Блейк наплевал на правила и привез мне блестящие босоножки от Джимми Чу. Легкие, изящные, усыпанные стразами, они казались туфельками принцессы. Визжа от счастья, я повисла у него на шее. Крепкие руки сомкнулись вокруг моей талии, но мне почему-то показалось, что Блейк не рад. Он словно… держал дистанцию. И даже не остался на праздничную вечеринку!

С тех пор мы больше не обнимались и стали редко видеться, но о причине этой холодности я догадалась лишь через два года. Я собиралась на свадьбу старшей сестры Джеки и проклинала свою плоскую грудь, которая в обтягивающем мини смотрелась проигрышно в сравнении с пышным бюстом Бри.

– Даже пуш-ап не спасает, – сетовала я, кружась у зеркала в гостиной и расталкивая подруг. – Может, салфетки подсунуть?

– Давай лучше я у мамы силиконовые вставки возьму, – предложила Джеки, не забыв ткнуть локтем довольную Бри. – А ты не хвастайся!

– Я не виновата! – принялась канючить та. – Они сами за лето выросли!

– Да ладно вам, – я примирительно обняла их за плечи. – Давайте фоткаться.

С хохотом принимая позы моделей из журналов, мы делали селфи и скидывали в общий чат. Игриво надув губки, я изогнула спину, и тогда-то и заметила пристальный взгляд в зеркале.

Блейк смотрел оценивающе – по-взрослому, как обычно смотрит на своих подружек – и меня пробрало до мурашек. Когда мы столкнулись у двери четверть часа назад, где он ждал отца, чтобы передать какие-то конфиденциальные бумаги, я не чувствовала ничего подобного. Мы просто кивнули друг другу, а теперь по венам словно пробежал ток.

– Эй, Блейк, мы красивые? – Джеки кокетливо прищурилась.

– Как куколки, – он преобразился за мгновение и с привычно непроницаемым выражением лица отвернулся к подоспевшему отцу. – Привет, Тэд. Вот новый договор от юристов.

– Здесь лишь одна куколка,[4] – авторитетно заявила я, нервным движением взбивая волосы.

Мне не понравилось, что Блейк сделал комплимент нам троим. Только я должна быть достойной его внимания!

Эта мысль стала наваждением. Я хотела, чтобы он пожирал меня взглядом. Обнимал, стискивая талию до стона, целовал, шептал на ухо. Несколько дней я еще держалась, но случайно наткнувшись в библиотеке на книгу Набокова, усмотрела в схожем имени героини знак и перешла в наступление.

– Я знаю, чего ты хотел, – с придыханием начала я, застав его поздно вечером в гостиной.

Он не планировал заезжать, но из-за застрявшего в пробке Стива, мама никак не могла выбраться с благотворительного аукциона в Челси, и Блейк, волею случая оказавшийся рядом, вызвался подбросить ее домой и занести купленные картины.

– О чем ты? – он удивленно приподнял бровь, не понимая намека.

Надо отдать ему должное – мастерски изобразил. Вот только меня не обмануть.

– О том, как ты смотрел, – я многозначительно улыбнулась. – Я согласна. И буду твоей Лолитой.

Я сделала шаг к нему, надеясь, что Блейк не станет терять времени даром. Так и случилось, только вместо страстных объятий меня ждал громкий смех.

– Слушай, кукла, я не извращенец, – добавил он серьезным тоном, когда я обиженно захлопала ресницами. – Просто представлял, какой роскошной женщиной ты станешь, когда подрастешь.

– Мы можем этого не ждать, – оживилась я, скинув с плеча тонкую лямку платья.

– Долорес, уймись, – Блейк нахмурился.

Отпрянув, я прикрыла ладонями пылающие щеки. Мерзавец! Он посмел меня отвергнуть!

А отвергнутая женщина мстит с размахом. Нет, к отцу я не пошла – хватило ума – а вот маме нажаловалась, что «дядя Блейк потрогал меня за ногу, когда я вышла из душа».

Силу разразившегося скандала можно было смело приравнивать к взрыву атомной бомбы. Мама надавала ничего не подозревающему Блейку пощечин и долго кричала и плакала, перед тем как выставить его из дома. Отцу, правда, признаться не решилась – дела у фирмы шли неважно, и слухи среди акционеров поставили бы бизнес под удар. К тому же опасность миновала – Блейк улетел в австралийский офис и не появлялся даже на семейных праздниках.

Воодушевленная заслуженным возмездием, я неделю ходила с высоко поднятой головой, пока не поняла, что скучаю. Мне не хватало Блейка и терзало чувство вины. Оно обострялось каждый раз, когда мама прикладывалась к бокалу, но даже тогда я не осмелилась рассказать правду.

После ее смерти я видела Блейка лишь дважды. На похоронах, и на собрании акционеров, куда мы с Джеки завалились, накурившись травки. Я ненавидела отца за то, что он бросил маму, да еще и завел молодую любовницу, поэтому всячески стремилась его унизить.

Охрана выставила нас из переговорной, но я успела увидеть глаза Блейка – холодные и ненавидящие – в них не осталось ни намека теплоту, которую я помнила с детства. Только презрение.

Таким же взглядом он смотрел на меня сейчас.

Я влипла. Влипла! И никто мне не поможет.

Сглотнув, я словно невзначай оперлась локтем на дверную ручку и покосилась в окно. «Бентли» замер на светофоре возле развилки у парка Боулинг Грин, где к бронзовому быку[5] выстроилась привычная очередь. Туристы фотографировались и снимали видео, махали руками, смеялись, и я поняла, что завидую им – счастливым и беззаботным. Во внезапном порыве я подалась вперед, представляя, как посылаю Блейка к чертям и звонко хлопаю дверцей перед его носом.

– Попробуешь выйти – выкину твои вещи из квартиры, – тут же отозвался он.

До зуда хотелось вцепиться ему в надменную физиономию, и смачно пройтись по ней ногтями, чтобы остался след, как у льва из мультфильма. Тогда старое прозвище «дядя Шрам» будет в тему.

– Я пожалуюсь адвокатам, что ты плохой опекун! – огрызнулась я.

Если кто-нибудь согласится вести мое дело бесплатно, и не придавая его широкой огласке.

– А я покажу документы из рехаба[6] и скажу, что у тебя рецидив.

Сердце болезненно трепыхнулось. Вот мерзавец! Он и это выяснил.

Я загремела на реабилитацию после очередного срыва мамы. Панические атаки, бессонница, навязчивая идея, что я никому не нужна, привели к зависимости от антидепрессантов.

Мое лечение скрывали ото всех. Как, черт побери, Блейк о нем узнал?

– Хватит! – не выдержав, я развернулась к нему. – Неужели спустя столько лет ты будешь мстить мне за глупый детский обман?

– Глупый? – прорычал он, глухо приложившись ладонью к подлокотнику. – Из-за этого «глупого» обмана сестра не доверяла мне до самой смерти!

Блейк поднял было руку, но так и не коснулся моей шеи – лишь сжал в кулак. Представив, как позвонки трещат под его пальцами, я пробормотала скорбным голосом:

– Прости… Я сожалею…

– Ты не умеешь сожалеть, кукла, – злобно усмехнулся он. – Но, поверь, я сделаю все, чтобы ты научилась.

Пьяная стратегия

– Не представляете, как он меня бесит, – пьяно пожаловалась я, пристраивая опустевший бокал на дизайнерский столик гостиной Джеки. – Не верю, что отец добровольно написал в завещании такую ересь! Ведь Блейк мне, по сути, не родственник!

От резкого движения закружилась голова. Висевший рядом портрет Жаклин Кеннеди в стиле Энди Уорхола давно слился в цветастое пятно, и глаза не отличались от губ – явный показатель, что пора завязывать с алкоголем – но я упрямо потянулась к подносу с выпивкой. Единственный способ забыться – залиться старым добрым бренди. Или виски. Или текилой. Неважно, чем. Весь вечер я с радостью поглощала все, что горит.

– Притормози, – Бри вяло шлепнула меня по руке.

Лицемерка! Сама же вылакала из графина остатки «макаллана».

С наигранным возмущением я ткнула ее локтем в бок:

– В отличие от некоторых, я хотя бы не оставила без «завтрака» миссис Мэррит.

После очередного развода мать Джеки начинала прикладываться к бутылке еще до полудня, и к вечеру едва держалась на ногах. Отчим переехал в Сохо, к новой жене, и большую часть ночи пентхаус был в нашем распоряжении, чем мы неустанно пользовались все лето.

– Думаешь, она устроит истерику? – Бри виновато посмотрела на Джеки.

– Расслабься, – отмахнулась та. – Мать вырубилась час назад, и раньше утра не проспится. Успею долить ей какой-нибудь дешевой фигни из запасов Чака.

Со сводным братом Джеки воевала давно – налеты на его бар были привычным делом.

– Вы так и не помирились? – я сочувственно надула губы.

– Вот еще! – отсалютовав бокалом своей тезке[7] на стене, Джеки залпом опрокинула в себя остатки «кристалла». – Пусть катится к черту.

– С чего бы это? – донесся от двери язвительный голос. – За квартиру до сих пор платит отец.

– Да пошел ты! – Джеки запустила в него подушкой с дивана, но Чак даже уворачиваться не стал, просто поймал и кинул обратно.

Быстро и без усилий – даже с места не двинулся. Два года в качестве квотербека в школьной футбольной команде не прошли даром.

– Истеричка! – скривился он.

– А ты – зануда!

Оба пикировались, не выбирая выражений, и за те пару минут, что длилась перепалка, мы с Бри успели трижды пригубить скотч.

– Брейк! – наконец, не выдержала она, взмахнув рукой, как рефери перед боксерами. – Чарльз, сделай одолжение – исчезни. От твоих криков голова кругом.

Он попытался возразить, но Бри уже поучала Джеки.

– А ты не связывайся. Знаешь же, что ему нравится провоцировать.

В нашем неугомонном трио только Бри всегда оставалась рассудительной, даже будучи в сильном подпитии. Может, поэтому Чак с ней не скандалил – уважал способность мыслить трезво.

– Малолетние алкоголички, – пренебрежительно бросил он, покидая поле боя.

Показав язык вслед удаляющейся плечистой фигуре, Джеки победно вскинула руки:

– Кто молодец? Я молодец!

Она попыталась изобразить торжествующий танец, но ее повело. Успев подхватить оседавшее на пол тело, мы дружно расхохотались.

К полуночи я едва контролировала заплетающийся язык, но все еще упрямо продолжала ругать Блейка:

– Он давно мог снять отдельную квартиру. Нет же, каждый день маячит перед глазами. Видеть его не могу!

– Так переезжай в Барнард[8], – Бри подлила себе джина. – Там вполне сносное общежитие.

– И зови нас на все вечеринки! – встрепенулась Джеки.

– Меня не приняли, – с горечью призналась я.

Конверт с заветным гербом прислали в конце мая, и я готовилась с гордостью ткнуть им в лицо Блейка, но радужные мечты разбились о крошечный абзац с отказом. Рассказать подругам провале я так и не решилась – было стыдно. А отправить документы в другой университет не позволяла гордость – все Рэдманы учились в Колумбийском.

– И ты молчала? – от возмущения Джеки едва не выронила бокал.

– Да какая теперь разница? – я спрятала лицо в ладонях, чувствуя, как глазам подступают слезы – выпитый скотч рвался наружу пьяной истерикой вместе с отчаянием и досадой, которые два с лишним месяца копились внутри. – Мне все равно нечем платить. Блейк хочет, чтобы я сама зарабатывала на обучение.

Всхлипнув, я разрыдалась от жалости к себе. Утешающие голоса подруг слились в неразборчивое бормотание. Слушая их вполуха, я то подвывала, то снова упрекала Блейка, но легче не становилось.

Я была раздавлена. И наверняка смешна. И всему виной чертово завещание!

– Долли, детка, не убивайся так, – Бри погладила меня по голове. – Всегда есть выход. Тебе нужно всего лишь определить слабые места Блейка и бить четко в них. Что он ценит больше всего?

Необходимость рассуждать здраво ненадолго привела меня в чувство, и я перестала плакать.

– Издеваешься? – я подняла голову и попыталась сфокусировать взгляд сквозь мутную пелену. – Я и трезвой ответить не смогу.

– Тогда я подскажу, – Бри протянула мне коробку с салфетками. – Наверняка, для него важна репутация.

– И как по ней бить? – размазывая тушь по щекам, я вытерла глаза.

– Очень просто, – широко улыбнулась Джеки и заговорщицки переглянулась с Бри, словно им обеим пришла гениальная идея. – Бей ниже пояса – соблазни, а потом шантажируй.

От удивления, я не нашлась, что сказать. Они это серьезно?

– Да не делай таких круглых глаз, – хохотнула Джеки, которую позабавил мой шок. – Спать с ним необязательно. Главное, сними видео, как он тебя лапает, и не забывай морщиться.

– Пусть только попробует после этого не вернуть тебе доступ к деньгам, – тоном заправского адвоката продолжала Бри. – За попытку изнасилования Блейку влепят немалый срок, а «Рэдман Риэлти» погрязнет в скандале. Но главное – его лишат статуса опекуна!

– И назначат мне нового, – уныло возразила я.

– Любой будет лучше, чем этот старых хрен, – резонно заметила Джеки. – Сколько ему сейчас? Пятьдесят?

– Тридцать два.

– Тогда можно и переспать, – она красноречиво поиграла бровями.

Идея все еще казалась мне бредовой, но я уже мысленно просчитывала шансы на успех. У Блейка наверняка была постоянная любовница. Это минус – осуществление плана займет много времени. Однако жил он в одной квартире со мной. И это плюс. И сотня возможностей застать его врасплох. Вот только что окажется сильнее – предсказуемое мужское либидо или ненависть ко мне?

– Думаешь, я смогу привлечь Блейка? – я с сомнением посмотрела на Бри.

– Почему нет? Он ведь раньше уже приставал.

– Не совсем, – я отвела глаза. – Я солгала, и мама вынудила его улететь в Австралию.

Признание вырвалось случайно. Я не хотела посвящать подруг в подробности своего не самого честного детства, но алкоголь окончательно развязал мне язык.

– Ну ты и сучка! – восторженно ахнула Бри. – Не понимаю, как Блейк тебя после этого не убил.

– Наша куколка ему интересна, – сияющая улыбка Джеки стала еще шире, чем когда ее объявили королевой выпускного. – Потому и не убил.

– Но непременно сделает это, если я снова вернусь в два ночи, – я с тоской посмотрела на часы. – Мне пора.

Даже в старшей школе[9] за мной не следили так пристально. Я могла заявиться домой под утро, и никто не сказал бы и слова. Отчасти, потому что было некому. Отец уже жил отдельно, а мама – иллюзиями, что все вот-вот наладится. Но думаю, главная причина крылась в равнодушии. Обоим было все равно. В отличие от них Блейк оказался дотошным и каждый раз читал нотации, стоило мне хоть немного задержаться.

В лифте я кое-как собрала волосы в подобие пучка и вытерла остатки темных разводов под глазами. Без макияжа лицо выглядело невинным, что дико контрастировало с провоцирующим нарядом. Не имея возможность попасть в клуб, я из принципа надела блестящее платье с разрезами, надеясь хоть так поднять себе настроение.

На улице ночной ветерок приятно остудил кожу. Меня немного шатало, и чтобы протрезветь, я решила пройтись пешком, благо наши с Джеки дома разделяло от силы три квартала. Прикурив сигарету, я неспешно двинулась по Пятой Авеню вдоль манящих витрин.

У светофора на пятьдесят восьмой я невольно задержала дыхание – на здании с противоположной стороны в изящной рамке чернели два священных слова. Бергдорф и Гудман.[10] Пять этажей счастья. Мекка красоты и стиля, где каждый ценитель моды обязан если и не преклонить колени, то оставить щедрое подношение богам от-кутюр.

Злой рок сделал эту обитель счастья недоступной для меня. Того, что оставалось от ежемесячной подачки Блейка, не хватало даже на покупку приличного селективного парфюма, чего уж говорить о полноценном шоппинге. Завтраки в «Плазе»[11] тоже остались в прошлом, как и походы по спа-центрам. Я больше не могла себе позволить маникюр в любимом салоне, а за стрижкой и укладкой приходилось бегать к Джеки, когда к той приходил знакомый стилист.

– Мисс, у вас не найдется пары баксов? – из-за угла вынырнул бездомный с тележкой, полной засаленных тряпок.

– У меня даже мелочи нет, – я кинулась прочь по переходу.

Чертов Блейк! Из-за него я чувствовала себя нищей.

Перескочив через лужу пролитого кофе, я едва не поскользнулась на остатках обкусанного пончика. Каблук многострадальных и потрепанных жизнью туфелек от Гуччи с противным звуком царапнул асфальт и почти надломился, но все же справился со своей миссией и удержал меня – и мое пошатнувшееся достоинство – в вертикальном положении.

Раньше я не замечала мусора на улицах. Да я особо по ним и не ходила – меня возил Стив. Теперь же вся нелицеприятная сторона города навязчиво лезла в глаза.

И куда смотрят коммунальные службы? Так ведь недолго и ногу сломать.

Не переставая сыпать проклятиями, я свернула к подъезду.

– Доброй ночи, мисс Рэдман, – швейцар услужливо распахнул дверь.

Стараясь не икнуть, я ответно кивнула и с гордо поднятой головой пересекла лобби. В голове все еще шумело от невыветрившейся смеси алкоголя, а желудок сжимался от давящих спазмов в такт шагам. Только бы не стошнило! Надо было все-таки позвонить водителю или поехать на такси.

От накатившей дурноты на лбу выступил пот. Едва зеркальные двери, тихо звякнув, распахнулись передо мной, я шагнула в ярко освещенную кабину и тяжело привалилась к стене и мысленно уговаривала себя не вырубиться прямо в лифте.

Поднявшись в пентхаус, я ввалилась в гостиную, еле устояв на ногах. Оставалась самая малость – добраться до ванной, и вот тут мне не повезло. Сбросив туфли, я покачнулась и случайно задела бедром псевдо-антикварную груду фарфора, которую мама гордо именовала вазой династии Мин. Словно в замедленной съемке та соскользнула с подставки и со звоном рухнула на пол, усеяв дизайнерский паркет мелкими осколками.