За девятое небо
Теперь Марья чуяла сомнение, парившее над Вече: соглашаться со словами древнейшего лешего было страшно многим, но сулившее тёмное время будущее пугало не меньше.
– Я помогу тебе, Марья. – Иванка встала со скамьи и сердечно поклонилась русалке. – Я обещала во всём помогать сыну Леса Светозару. И если он отправился к Топи, спасая тебя, значит, помогая тебе, я помогаю не только Лесу, но и Светозару, – лешая внимательно смотрела на поклонившуюся ей в ответ Марью. – Ты теперь – дочь Леса, – продолжила Иванка, – как и я. И мой долг дочери Леса – помогать тебе и всему Лесу.
– Я тоже помогу тебе, – спрыгнул со скамьи маленький светло-бурый полевик. – Несмотря на то что я полевой леший, дух у меня силён, – уверенно проговорил Ватан. Марья поклонилась ему.
– Мы с Явихом тоже с тобой, Марья, – встал Айул; следом, взъерошив волосы, поднялся Явих.
– И Лый с вами, – пробасил бородатый бурый гаркун и положил на сердце лапу.
– Вилы чуют Тьму, русалка, – поднялась одна из сидевших на брёвнах вил. – Великая Светолика поверила тебе, да и я не вижу мрака. Сейчас не вижу. Но если ты оступишься, знай – вилы не посмотрят на жертву человека, и мы вернём тебя во Тьму, у нас есть такое Слово.
– Я не оступлюсь, крылатая, – холодно ответила Марья. – И не потому, что ты сказала так, а потому, что я сама решила, – вздёрнула подбородок русалка, и вила кивнула.
Следом за вилой пообещала помочь Марье одна из берегинь; поднимались другие вилы, лешие, и даже воинственный Ледогар, хоть и молчал, но смотрел на русалку не так сурово.
Когда почти все присутствующие выразили своё согласие, Дреф стукнул посохом оземь, и голоса стихли.
– Большинство собравшихся готовы помочь Марье, – заключил полевик.
– Но не все, – перебил его Йергал.
– Все никогда не бывают единодушны, – спокойно ответил Дреф. – Но решение Вече – решение большинства, а не всех, – с нажимом сказал князь Йолка, и Йергал недовольно рыкнул. – Я ручаюсь за неё, – добавил Дреф и перевёл взгляд на Марью: – Мы поможем тебе, дочь Леса, как и ты поможешь нам. Коли удастся тебе нарушить грань между мирами и разжечь в неупокоенных душах Свет, мы последуем за тобой, – великий князь положил маленькую лапу на сердце, и Марья поклонилась ему. – Да поможет нам всем Индрик, Лес и его Песнь.
* * *В предутреннем лесу царила сонная тишина: между высокими деревьями стелился серебряный туман; узор крон распускался кружевом по тёмному небу, словно древняя ворожба.
Дрозд опустился на тояг, и Марья остановилась, прислушиваясь: шёпот тишины походил на далёкую заупокойную песнь. Едва слышимая мелодия овевала студёным духом, парила вместе с туманом, отражалась в холодной росе, что, дрожа, звенела на редких травинках.
Дрозд вспорхнул, и Марья, едва касаясь земли ногами, обутыми в черевички из мха, подаренные ей берегинями, тихо шла на зов песни. Непривычное платье, данное вилами, и зелёный плащ леших мешали, но русалка старалась привыкать к одежде.
Музыка делалась громче, прекраснее: она пела о лесах и полях, о жарких степях и высоких горах, о бескрайних морях и быстрых реках… Но Марья не внимала видениям, которые её окружали, – она будто тень медленно ступала за Дроздом по лесу, и бубенцы на её тояге беззвучно качались.
Когда лес расступился, взору Марьи предстало небольшое озерцо, над водой которого водили хоровод русалки, а у берега плакали ивы. В тёмном часу навьи светились серебром, и их танец озарял непроглядный бор, что стеной окружал перелесье.
Марья крепче обхватила тояг и вышла к девам. Её дух обдало холодом, когда русалки остановили хоровод и обратили на Марью взоры своих мёртвых очей.
– Ты! – прошелестело над озером, и серебряный свет померк. – Как ты посмела к нам явиться?! – русалки подлетели к берегу.
Отвратительные создания из тьмы парили над кромкой воды – клонящиеся к закату луны тускло освещали мёртвых дев. Ледяной шёпот оплетал тёмным туманом, и холод сковал душу идущей к озеру Марьи.
– Так и посмела, сестрицы, – постаралась уверенно ответить русалка и, сжав тояг, остановилась. Дрозд опустился на навершие посоха.
– Вы слышали? – прошелестела одна из русалок. – Она нас сестрицами называет!
– Да какая она нам сестрица? – отозвалась другая.
– Никакая!
Сиплый смех прорезал ночь.
– Каждая из вас сможет обратиться к Свету, если пожелает, – продолжила Марья. – Я пришла сказать об этом и попросить о помощи, – русалка положила на сердце руку.
– А где ты столько молодцев найдёшь, чтобы нас освободить? – просипела одна из дев, смех разразился с новой силой и превратился в вой.
– Вы и так свободны, просто не знаете об этом, – ответила Марья, когда вой затих.
– Разве?! – Одна из русалок, чёрная дева без глаз и руки, подлетела к Марье ближе, и дочь Леса едва не отпрянула от зловонного дыхания. Навь заметила это и дико рассмеялась. – Мёртвые не свободны, Марья, – прошептала навь, успокоившись. – Ты это знаешь. И ты знаешь, что никогда не сможешь стать берегиней, ведь Тьма в твоей душе сильнее Света, иначе бы ты сама в огонь не ступила. Иначе бы Топь тебя не забрала. Иначе бы ты не погубила Светозара.
Правда, сказанная навью, обожгла огнём. Пустые глаза умертвия смотрели со спокойствием, без злобы. Во тьме нави не было ничего – ни мук совести, ни мук любви. Во тьме были вечность и тишина.
– Видишь? – скрипела навь, протягивая Марье руку. – И ответить тебе нечего. Ты так мало в Свету, а уже по Тьме тоскуешь!
Навь продолжала протягивать свою обезображенную, в слизи, руку. Марья хотела, было, подать ладонь в ответ, но воспоминание о Светозаре, о его смерти, ослепило невыносимой болью, и Марья отпрянула от нави. Дрозд пропел, отогнав морок.
– Я готова и дальше терпеть муки Тьмы в Свету, – ответила Марья. – Как раньше терпела муки Света, будучи во Тьме.
– Пустые речи, – разочарованно прохрипела навь и отлетела к остальным русалкам, к воде. – Зачем явилась? – Обернулась и замерла.
– За помощью, – ответила Марья. – Грядёт великая битва с огнём, остановить который смогут только русалки. Если мы сплотимся и потушим огонь Хорохая, то спасём Лес и обратимся к Свету. Мы станем свободными и сможем пройти во Врата.
Русалки наклонили головы набок, внимательно смотря на Марью. Вода, над которой парили тёмные девы, сделалась похожей на чёрное зеркало. Тусклый туман, предвестник рассвета, парил над озером; дремучий лес замер в гнетущей тишине.
– Неужели ты так и не поняла, сестрица, что дороги в Свет нет, – нараспев просипели мёртвые девы, и над озером прокатилось эхо далёкого воя.
Марья вздрогнула и оглянулась: Тьма, застывшая между высокими деревьями, смотрела на неё, овевая холодом. Заупокойный вой становился громче, окружал тоской и мраком. Мавки. Марья помнила, что они сделали со Светозаром. Страх полоснул русалочье сердце: Марья не была уверена в том, что у неё хватит сил противостоять Тьме. Дрозд пропел, стараясь успокоить дочь Леса.
Русалки, всё ещё парившие над озером, чуя страх Марьи, сипло рассмеялись, и Марья вздрогнула от их ледяного хохота, чем ещё больше раздразнила навий.
– А говорила, будешь терпеть муки Тьмы! – пронеслось над озером.
– Буду! – разозлилась на себя Марья.
– Неужели тёмный страх так быстро пленил тебя? – всё не унимались русалки, хохоча.
Марья обернулась к лесу: ожившая Тьма, проскользнув клубами между сизых стволов деревьев, мчалась на неё стаей волков. Оборотни.
Дрозд, взлетев с тояга Марьи, запел, и его Песнь серебристым кружевом сплелась с тёмной паутиной заупокойного воя мавок.
Когда обращённые волки по велению русалок накинулись на Марью, та не стала сопротивляться. Марья закрыла глаза и тихо пела вместе с Дроздом, принимая всю боль когтей волколаков, как это делал Светозар. Русалка знала, что в ней нет столько Света, сколько было в душе сварогина, но благодаря Светозару знала она и то, что отвечать Тьмой на Тьму – никогда её не победить. Победить самую тёмную ворожбу можно только светом. Даже самым тусклым огоньком. Даже искрой тухнущего угля.
Мавки повалили на землю Марью, выбили из её рук тояг, разорвали её шёлковый сарафан, но причинить вреда поющей деве они не могли – та, что умерла, вновь умереть не может.
Дрозд кружил над стаей волков, пытающихся разорвать русалку, и серебряное кружево птичьей Песни оплетало чёрных волколаков, сковывая их. И чем больше мавки пытались достать Марью, тем сильнее пленили их путы серебряной Песни.
Сквозь алое марево боли и закрытые веки Марья видела, как отступали мавки перед силой Песни. Но та Песнь была не её – Марья лишь повторяла за Дроздом слова, что по своей природе не были словами, слова той Песни, что когда-то спел птице Светозар.
В русалке никогда не было столько силы… Эта непрошеная мысль прервала Песнь, и Марья увидела себя в огне. Огонь Хорохая, ревя неистовым пламенем, ослеплял и сводил с ума – он мог погубить даже то, что уже мертво. Марья видела свою смерть – она погибнет так же, как погибла на празднике Весны. Только её дух не сможет отправиться в Ирий, не сможет отправиться и к Мору – огонь Хорохая забирает даже посмертное бытие… И она никогда не спасёт Светозара.
Ужас накрыл ледяной волной, придавил лапами освободившихся от пут мавок: кружево серебряной Песни таяло, выпуская Тьму на волю.
Сквозь мрак и всполохи грядущего огня, сквозь вой разъярённых мавок и едва различимую серебряную Песнь Дрозда Марья услышала сиплый смех русалок. В том смехе не было ничего, кроме мрака. Мрака, что, опутывая душу леденящими словами, забирал к себе…
Глава 2. Тьма сгущается
Мухома Заяц, стоя в окружении свиты на главном причале Зайцевского порта, хмуро смотрел на прибывающие корабли: их было слишком много – всё войско Пяти Стольных Островов. Заяц знал, что скоро грядёт битва при Ровновольске, но знал он и то, что дружины не успеют к началу сражения прибыть на Юг.
Первыми причалили суда с обводами для ледового плавания – они прокладывали путь по начинавшей замерзать воде.
Смеркалось; золотой огонь факелов рассеивал сизые сумерки, отражаясь от падающего снега, освещал прибывающие корабли, играл на шлемах сходивших на землю витязей, золотил белые одеяния волхвов. Вечер полнился голосами людей и звоном доспехов. Торговцы и покупатели с большого базара, что теперь простирался от Зайцевского порта до почти отстроенной городской стены, толпились в порту, любопытствуя.
С тяжёлым сердцем князь Волыньского княжества смотрел, как в окружении свиты сходит с корабля великий военачальник Ворон.
В доспехах и плаще сухой и поджарый Ворон выглядел куда мощнее, чем обычно. Подойдя к князю, Ворон, положив на сердце руку, поклонился. Заяц ответил тем же.
– Да хранят нашу землю Боги, – прохрипел Ворон. Взгляд его был холоден и суров. – С рассветом мы отправимся в путь, по Великой Дороге дойдём до Ровновольска.
– Это великое испытание мы преодолеем только сообща, – согласился Заяц. – Мой дом – ваш дом. Людей у нас немного – только торговцы да рыбаки, оружие держать не умеем, но огнём обогреем да хлебом с солью встретим.
Ворон, зная, насколько Мухома Заяц близок к правящим дворам не только Солнцеграда, но и других княжеств, не стал требовать у него воинов. Десяток-другой рекрутов, который сможет набрать Волынька, не стоят ссоры с таким человеком.
– Да поможет нам отец Сварог, – согласился Ворон и последовал за Зайцем и его свитой в город.
Заяц разместил Ворона и его приближённых в гостевых теремах княжеского двора; войско же расположилось как внутри крепостной стены, окружавшей Волыньку, так и вне её.
– Мы выступаем завтра на рассвете, – говорил Ворон. – Возгарь начнёт битву, а мы будем той силой, которая сокрушит оставшихся колосаев и отправит их туда, откуда пришли. Армия с Востока поможет нам в этом.
Ворон с другими высшими чинами войска, Мухома Заяц с Фросьей и дочкой Ясной ужинали в трапезной княжеского терема – просторном зале с расписными стенами и большим, накрытым белой скатертью столом. За окнами уже сгустилась синяя ночь; на столе горели свечи, наполняя бытие светом и теплом.
Мухома хмуро посмотрел на Ворона: предстоящая война внушала князю опасения. И то был не просто страх – неясное гнетущее чувство неизбежного возникало всякий раз, когда Мухома думал о будущем.
– Боги с нами – я уверен, Они не позволят колосаям захватить наши земли, – сказал Мухома Заяц.
– Конечно, не позволят, – подтвердила Фросья.
– Боги защищают нас! – тоненьким голоском добавила Ясна, и за столом тепло рассмеялись.
– Конечно, защищают, – кивнул хмурый Ворон. – Мы одержим победу. – Великий военачальник поднял кубок, но в душе не верил своим словам.
* * *Низкое небо укрыло Солнцеград снегом, и статуя Перуна-защитника таяла в густых облаках. Снег застилал и порт Идру, что окружал монументальную столицу, ложился на тёмные покосившиеся домишки, робко жавшиеся друг к другу от холода на плавучих деревянных настилах; на стоящие со спущенными парусами сонные корабли, на великие мосты, соединяющие Солнцеград с другими стольными островами.
Холодный ветер пробирал до костей.
Веслав, стоя на носу «Ледогора», плотнее запахнул соболиную шубу. Его не встречали: судов для ледового плавания в водах не было, несмотря на то что дозорные из Почётной Стражи Солнцеграда точно заметили возвратившийся корабль царя.
Его не ждали.
«Войска для битвы при Ровновольске собраны, – вспоминал царь последнее письмо Кудеяра, – Василиса пропала. Я велел витязям обыскать весь Солнцеград, но царицы нигде нет… Мне кажется, я отправляю птиц к Мору. Если вы не ответите, я прикажу волхвам отпеть о вас Песни и буду иметь полное право провозгласить себя царём. В военное время столица не может жить без правителя».
Хотелось кричать, но слова ледяным комом гнева застряли в горле.
Василиса пропала. Юг полыхал огнём войны. Кудеяра, скорее всего, короновали. Веслав не был в том уверен, но что-то ему подсказывало, что в Солнцеграде не дождались возвращения царя.
Когда ледовый коч пришвартовался у главной пристани столицы, ему навстречу никто не вышел: только темнели плащи воинов Почётной Стражи, что несли свой бессменный караул подле врат, да соколы-Рароги гордо взирали на прибывший корабль с высоты обелисков.
Веслав в окружении витязей сошёл на берег.
– Я прикажу стражнику, чтобы он доложил о вас в теремной дворец, – сказал один из дружинников Веславу. – Пусть пришлют…
Но царь не позволил договорить – поднял руку:
– К нам уже направляется дозорный отряд, – кивнул в сторону врат. Сквозь пелену снега можно было разглядеть приближающихся всадников.
– Но… – попытался возразить воин, и Веслав вновь пресёк его.
Царь расправил плечи и пошёл навстречу витязям: впереди всех на вороном коне ехал великий военачальник Почётной Стражи Мормагон – могучий, будто гора, воин.
Мормагон остановился недалеко от Веслава: даже сквозь пелену снега царь видел, как хмуро смотрел на него военачальник. И Мормагон даже не поклонился – так, кивнул только. «Да, месть Драгославу удаётся на славу», – с печалью и гневом бессилия думал царь, но тут же отогнал безрадостные мысли.
– Почему не выставили дозорных? – спросил Мормагона Веслав. – Почему опоздали? И где наместник?
– Выставили, – рыкнул военачальник. – Царь Кудеяр ожидает вас. – Мормагон кивнул одному из витязей своего сопровождения, и Веславу подали лошадь.
– Царь? – опешил один из дружинников Веслава, но Веслав жестом остановил сварогина и молча оседлал коня.
– Следуйте за нами, – пробасил Мормагон и направил лошадь в Солнцеград. – Царь ожидает вас в престольной.
Пепельные заснеженные улицы были безмолвны – только отряды витязей несли бессменный караул. Воины смотрели на вернувшегося Веслава – сквозь пелену непогоды царь не видел их глаз, но чувствовал их полный осуждения взгляд – даже то, что он так много сил и казённых средств тратил на армию, забылось в свете последних событий. И думал Веслав, что на месте подданных он бы тоже осуждал такого царя.
* * *Сизый свет зимнего дня, лившийся сквозь мозаичные окна, холодил престольный зал: разливался по распалубкам свода, украшенным рунами Сварога, по распустившемуся на потолке Краколисту; тускло освещал капии Богов, что располагались за царским местом, и сливался с лазурным огнём-Сварожичем, зажжённом в огнивицах подле капиев.
На троне восседал Кудеяр. В алом плаще, подбитом горностаевым мехом, и в короне, что, как отметил Веслав, была Кудеяру к лицу. Веслав горько усмехнулся своим мыслям и, расправив плечи, подошёл к царскому престолу.
Кудеяр успел вернуть прежние традиции – трон был один, и царицы Любавы на приёме не было. Подле Кудеяра и окружающих его царских витязей находились Великий Волхв Далемир, военный советник Здебор, царский веденей Станимир, военачальник флота Инагост, веденей Яромир и даже Гоенег с Белозёром, которые с сочувствием, граничащим с ужасом, смотрели на Веслава. Веслав видел, как старенький Белозёр вытер слезу, но даже он не смел перечить Кудеяру и подойти к Веславу. Во взгляде Гоенега, отца Василисы, Веслав заметил холодную злость.
– Быстро же ты, однако, занял трон, – вместо приветствия усмехнулся Веслав, переведя взор на Кудеяра. – Такой честной службой и преданностью ты отплатил мне за то, что я помиловал тебя после Десятины Полоза?
Взгляд Кудеяра оставался ледяным.
– Я тебе оставался верным, – бесстрастно отвечал Кудеяр. – Предал себя ты сам. Как и предал весь род человеческий, объявив Ния союзником и покинув столицу во время войны! – Кудеяр сжал от гнева кулаки. – Я не буду служить предателю. Даже если это будет стоить мне головы.
– Запад освобождён. – Веслав шагнул ближе к трону, но витязи Кудеяра угрожающе положили на мечи руки, и бывший царь, усмехнувшись, остановился.
– Но какой ценой? – нахмурился Кудеяр. – Почти весь флот Сваргореи, оставшийся после отбытия основных сил на Юг, затонул! Отправлять столько сил на Запад было неразумно, Веслав, – слова царя звучали в гробовой тишине. – Флот погубил Ний – морской князь, что служит Полозу, как бы ты ни полагал иное. И после того, как этот Ний разрушил Запад и потопил флот, ты объявил его… – Кудеяр продышался, но сдержать себя не смог и гневно прорычал: – Союзником! Ты решил, что слуга Полоза наш союзник! – гневался царь. – Ты отправился к нему, оставив и престол, и жену в такое время!
– Хватит! – крикнул в ответ Веслав. Кудеяр умолк, но продолжал гневно взирать на Веслава. Во взгляде царя была сила, и видел Веслав, что придворные искренне поддерживали Кудеяра. Наверное, они все полагали, будто Веслав лишился рассудка, отправившись к врагу. – Ний покинул воды Запада. Острова освобождены.
– Я уже слышал это, Веслав, – разочарованно проговорил Кудеяр. – Ты ждал почести герою? – царь покачал головой. – На Юге идёт война – со дня на день грянет битва. Наши армии возглавляет Возгарь. Казна почти пуста, голод стоит у ворот, а ты сгинул без вести, отправившись к врагу, которого объявил союзником.
– Не так долго меня не было, а ты уже занял трон, – горько ответил Веслав.
– Будь по-твоему, – пожал плечами Кудеяр и, спустившись с престола, указал на трон Веславу: – Царское место – твоё. А меня можешь казнить как предателя, – усмехнулся. – Я даже Возгаря не оповестил о том, что правлю нынче, дабы не подрывать его боевой дух. Ему сообщит об этом Ворон. Отправлю военачальнику бересту, что ты вернулся.
– Пусть решит народ, кому из нас царствовать, – гневно сказал Веслав, и Кудеяр рассмеялся.
– Я полагал, ты не желаешь публичного позора, – ответил он. – Я же уступаю трон добровольно, разрешаю себя казнить, а ты даже этого не хочешь? – развёл руками Кудеяр. – Что же ты за царь тогда…
Веслав с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на Кудеяра с мечом. Но в словах его бывшего наместника было слишком много правды, что не давала Веславу сдвинуться с места: он знал, что люди не выберут его. Знал, что совет веденеев, как и волхвы, был рад воцарению Кудеяра. Даже дружина, которую он так хорошо содержал, повиновалась новому царю, будто Слову Кощея. Веслав знал, что всё будет напрасно. Он проиграл в этой битве Драгославу, который чужими руками отобрал у него всё. Даже любимую, воспоминания о которой сводили с ума… Что же с ней стало?
– Василису так и не нашли? – спросил Веслав, обведя присутствующих взглядом.
– Я думал, наш разговор ты начнёшь с вопроса о жене, – ответил Кудеяр, и Веслав, не выдержав, выхватил из ножен меч. Стража Кудеяра и витязи Веслава тут же метнулись к Веславу, но царь остановил сварогинов движением руки и, обнажив меч, отбил им выпад Веслава.
– Если хочешь решить вопрос, как в былые времена, давай, – уверенно ответил Кудеяр и, отразив очередную атаку разъярённого Веслава, скинул с плеч царский плащ. – Самый древний и надёжный способ. – Царь сам атаковал Веслава.
Веслав отчаянно сражался, будто на войне, но Кудеяр был ловким и умелым воином и, несмотря на года, уверенно теснил Веслава. Но бывший царь не сдавался: злость и отчаяние, захватившие сердце, не позволяли остановить поединок. Веслав бился за Василису – за то, что оставил её. За то, что не смог уберечь. За свою любовь, которую потерял, как ему казалось, навсегда. Бился за трон, которого лишился, поддавшись страху. За названого отца, за его печальные глаза, полные и радости, и разочарования. Бился за погибшую много лет назад семью – за отца, мать и сестру, что помогала ему даже после смерти. Бился за то, что не оправдал их надежд. Бился со злостью на себя, за своё малодушие, за страх, что мешали следовать пути. И только когда лезвие меча вспороло атлас платья Кудеяра, Веслав остановился, поражённый содеянным, – друга убить он был не готов. Но этого мгновения Кудеяру было достаточно, чтобы выбить из рук Веслава меч и повалить бывшего царя на пол.
– Ты не готов сражаться за трон, – тяжело дыша, говорил Кудеяр. – Ты не готов убить меня, чтобы забрать то, что принадлежит тебе по праву. Ты полон страха, – Кудеяр приставил к горлу Веслава меч, – но я тоже не могу убить тебя, – через некоторое время признался он. – Я обязан тебе жизнью – ты не казнил меня, как слугу Драгослава. Теперь, полагаю, мы квиты. – Кудеяр убрал меч в ножны и отошёл от Веслава.
Воины из свиты Кудеяра тут же подняли его плащ и подошли к нему, помогая одеться.
– Трон твой, – громко проговорил Веслав, поднявшись, и Кудеяр обернулся. Царские дружинники закрепили на плечах Кудеяра плащ и отошли. – И не потому, что я проиграл. Я покидаю столицу.
– Снова? – не удержался Белозёр и шагнул к Веславу. – Но ты же только вернулся…
– И куда ты на этот раз собираешься? – нахмурился Кудеяр. – Ты знаешь ещё одного союзника?
– Я отправлюсь искать Василису, – уверенно ответил Веслав, поднял меч и убрал его в ножны.
– Моя дочь ушла в капище к Богам и не вернулась, – печально сказал Гоенег, холодно смотря на Веслава. – Там озеро… Оно ещё не было сковано льдом… – Гоенег смахнул навернувшиеся слёзы.
Слова Гоенега обдали ледяным ужасом… Они все решили, что Василиса добровольно наложила на себя руки… Нет. Этого не может быть.
– Вы полагаете, что она умерла?! – гневно спросил Веслав.
Гоенег отвернулся.
– Сын… – едва слышно прошептал Белозёр.
– Василиса жива, и я знаю, где она! – прокричал Веслав, с трудом справляясь с волной накатившего ужаса. Гоенег посмотрел на Веслава тёмным взором и покинул престольный зал, поклонившись Кудеяру.
– Я знаю, где она, – повторил Веслав и, переведя взор на Кудеяра, уже спокойнее сказал: – Я заберу только коч «Ледогор» и тех витязей, с которыми плавал к Нию. – Веслав кивнул на свою свиту, стоявшую поодаль. – Правь, Кудеяр, Сваргореей и дальше, ведь ты всегда об этом мечтал, а я никогда не хотел царствовать.
– И куда ты направишься? – хмуро спросил Кудеяр.
– Тебя это не касается, – ответил Веслав и, помолчав, сказал: – У меня к тебе есть разговор. – Веслав выдержал паузу, внимательно смотря Кудеяру в глаза. – Только к тебе.
Кудеяр кивнул и велел всем покинуть тронный зал. Веслав обратил внимание, что никто, даже Великий Волхв не проронил и слова. Все покорно принимали волю Кудеяра, не смели перебивать его или перечить ему – Кудеяр, несмотря на то что происходил из простого рода, был истинным царём, а не молодцем в короне.
– Ну, что же ты желаешь мне поведать? – спросил Веслава Кудеяр, когда они остались одни.
– Ты теперь царь, и оно – твоё. – Веслав вынул из кармана перстень, данный ему Нием, и передал его Кудеяру. Царь с удивлением принял кольцо. – Когда орда подойдёт к столице, прочти написанное на внутренней стороне перстня, и тебе явится помощь.
– Только не говори мне, что у тебя хватило ума заключить с Нием союз, – скривился Кудеяр, глядя на кольцо.
– Да, – кивнул Веслав, и Кудеяр полным ледяного гнева взором посмотрел на него. – Но ту клятву давал царь, а не рыбак из глухой деревни, коим я вновь стал. Дать клятву Нию было единственной возможностью освободить Запад, – продолжал Веслав, и Кудеяр устало вздохнул. – Теперь корона – твоя. И клятва – тоже.