Поклонник

– То, что Мастер любит Маргариту – это бесспорно. А вот Маргарита его – нет. Она была всего лишь во власти желания и страсти! Это же очевидно. Она сама говорит Воланду, находясь у него в гостях: "Я хочу, чтобы мне сейчас же, сию секунду, вернули моего любовника, мастера!". Если бы она любила его, то сказала бы не "любовника", а "любимого". Что, вероятнее всего, означает, что она не пылала к нему нежными чувствами, а только хотела его. Испытывала к нему страсть, не более того.

– О! Как внезапно. И ты сделал эти выводы только на основании одной этой фразы? А как же ее поступки, которые говорят о том, что она готова сделать и пойти ради него на все? – в полемику вступает Майя.

Еще вчера я заметила, как она смотрит на Карла. Сразу видно – девчонка явно запала на него. К слову сказать, не она одна. Я тоже обратила внимание, что почти все девочки приковали к нему свое пристальное внимание и смотрели на новенького с придыханием.

Оглядываю весь класс, особенно учениц. И вижу, с каким интересом и восхищением школьницы смотрят на Карла. И буквально слышу их вздохи по нему и представляю, как они в тайне мечтают об этом красавчике, украдкой сжимая свои юные ножки при одной только мысли о нем.

Загадочная улыбка блуждает на моем лице. «Обломитесь, сучки! Этот мальчик мой!», – эта мысль вдруг неожиданно так возбуждает, что у меня затвердевают соски.

– Херня! Если бы она реально любила его, то скорее всего пошла бы к своему состоятельному мужу и уговорила бы его найти Мастера, и помочь ему, при этом обещав никогда не оставлять его, главное чтобы Он был счастлив, пусть даже при этом она сама будет несчастной. Она бы пожертвовала собой, ради любви. Самопожертвование ради другого – вот истинное проявление этого чувства. А то, что она заключила сделку с князем тьмы, в условие которой входило выставить все свои прелести на обозрение всем грешникам ада, как портовая шлюха, скорее говорит о том, что чувства к Мастеру изначально были греховными. Она испытывала страсть и тянулась к пороку. Ну, или просто у него был большой и крепкий член.

– Уууууу, – по кабинету проносится дружный возглас одобрения.

– Карл!! – прикрикиваю я на молодого человека и смотрю разъяренным взглядом. Но, судя по всему, он его только еще больше раззадоривает.

– Тебя видимо мамочка в детстве не любила и теперь ты не знаешь, что это такое, да? – не выдерживая, язвит Майя.

– А ты, видимо, не знаешь, что такое страсть и крепкий член, детка!

По классу громовыми раскатами катится всеобщий гогот.

– А ты прям знаешь? – ехидно спрашивает девушка. – Может, тогда поделишься и расскажешь нам, каков он на вкус?

– У мамки своей спроси! – зло огрызается Карл и его лицо кривится в гримасе отвращения.

– Тишина! – повышаю голос на собравшихся, пытаясь перекричать хохот. Грозно хлопаю указкой по столу, и класс резко замолкает. – Карл! Майя! Вы, оба, остаетесь сегодня после уроков. А сейчас, вдвоем, живо вон из класса.

– Но… – пытается протестовать ученица. – Меня то за что?

– За провокацию! И это не обсуждается! – показываю пальцем на дверь.

Недовольно ворча, она собирает вещи. Карл, усмехаясь, берет рюкзак, направляется к двери и, разворачиваясь лицом к идущей сзади Майе, произносит:

– Видишь, девушки иногда тоже страдают из-за крепкого члена. Или его отсутствия…

– Карл! Завтра ты тоже остаешься, после уроков! – почти взрываюсь я.

– Повезло тебе, парень, – слышу мужской голос с задних рядов. – Остаться два вечера подряд с такой классной училкой… я бы тоже не отказался!

– Кто это сказал?! – непонятно к кому обращаюсь я. – Ты тоже остаешься завтра после уроков!

– О да! – вздыхает мечтательно все тот же голос.

В это время Майя уже отталкивает Карла и в слезах убегает в коридор. Он смеется ей вслед и под бурные аплодисменты выходит из класса с видом победителя, громко хлопнув дверью.

***

Кое-как успокоив учеников, перевожу тему от любви к теме добра и зла. И молюсь, чтобы этот урок закончился, как можно скорее.

Наконец, настойчивый звонок обрывает мои мучения. Вздыхаю с облегчением, когда все покидают помещение, и я остаюсь одна. Меня колотит крупная дрожь и буквально разрывает от возмущения. «Что он здесь устроил? – задаюсь резонным вопросом. – Да что он вообще себе позволяет? Безрассудный безумец! Щенок! Малолетний придурок! Стоп! – резко обрываю сама себя. – Неужели он дразнит меня или хочет заставить ревновать? И даже не понимает, что заигрывает с огнем? Вот же наглец, а». За подобными мыслями меня застают очередные ученики.

Минут через пять, после начала занятия, в кабинет стучит Тата и просит меня срочно пройти в кабинет директора. Затылок холодеет от нехорошего предчувствия. Первое, что приходит в голову: «Это все из-за происшествия на уроке. Наверняка, кто-то из учителей видел выгнанных с урока ребят в коридоре и сообщил об этом Альберту».

– Класс, соблюдаем тишину. Мне необходимо выйти на пять, максимум десять минут. До моего возвращения изучаем учебник с двадцать второй по тридцатую страницы. Когда вернусь, буду спрашивать о прочитанном. Королев, ты остаешься за старшего, после моего возвращения отчитаешься о поведении остальных. Всем все понятно?

Дожидаюсь положительных кивков и на негнущихся ногах следую за секретаршей в сторону кабинета директора. Пытаюсь выяснить у девушки причины столь резкого вызова, но она сама ничего не знает.

На ходу лихорадочно стараюсь придумать убедительное оправдание и даже извинительную речь. Делаю глубокий вдох. Стучусь. Слышу резкое "да" и вхожу внутрь.

– Заприте дверь, – командует он сухо и жестом указывает на кресло. – Присаживайтесь, Клара.

Повинуюсь и усаживаюсь, не чуя собственного тела. Удивление и непонимание все больше порождает в сердце тревогу. На лбу, возле самой кромки волос, выступает предательская влага.

Он поднимается, обходит вокруг стола, а затем, скрестив руки на груди, опираясь на столешницу всем своим плотным телом, встает напротив меня. Встает так близко, что я смотрю ему прямо на скрещенные руки. Радуюсь его не столь высокому росту, а то бы пришлось смотреть гораздо ниже. Поднимаю голову вверх, не понимая, что происходит.

– Как вы думаете, Клара, – начинает он с укором, – зачем я вызвал вас к себе?

– Честно говоря, я в растерянности, Альберт Гургенович, – от испуга говорю чуть ли не шепотом. Голос предательски хрипит, боязливо вырываясь из пересохшего горла. К креслу пришибает током, словно я оказалась на электрическом стуле.

– Не прикидывайтесь, что не знаете, о чем я говорю! – чуть не визжит он, яростно расстегивая воротник серой рубашки на багровой шее. – Вы считаете, такое поведение приемлемо для учителя?

– Честно говоря, не понимаю, о чем вы, – еле бормочу я невнятно и чувствую, как под этим взглядом прилипаю к креслу. Капля ледяного пота бежит между грудей, обжигая распаленную страхом кожу. Кажется, еще чуть-чуть я и услышу шипение, с которым испаряется соленая влага.

– Ц.. ц… ц… ц… ц… – цокает он языком. – Клара, Клара… Как нехорошо обманывать! – он качает головой в знаке порицания. Так фальшиво и театрально, что меня начинает мутить. – Может, «это» освежит вашу память?

Мужчина достает телефон, несколько секунд нетерпеливо что-то ищет в нем, а потом разворачивает ко мне экраном, располосованным жирными разводами от пальцев, и тычет им прямо мне под нос, со словами:

– Сегодня я наблюдал одну прелюбопытную сцену. Вот, полюбуйтесь!

Из-за смазанной картинки не могу понять, что он там пытается показать. От волнения никак не могу сосредоточить взгляд. Только спустя минуту понимаю – это видео. На нем запечатлен момент, где мы утром прощаемся с Карлом, возле его подъезда. Ошарашено, почти отрешенно смотрю на это действие, словно нахожусь в чертогах собственного разума и наблюдаю за нами со стороны. Вот мы целуемся, говорим, целуемся снова.

Отказываюсь верить в происходящее. В ушах все звенит и грохочет. Это атомный взрыв разносит в клочья и рушит мою свободу, карьеру, да и всю жизнь в придачу.

«Блядь! – только и думаю я. – Со всем прискорбием признаю официально, что я в полной заднице».

***

Досматриваю видео до конца. Скорее всего, на моем лице, хочу я того или нет, написана вся гамма чувств.

– Ну, так что, Клара Викторовна? Вспомнили? – ехидно спрашивает он, улыбаясь самой сальной улыбкой на свете. – И что нам теперь с вами делать?

Меня пугает этот вопрос, и я упорно молчу. Даже захоти я сказать хоть слово, все равно не смогу, хоть пытайте.

– Чего же вы молчите? Язык проглотили или задумались о своем несовершеннолетнем любовничке? – он буравит меня своими темными, почти черными глазами и выдерживает театральную паузу. – Если у вас нет никаких предложений, то позвольте высказаться мне. В данной ситуации я, в отличие от вас, вижу только два пути.

Два? Мне кажется он только один. И что-то подсказывает – мне он точно не понравится.

– Выход первый: я сообщаю о происшествии в нужные органы. Предоставляю видео, в доказательство моих слов, и все случается, согласно букве закона, где вы получаете срок, справедливость торжествует, а все вокруг довольны и счастливы. Но у меня будет для вас альтернативное предложение.

То, каким тоном он говорит это, не предвещает ничего хорошего. Совсем, совсем ничего. Продолжаю молчать, уже догадываясь о его намерениях, и молниеносно представляю все в красках и деталях. Плечи дергаются от отвращения.

– А поступим мы с вами следующим образом… Клара, – эта пауза перед моим именем выглядит так, будто он не решается назвать мое имя вслух. – Я закрываю глаза на увиденное, вы остаетесь работать у нас и ведете себя так, словно ничего и не случилось. Но! Иногда вы будете приходить ко мне в кабинет или даже домой, и, скажем так, удовлетворять некие мои потребности, – мужчина наклоняется, бесцеремонно кладет свою массивную загорелую руку мне на грудь и слегка сжимает ее. – Как вы понимаете, видео останется у меня, в качестве гаранта на будущее, что вы не решите досрочно разорвать наш с вами договор.

– Что вы себе позволяете! – кричу, оторопев от такой наглости, и брезгливо скидываю его похотливую руку.

– Ну же, Клара, не сопротивляйтесь. Хотя, раз такое дело, предлагаю перейти на ты. И, либо ты соглашаешься на мое предложение или я пишу на тебя заявление в полицию. Я же вижу, ты не только привлекательная, но еще и умная девочка и уверен, ты примешь правильное решение, – с этими словами он вновь кладет руку мне на грудь, но на этот раз сжимает ее ощутимо сильнее.

Вдруг мне становится так противно. Изо всех сил борюсь с собой, пытаясь не сопротивляться. А потом на меня нападает блаженное оцепенение, не дающее пошевелиться. Отключившее любую чувствительность.

– Вот и умница. Хорошая девочка, – говорит он, уже вовсю ощупывая меня. Затем резко нагибается и влепляет сальный, слюнявый поцелуй, пытаясь раздвинуть мои губы своим скользким языком. – Хочу сделать это с тобой прямо сейчас, – шепчет он возбужденно мне в рот и обдает несвежим дыханием.

Дух полупереваренного фастфуда отбивает желание не только близости, но и к еде в общественных местах на ближайшие три месяца.

– Сейчас? – вопрос получается чересчур резким, со срывом на фальцет.

– А ты как думаешь? Я же не просто так вызвал тебя с урока. Сейчас вся школа на занятиях и можно не беспокоится, что кто-нибудь прервет нас в ближайшие двадцать минут. Так что перестань ломаться, давай сделаем это по-быстрому, – слова, как удары хлыста звучат грубо и унизительно.

– Нет! – отталкиваю его, но тут же одергиваю сама себя. – Эммм. Не подумай, – уклоняюсь от его назойливых прикосновений, от которых хочется блевать, – я не отказываюсь. Понимаю, сейчас я не в том положении, чтобы отказывать. Но не могу… вот так. Все-таки, для первого раза это не очень подходящий момент. Он должен быть более спокойным что ли. Романтичным. Долгим. Не хочу делать это впопыхах. Понимаешь, о чем я? – откровенно тяну время, в надежде, что этот упырь все-таки передумает.

Его рука ползет по моим ногам, задирая узкое платье и подбираясь к трусикам. Еще немного и он запустит сухие шершавые пальцы под кружево резинки. Почти рыдаю от отчаяния, мечтая только о прекращении этой пытки.

– Если сделать все правильно, у тебя будет время и возможность увидеть и почувствовать больше, чем сейчас, – последние попытки убедить Альберта выглядят жалко. – Может, все же стоить немного потерпеть ради еще большего удовольствия. Что скажешь?

«Твою мать! – вопит внутренний голос. – Это же надо было так вляпаться! Детка, кажется, ты села на колесо судьбы и теперь оно несет вперед с умопомрачительной, сносящей башню скоростью. Вот же «везучая», дура. Мало тебе одного любовника, так еще и второго подавай? Что за гребаный любовный треугольник?»

– Я же говорил – ты умная! – прерывает мои размышления мужчина. С видимой неохотой он отрывается от меня, тяжело вздыхает, и его руки, наконец, убираются с моего тела. – Может тогда у меня? В семь вечера?

– В семь не могу. Вы же, – осекаюсь, – ты же сам назначил меня дежурным учителем. Сегодня и завтра придется остаться после уроков, присмотреть за наказанными учениками. Может, отложим до четверга?

– Ни за что! – его тон резок и категоричен. – Жду тебя сегодня в половине девятого. Поняла?

– Да, – обреченно отвечаю я.

– Вот и славно. Вот и договорились. Хорошая девочка! – он шлепает меня по заду и улыбается во весь рот. От этой плотоядной улыбки, от нетерпеливого похотливого взгляда, скручивает живот.

Альберт записывает свой адрес на листке, выдернутом из ежедневника, и произносит, не поворачивая головы:

– И еще. В следующий раз решай проблемы с учениками в пределах класса. У нас не принято выгонять учащихся во время урока. Еще раз увижу детей, болтающихся по коридору в учебное время… хм. Заставлю отрабатывать, – мужчина поднимает голову и смотрит с таким превосходством, что у меня замирает сердце. – На коленях.

Его гадкий смешок заставляет желудок сжаться. Снова подступает тошнота. От этих слов становится так противно, и я чувствую себя грязной и словно испачканной.

Не глядя беру со стола листок, складываю его пополам, кладу в карман и молча выхожу из кабинета.

***

Остатки уроков проходят в каком-то полусне и словно мимо меня. Даже общение с Татой за чашкой кофе в столовой во время большой перемены не приносит облегчения. Как ни пытаюсь сосредоточиться на разговоре и вникнуть в его суть, все равно упускаю нить повествования. Ее радостный голос служит скорее задним планом, и гудит на высокой ноте где-то там, вдалеке. Периодически, как болванчик киваю ей в ответ и вставляю одобрительную или осуждающую реплику. Кажется, девушка не замечает, насколько далеки мои мысли.

Украдкой смотрю на часы, и думаю, стоит ли рассказывать о случившемся Карлу или нет. «Что будет, если я не сказав ни слова, просто пойду к Альберту, а Карл случайно узнает об этом? – задаю вопрос сама себе. – Да нет, лажа какая-то получится. Он точно не поймет и, скорее всего, обидится. На его месте мне было бы чертовски больно, если бы он промолчал. Мальчик совсем не заслужил этого и имеет право знать правду. Допустим так. Ну, а если я все ему расскажу? Существует ли вероятность, что тогда он побежит бить рожу этому мудаку директору? Расклад конечно так себе. Я бы сказала – на редкость паршивый. Вот как меня угораздило попасть в такую задницу?»

– Клара, ты вообще слышишь меня? – этот вопрос внезапно вырывает меня из размышлений и буквально за шкирку вышвыривает в реальность. – Я спросила, заметила ли ты, как учитель музыки, Лев Борисович, смотрит на тебя украдкой из своего любимого угла?

– Этот престарелый девственник с толстенными очками, рыжей нашлепкой вместо волос на голове и выступающими передними зубами?

– Клара! – восклицает собеседница и притворно шлепает меня по руке. – Как тебе не стыдно так говорить о бедном Льве Борисыче? – затем она глупо хихикает и добавляет чуть слышно, наклонившись через стол почти к самому моему лицу. – Но тут ты совершенно верно все подметила, и не поспоришь. Потому в коллективе за глаза его называют рыжим кроликом. Но, это только между нами, девочками. Ты же никому не расскажешь, что я проболталась?

Даю ей торжественное обещание, что сохраню секрет и даже под пытками не выдам имя того, кто выдал мне эту страшную тайну. С этими обещаниями оставляю Тату в одиночестве и спешу на следующий урок.

***

К концу последнего занятия, всеми способами отгоняя от себя непристойные видения того, чем может закончиться этот день, принимаю решение рассказать обо всем Карлу.

Когда раздается последний звонок, в коридорах становится суетливо. Двадцать минут спустя школа приходит почти в полное запустение, все расходятся по домам, и в здании остается только пять человек. Два наказанных мною ученика, я, уборщица и охранник.

Наконец-то тишина. Только периодический звон ведра в глубине коридора напоминает, что на этаже еще кто-то есть, помимо нас троих в кабинете литературы.

Пока Карл с Майей делают домашние задания, пытаюсь готовиться к урокам на завтра. Подготовка идет из рук вон плохо. Не могу сосредоточиться ни на чем, кроме предстоящего разговора. Все размышления крутятся вокруг того, как сказать обо всем Карлу. Поверхность стула кажется такой неудобной, словно я сижу на "стуле инквизиции" и его раскаленные острые шипы впиваются мне в ягодицы.

От нетерпения каждые полминуты поглядываю на учеников, периодически замечая, как Майя украдкой смотрит на Карла, пока тот не видит. И какие нетерпеливые взгляды он кидает на меня.

– Можно выйти? – внезапный вопрос Майи выводит меня из состояния ступора. – В туалет.

– Да, конечно, – говорю, еле скрывая радость и чуть не во всю силу легких выдыхая от облегчения.

Как только за ней захлопывается дверь, Карл срывается с места и с ходу впечатывает мне в губы страстный поцелуй. Резко отстраняюсь и смотрю на него с недоумением и укоризной.

– Что-то случилось, Клара? – голос встревожен, в глазах беспокойство. – На тебе лица нет, ты вся какая-то… дерганная.

– Случилось то, что я в полной заднице, – шиплю я на него, почти не разжимая зубов.

– Это из-за того, что я наговорил на уроке, да? Прости, я…

– Нет, дело не в этом, – строго обрываю его на половине фразы.

– Скажи, что это не из-за нас, – его взгляд внезапно становится таким серьезным.

Что это там плещется в его глазах? Тревога? Недоумение?

– Альберт! – чуть не визжу я, но одергиваю себя и продолжаю чуть слышно, – директор, он все знает. Этот долбаный урод видел нас сегодня утром и все заснял. И теперь у него есть видео, где ты целуешь меня, при нашем утреннем прощании. Он показал мне запись, – внутри все снова бурлит и клокочет от возмущения. – И теперь этот придурок шантажирует меня и хочет, чтобы я сегодня приехала к нему… на ночь.

– ЧЕРТ!!! – выкрикивает Карл.

Этот крик, чересчур громкий, звоном стекол отзывается у меня в ушах.

– Вот дерьмо! – лицо молодого человека перекошено злостью.

Ноздри раздуты и напряжены, брови опущены, кажется, глаза поменяли цвет и стали темнее. Еще никогда я не видела такого бешеного и разъяренного взгляда. Ни у кого. Никогда. От испуга у меня ёкает сердце и с протяжным стоном падает вниз со скоростью звука.

Схватившись за голову, Карл резко выбрасывает руки вперед и шумно выдыхает, словно выпуская наружу ярость, а затем со всего маху скидывает со стола учебник по физике. Книга летит через весь кабинет и, врезавшись в стену со смачным шлепком, раскрывается и падает на пол обложкой вверх.

Через мгновение глаза Карла вновь становятся спокойными и холодными.

– Спокойствие, только спокойствие. Главное без паники, – уже почти невозмутимо говорит он. – А теперь послушай внимательно. Сегодня, после работы, ты вернешься домой, переоденешься и поедешь к нему.

– Но… – попытаюсь протестовать.

– Не перебивай, у нас слишком мало времени. В любой момент может вернуться Майя. Поэтому слушай и делай так, как я скажу. Сегодня ты все-таки поедешь к этому… уроду и всеми правдами и неправдами уговоришь его отложить ваше… соитие, – он отделяет последнее слово, будто оно дается ему с трудом. – До завтра. А утром, когда ты приедешь на работу, то отвлечешь его, а я постараюсь выкрасть у него телефон. На время. Только чтобы удалить видео. А если нет видео, нет доказательств и повода для шантажа, верно?

– А если у меня не получится отговорить отложить все до завтра, или у тебя не получится выкрасть телефон? Вдруг Альберт успеет сохранить его на компьютере? Что тогда?

Начинаю нервно кусать кончики пальцев, но Карл останавливает меня, берет в свои ладони мои руки и крепко сжимает их. Боль в кистях действует отрезвляюще, будто возвращая к реальности.

– Давай ты подумаешь над тем, как от него отвязаться сегодня, а я придумаю, как все провернуть завтра? Хорошо? – молодой человек дожидается моего положительного кивка и продолжает, – не волнуйся, я все решу. Положись на меня

– Хорошо, – отвечаю тихо.

Я верю его хладнокровному и решительному взгляду. Верю настолько сильно, что сама начинаю успокаиваться.

– Боже, как же безумно я хочу сейчас поцеловать тебя. Я бы хотел…

На этих словах дверь скрипит и распахивается. Вздрагиваю от неожиданности, резко выдергиваю руки из рук Карла, поворачиваю голову на звук и вижу, как в кабинет входит Майя.

Не растерявшись, как ни в чем не бывало, молодой человек продолжает:

– …задать вопрос. У нас в ближайшее время не намечается никаких контрольных или диктантов? А то я новенький и не знаю, нужно ли мне подтянуть знания, чтобы закончить первую четверть с отличием.

– На этой неделе ничего точно не предвидится, – отвечаю почти на автомате, пытаясь понять, заметила ли что-нибудь вернувшаяся ученица. К моему облегчению Майя ничего не замечает и грандиозного разоблачения не происходит.

– Спасибо, – отвечает Карл и садится на место.

Через пятнадцать минут отпускаю учеников домой, а сама направляюсь в гостиницу, оставив школу на попечение уборщицы и охранника.

***

Вернувшись в номер, поняв, что весь день ничего не ела, первым делом заказываю легкий ужин. Греческий салат, ролл с курицей и овощами, и бутылку газированной воды.

Пока жду, когда принесут еду, принимаю душ и думаю над тем, что сказать Альберту. Придумываю доводы способные отложить наше, как выразился Карл, соитие. Пытаюсь подбирать слова. Произношу их вслух, пробую на вкус. Но все они кажутся фальшивыми и совсем не убедительными.

– Вот какими словами можно утихомирить обезумевшего от страсти самца? Извини, у меня сегодня болит голова, давай отложим на завтра? Разве это кого-то останавливало? Пффф, – говорю сама себе, натирая кожу до красноты жесткой губкой. – Проще спросить на эту тему Гугл! Так и представляю: Окей, Гугл, что делать, если твой босс застукал тебя с несовершеннолетним, и теперь просит безудержного секса, в обмен на молчание? Вот же тупизм.

После душа без особого аппетита наскоро закидываю в себя салат. Голод немного отступает. Ролл с курицей так и остается нетронутым. Его блеклый вид вызывает скорее отвращение, нежели желание съесть. Зато он наводит меня на одну мысль. Пусть не самую лучшую, но ничего другого придумать так и не удается.

С твердым намерением смываю остатки косметики с лица. Затем нахожу на дне сумки свои старые драные джинсы на три размера больше. Я хотела выбросить еще год назад, но, по каким-то причинам не сделала этого и теперь, взяла с собой в качестве домашней одежды.

Натягиваю их на себя. Они болтаются на мне, как мешок. Тем лучше. Следом выуживаю из сумки и надеваю огромного размера футболку, идеально подходящую для такого случая.

Смотрю на себя в зеркало. Собираю волосы в хвост, показываю язык своему отражению и смеюсь над собственным видом. Отмечаю, что выгляжу точь-в-точь, как Гаврош. Не хватает только кепки и сажи на лице.

Остаюсь вполне довольной своим стремным видом и, взяв сумку, выхожу из дома с надеждой, что Альберт не захочет меня вот такую.

***

На часах ровно 20:30. Стучу в дверь указанной на листе квартиры. Тишина. Никто не открывает. «Его что, нет дома? – недоумение, растерянность и облегчение ощущаются почти физически. – Да он издевается. Стоп! Что это было? Шум за дверью? Или мне это только показалось?»

Снова стучу, но уже громче. В ответ ни звука. Лишь настойчивая тишина. Стучусь еще несколько раз. Та же реакция. В голове проносится молнией: «Он передумал и решил сразу пойти в полицию!»

Чуть не сползаю по стенке от этого осознания, но вовремя беру себя в руки. «Может все не так уж и плохо? Вдруг он решил, что все это неправильно и потому не открывает дверь? Сомневаюсь, но чем черт не шутит?»

Достаю телефон и отправляю ему сообщение: «Ты где? Я у тебя. Стою под дверью». В ответ тишина.

Следующие двадцать минут прислушиваюсь к происходящему в квартире. Ничего. Полный вакуум. Тут я понимаю, насколько глупо выгляжу со стороны. Взрослая тетя, одетая как мальчик приложилась ухом к чужой двери, пытаясь услышать непонятно что.