После Карлоса Кастанеды. Дальнейшие исследования

Само восприятие в общем контексте оккультной практики всегда представлялось вторичным продуктом или последствием неких неописуемых изменений внутри духовного организма, которые часто объявлялись результатом приближения или слияния субъекта с Абсолютом, Высшим бытием, Богом и т. п.

Ситуация, таким образом, в сознании мистика имела перевернутый вид: адепт «открывался» воздействию внешней Силы, следуя практическим рекомендациям, исходящим из определенного (всегда в той или иной мере антропоморфного) представления о природе и предназначении этой Силы, якобы испытывал некую трансформацию своего существа в виде «нисхождения» Божества, «откровения», данного Его милостью, и таким образом обретал измененное восприятие, безусловно свидетельствующее о восхождении искателя в трансцендентный мир истинных сущностей. Разумеется, содержание видений при таком подходе оказывалось важнейшим предметом изучения.

Ортодоксальному мистику и в голову не приходило исследовать сам процесс восприятия со всеми присущими ему ограничениями и искажениями, поскольку изначально предполагалось, что в этом состоянии он прорывается к высшим планам бытия, где восприятие бесконечно более совершенно, чем у обычного человека с профаническим сознанием. Идея, будто восприятие – это пассивный процесс отражения, лишь допускающий психику субъекта к определенным областям Реальности, сам по себе ничего не изменяющий, а только свидетельствующий изменения, укоренилась и распространилась на абсолютно все феномены мистической практики.

Дон-хуановская концепция точки сборки связывает любые явления измененного восприятия с перемещением этого центра внутри энергетического тела человека или движением его вовне, за границами человеческой формы.

Прежде всего важно понять, что речь идет не просто об изменении точки зрения или фокусировки внимания, а о перемещении энергетической активности из одной области нашего существа в другую. Поля нашего организма, прежде инертные и неспособные к активному резонансу с внешней энергией, консервирующие возникший когда-то дисбаланс или напряжение, вдруг оказываются вовлеченными в сферу действия точки сборки, что уже является началом их трансформации. Если мы вспомним об удивительной энергетике сознания (в нашем случае неразрывно связанного с восприятием), то поймем, что всякий сдвиг или движение точки сборки производит существенное изменение в характере энергообмена нашего тела с внешней средой.

Что же касается качества восприятия в измененной позиции перцептивного центра (т. е. полноты, связности, яркости, отчетливости, управляемости и т. п.), то оно оказывается мерилом и критерием интенсивности энергетических процессов в дремавших прежде областях, показателем степени вовлеченности данных полевых структур в новый режим энергообмена.

Теперь мы можем сказать, что все психотехнические приемы, ритуалы и аскетические упражнения, известные в религиозных или мистических системах, были успешными лишь в том случае, когда приводили к сдвигу точки сборки, независимо от того, делалось это целенаправленно или непреднамеренно. По-видимому, все реальные трансформационные изменения, наблюдавшиеся мистиками и магами (начиная со стигматов у христиан и заканчивая ясновидением, левитацией и телекинезом), обязаны своим появлением именно перемещению перцептивного центра в энергетическом теле практикующего.

Однако непонимание сути происходящих явлений препятствовало и по-прежнему препятствует полноценному использованию измененных режимов восприятия, что, разумеется, делает невозможными высшие эффекты трансформации, оставляя любое достижение незавершенным и фрагментарным. Идеологические и метафизические предрассудки, о которых мы еще будем говорить, во многих случаях приводят либо к ложной интерпретации измененного восприятия, либо к отрицанию его ценности вообще.

В дон-хуановском учении, как вы могли заметить, содержание видений не имеет большого значения. Будучи знанием прагматическим и во многом позитивистским по духу, дисциплина дона Хуана сосредоточена на изучении ключевого процесса восприятия – внимания. То, что именно внимание является основным инструментом, контролирующим восприятие, давно известно психологической науке. В толтекской магии этот психический феномен рассматривается как центральный. Специфика внимания определяет три энергетических уровня существования человека. Они так и называются: первое, второе и третье внимание.

Первое внимание присуще субъекту в обычном восприятии, т. е. при нормальном положении точки сборки. Второе внимание включается, когда точка сборки покидает свою привычную позицию и мы начинаем строить связное восприятие недоступных ранее областей Реальности. Этот вид внимания должен совершенствоваться в течение длительного времени, что сопровождается многочисленными и разнообразными перемещениями точки сборки, последовательным повышением качества восприятия в каждом открывающемся сенсорном поле.

Результатом этой работы становится достижение третьего внимания. О нем сложно говорить, поскольку здесь происходит радикальная трансформация всех психофизиологических процессов.

С энергетической точки зрения, на этом этапе активизация полевых структур резонансными явлениями, присущими человеку только в крайне ограниченной зоне нахождения точки сборки, охватывает весь объем человеческой формы, и это полностью меняет функциональное состояние энергосистемы.

Существо обретает бессмертие и свободу передвижения во всем диапазоне полевых структур вселенной. Одновременно оно оказывается за границей нормального восприятия, поскольку измененное до неузнаваемости энергетическое тело «разворачивает» свернутые в клубок волокна, чтобы двигаться в резонансе с той же скоростью и не встречая препятствий, в едином ритме с ритмом энергетических потоков, основная масса которых для обычного сознания недоступна.

Значительная часть этой книги посвящена принципам и практическим методам достижения второго внимания, его развития и совершенствования. Мы будем также называть его измененным режимом восприятия (ИРВ). Надо сказать, что работа со вторым вниманием – занятие нелегкое и требующее долгого времени. Однако, как мне кажется, любой человек, соприкоснувшийся с этой загадочной и многообразной областью переживаний, признает, что его изучение – одна из самых волнующих и увлекательных работ, открывшихся нам.

Здесь обитает само сердце магии, это – бесконечное приключение духа, непрестанная радость от новых постижений, вечное изумление и вечное чудо. Беспредельность, мироздания воочию раскрывается перед нами, и всякий раз хочется повторять вслед за доном Хуаном: «Мир – это тайна. И то, что ты видишь перед собой в данный момент, – еще далеко не все, что здесь есть. В мире есть еще столько всего!..»

Удивительную способность целенаправленно изменять режим собственного восприятия человек приобрел вместе с произвольным вниманием – даром концентрировать сознание на специально избранном объекте. Этим даром человек отличается от всех живых форм, известных нам в обычном диапазоне восприятия. Произвольность психических процессов – результат длительной тренировки сознания, последовательного развития интеллекта и языка, т. е. формирования тоналя. Законы мироздания, как всегда, парадоксальны: чтобы заглянуть в нагуаль и освоить его энергетические возможности, мы сначала вынуждены сотворить тональ, развить его надлежащим образом, прочувствовать всю его ограниченность.

Тональ, источник всей нашей неудовлетворенности, боли и бессилия, одновременно оказывается уникальным шансом достичь свободы и могущества нагуаля, подобно тому, как в древнекитайской философии предельное проявление инь рождает ян, а предельное раскрытие ян неизбежно рождает инь. Даосы полагали, что бессмертие и свобода возникает в результате совершенной гармонии между двумя началами. По сути, дон-хуановское третье внимание как раз и есть такая гармония: тональ не противостоит нагуалю, не подавляет и не вытесняет его, а следует за ним, достигая предельной текучести, но не теряя при этом способности находить и оформлять порядок, строить связные миры в бесконечном волнении энергетических потоков нагуаля.

В полном согласии с основным парадоксом донхуановского учения для того, чтобы приблизиться к нагуалю через второе внимание, мы должны подробно изучить и осознать механизм работы тоналя, его основные шаблоны и стереотипы, пружины, которые приводят его в действие, т. е. тот фундамент, на котором покоится великолепная конструкция нашего первого внимания. Дон Хуан рассматривает тональ как совокупность привычек восприятия, устроенную таким образом, чтобы вся психическая энергия личности расходовалась на поддержание и укрепление однажды избранного способа воспринимать. Первоначально такое устройство психического мира явилось, скорее всего, результатом биологической необходимости, оптимальным способом выживания данной энергетической формы в данной среде. Однако в процессе психологической эволюции механизм восприятия стал настолько ригидным, что уже не обеспечивает выживание вида, – более того, угрожает ему прогрессирующей патологией и даже самоуничтожением.

Болезненную ригидность нашего сознания издавна связывают с чрезмерным развитием человеческого эго. Этим не вполне четким термином привыкли обозначать тяжкий груз амбиций, страхов, надежд и привязанностей, обусловленный осознанием своего отдельного «я» и следующим из него экзистенциальным конфликтом, в который вовлечено, по сути, все, что не есть «я». Эмоциональное напряжение, вызванное конфликтом эго, часто бывает слишком болезненным и даже невыносимым. Стремление избавиться от кошмара вечной озабоченности лежит в основе практически всех религиозно-этических систем.

Самым крайним проявлением усталости и разочарования от жизни эго стал буддизм. Именно Будда впервые откровенно провозгласил, что всякая жизнь существа, наделенного эго, есть бесконечное страдание. Метапсихология буддизма и других духовных учений глубоко и тщательно рассмотрела механизмы эгоистического страдания. Интенсивный самоанализ и самонаблюдение раскрыли целый ряд психологических законов, спустя тысячелетия во многом подтвержденных европейской наукой, которая значительно позже проявила интерес к интроспекции. Нельзя не отметить, что в стремлении к освобождению человека от эго буддизм проявил наибольшую последовательность. В отличие от традиционных религий, где внутренний конфликт частично снимался за счет передачи груза ответственности Богу или иному высшему существу (что можно было бы назвать своего рода духовной ортопедией), буддизм довел технику «растворения» эго до логического конца. Постулируя иллюзорность «я», он признал высшим достижением абсолютное угасание интенций субъекта (нирвана) и слияние с бескачественной пустотой бытия (шуньята).

Метафизика, как всегда, сыграла с человеком злую шутку: она отвлекла его от подлинной проблемы, связанной со спецификой восприятия, превратила совокупность субъективных отношений в независимый факт самого существования и сосредоточила все силы адепта на достижении не-бытия, т. е. устранения субъекта из субъектно-объектного поля переживания. Цель, невозможная без уничтожения самого центра восприятия.

Таким образом, трансформация эго, понимаемого метафизически, завершалась полным «угасанием» субъекта вообще, проще говоря – смертью. На этом пути адепты, конечно же, встречаются с вдохновляющими переживаниями легкости, освобождения, просветленности и спонтанности чувств, поскольку буддистская психотехника, последовательно избавляя человека от напряжений, дает ему избыток психической энергии и уменьшает фиксированность точки сборки.

Здесь же, как и в ряде других мистических дисциплин, часто возникают необходимые условия для начала работы с измененными режимами восприятия. Однако настойчивая устремленность ортодоксального буддиста к полной остановке переживаний, к абсолютной чистоте восприятия «здесь» и «сейчас», препятствует свободному движению перцептивного центра, а следовательно, блокирует доступ к сферам второго внимания. Таким образом, вместо энергетической трансформации буддист находит перцептивную неподвижность на фоне значительного расслабления аппарата эгоистического реагирования. Страдание в этом случае действительно исчезает; однако этой эмоциональной анестезией и завершаются все реальные достижения. С подобными примерами мы сталкиваемся в духовных практиках постоянно. Что же из этого следует?

Человек действительно нуждается в радикальной трансформации эго. Правда, дон-хуановская традиция очень осторожно относится к словам, подозревая в языке источник всякой бесплодной метафизики, а потому толтекская магия старательно избегает лишних понятий. Поскольку эго на самом деле является комплексом привычных восприятий и реакций, то речь идет об изменении или устранении этих привычек, и не более того. Без трансформации эго никакое освоение второго внимания невозможно.

У такого положения дел есть две серьезные причины. Во-первых, направленность внимания практически всегда обусловлена эгоистическими реакциями – чтобы изменить режим восприятия, необходимо изменить стереотипы реагирования, а это и есть трансформация эго. Во-вторых, привычки эгоистического реагирования (страх, злость, зависть, обида, надежда, жалость и пр.) поглощают всю психическую энергию личности и способствуют жесткой фиксации восприятия в изначально существующем режиме. Преодоление эгоистических стереотипов реагирования – особая тема в традиции дона Хуана. Он называет эту практику безупречностью и связывает с ней все высшие достижения своей магии.

Безупречность, как и всякая техника дон-хуановской магии, не имеет ничего общего с морально-этическими догмами, поскольку понятия добра и зла принципиально чужды концепции нагуаля: они остаются исключительно тональными представлениями, т. е. для внешней Реальности не существующими. С точки зрения теории восприятия (составляющей, как видим, фундамент и главный источник методологии в толтекской магии), безупречность – это совокупность способов растождествления со сложившимся в индивидуальном тонале образом себя. С энергетической же точки зрения, фиксированный образ себя означает жесткую закрепленность существующей модели энергообмена, целиком направленного на обеспечение неподвижности точки сборки, или центра перцепции.

Последовательность дон-хуановской идеи наконец-то связывает воедино психотехническую практику с такими туманными понятиями, как стиль жизни, настроение или мировоззренческая установка. Из религиозно-мистической практики давно известно, что исключительно психологические, казалось бы, перемены в личности адепта могут вызывать непреднамеренные сдвиги в режиме восприятия без каких-либо специальных медитативных упражнений. Изредка подобные феномены имеют место и в обыденной жизни – когда, например, личностный кризис и сопутствующее ему эмоциональное перенапряжение рождают вдруг прилив отрешенности, смирения и покоя перед лицом судьбы. (Вспомните, ведь и Кастанеда «остановил мир» именно таким способом!) Эти сокровенные переживания, ничуть не связанные с религиозным, а тем более мистическим вдохновением, могут, к полному нашему изумлению, порождать всплески ясновидения или других парапсихологических способностей, экстериоризацию (т. е. «выход астрального тела», по терминологии традиционного оккультизма), раскрытие целительского дара и тому подобные вещи.

Чаще всего изменения в психике, возникающие таким путем, быстро угасают, забываются, а потом истолковываются нами как странные сновидения или удивительные совпадения. Ну, а порой конечным итогом всех этих злоключений личности становится появление еще одного экстрасенса. Религиозное сознание склонно видеть в подобных историях доказательство божественной заинтересованности в судьбе страдающего человека. Дон-хуановская теория говорит о непреднамеренном достижении безупречности, результатом чего оказывается спонтанный сдвиг точки сборки.

Кастанеда в своих книгах сообщает нам главные принципы, лежащие в основе безупречности. В других мистических учениях мы находим целый ряд схожих идей, однако нигде они не рассматриваются в непосредственной связи с изменением режима восприятия для достижения трансформации энергетического тела человека. Метафизическая подоплека психологических инструкций носит либо абстрактно-философский, либо морально-этический характер, что, опять же, уводит практикующего от реальных изменений в область мифологических фантазий или бесплодных умствований. Дон Хуан с предельным лаконизмом формулирует стереотипы (или сложные комплексы стереотипов) реагирования, в наибольшей степени препятствующие безупречности и фиксирующие положение точки сборки:

1) страх смерти,

2) чувство собственной важности,

3) чувство жалости к себе.

Кроме того, мы найдем здесь множество частных инструкций и более подробное рассмотрение нюансов эгоистической психологии.

Я буду детально рассматривать этот важнейший аспект магической практики, совершенно необходимый для реализации любых эффектов на пути постижения нагуаля.

Не следует, однако, думать, что работа с измененными режимами восприятия начинается лишь после достижения адептом высокой степени безупречности. На деле оказывается, что эти два аспекта дисциплины осваиваются одновременно и, более того, существенным образом подстегивают друг друга. В то время как безупречность последовательно снижает фиксацию точки сборки, тем самым провоцируя сдвиги восприятия в сферу второго внимания, всякое проявление второго внимания подкрепляет безупречное настроение практикующего, предоставляя ему внутренние переживания, разрушающие убежденность в адекватности его реагирования и необходимости привычного образа себя.

Многие идеи тоналя по поводу собственной личности теряют свою актуальность в измененном режиме восприятия. Убедительные подтверждения этой закономерности обнаруживают все экспериментаторы, работающие с необычными состояниями сознания, особенно те, кто изучает воздействие на психику человека больших психоделиков (мескалин, псилоцибин, ДМТ и др.).

Олдос Хаксли одним из первых обратил внимание на характерное изменение эмоционального участия субъекта при глубоком перцептивном сдвиге (см. об этом в его книге «Врата восприятия»). Я уже ссылался на его любопытные наблюдения. Они настолько недвусмысленно подтверждают связь между режимом восприятия и состоянием эгоистического реагирования, что стоит еще раз напомнить их читателю: «Зрительные впечатления в значительной степени усиливаются, глазу открывается та чистота восприятия, которая имелась в детстве, когда чувство не было еще автоматически подчинено идее. Интерес к пространственным отношениям снижается, а интерес ко времени падает почти до нуля».

Еще одно доказательство тому, что восприятие пространственно-временных отношений в картине мира является неотъемлемым компонентом психологии эго, а вовсе не чистым отражением объективного устройства Реальности, как часто полагают.

«Несмотря на то что интеллекту вреда не наносится, а восприятие становится намного совершеннее, воля претерпевает глубокие изменения в худшую сторону. Принявшие мескалин не видят смысла в каких-либо действиях и находят причины, в обычном состоянии побуждающие их к действиям и страданиям, глубоко неинтересными. Они не могут волноваться по этим причинам, так как открывают более занимательные вещи, о которых стоит подумать».

Вероятно, кому-то покажется, что отсутствие интереса к заботам вечно неудовлетворенного эго – всего лишь последствие наркотической эйфории, вызванной мескалиновым отравлением, однако те же эффекты наблюдают медитаторы, у которых сдвиг восприятия возникает за счет специальной концентрации внимания безо всякого участия химических агентов. Таким образом, можно считать несомненным, что работа перцептивного аппарата имеет своим продуктом не только интерпретацию пучков сенсорных сигналов, но и основное содержание эго-комплекса как совокупности отношений между субъектом и внешней средой. И то и другое, по дону Хуану, есть результат определенной позиции точки сборки. Если точка сборки меняет свое положение, метаморфозам подвергаются не только границы осознаваемого сенсорного поля, но и смыслы, оценки, отношения, реакции, жестко привязанные к описанию мира, сотворенному тоналем в привычном режиме восприятия.

С другой стороны, одно только изменение перцепции не обеспечивает магу необходимую безупречность. Напротив, отсутствие эмоционального контроля, приходящего в процессе безупречной жизни, в измененном режиме восприятия может иметь катастрофические последствия. Интенсивность искажений, присущая первому вниманию, в состоянии второго внимания вырастает до такой степени, что внешний сигнал практически тонет в бурлящем океане галлюцинаций. К тому же такое положение очень близко к умопомешательству и нередко им заканчивается. Если же учесть, что в течение длительного периода практики экспериментатор просто не имеет убедительных критериев для определения адекватности своего восприятия реальным энергетическим структурам, попадающим в область его перцептивной активности, то положение исследователя поистине затруднительно. Что же предлагает дон-хуановская дисциплина для разрешения такой серьезной проблемы?

Толтекская магия избирает позицию, для оккультизма непривычную и более свойственную естествоиспытателям нового времени. Гносеологический тупик, в который нас заводит последовательная и объективная философия (тупик, ставший очевидным и вызвавший мучительный кризис науки в начале XX века), был осознан индейскими магами в процессе упорной работы с собственным восприятием. Наверное, они совершали множество попыток прорваться сквозь этот печальный заслон, обойти ограничения, положенные природой в основу всякого отдельного существа, прежде чем со смирением принять такую ситуацию бытия. Слишком хорошо зная все особенности перцептивных процессов, они не соблазнились красочными галлюцинациями или эйфорией от остановки восприятия. Дон-хуановские воины уже не могли наивно полагать, что экстатическое чувство слияния со вселенной в блистающем океане света есть реальное прикосновение к Абсолюту, высшему Божеству, или чему-то в этом роде. Впечатляющие перцептивные феномены, которые для большинства мистических учений являлись вершиной самореализации человека и окончательным постижением подлинного бытия, для видящего мага – лишь еще одна позиция точки сборки, к тому же далеко не лучшая.

На самом деле признать, что абсолютная истина для человеческого восприятия недоступна, – только вначале трагедия; тщательно изучив ситуацию, мы открываем, что можем теперь направить всю энергию своего существа на реальные достижения и оставить в покое умственные идеалы, имеющие ценность только в нашем воображении. Крайне важно осознать, что мы способны манипулировать собственным восприятием и использовать его для энергетической трансформации нашей природы. В конечном счете, следуя такому пути, мы обретем бесконечные возможности по-разному контактировать с реальностью – то есть жизнь, предельно насыщенную познанием, где смерть более не является неизбежностью, где ничто не в состоянии прекратить движение перцептивного аппарата. Разве подобная свобода не есть достижение Абсолюта в том виде, каков он присущ субъекту, наделенному формой и центром перцепции?

Однако чтобы прийти к окончательной свободе, не заблудиться в частностях и миражах, воин провозглашает для себя принцип «верить, не веря» – согласно известной формулировке дона Хуана. Это отношение является прямым результатом абсолютной перцептивной относительности, обнаруженной древними магами на практике.

Воин «верит, не веря», ибо вынужден постоянно сталкиваться с разнообразными феноменами восприятия, так или иначе работать с ними, реагировать на них, избегая в то же время считать их отражением подлинных энергетических структур внешней Реальности. Если маг, пребывая во втором внимании, встретится с чертом, он должен его перекрестить, прочитать любую молитву или плюнуть ему на хвост. Он может придумать собственные средства защиты, лишь бы они эффективно переключали внимание, тем самым блокируя нежелательные энергетические процессы, но поверить в то, что перед ним был реальный черт, который на самом деле боится крестного знамения или имени Иисуса, он просто не имеет права. Дон-хуановский воин смеется над играми своего тоналя, не забывая, впрочем, ни на секунду, что любая его ошибка может оказаться смертельной. Это и есть одно из практических последствий безупречности.

На определенном этапе магу открывается видение (seeing). Это качественно новый режим перцепции, скачкообразное возрастание объема сенсорного поля, допускаемого перцептивным аппаратом к осознанию. Маг получает возможность воспринимать совершенно иную картину мира, где матрица тоналя почти не участвует: он видит энергетическую ткань внешней Реальности, потоки и структуры, организацию и качество окружающей его энергии. Только теперь он может судить, является ли данный перцептивный факт отражением внешнего воздействия или внутренней игры образов, порожденных им самим. Но чтобы добраться до видения, воин должен пройти долгий путь совершенствования своего второго внимания, а это возможно только при соблюдении принципа «верить, не веря».