Поэтапное изучение Библии в контексте мировой литературы

Для нас важен не сам монотеизм, как форма религии, а то, что народ создавал образ единого бога как образ некоего «надчеловеческого человека». Это абсолют, в котором абсолютизируются черты субъекта, личности. Подобно античной судьбе, он бессмертен, могуч, но подобно человеку – способен на ненависть и презрение, сочувствие и переживание, а главное – на диалоге другими людьми. При всем кажущемся качественном отличии Ветхого завета от Нового в нем сохранилось главное: глубокий интерес к Богу как личности, тем более теперь, в Новом завете, на первый план выдвигается Богочеловек со своей биографией, личной судьбой, переживаниями, проблемами, горестями и радостями, рождением и смертью. Художественный образ Иисуса Христа стал гениальнейшим завершением не только образа единого бога, но и явился одним из самых ранних этапов осуществления мечты о «положительно прекрасном человеке» (Достоевский). Конечно, работа над образом бога была сопряжена с глубочайшим переосмыслением древних мифов, предшествующей традиции и не только восточной, но и всей средиземноморской. История сложилась так, что античная культура, шедшая к человеку своим путем, и библейская, тоже прошедшая свой путь, стали той базой, основой, на которой возникла цивилизация, в которой мы существуем уже два тысячелетия.

Библия – книга о личности и нравственных законах и, несмотря на то, что это одна из древнейших книг, одним из главных замечательных ее качеств является то, что представления о личности и этических законах… эволюционируют.

При изучении библейских текстов необходимо выйти на путь широкой подачи материала:

а) через миф и фольклор;

б) через мировую литературу разных эпох.

Одновременное обращение к мифам (примитивному, античному, восточному, политеистическому) и литературе очень плодотворно. В частности, образы героев Библии (Иов, Еклизиаст) возникли примерно в эпоху формирования великих античных трагедий. Сравнивая с античной трагедией произведения, входящие в Библию, можно показать сходства и отличие взаимоотношение человека с судьбой и человека с Богом, а также сделать вывод, что в конечном итоге интерес мировой литературы концентрируется на человека, а судьба в трагедиях Софокла или Бог в библейской «Книге Иова» является лишь «пробным камнем» для человеческой личности, ее естественным противником, союзником или собеседником.

Обращение к первобытным мифам, а также к мифам политеистических религий, сравнение их с библейскими мифами, нахождение в них глубинных изначальных аналогий не принижает библейского текста, а наоборот дает возможность понять его, как более высокую стадию осмысления мира человеком.

В прошедшие со времен революции десятилетия истинный атеизм, лишенный истерического богоборческого начала и дешевого антиклерикализма, был большой редкостью, особенно в школе, и учитель должен обладать особым тактом, чтобы, показав, например, общие черты первобытного охотничьего тотема, земледельческого божества политеистических религий, не просто увидел в них черты, которые нашли затем развитие в образе Иисуса Христа (избранник, жертва, спаситель), но и в полной мере показал, что образ Христа по сравнению с ними находится на необычайно высоком уровне. Тотем – спаситель племени от голодной смерти, насыщающий своих потомков собственным телом, приносимый ими в жертву себе, вечно уходящий и возвращающийся, умирающий и возрождающийся; земледельческое божество, жертвующее собой ради возрождения природы и продолжения цикла существования человечества; оба они и генетически близки и предшествуют образу Христа, но во многом от него отличаются; Иисус Христос – тоже избранник, жертва и спаситель, но спаситель духовный – это огромный шаг в развитии культуры человечества.

На наш взгляд, в рассказе об эвхаристии (причастии), когда под ритуальной салфеткой хлеб и вино превращаются в плоть и кровь Христа, которые вкушают верующие, учитель должен избежать двух крайностей, каждая из которых является бестактностью:

а) однозначно религиозного безапелляционного толкования, в то время как ученик должен иметь возможность мыслить и самостоятельно выбирать свой путь;

б) грубого осмеяния, превращения в аттракцион; учитель обязан быть тактичным, дабы не оскорбить чувства верующих учеников.

Изучение Библии не только своевременно, но и необходимо (многие произведения искусства невозможно понять без знания Библии), но однако, если к этому произведению подходить не как к великому памятнику мировой культуры, а как к изолированной религиозной книге и главной задачей сделать проповедь покорности человека, проистекающей из его изначальной ничтожности, можно нанести учащимся огромный вред. Необходим объективный взгляд, дающий право на толкование и переосмысление канонических текстов. Существуют две традиции в изучении Библии:

а) старая традиция изучения Библии как исключительно религиозного произведения;

б) марксистско-ленинская традиция (марксизм – учение, которое прошло огромный путь, в нем есть рациональное зерно, но внедряемое насильственно через лицемерие, дешевый пафос, отсутствие раздумий и размышлений, оно вызвало к себе скептическое отношение).

Оба эти подхода неприемлемы, ибо оба они авторитарны. Для настоящего педагога, умеющего мыслить или хотя бы знающего психологию подростка, одной из основных задач является формирование дивергентного (творческого) мышления у школьников, «которое предполагает, что на один и тот же вопрос может быть множество одинаково правильных равноправных ответов (в отличие от конвергентного мышления, ориентирующегося на однозначное решение, снимающее проблему, как таковую)»[2]. Человеком с конвергентным мышлением легче управлять, уровень интеллекта его обычно невысок, нет склонности к глубокому анализу; ему присуща в большей степени конвенциональная мораль, «ориентирующаяся на внешние нормы поведения», в отличие от автономной, ориентирующейся на «внутреннюю систему принципов». Сами того не сознавая, мы продолжаем следовать теории превращения людей в «винтики» большой государственной машины, вместо того, чтобы формировать творческую личность, обладающую теоретическим мышлением.

То, что Библия – одна из основ, на которой строилась европейская культура, показать необходимо, но очень сложно, ведь для этого придется обратиться не только к гениальным произведениям русской литературы, входящим в государственную программу (Ф. М. Достоевский «Идиот», «Мальчик у Христа на елке», А. Н. Островский «Гроза», И. С. Тургенев «Отцы и дети», А. С. Пушкин «Станционный смотритель», «Маленькие трагедии»…), но и к произведениям зарубежной литературы, которые в достаточно большом объеме из-за элементарного недостатка времени использовать окажется невозможным; поэтому отбор должен быть строгим и принципиальным. Библейские тексты тоже нуждаются в строгом отборе в зависимости от особенностей подростковой и юношеской психологии, степени интеллектуального и эмоционального развития школьников. Психологи отмечают, что для 5–6 и даже семиклассников очень важна занимательность или интересны остросюжетные, фабульные произведения, поэтому в 5 классе мы начинаем анализировать короткие, но динамичные истории из Ветхого Завета в сопоставлении с мифами и эпосом народов мира. В 6 классе продолжаем изучать фрагменты героического эпоса древних евреев, вошедшие в Библию, соотнося их с эпосами других народов.

В 7 классе мы переходим к произведениям проблемного, в том числе и психологического характера, обращаемся к образу Иисуса Христа – библейскому, историческому, литературно-трансформированному. Произведения, отобранные для анализа, являются безусловно фабульными, но за «событийным» контекстом подросток должен будет увидеть «внутренние» психологические аспекты. Свойственная девятиклассникам переориентация с фабульно-приключенческой литературы на проблемно-психологическую дает возможность обратиться к более сложным философским вопросам, например, к таким, как диалог культур в период античности. Весь материал, изучаемый в 10–11 классах, строится на произведениях, ставящих сложные философские вопросы человеческого бытия, это особенно актуально, потому что «своеобразный фокус мировоззренческих исканий юности – поиски смысла жизни. Юноша ищет формулу, которая бы разом осветила ему и смысл собственного существования и перспективы развития всего человечества…»[3]. Указать ученику единственно правильный путь мы не можем, не можем и раскрыть ему смысл жизни, но мы можем помочь ему сформировать этические принципы и эстетические запросы, которыми он будет руководствоваться в дальнейшей жизни.

Примечания