Кто ты, Иуда?

Март, 1987

Михаил Федорович открыл глаза и растерянно оглянулся по сторонам. Через секунду он вспомнил, как оказался в этом тесном пыльном кабинете с допотопным сейфом и шаткой мебелью, вздохнул, неспешно поболтал в стакане остатки некрепкого чая, допил их, встал и подошел к окну.

Наступила весна, растаяли сугробы, зазвенела капель, и первые подснежники уже подняли нежные бутончики навстречу солнышку. Птицы, до сих пор молчавшие, внезапно застрекотали с утроенной энергией на разные голоса. Кое-где проклюнулась зеленая травка, и на нее яростно накинулась группа бойких курочек. Словом, денек был чудесный, но только не для Михаила Федоровича.

Он чувствовал себя, как Наполеон под Москвой: вроде имел готовый, отработанный до мелочей план, неукоснительно ему следовал, ни в чем не ошибся, но все пошло наперекосяк. Еще осенью в одном из колхозов произошел неприятный инцидент: председатель решил поизображать из себя правдоруба, влез в чужие дела, и его следовало хорошенько проучить. Местной прокуратуре дали вполне четкое задание: проверить, сколько народного добра украл новоявленный Че Гевара, да и засадить его лет на пятнадцать. Однако время шло, а досужий хозяйственник так и оставался на своем месте, никто и не думал предъявлять ему какие-либо подозрения.

В конце концов, Михаилу Федоровичу Бойченко – оперсотруднику территориального отделения КГБ – поручили заняться председателем вплотную. На первый взгляд, задача казалась простой, как медный пятак: в 1987 году, конечно, уже нельзя было схватить человека под белы рученьки и погрузить в черный воронок, но мелкие начальники не брезговали воровством и сами подводили себя под статью. Их ненавидели подчиненные, односельчане, партийная ячейка и администрация сельсовета. Среди этой публики обычно легко находился тот, кто с удовольствием напишет анонимный донос и, таким образом, запустит следственный процесс. Бойченко даже обиделся, что его, опытного чекиста, направили в райцентр для решения проблемы, не стоящей выеденного яйца.

Михаил Федорович встретился с прокурором Токиным, прочитал ему нотацию, изложил алгоритм действий и со спокойной душой уехал на рыбалку. Но через два дня его ожидал первый неприятный сюрприз: молодой и амбициозный Токин, с большим трудом получивший престижную должность, вдруг подал в отставку, приложив к заявлению справки о немыслимых смертельных болезнях, внезапно его одолевших. На все вопросы служитель Фемиды отвечал: «Мне очень плохо. Я не могу продолжать работу». Плюнув на неразумного прокурора, Михаил Федорович стал аккуратно прощупывать первого секретаря райкома партии, но тот заявил:

– Рад бы помочь, да здоровье подводит. Вот, вчера пришли анализы, у меня опухоль. Так что, я намерен сложить с себя полномочия.

– Вы что, издеваетесь, товарищ Пилипчук? – вскипел Бойченко и перешел на «ты». – Имей в виду, я не позволю тебе уйти, пока мы не засадим этого выскочку, оседлавшего не свои сани. Ясно?

Секретарь вежливо, но достоинством ответил:

– Более чем. Однако я топить председателя не стану. Ищите другую кандидатуру на роль предателя.

– Но в прошлом году ты без проблем свидетельствовал в суде против собственного начальника! – вышел из себя Михаил Федорович. – С каких пор в тебе проснулась совесть?!

– Так тот был негодяем и лицемером, – спокойно пояснил Пилипчук. – Мне его не жаль.

– А этот? Он что, безгрешный? Ты готов рискнуть ради него карьерой, репутацией и даже жизнью?

Секретарь вздрогнул, услышав конец фразы, но сказал:

– Делайте, что хотите, а я в таком участвовать не намерен.

Оперсотрудник КГБ покинул партийную контору в крайнем замешательстве. Подобное поведение он видел лишь в кино и тихо посмеивался над наивностью режиссера. Не существует в реальном мире людей, способных пожертвовать своими интересами во благо ближнему. Каждый стремится в первую очередь спасти собственную шкуру – таков закон природы. И вот, пожалуйста, два человека, в свое время беззастенчиво распихавшие локтями конкурентов и занявшие неплохие места под солнцем, внезапно ведут себя, словно пионеры-герои. Что с ними сделал этот председатель? Ну не святой же он, в самом деле!

Бойченко стал копать глубже и выяснил, что «подопечный», как он окрестил свою жертву, действительно не святой. Он обладает холерическим темпераментом, может запросто наорать на кого угодно, постоянно меняет женщин, хотя женат, а потом с легкостью их бросает. Но его все равно обожают, и тому есть причины. Председатель справедлив, честен до одури и милосерден до глупости. Для него выстроили добротный дом, сообразно статусу, но он подарил его трактористу, ютившемуся с четырьмя детьми в бараке. Сам же остался в небольшом коттедже, поделенном между двумя хозяевами.

И таких историй набралось с десяток: приютил сирот и оформил над ними временную опеку, чтобы те не попали в детдом, помог матери-одиночке, достал для больной доярки импортные лекарства. К кому бы ни подошел Михаил Федорович с деликатным разговором, он от всех слышал дифирамбы в адрес председателя и решительный отказ от сотрудничества. Покинутые любовницы, как ни странно, тоже не держали зла: в один голос твердили, что им повезло встретить на жизненном пути необыкновенного мужчину.

Бойченко совсем отчаялся, заперся в кабинете, уселся за стол и принялся думать, что делать дальше, но задремал. Теперь он прохаживался по комнате и комкал бумаги, чтобы восстановить душевное равновесие. Вдруг тишину нарушил телефонный звонок. Пожилая секретарша сухо сообщила:

– К вам посетитель. Представляться отказывается.

– Пропустите, – распорядился Михаил Федорович.

В комнату вошел человек, затравленно озиравшийся по сторонам, и медленно размотал шарф, скрывавший лицо. Узнав его, сотрудник КГБ отчаянно замахал руками:

– Если вы пришли, чтобы вновь рассказать мне, какой замечательный ваш председатель, то увольте – еще немного, и я поверю, что его следует немедленно отправить в Ватикан на замену Папе Римскому.

– Вам требуется доносчик, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал визитер.

– Ну? – осторожно поощрил собеседника Михаил Федорович.

– Я могу им стать.

– Вы?!

– Я. Напишу все, что нужно.

– Но…

– Да уж, к нему не подкопаться, – усмехнулся посетитель. – Но нам могут помочь приписки. Сами знаете, колхозам дают нереальный план, выполнить его невозможно, счетовод попросту прибавляет к отчетам несуществующие цифры.

– Так-так, – оживился Бойченко и, сложив пальцы обеих рук домиком, расслабленно откинулся на спинку кресла.

– Только пообещайте, что никто не узнает ни моего имени, ни фамилии, – прошептал гость и нервно дернул уголками губ.

– Конечно-конечно, – закивал Михаил Федорович. – Введем вас в дело под псевдонимом.

– Отлично. Давайте ручку и бумагу.

Бойченко протянул требуемое и с любопытством посмотрел на визитера. Меньше всего на свете он ожидал, что именно этот человек станет ему помогать. Он не сдержался и спросил:

– Чем же вам так насолил председатель?

Посетитель уставился на кэгэбшника холодными, пустыми глазами и ответил:

– А ничем. Поэтому я и не хочу раскрывать свою личность. Вот, держите, готово. Ну, я ухожу.

– Ступайте, – милостиво разрешил Бойченко, пробежался глазами по тексту, одобрительно прищелкнул языком, убрал бумагу в сейф, и почти беззвучно пробормотал. – Назовем тебя Иудой – самое подходящее прозвище для вашей братии.

Февраль, 2022

День не задался с самого утра. Сначала я, доверившись обманчиво-ласковому февральскому солнышку, отправилась в университет в легком пальто и едва не замерзла насмерть, потому что погода резко изменила настроение и завалила город снегом. Потом какой-то подпивший дядечка толкнул меня прямо под колеса маршрутки: я ловко увернулась, но сломала каблук на новеньком сапожке. И, наконец, возвращаясь домой, увидела огромную лужу, стремительно разливающуюся вдоль дороги, вырытую траншею и матерящихся рабочих в спецовках.

– Что случилось? – спросила соседка, окинув взглядом пейзаж.

– Трубу прорвало, чтоб ее… – сплюнул толстый мужик в синем комбинезоне и грязной зеленой куртке, кое-как застегнутой на одну уцелевшую пуговицу. – Так что, девушка, воды не будет до завтрашнего вечера.

– Как?! – ахнули мы хором.

– А вот так, – развел руками мастер. – Постараемся управиться пораньше, но все равно, сегодня уже не ждите – у нас смена заканчивается. Устраним аварию и уедем.

В самом мрачном расположении духа я вошла в дом, сняла покалеченную обувь и заметила на полке записку от младшей сестры: «Уехала на соревнования в Ростгром. Вернусь в субботу – сразу отправлюсь к родителям. Встретимся там. Целую». Я повертела в руках бумажку, потом достала из кармана телефон и обнаружила три пропущенных звонка и два сообщения. Так и есть: Мира пыталась дозвониться, но я не слышала.

Мирослава – профессиональный боксер. Она учится в Школе олимпийского резерва и часто разъезжает по разным городам: ее приглашают на всякие сборы, слеты, тренировки и бои. У Миры хорошие шансы завоевать очередной титул, полагаю, именно за ним ее на этот раз и отправили. Вообще-то, я должна сидеть в зале и болеть за сестру, но мои нервы не выдерживают подобного зрелища. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что спортсменки, полчаса назад яростно колотившие друг друга, после драки усаживаются пить чай с тортиком и дружно хохочут над какой-нибудь шуткой. В моих глазах любая девчонка, ударившая Миру, превращается во врага, и я не в состоянии поддерживать с ней нормальные отношения.

Я учусь на художника, и в нашей среде все наоборот. Коллеги по цеху улыбаются, любезничают, обнимаются при встрече, но всегда готовы сделать гадость исподтишка. На любой персональной выставке вы увидите небольшую группку людей, прохаживающихся вдоль полотен с презрительно поджатыми губами и роняющих реплики, вроде: «Краски бледноваты» или «Боже, он пытался закосить под Шагала, но таланта не хватило, как это грустно». Уж не знаю, что лучше: честно и беззлобно бить друг другу морды или носить вечный камень за пазухой?

От философских вопросов меня отвлекла мысль о том, что завтра придется идти в универ, не приняв душ, не почистив зубы и не вымыв голову. Нужно было срочно что-то придумать. Мои родители живут в селе, на дорогу туда я потрачу не менее часа, а назад смогу вернуться только завтра и обязательно опоздаю на пары. Соседи тоже сидят без воды, единственная подруга переехала в другой город… Внезапно я вспомнила о следователе, с которым познакомилась осенью прошлого года. Он даже предлагал мне встречаться, а я отказалась. Игорь чрезвычайно хорош собой, но жуткий бабник, он не способен на серьезные чувства, увлекается всеми особами женского пола, независимо от внешности, возраста и душевных качеств. Зато у него есть собственная квартира с ванной.

Я немедленно позвонила ему и услышала бодрое:

– Алло! Думал, ты меня забыла. Что случилось? Тебя снова пытались убить?

– К счастью, нет. На нашей улице прорвало трубу, починка займет много времени. Ты не будешь против, если я приеду к тебе рано утром и искупаюсь?

– Это можно расценивать, как намек? – помолчав, спросил Игорь.

– Что? – не поняла я, но через секунду сообразила, о чем речь. – Нет! Мне нужна только твоя ванная. Более ничего.

– Ясно, – не обиделся Изранов. – Во сколько тебя ждать?

– В шесть. Конечно, слишком рано, но мне необходимо успеть в универ.

– Да нормально, я планировал встать примерно в это время.

– Значит, договорились, – повеселела я. – Спасибо!

– Не за что. До встречи.

Суматошный день завершился вполне удачно. На кухне я нашла бутылку питьевой воды, смогла заварить себе чаю, потом порисовала, доделала курсовую работу по фотографике, собрала пакет с чистыми вещами, косметикой, полотенцами и легла спать.

Ровно в шесть я ворвалась в холостяцкую квартиру Изранова и застала хозяина в махровом халате, предусмотрительно открывавшем часть красивого торса. Эх, если бы он не увлекался «спортивной охотой» на девушек, я бы обязательно закрутила с ним роман. Но из чистого упрямства не стану этого делать.

– Ванная в твоем распоряжении, – зевнул Игорь. – Могу потереть спинку.

– Спасибо, сама пока способна дотянуться до лопаток, – пропыхтела я, втаскивая баул с одеждой, феном и средствами гигиены.

В отличие от многих одиноких парней, следователь поддерживал в квартире чистоту и порядок. Ванна сверкала белизной, коврик оказался сухим и теплым, нашлись даже одноразовые тапки для гостей. На полочках выстроилась целая армада пузырьков с солью для ванн, лосьонами, гелями, кремами и всякими штучками для бритья. Я слегка потеснила их и водрузила рядом свои баночки, затем закрыла двери на ключ и преспокойно залезла под душ.

По закону подлости, телефон затрезвонил именно в тот момент, когда я намылила голову шампунем и старательно взбила пену. Чертыхаясь, нащупала гаджет и сразу же включила громкую связь:

– Доброе утро! – прогремел голос декана.

– Взаимно, Витольд Борисович, – прошипела я. – Что случилось? Еще семи нет!

– Кретин Юловин провел рождественские каникулы в Индии, нажрался там каких-то маринованных змей и привез нам кишечную инфекцию. Поэтому теперь наш корпус закрывается на карантин. Куратор через две недели напишет вам в чате, когда приходить на занятия. А тебе я звоню лично, потому что жду сверстанный альбом с городскими пейзажами. Будь добра выслать его на мою электронную почту.

– Хорошо, сейчас все сделаю!

– Не забудь!

– Никогда! У меня великолепная память.

Пристроив телефон на стиральную машинку, я вновь вернулась к крану, домыла голову, закуталась в полотенце и поискала глазами розетку для фена. Но ее не оказалось – пришлось топать в коридор. Как раз в этот момент дверной звонок разразился истеричной трелью, и Игорь поспешил в прихожую. Он посмотрел в глазок, слегка изменился в лице и немедленно отпер замок. В ту же секунду шарообразная брюнетка лет пятидесяти влетела в квартиру, звеня многочисленными золотыми браслетами, и с места в карьер начала:

– Игоряша, возьми сумки, выложи продукты на стол! Осторожно, сверху стоят гофры с яйцами! Молоко – в холодильник. Что ты застыл? Давай, живее!

Она проворно стряхнула с себя серое пальто с нелепым геометрическим узором, одернула ядовито-фиолетовую кофточку, туго обтянувшую внушительный бюст и широченные плечи, поставила на полку ботинки на плоской подошве и прикрикнула на маячившего позади высокого мужчину:

– Зая! Не стой столбом! Входи! Куда пошел? Вытри ноги! Шевелись! Замри! Отряхни снег с куртки!

Несчастный дядька честно попытался выполнить все команды разом, но потерпел неудачу и, неловко взмахнув руками, свалил вешалку с верхней одеждой.

– Зая! – вновь взвизгнула неприятная брюнетка. – Смотри, что ты наделал!

И тут ее взгляд уперся в меня. Тетка моргнула раз, другой, а потом изобразила некое подобие улыбки и потребовала:

– Сыночек, знакомь с невестой!

Я слегка растерялась, но через секунду поняла, что стою в коридоре с феном в руках, и кроме полотенца на мне ничего нет. Игорь тоже шастает в халате. Часы показывают без двадцати семь. И о чем можно подумать, увидев такую картину? Естественно, взбалмошная мамаша Изранова приняла меня за его возлюбленную.

– Вы ошибаетесь, – возразила я. – Мы не…

– Это Мария, – перебил меня следователь. – Моя девушка.

От неожиданности я раскрыла рот и промычала:

– Э-э-э…

– Именно такой я тебя и представляла, – заявила тетка. – Худенькой и рыженькой. Только мне почему-то казалось, что твое имя Яна. Мы ведь говорили по телефону, помнишь?

На виске Игоря мелко-мелко забилась голубая жилка. Все ясно: его очередная временная пассия понадеялась, что отношения будут серьезными и, на правах почти родственницы, схватила трубку, когда госпожа Изранова звонила сыну. Они мило пообщались, а затем Яна получила отставку, и мне теперь предстоит отдуваться за нее. Ну уж нет! Попятившись назад, я нащупала ручку двери, ведущей в ванную и, пробормотав: «Мне нужно одеться», скрылась в недрах санузла, не забыв повернуть защелку. Сейчас ретивая тетка уйдет в комнату или на кухню, а я выскочу в прихожую и удеру из квартиры. Волосы я так и не высушила, но ничего: чтобы голова не замерзла, обмотаю ее обычным полиэтиленовым пакетом, а сверху напялю шапку.

– Открой, – прошипел Игорь и поскребся в створку.

Я поспешно натянула джинсы, свитер и впустила его. Следователь схватил меня за руку и с жаром зашептал:

– Не уходи! Понимаешь, моя мама – грузинка, она выросла в консервативной семье и придерживается строгих правил. По ее мнению теперь я обязан на тебе жениться.

– Что-о? – чуть не заорала я. – Совершенно не собираюсь замуж!

– Посиди с нами немного, поболтай, а попозже я скажу, что мы расстались.

– Ни за что! Давай немедленно объясним ей, что вышло недоразумение.

– Не поверит, – с отчаянием в голосе пролепетал Игорь.

– Ну и ладно, – кивнула я. – Тогда пусть думает, что хочет, а мне пора по своим делам.

– Она меня убьет! Мне влетит за то, что я соблазнил девушку, не имея серьезных намерений. В ее глазах это преступление.

– Извини, конечно, – теряя терпение, ответила я. – Но ведь твоя мама не выросла в диком лесу и не телепортировалась к нам из четырнадцатого века. Она благополучно дожила до пятого десятка, неужели до сих пор не знает, что люди иногда спят друг с другом вне брака? Бред!

– Пожалуйста! Хочешь, на колени встану?

Изранов действительно бухнулся на пол и крепко ухватил меня за запястья. Надо же, как мамаша его запугала. Мои родители, слава Богу, никогда себя так не ведут. Они всегда заранее предупреждают о своем появлении и ни разу не поставили ни себя, ни меня в неловкое положение.

– Хорошо, – сдалась я. – Только приложи максимум усилий, чтобы я не задержалась дольше, чем на полчаса. Как зовут твою маму?

– Натела Давидовна, – улыбнулся Игорь. – А папу – Анатолий Романович. Спасибо! Ты спасла мне жизнь!

Он обнял меня и поцеловал в шею. Я смутилась и проворчала, отстраняясь:

– Ладно, ладно, пошли на кухню. Чем быстрее начнем разговор, тем быстрее закончим.