Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга третья. Июль

Слово в день памяти святителя Иоанна (Максимовича), архиепископа Шанхайского и Сан-Францисского

(19 июня / 2 июля)

Попечение твое о пастве в странствии ея, се прообраз и молитв твоих, за мир весь присно возносимых: тако веруем, познав любовь твою, святителю и чудотворце Иоанне.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня Святая Православная Церковь празднует память святителя Иоанна (Максимовича), архиепископа Шанхайского и Сан-Францисского (1896–1966). Его жизнь – замечательный пример того, что служить Господу и Его народу можно в любые времена и в любом месте, куда ни будет Ему угодно поставить человека, – лишь бы только сам человек всей душой стремился к этому служению и со смирением принимал волю Божию о себе.

Многим, я думаю, знакома поговорка «Где родился, там и пригодился». Пользуются ею обычно тогда, когда хотят сказать, что, мол, нечего пытаться менять свою жизнь, переезжать в другой город, область и уж тем более – в другую страну; где родился, там и живи, выбор уже сделан за тебя родителями.

Конечно, в те далекие времена, когда люди передвигались в лучшем случае на лошадях, а большинство и просто пешком, подобная поговорка часто действительно была справедливой. Ведь путешествие, а тем более переселение в те времена были сопряжены с огромным количеством трудностей и опасностей; те же, кому удавалось счастливо преодолеть все эти опасности и трудности, зачастую теряли все связи с родными, оставшимися на прежнем месте жительства, потому что ни телефона, ни интернета еще не существовало, а письмо из далеких краев могло идти не один месяц и даже не один год (если вообще не терялось в таком дальнем пути), да многие и не умели ни читать, ни писать… Конечно, в таких условиях куда проще и безопаснее было строить жизнь именно там, где родился. Впрочем, и в те времена многими великими открытиями и вообще свершениями человечество было обязано тем немногим, кто отваживался вопреки поговорке отправиться в чужие края. Разве смогла бы, к примеру, Россия «прирастать Сибирью», если бы казаки Ермака Тимофеевича, Семен Дежнев и прочие первопроходцы предпочли безопасную жизнь на родине дальним странствиям? Разве получила бы наша страна великого ученого Ломоносова, если бы однажды простой крестьянский паренек Михайло не решился покинуть родные Холмогоры и отправиться пешком за тридевять земель, в Москву? Да что там – если бы ученые братья-греки Кирилл и Мефодий не оставили в свое время родной город Фессалоники и не переселились в совершенно чуждые им северные земли славян, неизвестно, возникла ли бы вообще русская культура, какой мы ее сейчас знаем…

Казалось бы, в наше время, когда передвижения по миру стали относительно простыми и безопасными, поговорки вроде приведенной выше должны были бы отойти в прошлое. Однако этого не произошло. Более того: все чаще и чаще такие поговорки начинают звучать не где-нибудь, а в православной церковной среде! Причем если в прошлом под словами «где родился, там и пригодился» подразумевались чисто практические, житейские соображения, то теперь эту поговорку выдают едва ли не за одну из христианских заповедей, а переезд в другие края – грехом против Господа и Православной веры, причем в обоснование своей позиции никто не может привести ни единой строчки из Священного Писания или хотя бы из творений отцов Церкви…

Да и как могли бы они найти подобные основания в Писании, если сама Священная история началась с переселения Авраама из земли халдейской в чужие края – причем переселения вследствие прямого указания Самого Бога? Да и все вообще Священное Писание наполнено историями странствий и переселений. Что же касается святоотеческого взгляда на этот вопрос, он достаточно ясно выражен, например, в следующих словах святителя Иоанна Златоуста: «Первая добродетель и даже все добродетели состоят в том, чтобы быть странником и пришельцем в этом мире и не иметь ничего общего с здешними вещами, но быть в таком отношении к ним, как к чуждым для нас, подобно тем блаженным ученикам, о которых апостол говорит: Скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления: те, которых весь мир не был достоин (Евр. 11, 37–38)… Святые были странниками и пришельцами. Как и каким образом? Не называли ли они себя странниками по отношению к одной земле Палестинской? Нет, по отношению к целой вселенной, – и справедливо: они не видели в ней ничего такого, чего желали, но все было для них странно и чуждо. Они хотели упражняться в добродетели, а здесь было множество пороков, и потому все здешнее было для них чуждо; они не имели ни одного друга, ни одного близкого человека, кроме немногих. А как они были странниками? Они не заботились о здешнем и доказывали это не словами, а самыми делами. Как и каким образом? Бог сказал Аврааму: Оставь мнимое отечество и иди в землю чуждую (Быт. 12, 1), – и он не остался там по любви к близким, но без сожаления оставил его, как бы землю чуждую… Таков был Авраам и подобные ему; они были, говорит апостол, странниками для целой вселенной и искали отечества. Какого? Не того ли, которое оставили? Нет; ибо что препятствовало им, если бы они хотели, возвратиться туда и быть его гражданами? Они искали Отечества Небесного. Так спешили они удалиться отсюда и таким образом угождали Богу; посему и Он не стыдится называться их Богом».

Подлинным служителям Единого Истинного Бога – что в ветхозаветные, что в новозаветные времена – всегда было чуждо языческое преклонение перед «родимой земелькой» и «могилками родных» (действительно, не безумна ли сама идея, будто живой человек должен строить свою жизнь в зависимости от местонахождения мертвого тела, если мы верим, что сам умерший – его душа, его личность – пребывает не в могиле, а в Отечестве Небесном?). Конечно, они, как и любой человек, были привязаны к тем местам, где родились и выросли, – но в то же время были готовы в любой момент оставить все это, если потребуется. Они знали, что подлинное следование воле Божией состоит не в том, чтобы по-язычески цепляться за «мать сыру землю», а в том, чтобы служить Господу и ближним там, где Ему будет угодно. И потому они без колебаний отправлялись в чужие земли, к чужим народам, следовали за своей паствой в изгнание – и совершали именем Господним великие дела, творили чудеса и достигали подлинной святости.

Замечательным примером такой «странствующей святости» стал и святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский. Отпрыск знатного сербского рода, появившийся на свет и выросший на Украине, под Харьковом, он стал священником (а впоследствии и епископом) Русской Православной Церкви. После октябрьского переворота 1917 года ему пришлось покинуть страну, где он родился, и переселиться в край своих предков – Сербию, а оттуда – сначала в далекий Китай, где он и получил свою первую епископскую кафедру, затем – во Францию, из Франции – в США, где после многих лет служения Церкви он и скончался… Пожалуй, по житию святителя Иоанна можно было бы изучать географию. Поговорка «Где родился, там и пригодился» к нему никак не применима; впрочем, и предки святителя, переселившиеся некогда из Сербии в Российскую империю, вряд ли руководствовались ею в своей жизни.

Святитель Иоанн вел жизнь крайне аскетическую: ел один раз в день, спал на стуле два-три часа в сутки, ходил круглый год в сандалиях, а когда видел босых нуждающихся, то отдавал сандалии им и ходил босиком по Парижу и другим городам. В Брюсселе он жил в крошечной комнатке под колокольней. Отыскивал нищих детей и приводил их в организованный им приют. Как-то за бутылку водки в Шанхае выменял у пьяного нищего китайца девочку нескольких месяцев, которую тот шел выкидывать на помойку, и отдал ее в свой приют. Он сумел переселить в США несколько тысяч русских эмигрантов, ютившихся после победы коммунизма в Китае на островке в Филиппинском архипелаге, страдавшем от цунами. При пребывании там русских, окормляемых Владыкой Иоанном, на лагерь не обрушилось ни одного урагана, но как только последние группы эмигрантов покинули остров и переселелись в Америку, ураган тотчас уничтожил пустой лагерь. Такова была сила молитвы и праведности этого святого наших дней! И подобных случаев из жизния святителя можно было рассказать немало.

А вот как смотрел на странствия и переселения сам святитель Иоанн – в полном соответствии с православным святоотеческим учением. Пожалуй, такие слова мог бы сказать и его великий тезка, святитель Иоанн Златоуст, доведись ему жить в наше время:

«Мир земной есть дорога, а не жилище. Человечество не найдет себе в этом мире рая – без Креста. То, о чем мечтают ложные материалистические учители человеческие, – невозможно. Человек никогда не построит себе радостного дома в мире, где царствует грех, болезнь и смерть. Человек всегда будет бездомен в этом мире. И это благо. Страдание его кратко, а радость может быть вечной. И никакой человек не воплотит до конца идеала своей Родины на этой земле, потому что высшая и вечная Родина каждого человека есть мир правды Христовой.

Земля есть только путь людей, только станция в человеческой судьбе. Человека ждет бессмертная жизнь. Как бы долго ни останавливался он на земле и какие бы “высотные” здания он ни строил на земной скорлупке, она не перестанет быть лишь хрупкой скорлупкой над огненным океаном. И человеку предлежит отправляться далее в путь…»

Конечно, все это вовсе не значит, что святитель Иоанн вовсе не любил ни Россию, ни Сербию. Нет, он искренне любил и эти страны, и оба родных ему народа – просто не ставил эту обычную и естественную человеческую привязанность во главу угла своей жизни, не ставил ее выше любви к Богу и не делал ее главным и единственным содержанием собственного бытия. А потому, хотя революционные события в России, разрушение страны и страдания ее народа были для святителя большим горем – тем более что и паства его почти полностью состояла из тех, кто непосредственно пострадал от революции, – в то же время невозможность жить в России и крушение надежд на скорое свержение большевизма не стали для него, как для многих русских эмигрантов, «концом всего», обессмысливанием жизни. Потому что, несмотря на искреннюю любовь к родной стране, главной ценностью для святителя Иоанна, основной целью и средоточием всего его бытия была не привязанность к земной отчизне, а стремление в Отечество Небесное, любовь к Богу и служение прежде всего Ему. Страдания земной родины, разлука с ней были страданиями и для святителя Иоанна – но эти страдания он воспринимал как испытания, призванные закалить, укрепить его веру в Господа и упование на Него Одного.

«Веровать в Бога только при условии жизненных удобств и радостей или среди только тяжких обстоятельств и небесных громов – это еще несовершенная вера, – говорил об этом сам святитель. – Надо видеть Божественную заботу о нашей бессмертной душе – и в радостях, и в трудностях жизни. Веровать в Бога – это значит во всем и всегда признавать силу, власть и мудрость верховного Хозяина жизни, проводящего нас чрез мир, как чрез больницу и школу, для исцеления, научения, умудрения и спасения нашей бессмертной души… Творец учит нас и радостью жизни, и ее трудностью: трудностью жизни смягчает нашу эгоистическую волю и светлым утешением вдохновляет нас на борьбу за правду, справедливость, за мир и высшую жизнь».

Впрочем, судьбы России и русского народа, будущее страдающей родины продолжали волновать святителя Иоанна. Он много размышлял о причинах революционной трагедии, о том, что и как может и должен делать теперь русский народ для собственного спасения и избавления своей родной страны, – и выводы, к которым приходил этот духовно мудрый и опытный пастырь, прямо противоречили тому, что утверждали в те годы многие русские эмигранты. В отличие от этих людей святитель Иоанн не считал, будто русский народ пал безвинной жертвой происков неких «заговорщиков», внешних «врагов России и Православия»; причиной революционных событий в России и последовавших за этим страшных бедствий святитель считал прежде всего грехи самого русского народа, его отступление от Бога, Которого он исповедовал на словах, но Чьи заповеди уже давно забыл и попрал. И русская белая эмиграция, нередко воспринимавшая себя едва ли не как сообщество святых мучеников, «последний оплот Святой Руси», также в полной мере, по мнению владыки Иоанна, разделяла эти грехи и ответственность народа за гибель родины.

«Значительная часть выехавших русских за границу, – писал святитель, – принадлежит к тому интеллигентному классу, который в последнее время жил идеями Запада. Принадлежа к числу чад Православной Церкви, исповедуя себя православными, люди того круга в своем миросозерцании значительно уклонились от Православия. Главным грехом людей того класса было то, что они не свои убеждения и уклад жизни строили на учении Православной веры, а старались правила и учение Православной Церкви согласовать со своими привычками и желаниями. Посему, с одной стороны, они весьма мало интересовались сущностью Православного учения, часто даже считая догматическое учение Церкви совершенно несущественным; с другой стороны, они исполняли требования и обряды Православной Церкви, но лишь постольку, поскольку это не мешало их больше европейскому, чем русскому укладу жизни. Отсюда пренебрежительное отношение к постам, посещение храмов лишь на короткое время, да и то для удовлетворения больше эстетического, чем религиозного чувства, и полное непонимание религии как главной основы духовной жизни человека. Многие, конечно, внутренне были настроены иначе, но выявить это вовне, в жизни, не у многих хватало силы духа и уменья». Поэтому, по его словам, «нашедшее на Россию бедствие является прямым последствием тяжких грехов и возрождение ее возможно лишь после очищения от них».

В чем же видел святитель Иоанн спасение России? Послушаем его собственные слова, звучащие как нельзя более актуально и в наше с вами непростое время.

«Россия восстанет, когда поднимет взор свой и увидит, что все святые, в земле Российской просиявшие, живы в Божием Царстве, что в них дух вечной жизни и что нам надо быть с ними и духовно коснуться и приобщиться их вечной жизни. В этом спасение России и всего мира».

Интересно отметить, что святитель Иоанн, много размышлявший, говоривший и писавший о России и русском народе, в то же время всячески старался не допустить замыкания русского эмигрантского сообщества в своей среде, превращения этого сообщества в некое добровольное культурное гетто, к чему, увы, так склонны большинство национальных и религиозных общин в инокультурном окружении. Так, например, владыка много делал для того, чтобы восстановить в русских православных общинах почитание западных святых, еще до великого раскола подвизавшихся и прославленных в Западной Европе (где теперь проживало множество русских эмигрантов). Вот как об этом говорится, например, в одном из пастырских указов 1951 года святителя Иоанна: «Пребывая в рассеянии в странах, где древле подвизались и прославились своими страданиями или иными подвигами святые угодники, чтимые Православной Христовой Церковью с древних лет, подобает нам достойно почитать их и прибегать к ним, не охладевая в то же время к святым угодникам Божиим, к коим мы прибегали и прежде в молитвах».

Что же почитал святитель Иоанн главным в этом мире, в человеческой жизни вообще? Ведь этот вопрос – вопрос о самом главном и ценном – с особой остротой встает перед тем, кто потерял родину и познал горечь изгнания… Человек, лишившийся многого, – быть может, даже всего, что имел на земле, – не удовлетворится поверхностным, дежурным ответом на такой вопрос. И если он в конце концов найдет ответ – это будет ответ, пропущенный через сердце, исходящий из самой его глубины.

Святитель Иоанн самым главным в жизни каждого человека и мира в целом считал Христову любовь и Божие добро, служение этим любви и добру всеми силами, всем своим существом.

«Каждому из нас дан талант любви, и из множества наших отдельных жизней складывается общий облик того или иного народа и всего человечества. Каждый человек ответствен прежде всего за свою жизнь. Себя, свою душу он должен возделать, как сад. Инженер, врач, земледелец, ученый, политик, общественный деятель, рабочий, кладущий кирпичи, садовник, прививающий плодовое дерево, поэт, утешающий человека, музыкант, выискивающий новую гармонию, – все это пчелы, работающие в одном огромном улье-мире; они летают по разным цветам, но сладость достижений их идет в общий дом. Мы, люди, призваны наполнить мир благоуханным садом добрых творческих мыслей и чувств, сладких для всех, а не разъедающим дымом эгоизма, ненависти и зла. В этом высшее осуществление цели жизни нас всех, – Царство Божие…

Нужно видеть вокруг себя не только зло и несправедливость в людских отношениях и не только временное одоление добрых людей злыми, но и совершающуюся – иногда очень сокровенно – великую победу добра над злом. Победы зла над добром призрачны и кратковременны, а победы добра и самое существование в мире добра, которое является уже его победой, суть высшая реальность мироздания и общее человеческое богатство».

Конечно, подобное служение невозможно без Богообщения и Богопознания, без непрестанного единения с Богом в молитве, Таинствах, в каждом поступке, согласованном с заповедями Божиими… И потому вопросы богопознания занимают важное месте в книгах и проповедях святителя Иоанна. Он любил Бога, стремился к Нему всем своим существом – и те же любовь и стремление старался передать своей пастве. Послушаем же мудрые пастырские слова:

«В саду Южной Калифорнии я как-то увидел большую оранжевую бабочку с черным, непогрешительным в своей точности, двойным рисунком на крыльях: это была удивительная красота среди зелени, света и цветов, – песнь Богу в цветах и красках. В тишине кроткого, чистого, покорного Богу творения возносилась эта песнь и светилась эта премирная красота… Она показывает себя уже в этом мире и хочет воскрылить унылую, тяжелую душу человека к небу. Бабочка – такое же откровение Божия перста, как и северное сияние, полевая лилия, птица. Указывая на них, Спаситель говорил: “Посмотрите на птиц небесных… Посмотрите на лилии полевые”, – значит, все создано, чтобы мы на это смотрели и научались видеть в материальном мире Божию мудрость, милость и силу. Никакая дисгармония падшего человечества, никакие наши преступления не могут затмить красоты Божия мира. Из глубины своего нравственного неустройства люди призваны вникать в красоту творения и переводить ее в область духа; и так должна открываться человеку новая, более совершенная гармония бытия, в дарах Духа: в смирении, в вере, надежде, правде, чистоте, преданности и любви к Богу и человеку, – от всего сердца, воли и разума… Смягчается сердце среди гармонии творения… И к молитве человека ведет красота видимой природы. Всякая гармония, открывающаяся в природе и замечаемая в отношениях между людьми, ведет к познанию высшего мира и к молитве.

В чем начинается наше пребывание с Господом? В желании соблюсти малейшую Его волю, исполнить каждое указание Евангелия, даже каждый намек Его заповеди. Пребывание с Господом выражается и в мире сердца, который превыше всякого мира. Он есть мир наш (Еф. 2,14). Пребывание с Господом есть молитвенная, чистая, небесная радостно-благодарная смягченность правдивого и покаянного сердца. Пребывание с Господом есть живое непрестанное общение с Ним, хождение перед Ним и в Нем…

Чтобы познать Бога, надо, в сущности, только одно: сделаться человеком. Истинный человек всегда видит умом и сердцем Бога, слышит Его слово – и в природе мира, и в своей совести, и в ослепительно открывшейся истине Евангелия… Вникание в Евангелие, проверка себя, своей совести его светом и молитва просвещают малый человеческий разум и открывают в человеке высший разум, который обычно бывает в человеке закрыт, засыпан мелким практическим рассудком. Истина Христова освобождает человека от зла и неведения, очищает и воспитывает внутреннюю глубину в человеке, его сердце, дух… Кто хочет познать истину, тот прежде всего должен начать познавать в себе того человека, который в силах ее познать.

Свободной, честной мыслью своей, верой как высшей духовной интуицией и молитвою человек может пройти мгновенно все то расстояние, которое отделяет его от Бога. Молитва есть истинное питание духа и оживление бессмертного существа в человеке, она есть высшее просвещение человека. Кто хочет молиться Богу, тот найдет молитву, и кто найдет ее, никогда не оставит, потому что нет большего блага и счастья для человека, как говорить с Богом, – осознавать и чувствовать свое живое, личное общение с Творцом, бесконечной любовью и правдой. По Его любви и правде томится всякий человек, не угасивший до конца своего духа».

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Будем же просить на нелегком, но благодатном пути Спасения помощи Господа нашего Иисуса Христа и молитвенного предстательства за нас святителя Иоанна Шанхайского, восклицая вместе со всей Церковью:

«Христу Пастыреначальнику последовав, во святителех изряднейший явился еси, спасл бо еси овцы своя от губительства безбожных, пристанище мирное тем учредив, и попечение непрестанное о пастве имея, врачевал еси их недуги душевныя же и телесныя, и ныне о нас к твоим честным мощем припадающих, моли Христа Бога, отче Иоанне, в мире спастися душам нашим».

Аминь.

Слово на обретение мощей преподобного Максима Грека

(21 июня / 4 июля)

Зарею Духа облистаемь, витийствующих богомудренно сподобился еси разумения, неведением омраченная сердца человеков светом благочестия просвещая, пресветел явился еси Православия светильник, Максиме преподобие, отонудуже ревности ради Всевидящаго отечества чужд и странен, Российския страны был еси пресельник, страдания темниц и заточения от самодержавнаго претерпев, десницею Вышняго венчаешися и чудодействуеши преславная.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня Святая Церковь вспоминает день обретения честных мощей преподобного Максима Грека. Житие преподобного Максима являет нам удивительный пример истинно христианской, бескорыстной, жертвенной любви к ближнему, любви, преодолевающей все препятствия: этнические различия, расстояние, невзгоды и личные обиды. Преподобный всей жизнью своей засвидетельствовал истинность апостольских слов о том, что во Христе нет ни эллина, ни иудея, ни варвара, ни скифа (Кол. 3,11): греческий монах, рожденный и воспитанный на Балканах, он стал русским святым, подлинно своим для Руси, несмотря даже на то, что встретил в нашей стране не теплый радушный прием, а стену непонимания и враждебности…

Будущий подвижник родился около 1470 года на северо-западе Греции, в городе Арта, что в области Эпир, и во Святом Крещении получил имя Михаил. Родители Михаила, Эммануил и Ирина Триволис, были не только богатыми, знатными и образованными людьми, но и подлинно благочестивыми православными христианами, поэтому и сына своего они воспитали в любви ко Христу. Михаил получил прекрасное домашнее образование, обучался у лучших учителей Арты и острова Керкира (Корфу). Но пытливому уму юноши этого было мало. Он стремился к более обширным и глубоким познаниям, в чем его поддерживали и родители. А так как в разоренных турками греческих землях продолжать образование было невозможно, Михаил с благословения родителей отправился в Западную Европу.

В течение пятнадцати лет молодой грек постигал философию, историю и филологию, изучал древние и новые языки: сначала в Париже, затем в Венеции, Падуе, Флоренции и Милане, где сблизился со многими известными деятелями той эпохи. Постепенно из разряда учеников Михаил перешел в ряды учителей, став своим в ученых кругах Италии. Его ожидала блестящая будущность – но душа молодого человека жаждала чего-то большего, высшего.