Коко Шанель

Глава вторая. Рождение Мадмуазель

Когда родилась Габриэль, отца рядом не было. Ее переживания и умалчивания на протяжении всей жизни сводились именно к этому: Альбер, по сути, предал мать и детей. Пока Жанна не умерла, подобие семьи поддерживалось, чему способствовало время, проводимое с родственниками со стороны Деволей и Шардонов. После смерти матери мир рухнул. Впоследствии именно это событие стало началом трагедии Габриэль: умерла мать, а после детей бросил отец. Но вернемся в день 19 августа 1883 года.

Жарким летним днем Жанна пришла в родильный покой. Альбер где-то ездил по ярмаркам со своим товаром. Учитывая отсутствие современной связи, неудивительно, что он не знал о рождении второй дочери. Конечно, сроки беременности ему были известны, но не мчаться же во весь опор домой и сидеть в ожидании схваток у изголовья жены! Тем более что лето – самый сезон для ярмарок, и куда правильнее выжать из этого сезона максимум прибыли. В итоге на свет появилась девочка, которую через пару дней окрестили именем Габриэль. Никаких вторых и третьих имен, что выделяло малышку среди ее многочисленных сестер, братьев, кузенов, тетей, дядей и племянников. Наверное, поэтому несколько лет спустя Габриэль все-таки получит свое второе имя. Именно оно сделает ее знаменитой: Габриэль Шанель по прозвищу Коко. Впрочем, в своих воспоминаниях Габриэль пыталась заполнить и эту лакуну. Она утверждала, что крестная нарекла ее вторым именем Бонер, что означает «счастье». На самом деле ее крестными стали совершенно незнакомые люди, которым дела не было до ее второго имени – нет так нет, это дело родителей. А в мэрии ребенка опять записали рожденным в законном браке.

Вскоре объявился и отец. Альбер по обыкновению подарил малышкам игрушки, купленные на одной из ярмарок, и на некоторое время остался дома. Конечно, сидеть на месте ему не хотелось. Он постоянно размышлял о том, куда бы сняться из Сомюра, который успел надоесть Альберу, несмотря на редкое в нем появление. Он не принимал во внимание нежный возраст малюток и плачевное состояние здоровья своей супруги. К весне следующего года семейство уже отправилось по городам и весям. Они нигде надолго не останавливались. По большому счету Альбер сильно не настаивал на переездах Жанны и детей вместе с ним. Напротив, он хотел, чтобы они оставались в Сомюре, пока не найдется место, где он захочет обосноваться. Однако Жанна слишком хорошо знала характер своего неофициального муженька. Она боялась (и, скорее всего, не без оснований), что он опять сбежит, даже не посмотрев напоследок в ее сторону. Альбер упорно на ней не женился, а потому никаких методов призвать его к ответу не существовало. Оставалось скитаться по ярмаркам, перевозя с собой малышек и нехитрый скарб.

Лучик удачи забрезжил в одном из городков, где на ярмарке Альбер столкнулся нос к носу с родственниками Жанны. Они как-то примирились и договорились о взаимовыгодных условиях: Альбер все-таки женится на Жанне и они переедут жить в дом дяди новоиспеченной жены. Так в конце весны пара оказалась там, откуда два года назад уехала. Казалось, все тяготы позади: хороший климат, уютный дом и даже скорая свадьба. Но Альбер легко сдаваться не собирался. Несмотря на объявленную свадьбу, он не двигался в сторону мэрии, как упрямый мул. Его тащили туда всем миром, а все бесполезно. Скандал следовал за скандалом, слезы Жанна проливала немалые. Параллельно со скандалами с Альбером велись переговоры. За Жанной посулили огромную по тем временам сумму: пять тысяч франков. Собирали деньги «по сусекам» – родня скидывалась, не скупясь, полная решимости пристроить, наконец, несчастную женщину замуж.

17 ноября 1884 года в мэрии официально зарегистрировали брак между Альбером и Жанной на радость невесте и всем родственникам. Даже родители Альбера прибыли в Курпьер поздравить беспутного сына. У них в начале всех приключений, в 1882 году, родился девятнадцатый ребенок – сестричка Альбера Адриенна. Именно она станет Габриэль лучшей подругой на всю жизнь. На первый взгляд все складывалось как нельзя лучше: Жанна с детьми живет в официальном браке, в хорошем доме, а Альбер имеет после заключения брака кругленькую сумму. Если бы не полное его неумение заключать финансовые сделки, они могли бы жить пусть не припеваючи, но вполне прилично (особенно в сравнении с предыдущими двумя годами). Желание Альбера приумножить капитал, полученный в качестве приданого, привело к полному краху. Он пытался покупать акции, начать собственное дело, но его постоянно обманывали, вложенные деньги не окупали себя, акции оказывались не более чем обычными бумажками. В конце концов буквально через год Альбер снова пустился в путешествие с повозкой, полной товаров для ярмарок. Он переезжал с места на место, не изменяя своей привычке хорошо пить и закусывать, болтать с такими же бродягами, как он, соблазнять женщин. Ничто его не сдерживало, никто за ним не следил, жизнь вернулась в прежнее русло. Одно изменилось – теперь у Альбера была жена. Приходилось возвращаться к ней и делиться планами. Более того, в Курпьере еще и родственнички Жанны постоянно следили за беспутным зятем. Чтобы поменьше с ними общаться, Альбер все-таки нашел для своего семейства новое место жительства. Переехать он решил в Иссуар, старинный городок с постоянно проводимыми по выходным ярмарками.

Те немногие деньги, которые зарабатывал Альбер, он тратил в основном на себя. Семье пришлось ютиться в совсем уж скромных условиях: и район для нищих, и смрад помоек, и невыносимый запах, который шел от кожевенных цехов, и сырость от реки, цвет которой из-за кожевенного производства стал ржавым. Уже тогда Жанне не следовало переезжать в такое место – у нее появились и астма, из-за которой в свое время умерла ее мать, и первые признаки туберкулеза. Последнее являлось в то время чуть не главной причиной смерти бедняков, и мать Габриэль она не миновала. Но до печального финала оставалось еще несколько мучительных лет. Буквально год спустя после свадьбы у Жанны родился сын, ведь несмотря на частые отлучки Альбер всегда выполнял свой супружеский долг, находясь дома. Адриен Альфонс (так нарекли третьего младенца) появился на свет в марте 1885 года, и можно легко себе представить, насколько тяжело приходилось Жанне во время беременности. Жюли исполнилось три годика, Габриэль – два. На протяжении зимы в Иссуаре стояла отвратительная погода с постоянными дождями, влажностью и промозглыми ветрами. Перестать работать Жанна не могла, поэтому продолжала шить, стирать и убираться, обслуживая и клиентов побогаче, и – по доброте душевной – бедняков-соседей, которые частенько просили ее починить старую одежду.

Еще через два года, 14 июня 1887 года, несчастная Жанна разродилась четвертым ребенком – Антуанеттой. Здоровье ее было окончательно подорвано. Она не только упорно трудилась, дабы внести посильный вклад в бюджет семьи (важно отметить, что у Жанны и детей во время отсутствия Альбера не оставалось никаких средств к существованию), но и часто ездила вместе с мужем по ярмаркам, пытаясь таким образом следить за ним. Жанна становилась все более ревнивой. Видимо, состояние ее здоровья сказалось и на психике: она параноидально следовала за Альбером, несмотря на погоду, наличие очередной беременности или крошечного младенца. Причин не доверять Альберу у жены хватало, но здравый смысл ей тоже стал отказывать.

Врачи подтверждают: приступы, которыми сопровождаются астма и туберкулез, часто ведут к целому комплексу психологических проблем. Они включают в себя страх перед неконтролируемой болезнью, чувство вины, неполноценности, депрессию. Альбер, конечно, замечал состояние жены. В 1887 году после рождения четвертого ребенка он даже принял решение отправить семью обратно в Курпьер. Казалось бы, такое решение должно было устроить всех, включая Жанну. Альбер сам сбагривал ее и детей под опеку родни, а климат родных мест явно подходил ей больше, чем сырость Иссуара. К тому же финансовое положение семьи пусть незначительно, но улучшалось из-за отсутствия необходимости платить за жилье (планировалось, что семья будет продолжать жить в сельском доме дяди Жанны). И детям на свежем воздухе, в просторном доме, само собой, было раздолье. Никто не ожидал от Жанны, которая безумно ревновала мужа и боялась его потерять, маниакального желания следовать за Альбером в его поездках. Ее не останавливали ни холод, от которого некуда было спрятаться в повозке зимой и куда забирался снег и ветер, ни работа за прилавком на рынке, где ей приходилось помогать мужу, проводя целый день на ногах, не имея ни минуты на нормальный отдых.

Впрочем, возвращение в Курпьер хорошо сказалось на детях. Позже Коко Шанель всегда с теплотой вспоминала то недолгое время, которое она провела у деда. Наконец-то она могла играть, пусть и в самые примитивные игры, не задыхаться в тесной лачужке, не бояться, оставшись одна с маленькими сестрами и братом, в ожидании матери. Впоследствии Мадмуазель иногда говорила близким, что в Курпьере она любила бегать на кладбище: «Ей нравилось удивлять собеседников своими историями, но на сей раз в этом была доля правды. Однажды она призналась, почему любила кладбища, по крайней мере в детстве, – став взрослой, она их ненавидела и категорически отказывалась посещать. Однако семейного склепа не существовало, родственников хоронили там, где они оказывались в момент смерти, так что Коко вовсе не посещала ребенком родные могилы, она играла на кладбищах, потому что была там одна, ей было спокойно вдали от семейных драм, и она могла дать волю воображению. У нее имелись любимые могилы, которые она украшала цветами, закапывала в ногах подарки своего отца, словно чтобы почтить неизвестных усопших. Она говорила, что эти-то мертвые любят ее»[2]. С закопанными сувенирами Альбера, правда, вышла неприятная история. Жюли, любившая подглядывать за Габриэль, увидела, как та прячет отцовские подарки, и наябедничала матери. Скандал вышел нешуточный. Жанна не поняла сути своеобразного жертвоприношения дочери; для нее такое отношение к простеньким, но малодоступным для их кошелька вещицам было чуть не святотатством.

Таким образом, для Жанны и Альбера изменилось только одно: их дети находились в лучших условиях, под присмотром родни. Альбер привычно покупал на ярмарках игрушки детям, и когда он навещал их, они с радостью выбегали ему навстречу. Отец вынимал дешевые подарки из повозки, одаривая безделушками соскучившихся по нему ребятишек. Конечно, дело было не только в подарках. В отличие от хмурой, уставшей, больной Жанны, отец оставался жизнерадостным прощелыгой, умевшим травить занимательные байки о своих путешествиях, развлекая собеседников. За этим не стояло ни заботы, ни желания остаться с семьей подольше, но маленькие дети видели лишь то, что лежало на поверхности, и не вдавались в тонкости отцовского характера.

Чем еще занималась маленькая Габриэль в Курпьере? Как обычный ребенок, она бегала по окрестностям, любила ловить рыбу вместе с другими детьми при помощи самодельных удочек, зимой играть в снегу, который в тех местах был нормальным явлением. Вместо слякоти и дождя дети могли зимой наслаждаться настоящим Рождеством, а летом прекрасной природой. Конечно, ребята помогали дядюшке Огюстену по хозяйству: возили тачки, поливали, пололи. Дружно ходили в школу, где к девочкам относились по-доброму и с симпатией.

В апреле 1889 года в семье появился очередной, пятый младенец, нареченный Люсьеном Альбером. Родился мальчик в совершенно ужасных условиях: по дороге на очередную ярмарку на постоялом дворе. Полубезумная Жанна, едва родив, тут же снова снялась с места – ведь муж уехал вперед, чтобы успеть распродать товар. Потом малютку, как и всех других детей, оставили у дядюшки в Курпьере. История умалчивает, насколько охотно дядя Жанны ухаживал за ее детьми. Известно, что изначально он и его жена приютили семейство, так как незадолго до их переезда обратно в Курпьер у четы умерла единственная дочь. Вряд ли они предполагали, что Жанна будет постоянно отлучаться из дома, оставляя детей на их попечение.

Болезни все чаще преследовали Жанну, заставляя возвращаться домой. Однако, как только ей становилось лучше, она тут же присоединялась к мужу. Поэтому часто приступы астмы заставали бедную женщину в дороге, на каком-нибудь постоялом дворе, где особой помощи ждать неоткуда. Все лечение, которое ей предложил врач из Курпьера, заключалось в сжигании эвкалиптового порошка для проведения своеобразной ингаляции. Поэтому ночами, когда приступы учащались, до самого утра Жанна пыталась таким способом получить облегчение. В XVIII веке астму лечили куда более жестокими способами – например, при помощи кровопускания и пиявок, что часто имело прямо противоположный эффект. Но дело не в том, что Жанне предлагали плохое или неправильное лечение, а в том, что при ее образе жизни оно не имело никакого эффекта.

В конце мая 1891 года Жанна родила шестого ребенка. Мальчик прожил недолго: уже в ноябре Огюстена Жюльена не стало. А Жанне становилось все хуже. Ей приходилось дольше задерживаться в Курпьере, так как сил ехать с мужем порой не было совсем. У детей оставалось всего два года счастливой жизни, а самой Жанне – мучиться четыре года. Пара лет после смерти Огюстена не была наполнена значимыми событиями. Оно и к лучшему, потому что после она превратилась в сплошную череду мрачных эпизодов. Точку в спокойном существовании под боком у дяди поставил все тот же Альбер. В 1893 году он совершил несвойственный ему поступок: вдруг прислал жене письмо. Она находилась дома из-за плохого самочувствия, которое теперь часто не позволяло пускаться в путь. И тут такое счастье – Альбер не просто пишет письмо, он зовет Жанну присоединиться к нему! Высказанная в письме причина смутила только родственников, которые давно смотрели на Альбера трезвым взглядом. Родственников, но не Жанну: она приняла написанное за чистую монету и слушать предостережения родни не стала.

Альбер писал, что в городе Брив-ла-Гайяр случайно встретил своего младшего брата Ипполита. Они сблизились и решили вместе управлять небольшим отелем. Альбер звал жену к себе. «Вот она – стабильная жизнь с мужем и детьми», – подумала Жанна и засобиралась в дорогу. Перспективы ей рисовались радужные, потому что новая работа Альбера давала надежду исстрадавшейся женщине. Ей казалось, что муж успокоился и нашел свое призвание, а, значит, их отношения тоже изменятся в лучшую сторону. Единственной каплей здравого смысла стало только одно: она взяла с собой двух старших дочерей, на время оставив остальных детей дома. Путь предстоял неблизкий, может, это и объясняет тот факт, что болезненная, но легкая на подъем (когда это касалось вопроса следования за мужем) Жанна не взяла с собой всех отпрысков. До того момента семья в основном переезжала на небольшие расстояния, а вот Брив-ла-Гайяр находился от Курпьера на расстоянии 240 километров. Это легко преодолимо в наши дни, но в конце XIX века больной женщине с детьми и вещами было не так-то просто добраться до пункта назначения. Жанна, исполненная энтузиазма, на тяготы переезда старалась не обращать внимания. Она считала, что эта небольшая жертва вполне оправдана…

Город Брив-ла-Гайяр и правда мог представлять собой весьма привлекательный вариант по сравнению с предыдущими. В 1890-х годах там проживало порядка 17 тысяч человек, причем с каждым годом население увеличивалось (в наши дни население составляет около 50 тысяч человек). Альбера изначально в городе могло привлечь многое: он всегда славился развитой торговлей, ярмарками, производством самых разных товаров. Резкий скачок в его развитии произошел в 1860 году, когда в Брив-ла-Гайяр пришла железная дорога, быстро сделав его крупным железнодорожным узлом. Таким образом, причин для посещения Брива у Альбера было предостаточно. Но его опять постиг финансовый крах: пытаясь вместе с новообретенным сводным братом заработать денег, он оказался в долгах, которые пришлось выплачивать, нанявшись в качестве прислуги в сомнительное заведение: полуотель, полукабак, который посещали местные пьяницы и другие любители буйных развлечений. Вот куда попала Жанна и две ее дочери – рай оказался немножко не таким, каким его представляли путешественницы.

Воспоминания Коко Шанель и здесь идут вразрез с действительным положением дел. Она твердила о какой-то необычайной чистоте, которую старались поддерживать в доме ее родители: они постоянно заставляли детей мыться и помещение держали в стерильной чистоте. На самом деле, достичь такого положения вещей было крайне сложно. Бедные городские районы имели дурную славу. В отличие от крестьянских домов, в городах квартирки и каморки вмещали в себя большое количество людей, санитарные условия были ужасными, ни нормальной канализации, ни воды в достаточном количестве не наблюдалось. Мадмуазель, как обычно, выдавала желаемое за действительное. Пройдоха-отец в ее рассказах превращался в успешного торговца вином или лошадьми или владельца огромного виноградника. Более того, он становился мужчиной утонченным, к ногам которого падали женщины высшего света, а также образованным – он якобы свободно владел английским языком. Убогая повозка, в которой отец вез ее с сестрами в Обазин, превращалась в кабриолет с роскошной упряжкой. Так же и лачуги, в которых ютилась ее семья, становились эталоном чистоты и даже изящества…