Виселица для ослушников. Уральский криминальный роман

Отпускник

Директор частного сыскного агентства «фас» Фомин традиционно появился в офисе строго на час позднее своей помощницы, которая, когда он вошел и с минуту отряхивал с куртки влажные снежинки, с кем-то разговаривала по телефону и, судя по её сухим и отрывистым репликам, была чем-то или кем-то уже недовольна. По этой или по какой-то иной причине Галина Анатольевна хмуро глядела в запотевшее окно и не выказала никакого внимания к шефу.

Расправив влажную куртку, повесил у входа, прошел к столу делопроизводительницы и положил перед ней большой букет астр: ее любимых белых роз у цветочницы на этот раз не оказалось. Цветочница объяснила: в день всеобщего бракосочетания, то есть в пятницу, чуть свет выстраивается очередь; так что расхватали.

Галина Анатольевна, положив трубку стационарного телефона, взяла астры; понюхав, от удовольствия раскраснелась.

– Соскучилась, – смущенно опустив взгляд вниз, тихо произнесла она.

Директор агентства расплылся.

– Позвольте, сударыня, всё-таки уточнить: по ком больше всего скучали – по шефу или?..

Лицо женщины тотчас же посуровело.

– Прекрати дурью маяться, – произнесла она, ставя цветы в вазу, в которой давно и явно этакой красоты не было. И, притворившись недовольной, проворчала. – Транжиришь деньги, а зачем?

– Непонятно, да?

– Не миллионер…

Фомин, понимая, что дальше последуют обычные сетования насчет бережного расходования семейного бюджета, прервал.

– Для обожаемой мною сударыни никаких миллионов не жалко.

Галина Анатольевна, рассмеявшись, парировала:

– Как можно жалеть то, чего нет и вряд ли будет?

– Но-но! – Директор, насупившись, погрозил пальцем. – Без пессимизма, пожалуйста.

Женщина шутливо ответила:

– Есть, гражданин начальник! Без пессимизма так без пессимизма. Буду с этого часа активно заряжаться оптимизмом.

Фомин удовлетворенно хмыкнул.

– Совсем другое дело, обожаемая.

– Постой-ка, любезный…

– А что такое?

– Обожаемая, говоришь?

– А ты сомневаешься?

– Но до отдыха на Черном море, насколько помню, числилась в любимых у тебя… Что-то изменилось, да? Мой статус понизил? Теперь, получается, какая-то другая в любимых у тебя числится? Подцепил всё-таки, да?

Шеф смущенно отвел глаза в сторону. То, что жена ревнует его, – радует. Но… Как бы шутка (конечно, шутка, ибо он обожает по-прежнему молодых и красивых, но изменить – ни за какие коврижки) не обернулась проблемой. Женщины мнительны и могут приревновать, если в голову взбредет, даже к фонарному столбу.

– Понимаешь, ты для меня была и всегда будешь единственной, любимой женщиной. А то, что иногда выражаюсь как-то иначе, – это так стараюсь пополнять словарный запас новыми прилагательными.

Галина Анатольевна рассмеялась.

– Причина уважительная… Прощаю… – Она встала, взяла со стола несколько папок с документами и пошла в кабинет шефа. Он поплелся следом. Там положила на стол. – Для ознакомления и принятия решения по существу.

Директор прошел на свое рабочее место, сел в кресло, покрутился на нем, передвинул папки с места на место и проворчал:

– Накопила-таки. На неделю хватит. Кстати, – он поднял глаза на помощницу, – как дела по третьему кварталу?

– Немного в плюсе.

– Значит, с налоговиками не будет проблем?

Помощница кивнула.

– Не будет.

– Что ж, замечательно… С новыми силами – за дело.

Галина Анатольевна напомнила:

– Не забыл, что согласился на встречу?

– Нет-нет… Как же… Договорились… Еще на Черном море… Правда, надеялся, что всё само собой у земляка утрясется… Но, получается, что нужна все-таки ему моя помощь… Так понял по его голосу.

У помощницы, у которой выработалась с годами привычка глубоко не влезать в дела шефа, не любопытствовать лишку, в этот раз нарушила правило.

– Что-то серьезное?

– Эх, сударыня! Спросили бы что-нибудь полегче. Откуда мне знать? Может, всего лишь нервы шалят, без причины психуют и горячатся. Сколько раз, вспомни, такое было? На второй день оказывалось…

Женщина, собираясь уходить, покачала головой.

– Вспомни, чем закончилась история годичной давности4? Думал, что пустяковая история и?..

– Согласен, сударыня, случаи бывают разные, поэтому сразу и не отмел просьбу. Посмотрю. Послушаю господина. Если почувствую, что меня хотят втянуть во что-то неопрятное, ты знаешь, решительно откажусь. Понимаю, что деньги не пахнут, но это не по мне, не для меня. Одиннадцатый год хожу в частных сыщиках, а не разменялся ни разу, хотя предлагали хорошие бабки.

Галина Анатольевна вернулась, погладила по голове и сказала:

– Правильный, конечно, правильный мужичок.

В голосе женщины почувствовал иронические нотки.

– А не так, да?!

– Так, все так, мой любимый шеф.

Подтвердив, поспешила ретироваться. Потому что далее мог начаться длинный монолог, а у нее сегодня много работы. Впрочем, у шефа не меньше. Главное – шефу перед предстоящей встречей надо собраться с мыслями, сосредоточиться, не упустить из разговора ни одной детали, запомнить и зафиксировать любой нюанс.

А Галина Анатольевна? Если что, то она будет готова. За ней дело не станет. Набила руку на делопроизводстве. Типовые договора, например, имеет на любой случай. Так что…

В Екатеринбурге

Автобус сообщением Тавда – Екатеринбург, преодолев расстояние без малого четыреста километров, грузно, пыхтя, чихая и отдуваясь, втянулся на платформу Северного автовокзала.

Ирбитчанин, прибывший этим рейсом, взглянул на циферблат наручных часов: было без четверти десять. Автобус несколько запоздал. Потому что на всем пути шел густой мокрый снег, а по такому дорожному покрытию не разгонишься.

Покинув территорию автовокзала, Савелий Иванович, а это был он, спросил какую-то женщину, как пройти по названному им адресу. Женщина охотно откликнулась.

– Почти рядом. Метров пятьсот – не больше. Подземным переходом перейдите на другую сторону улицы Челюскинцев, потом поверните налево, там будет еще один подземный переход, по нему пересечете улицу Свердлова, поверните направо и все прямо-прямо. Слева будет девятиэтажка правильной геометрической формы. Вы ее сразу узнаете: она одна такая.

Ирбитчанин, засомневавшись, спросил:

– А где Покровский проспект находится? Мне его называли.

Женщина рассмеялась.

– Так это и есть улица Свердлова. При советской власти переименовали. Одно время хотели вернуть историческое название, но коммунисты начали орать, возмущаться, значит. Ну, власти города отказались от затеи. На этом все и затихло.

– Понятно.

– Простите, а что вам там надо? Может, я знаю…

– Офис частного детективного агентства «Фас». Сказали: первый этаж, вход со двора.

– Детективное агентство? – Переспросила женщина и тут же отрицательно замотала головой. – Нет, не знаю. Знаю, что там было швейное ателье, в нем была, кое-что заказывала. Насчет агентства не слышала.

– Сказали мне, что уже десять лет там.

Женщина кивнула.

– Возможно… Но я не имела дел… Далека от всего этого…

Ирбитчанин грустно усмехнулся.

– Я тоже… Жил и не думал ни о каких детективах, но жареный петух взял и клюнул, извините, в одно место… Пришлось…

Женщина сочувственно кивнула.

– Чего только в жизни не бывает.

Столь обстоятельная информация екатеринбурженки позволила Низковских быстро найти нужный дом, на фасаде которого красовалась крупная табличка, сообщающая, что здесь размещается нужное ему детективное агентство, что вход со двора.

Преодолев несколько ступеней, открыл дверь и оказался в прихожей.

– Здравствуйте… Чуть не опоздал… Извините.

Оторвавшись от компьютера, встала симпатичная женщина, улыбнувшись посетителю, приветливо сказала:

– Добрый день… Как понимаю, Савелий Иванович?

– Так точно! – по-военному четко откликнулся ирбитчанин.

– Очень хорошо… Снимите плащ… Он весь мокрый… И проходите, – женщина показала в сторону плотно прикрытой двери, на которой никакой таблички не было.

Что-то ирбитчанина заставило засомневаться. Возможно, слишком, как ему показалось, щедрое радушие, с которым его встретили.

– Простите… Это детективное агентство? Я правильно попал?

Та дверь, на которую ему указала женщина, отворилась, и в проеме показался Фомин.

– Привет, Савва, добро пожаловать. Проходи. Как доехал? Все нормально? Погода-то, гляди какая, совсем не черноморская.

Ирбитчанин облегченно вздохнул и прошел в кабинет. Галина Анатольевна плотно за ним закрыла дверь. Они разговаривали более трех часов. О чем? Не знает и знать ей необязательно. Она согласна с шефом, который любит повторять: меньше знаешь – крепче спишь.

И вот дверь отворилась. Вышел шеф и произнес лишь одно слово:

– Документы.

Галина Анатольевна встала.

– Но… Необходимы сведения…

Фомин ответил:

– Будут. – Сказал он, вернулся в кабинет и через минуту вернулся с рукописным бумажным листком. – Пожалуйста. Тут все необходимое.

Галина Анатольевна открыла нужный файл с шаблоном договора. Приученная к порядку, установленному шефом, она уже знал, какой именно вариант в этом случае необходим, то есть именно для первого этапа розыска, поэтому быстро заполнила проект договора, дала задание компьютеру на печать, заработал принтер и выдал две странички договора. Проверила тщательно еще раз и отнесла к шефу. Положила документы на стол. Вернулась назад.

Прошло еще полчаса. Говоря языком документа, заказчик, то есть Савелий Иванович Низковских, и исполнитель, то есть директор детективного агентства Александр Сергеевич Фомин, появились в приемной.

Помощница встала и вышла из-за стола.

– Уже? Уходите?

Клиент развел руками.

– Увы… Время… Автобус, на котором приехал, отправляется обратно в пятнадцать часов… На него куплен обратный билет… – Он взглянул мельком на настенные офисные часы. – Сорок минут осталось.

– На голодный желудок и такой длинный путь?

Низковских заметил:

– Всего двести с небольшим километров.

Фомин добавил:

– Посоветовал Савве заглянуть в пельменную, что напротив нас. Посетителей сейчас не должно быть много. Подкрепится на дорогу. – Он повернулся к клиенту и, извиняясь, добавил. – Следовало бы тебя сопроводить, так сказать, правила гостеприимства, но через пятнадцать минут назначена еще одна встреча… Не успею… Прошу прощения, Савва, – и по-товарищески похлопал по спине.

– Что ты, – Галина Анатольевна отметила, что они уже на «ты», – за все спасибо.

Фомин недовольно поморщился, кажется, без всякого притворства.

– Благодарить совершенно не за что. Ничего не сделал и удастся ли что-либо сделать – пока на воде вилами писано. Давай, Савва, цыплят по осени считать.

– Но имею право надеяться?

– Безусловно. Затасканные от частого употребления слова, но я скажу: надежда, в самом деле, умирает последней. – После короткой паузы добавил. – Однако должен сообщить, что мы не должны скидывать со счетов и неожиданности, которые могут встать барьером. Иначе говоря, надеясь на лучшее, не стоит забывать и про возможное худшее. Надо быть готовым ко всему. Для чего я это говорю? Кстати, говорю всем клиентам. Говорю, чтобы потом не было претензий. Напридумывают в голове немыслимого, а потом не хотят мириться с другой реальностью.

– У тебя, Александр, всё получится.

– Приятно слышать. Однако, Савва, я не Господь Бог. Согласись с этим и тогда все будет в порядке. – Он легонько подтолкнул клиента в спину. – Не теряй время. У тебя его мало. Встретимся… Как условились… Не забывай про то, что на сторону не должна утекать конфиденциальная информация, известная лишь нам двоим.

– Думаешь, кто-то?..

– Не могу и этого исключить. Особенно страшны слухи в провинции, где разносятся со скоростью света.

– И даже друзьям… ни слова?

Фомин кивнул:

– Прежде всего, Савва, прежде всего. Поверь моему опыту: нынешний друг завтра может оказаться лютым врагом.

На этом исполнитель расстался с клиентом. Но, судя по всему, ненадолго.

Дружище

Фомин стоял у окна, за которым выглянуло наконец-то солнце, снег, выпавший час назад, стал плавиться; из-под колес неуклюжего троллейбуса на газон с пожухлой травой полетели фонтаны грязной воды. Он неодобрительно подумал: «Русская грязь – спутница русской осени». И тут обратил внимание на то, что перед окном, в «карман» заскочила полицейская машина, и из нее по-молодецки выскочил сухощавый стройный мужчина. Узнал. С его-то остротой зрения да не узнать!

Фомин вышел в прихожую и встретил на пороге, радостно раскинув руки.

– Привет, дружище! Куртку – в шкаф и пошли в кабинет. – Оставив открытой дверь и усаживая поудобнее дорогого гостя, предложил. – Кофе? Чай? Или (у меня найдется) что-нибудь посущественнее, а?

– Прости, Александр Сергеевич, но… Не могу… Заскочил на пяток минут… Сам понимаешь…

Фомин качнул головой и пожал плечами.

– Понимаю…

Гостю послышалась в голосе наставника обида.

– В другой раз, Александр Сергеевич, хорошо? Посидим, пропустим по стопарю…

– Не раз слышал… Ладно, – он привычно потеребил мочку левого уха, – колись новостями, как в наших кругах говорят, «колись до пупа», – Фомин громко рассмеялся, что могло свидетельствовать об одном – обида на гостя оставлена позади.

– Нет-нет, так не пойдет!

Фомин смотрел в глаза гостю.

– Прости, это еще почему?

Полковник полиции Курбатов усмехнулся.

– Из источников, заслуживающих доверия, стало известно, что ты месяц валялся на Севастопольском пляже…

– М-да… «Источник» сей мне прекрасно известен; думаю, что за распускание языка заслуживает дисциплинарного взыскания.

– Александр Сергеевич, не уводи разговор в сторону… Рассказывай, как там? Обстановка, настроения и всё прочее.

– А что может случиться с Севастополем? С ним всё в порядке… Аналогично с Черным морем и его пляжами. Век бы лежал на них, и пузо грел под лучами щедрого солнца, да… Видишь ли, труба зовет.

– Как относятся к приезжим севастопольцы? Не кривят губы на россиян?

– Что в Севастополе, что у нас – народ одинаковый. Никто на приезжих не фыркает. Спросишь о чем-то, благожелательно ответят и даже, если надо, проводят. Одним словом, нисколько не почувствовал, что находился за пределами России. У себя был, на своей земле.

– Накоротке общался с аборигенами?

– Было дело… А как же

– Как они смотрят на воссоединение с Россией?

– Нормально, Алексей, смотрят. Не слышал, чтобы брюзжали даже коренные хохлы. Снимал у них комнату. И, понятно, за коньячком с ними сиживал. Но… Когда между собой они касались этой темы, то я, знаешь ли, старался не встревать в их разговор. Слушал и всё. Уважал их чувства.

– Они впервые участвовали в выборах нашего президента… И как?

– Точно также, как и в основной России. Правда, есть разница: многовато на улицах растяжек с портретами президента. Но, думаю, эйфория пройдет, трезвее будут смотреть на действительность и портретов поубавится.

Алексей недовольно покачал начавшей седеть головой.

– Особенно после глупостей, которые позволяют ближайшие соратники Президента.

Фомин рассмеялся.

– Догадываюсь, о чем ты.

– Трудно не догадаться, Александр Сергеевич. Вся Россия видела и слышала… В одном случае, встречаясь с крымчанами и выслушивая их недовольства, прозвучала фраза: «Денег нет, но вы держитесь». Через год, слушая жалобы крымских учительниц на низкие зарплаты, тот же господин выразился вообще беспардонно, посоветовав: «Выходите на большую дорогу и торгуйте тем, что имеете».

Фомин согласился.

– Неловко получилось… Пошленько… Слово-то не воробей…

– Привыкли не давать отчета своим словам. Брякнут все, что первым взбредет в голову, – и все. Россияне проглатывают.

– Ладно, Алексей, не будем про политику. Не ради нее приехал, ведь так?

Курбатов улыбнулся.

– Прозорлив до невозможности.

Фомин, притворившись скромным, притворившись, что не заметил иронии, сказал:

– Помогает знание людей, тем более тебя.

– Собственно, Александр Сергеевич, заехал, чтобы доложить…

Фомин поспешил поправить.

– Скорее, не «доложить», а поделиться с коллегой полученной информацией.

Курбатов кивнул.

– Пусть будет так.

– Итак, что за информацию имеешь?

– Счел своей обязанностью…

Фомин вновь прервал.

– Передо мной давно уже у тебя нет никаких «обязанностей».

– Не цепляйся к словам.

– Но, Алексей, как же не «цепляться», если выражаешься неточно?

Вопрос Курбатов проигнорировал, ибо он знал, что дискуссия, к которым тяготеет его наставник, может сильно затянуться.

– Я насчет скверной во всех отношениях семейной драмы, с которой у тебя был пацан…

Фомин насторожился.

– Так-так-так… Наплел парнишка с три короба, а на самом деле…

– Ничего он не «наплёл», Александр Сергеевич. Оказывается, всё правда. И даже больше. Уже первая информация, полученная от участкового, серьезно встревожила.

– Интересно… Рассказывай, Алексей, и подробнее. Внимательно слушаю.

История, которую поведал полковник Курбатов на данный момент выглядела так…

Семья Семенцовых (Георгий Владимирович, глава семейства, работает инженером; Серафима Олеговна, жена, работает учительницей начальных классов в одной из школ микрорайона; Тамара, дочь двенадцати лет; Вадим, сын четырнадцати лет) проживает в микрорайоне «Вторчермет», числится вполне благополучной, благополучной в том смысле, что на учете никто из членов семьи нигде не состоял. Соседи? Нет, они кое о чем догадывались (часто слышали детские вопли), но держались в стороне. Более того, находились и такие кумушки, которые, сидя на скамейке возле дома, часто одобрительно кивали, говоря, что нынешняя молодежь растет слишком вольной, что отец правильно делает, что держит детей в строгости; пара, другая затрещин, дескать, не повредит никому. А что Серафима Олеговна, жена и мать? Ничего. Если судить по рапорту участкового, боялась мужа-изверга, от которого и ей доставалось. Особенно опекал отец свою родную двенадцатилетнюю дочь. Следил, чтобы, идя из школы, нигде не задерживалась. Впервые отец изнасиловал Тамару, когда ей было десять лет, то есть два года назад. Потом насильственные действия сексуального характера стали регулярными. Когда же девочка оказывала сопротивление, то отец угрожал или задушить ее и закопать в лесу, или застрелить и сжечь на костре. Знала ли мать об изнасилованиях? Знала, ибо однажды дочь все рассказала, но та, то есть Серафима Олеговна, сначала не поверила дочери, а потом стала закрывать глаза на происходящее. Видел и знал четырнадцатилетний Вадим, сын. Однажды Вадим, случайно ставший очевидцем насилия, схватив нож со стола, кинулся на отца, но силы оказались неравными. Последствия? Вадим был избит отцом до полусмерти. Как отец объяснил соседям травмы у сына? Сказал, что тот связался с дурной компанией, что употребляет наркотики, что, не поделив дозу, компания между собой подралась. Вадима спрашивали. Он отрицал. Кому соседи верили? Конечно, строгому, но справедливому отцу.

Терпение парнишки кончилось, и пошел он искать защиты. Слышал, что есть детективы, которые могут помочь. Вот и пришел к Фомину. А Фомин в тот же день передал полученную информацию полковнику Курбатову.

Закончив рассказ, Курбатов надолго замолчал. Долго молчал и Фомин5.

– Не думал, что все так серьезно, – качая головой, наконец произнес тихо Фомин. – Не могу понять, Алексей… У меня дочь… И чтобы я, родной отец, и… Не представляю, кем надо быть…

– Однако находятся, – заметил Курбатов и добавил. – И не так уж редко… Сейчас идет многосерийное телевизионное шоу на одном из главных российских телеканалов…

– Ты про историю убийства тремя дочерьми родного отца, избивавшего и насиловавшего их?

– Да… Чудовищно то, что родственники убитого на стороне отца-насильника.

Фомин покачал головой.

– А еще утверждают, что на Кавказе семейные устои прочны и неколебимы. Вранье! У кавказцев, как и у русских, грязи хватает. Помню, в Екатеринбурге историю, не получившую известность. Тогда отец-мусульманин (акцентирую на религиозной принадлежности, потому что это обстоятельство считаю крайне важным) в пьяном угаре изнасиловал свою дочь, находящуюся в недееспособном состоянии; изнасиловал на глазах родственников того же вероисповедания, не сделавших и попытки помочь ребенку, более того, потом не явились в суд, чтобы дать свидетельские показания6.

Курбатов покачал головой.

– Неладно в российских семействах.

– Еще как «неладно»… Да… по истории принято ли процессуальное решение?

– Естественно.

– Не всегда, Алексей, не всегда.

– Докладываю, – на этот раз Фомин придираться к слову не стал. – После проведения всех необходимых доследственных мероприятий материалы были переданы по принадлежности, то есть в региональное Следственное управление, где идет работа.

– А изверг? Не на свободе ли? Он же опасен!

– Все нормально, Александр Сергеевич: детям он не представляет угрозы: был сначала задержан, а потом судом ему была избрана мера пресечения – содержание под стражей. Правда, адвокат просил о содержании под домашним арестом. Судья, встав на защиту интересов детей, отказал в ходатайстве.

– В курсе, как идет следствие?

– В общих чертах, Александр Сергеевич: уже собраны неопровержимые доказательства вины по всем статьям обвинения.

– Как ведет себя мать этих несчастных детей?

– Сначала, насколько мне известно, Серафима Олеговна всё отрицала.

– А что потом?

– После того, как муж был надежно упрятан в СИЗО, стала давать признательные показания. Да и соседи тоже вдруг прозрели.

– Вот и хорошо.

– Чтобы закончить свой доклад, обращу внимание на еще один чудовищный нюанс в этой истории. Нюанс, говорящий о нашем полном нравственном падении.

– Ты о чем?

– Александр Сергеевич, мать насильника поливает грязью свою родную внучку, утверждая, что та вела развратный образ жизни.

– Что у бабушки есть доказательства?

– Кроме грязной клеветы, нет в этом ни слова правды. К тому же следствие сейчас располагает несколькими экспертными медико-биологическими заключениями, доказывающими совершенно обратное.

– Верх цинизма. И, к сожалению, с ним сталкивался и продолжаю сталкиваться на каждом шагу.

– Будем, Александр Сергеевич, верить в то, что наше правосудие воздаст нашему насильнику и истязателю по заслугам.

– Будем!.. – Взбодрившись, ответил Фомин. А потом, опомнившись, сбавил градус настроения и пробурчал себе под нос. – Ничего другого не остается.

Опознание

Раннее утро. Рассвет еще не наступил, но его еле заметные признаки проявились: на восточной кромке ясного неба засветилась узкая бледно-розовая полоска, предвестница октябрьской зари.

Савелию спешить некуда, потому что второй выходной, а на дежурство заступать лишь завтра, то есть во вторник. Однако на ногах уже два часа, держа в руках горячую кружку с растворимым кофе и делая быстрые глотки, безостановочно ходит по кухне. Что с ним? Интуитивно что-то чувствует? Или нервы шалят после очередного кошмара, приснившегося ему ночью? Спрашивает сам себя, однако ответа не находит. По крайней мере, Савелий верит в то, что бывают вещие сны, правда (тут он пытается себя утешить), сны, будто бы, сбываются, то есть могут что-то предсказывать, если снятся в ночь со среды на четверг. Значит? Прошедшей ночью он видел обычный бред как итог длительного нервного расстройства.

Появилась жена. Протяжно зевнув, поправив рукой на голове волосы, Евдокия укоризненно сказала:

– Опять всю ночь с кем-то воевал… Кричал, махал руками и дрыгал ногами.

Савелий подошел и чмокнул жену в ухо.

– Извини, что мешал.

– Что на этот раз снилось, Саввушка?

Муж махнул рукой.

– Бред какой-то.

– Расскажи…

– Уже забыл.

Нет, он, на самом-то деле, не забыл, но решил не вспоминать, не тревожить чувствительное сердце жены, ибо (он отлично знает) станет высказывать предположения, пытаться угадать, к чему было это сновидение. Ему это надо? Нет, естественно.

Около девяти зазвонил домашний телефон. Он снял трубку. Оказывается, полиция. Мелькнула надежда, что Димка найден и сейчас ему сообщат, что с ним и где он. Но, увы! Савелия приглашали прийти на опознание найденного трупа мужчины. Возможно, сказали Савелию, это его сын.

Савелий побледнел, не совладав с эмоциями, воскликнул:

– Это не мой сын! Димка, я уверен, жив! Да-да, именно жив!

На том конце провода люди бывалые, они привыкли к подобным эмоциональным выплескам, поэтому восприняли спокойно, даже, возможно, с элементом безразличия, стали настаивать прийти.