Неродственные связи

Глава 3 Алиса

Неуравновешенная идиотка, вот кто я такая.

Соберись, Алиса, просто соберись!

Мой телефон снова тихо вибрирует, а на экране сообщение, – которое уже по счёту? – от неугомонной Кати:

“Я всё равно верю в лучшее, потому Машку вы найдёте. Но меня волнует ещё вот что: какой он? Есть на что посмотреть?”

Катя никак не может найти себе занятие интереснее, чем доставать сообщениями о Сергее. Мается от переживаний, и от этого всякие глупости ей в голову лезут, а потом она этими глупостями кормит меня досыта.

«Посмотри лучше телевизор, книжку почитай. Поспи, ночь на дворе! Сама же говоришь, что всё будет хорошо», – предлагаю варианты досуга, но от Кати так просто не избавиться.

«Что, совсем неказистый, да?»

Мне кажется, я буквально слышу нотки разочарования в бездушных буквах на экране телефона.

Катя давно и прочно замужем, у неё трое прекрасных детей, но она страсть как любит романы, романтические комедии и лёгкие драмы из жизни миллионеров. И чтобы обязательно в конце у безногих отрастали конечности, бедняки становились владельцами миллионов, сироты находили родителей, а у главных героев непременно приключилась в последней главе свадьба и много-много детей.

«Катя, он отец Костика! Зачем мне его рассматривать? Мужик как мужик, обычный».

Катя на время замолкает – наверное, обдумывает ответ, – а я закрываю глаза. Устала смертельно, от волнений за дочь в том числе.

Вот найдём детей, возьму отпуск и куда-нибудь поеду. Хотя бы на пару дней, чтобы никаких телефонных звонков, нервов. Пожалуй, я была бы рада даже какой-нибудь затерявшейся посреди леса деревянной развалюхе, лишь бы подальше от цивилизации, людей и проблем.

“Ты же говорила, что он в разводе. Присмотрись, а? Вдруг мужик хороший, а ты мимо пройдёшь”, – снова пиликает телефон и я, тихо зарычав, удаляю сообщение. Хватит с меня. Кто-то не умеет держать язык за зубами – вернее, пальцы под контролем, – а мне мучайся.

Снова закрываю глаза, и в салоне воцаряется тишина, лишь в недрах автомобиля тихо урчит мотор. Обещаю себе, что не стану больше говорить глупости и срываться – Сергей же не виноват, что у меня всё наслоилось, закипело внутри и прорвало, зацепив ни в чём не повинного мужчину ошмётками моего самоконтроля, как солдата шрапнелью. Он ведь любит своего сына. Настолько, что сорвался за ним в ночь и даже меня согласился терпеть. Потому он точно не заслужил моих вспышек и перепадов настроения.

Но нервы ни к чёрту, и такая я даже самой себе неприятна. Бедный Сергей.

– Придётся в объезд, – говорит тихо, будто бы самому себе объявляет, а я по вибрациям голоса пытаюсь понять, не злится ли он на мои выходки.

Вроде бы, нет. И славно.

– В объезд так в объезд, – покоряюсь судьбе и даю себе клятву, что больше не буду срываться.

– Лучше держитесь крепче, дальше дорога будет только хуже. Вы мать, я понимаю. Но споры до добра не доведут.

– Нет-нет, я правда, умею держать себя в руках. Нашло просто что-то.

Сергей бросает на меня мимолётный недоверчивый взгляд через плечо, но кроме этого никак не реагирует.

Всё-таки выполняю его просьбу: цепляюсь обеими руками за поручень, держусь крепко. И не зря: машину лихо заносит на снежном повороте, и нас едва не выбрасывает в придорожный сугроб. Сергей чудом успевает притормозить, тихо, но весьма витиевато проклиная погоду, природу и зиму.

Не знаю, что делать сначала: хвататься за ушибленную голову или ловить падающую на пол сумку.

Мой голос хриплый и будто бы не мой вовсе, адреналин бьёт в виски, клокочет где-то у горла, и я ошалело озираюсь по сторонам, но, вроде бы, с машиной и с нами всё хорошо.

– Сильно ушиблись? – Сергей кажется не на шутку встревоженным, когда поворачивается ко мне и ощупывает моё лицо встревоженным взглядом. – Не хватало ещё угробить будущую тёщу своего сына.

– Тёща… такое странное слово, – нервно смеюсь, а лицо Сергея расслабляется.

– Свёкор не лучше, – парирует, а на меня накатывает облегчение.

И верится, что всё обязательно будет хорошо.

– Сергей… а хотите кофе?

– Кофе? – удивляется Сергей и устало проводит рукой по лицу.

У него красивые руки с проступающими под кожей венами, длинными холёными пальцами, ухоженными ногтями и широкими очень мужскими ладонями. Искусство в чистом виде. Я никогда не брала в руки уголь или кисти – все мои художественные способности ограничиваются кривым солнышком и палка-палка-огуречик под ним, но такую фактуру хочется запечатлеть в веках.

Боже мой, что за чушь в голову лезет?

– Так хотите или нет? – Торопливо тянусь за сумкой, быстро расстёгиваю молнию и, откинув в сторону матерчатую плашку, извлекаю на волю ещё тёплый термос. – По-моему, нам не помешает.

– Нам бы не помешал сейчас коньяк, – уверенно заявляет Сергей, следя за моими движениями внимательно, будто бы боится, что могу в любой момент подмешать в его напиток стрихнин. – Но кофе тоже отлично.

Достаю из сумки ярко-красные пластиковые стаканчики, которых зачем-то схватила с собой в дорогу не меньше десятка, наполняю один горячим и крепким кофе и протягиваю Сергею.

– Вот, держите. Не знаю, как вы, а я без кофе жить не могу.

Это правда. Могу сутками ничего не есть и даже не пойму этого, но заберите у меня кофе и я превращусь в сонное чудовище.

– У меня ещё бутерброды с индейкой есть. Будете?

Сергей медленно качает головой, слегка щурит тёмные глаза, рассматривает меня уж слишком пристально, а мне хочется понять, чего в его взгляде больше: любопытства или удивления. Или интереса?

– Кстати, мы, кажется, заглохли, – вскользь сообщает Сергей, а я от неожиданности чуть не роняю открытый термос, проливаю немного кофе себе на руку и машинально слизываю терпкие капли. – Вот приключение, да?

– Вы не шутите? – Мне действительно хочется верить, что это такой специфический юмор, щекочущий нервы собеседнику, но, кажется, Сергей предельно серьёзен, хоть и улыбается. – Надо же делать что-то! Нельзя же просто так сидеть. Нужно позвонить кому-то, чтобы вызволили нас отсюда, пешком пойти, в конце концов. Не будем же мы сидеть тут до утра.

Я действительно готова идти пешком, лишь бы не бездействовать. Невыносимо же сидеть и совершенно ничего не делать, если с нашими детьми неизвестно, что происходит.

– Обязательно сделаем, – кивает Сергей со знанием дела и с явным удовольствием глотает кофе, – но пока просто посидим, как нормальные люди. Вы и себе налейте, пожалуйста, мне неловко одному. Сами же говорили, что жить без него не можете. Пейте.

Он не приказывает, больше советует, и я, будто бы на автомате, наполняю второй стаканчик для себя и прячу термос на дно сумки. Делаю пару больших глотков, не обращая внимания, что горячий напиток обжигает язык. Даже горечь не замечаю.

– Да уж, про коньяк было в точку, – говорю, грея руки о тёплый стаканчик, медитирую. – Нам бы сейчас очень пригодился.

Сергей смеётся, но я в этом звуке ничего, кроме усталости не слышу. Похоже, не одна я перенервничала этой ночью, и это осознание сближает нас ещё сильнее. И от этого остатки негатива улетучиваются, и нервозность, снова расшалившаяся, оседает морской пеной, растворяется.

Делать нечего, сидим. Даже Катя, кажется, уже отчаялась выведать у меня подробности, телефон молчит, но тишина не угнетает. Наоборот, словно убаюкивает.

– Как думаете, почему у них телефоны не отвечают? – спрашиваю, хотя ведь сама себе обещала быть спокойной. Но с кем как не с Сергеем мне об этом разговаривать? – Если со связью всё в порядке, то что могло приключиться? Может быть, на даче свет выключили и их телефоны разрядились?

– Может быть, разрядились. Но, скорее всего, просто решили отключить, чтобы их никто не доставал.

– Я думала уж об этом, но Маша никогда так не поступала. И Костик… он такой хороший парень, правда, ответственный. Я его как сына люблю, честное слово.

Сергей слегка наклоняет вбок голову, и мне почему-то неловко от этого взгляда становится. Будто бы сканирует меня, пытается в голову мою влезть, не вскрывая черепной коробки.

– Как сына, – вторит эхом, а в голосе странные эмоции прячутся. Он маскирует их за лёгким покашливанием, а я вдруг отворачиваюсь к окну, не зная, куда себя деть.

Глядя в окно на белеющие вокруг просторы, ловлю себя на мысли, что на такого мужчину хочется положиться. Впрочем, пусть кто-нибудь другой ложится на него, у меня своих проблем достаточно. Да и как я слышала от Маши, Сергей предпочитает женщин моложе себя лет на десять-пятнадцать. Я не очень вдавалась в подробности, но дочь со мной с самого детства абсолютно всем делится, потому так выходит, что знаю намного больше, чем самой бы хотелось.

– Спасибо, – нарочито бодро говорит Сергей и сминает в руке опустевший стаканчик. – Прямо то, что нужно.

Он улыбается, и мне мерещится хитринка в его взгляде. А ещё он натурально подмигивает, и от этого мальчишеской гримасы хочется улыбаться. И я не отказываю себе в удовольствии, хотя в нашей ситуации весёлого мало.

Сергей вообще очень симпатичный: аккуратно подстриженные тёмно-рыжие волосы, модная щетина, острые скулы, высокий чистый лоб, чётко очерченный профиль. Он не красавец и совершенно не в моём вкусе, но что-то в нём определённо есть.

Но нет, это точно не те мысли, которые должны меня сейчас обуревать! Потому что симпатичный отец Костика – точно не тот мужчина, о котором мне стоит размышлять в любом контексте, кроме вынужденного родства.

Пока я думаю о всякой ерунде, Сергей поворачивается ко мне спиной, нажимает какие-то кнопки на приборной панели, проворачивает ключ зажигания, и мотор, пару раз хрипнув, заводится.

– Я же говорил, просто посидим, и всё будет нормально, – говорит и смотрит на меня зеркало, и в глазах хитрые чёртики пляшут.

– Мы же не глохли, да? – озвучиваю внезапно родившуюся мысль, а Сергей пожимает плечами.

– Может быть, глохли, а может быть, и нет.

Он смеётся, а мне хочется стукнуть его. Но, если хорошенько подумать, нам действительно был необходим этот маленький перерыв, передышка в этой гонке по снежному бездорожью.

– Всё равно мы почти уже приехали. – Сергей не рискует прибавлять скорости, но кажется заметно расслабившимся, более спокойным.

Спокойна и я. Потому, когда Сергей, слегка поплутав по снежным улочкам, останавливается у низких кованых воротец, за которым виднеется небольшой, но очень аккуратный домик, мне уже не хочется никого убить. Мне просто нужно удостовериться, что с ребятами всё хорошо.

– Неужели добрались? До последнего не верилось, – смеюсь и толкаю дверцу автомобиля.

Ноги несут меня вперёд, но я жду, когда Сергей последует за мной. Не хочу идти без него, потому что он имеет точно такое же право тут находиться. А ещё рядом с ним спокойнее.

Ворота оказываются запертыми, а в доме горит яркий свет. Я не собираюсь вламываться внутрь, но от нетерпения слегка потряхивает. Ощущение электрического тока на кончиках пальцев будоражит, заставляет сжимать и разжимать руки в бессильной попытке унять дрожь.

Сергей останавливается за моей спиной и, протянув руку, нажимает кнопку звонка. Мы молчим – в словах уже нет необходимости, разве что только хуже сделаем. Не дай бог, кто-то из нас не выдержит и снова сорвётся, лишнее это.

Где-то вдалеке слышится слабая трель звонка, я притопываю на месте, Сергей стоит сзади, а в горящем окне виднеется тень. Сергей ещё раз нажимает на кнопку, а у меня такое чувство, что мы либо не туда попали, либо нам так и не откроют.

И снова трель, но на этот раз к её звуку добавляется хлопок двери и Костик бодрым голосом вежливо интересуется, какого идиота в такую погоду из дома выгнали.

– Отца твоего, – рявкает Сергей, а я чуть не глохну от его окрика.

Глава 4 Сергей

Дети цветы жизни, ведь так? Её украшение, услада и самое большое счастье, да. И кто бы с этим спорил, так не я, но иногда, как бы они не радовали, хочется схватить этот гладиолус за шкирку и хорошенько тряхнуть, чтобы вся пыльца из ушей высыпалась.

Временами отцовство – чертовски сложный ребус, минное поле. Потому что быть родителем – это существование без права на ошибку и бесконечные военные действия с самим собой в первую очередь. И это… утомляет.

“Только не убейте его, пожалуйста”, – зудит в голове просьба Алисы, и это снижает градус моего напряжения. У этой женщины, как ни у какой другой за много-много лет, получилось вывести меня на эмоции, растормошить, дать почувствовать хоть что-то, кроме извечной усталости.

– Значит, романтический ужин при свечах. – Обвожу рукой просторную комнату, в самом центре которой стоит стол. Накрытый белоснежной скатертью, он ещё хранит следы интимного пиршества: в высокой вазе торчит пёстрый букет, а на дне двух бокалов плещутся остатки вина. – То есть никакой вечеринки, да? Никаких однокурсников, празднования удачного завершения сессии и всего в этом духе?

Мне и так всё понятно, но я хочу услышать от сына его версию событий. Костик же стоит напротив, сложив руки на груди, смотрит на меня исподлобья, с вызовом. Всем своим видом пытается показать, что уже взрослый, самостоятельный и опытный мужик в самом расцвете лет. И это забавно, потому что в моих глазах он всё тот же нескладный длинноногий пацан с вихрастым чубом и разбитыми до крови коленками.

– Ну, я не слышу. Константин Сергеевич, не испытывайте моё терпение, оно и так на исходе.

Опираюсь костяшками пальцев на краешек стола, крахмальная скатерть хрустит в ответ на прикосновения, а аромат цветов щекочет ноздри. Окидываю взглядом остатки еды, замечаю мясную нарезку и, не раздумывая, кладу кусочек балыка в рот. Солоно и пряно, и желудок сводит голодным спазмом.

– Пап, ну… ты же сам всё понимаешь. – Костик вздыхает и растирает ладонями шею, давит и массирует до красных пятен и это лучшее свидетельство его растерянности. – Я люблю Машу, у нас же всё серьёзно. Я хотел сделать для неё сюрприз.

– Дядя Коля в курсе был, когда тебе ключи давал?

Дядя Коля или в быту Николаша – мой старший брат и по совместительству владелец этой дачи. И он был первым, кому я позвонил, когда не смог дозвониться до Костика. Он-то мне и сказал, что единственный и горячо любимый племянник спросил у него разрешения на отдых в кругу сокурсников на его благоустроенной территории. Потому я отлично знал, где искать этот дом, ибо найду к нему дорогу с закрытыми глазами.

Это сейчас дом – дача Николаши и всей нашей семьи в том числе, когда-то в нём жила бабушка. Брат долго отстраивал его заново, ремонтировал и наконец-то довёл до ума. А Костик решил довести нас всех до инфаркта.

– Нет, конечно! Это же сюрприз!

Беру ещё один кусочек балыка, кладу в центр тонкого, точно пергаментная бумага, круга брусок твёрдого сыра, сворачиваю рулетиком и, тяжело вздохнув, снова ем. Надо было всё-таки не отказываться от бутербродов с индейкой, да…

– То есть твой сюрприз состоял в том, чтобы довести родителей до белого каления? Обмануть родного дядю? А если бы бабушка решила тебе позвонить, справиться о здоровье любимого внука? Об этом ты подумал, когда это всё устраивал?

Костик вскидывает на меня взгляд, хлопает ресницами – такими же длинными и пушистыми, как у Юльки – и отрицательно качает головой.

– Какой ты всё-таки ещё ребёнок.

– Пап, я правда, не подумал, что ты так рано из командировки вернёшься, – Костик смотрит на меня побитым щенком, и я понимаю: до него наконец-то дошло, чем мог обернуться его сюрприз.

– Как в плохом анекдоте, честное слово, живём. А телефоны, почему не ловят? Тоже сюрприз?

– Я отключил их. Маша даже не знала об этом, клянусь! Я втихаря это сделал, чтобы никто не отвлекал. Просто подумал, что здесь ей очень понравится, тут же красиво. Ну и, в общем, я хотел сделать Маше предложение. Понимаешь меня? Я хочу жениться на Маше.

Приплыли. Беру в руки бутылку вина, наливаю в первый попавшийся бокал и осушаю залпом, и кислота сухого алкоголя уксусом на языке. Жениться, значит? Я многое хочу сейчас сказать. О том, что рано, что нужно сначала встать на ноги, заиметь хоть какие-то мозги в голове, опыт житейский, работу найти, в конце концов. Шлёпнуть печать в паспорт много ума не надо, а жить дальше как? На голой любви далеко не уедешь. И я уже раскрываю рот, но дверь в нашу переговорную комнату распахивается, и порыв воздуха вносит тонкую и звонкую Машу.

Они с матерью совсем разные: Маша очень светловолосая, белокожая, бледная и высокая. В отца, наверное.

Почему-то мысль об её отце странно царапает где-то под ложечкой. Я не знаю, что это за ощущение и откуда оно взялось в этом эмоциональном хаосе, но избавиться от него не получается. Никогда он меня не интересовал, а тут засело и не выкинешь. Ладно, потом с этим разберусь, есть проблемы важнее.

– Сергей Владимирович! Костик ни в чём не виноват!

Когда мы только вошли в дом, я первым делом запихнул в столовую сына, рявкнув, чтобы никто входить не смел без моего ведома и хлопнул дверью. В тот момент мне плевать было на всех, важным было лишь понять, что вообще происходит, не испугав при этом никого и не вынося сор из избы. Но Маша, похоже, потеряла терпение раньше всех и таки ринулась защищать своего ненаглядного от тирании отца. Смешно, но и… трогательно, что ли? Эта парочка вообще вызывает у меня какое-то умиление – они будто два перепуганных неоперившихся птенца, льнущих друг к другу. Львята, готовые друг за друга грызть глотки. Чудно, право слово.

– Машунь, всё хорошо, правда. – Костик раскрывает объятия, Маша обнимает его за талию, да так и замирает. Гладит его по спине, что-то шепчет, а я ем.

Ем и любуюсь Алисой, стоящей в дверном проёме. Её же внимание всецело занято Машей, и в тёмных глазах читается какая-то тоска. Не знаю, о чём они разговаривали, к чему пришли, ругались ли, но Алиса грустит и это… неприятно. Я мало что понимаю сейчас, но в одном уверен точно: мне не хочется, чтобы она печалилась.

Мне сложно определить эмоции этой женщины – слишком живое у неё лицо, слишком она импульсивна и непредсказуема, да и знакомы всего ничего, но мысль узнать её получше слишком привлекательная, манящая. И мне, чёрт возьми, совсем за это не стыдно. Чьей бы там матерью она не была, она в первую очередь симпатичная женщина с безумно красивым голосом, а статусы и семейные положения пусть остаются в нужных графах скучных анкет.

– Я говорила маме, что ты не виноват, – бубнит Маша и ластится к Костику, ощупывает, будто бы хочет убедиться, не сочится ли кровь из нанесённых мною ран. – Я ведь сама телефон отключила, с тобой наедине хотела побыть. Сергей Владимирович, Костик ни при чём!

Она такая смешная с воинственно вздёрнутым подбородком, румяная, нахохлившаяся. В голубых глазах решимость, а Костик целует её в висок и что-то нашёптывает на ухо. Маша – тихая и скромная девочка, но сейчас она готова даже со мной схлестнуться, чтобы ничего милому и единственному не сделали.

– Нет, Костя, это я выключила телефон! – настаивает и зыркает на Костика пламенным взглядом.

– С ними бесполезно разговаривать, да? – Алиса опирается плечом на дверной проём и впервые смотрит на меня не как на чужого человека.

И мне это нравится, потому что у нас с ней одна проблема на двоих – наши дети. Впрочем, мне отчего-то жутко хочется, чтобы общего у нас стало намного больше.

И это не внуки.

Наши голубки милуются, о чём-то шушукаясь, Алиса стоит растерянная, а я незаметно достаю из кармана телефон, и, держа его под столом подальше от чужих глаз, открываю вкладку с сообщениями. Я не хочу ни о чём думать, мне не нужен глубинный анализ собственных желаний, мне просто хочется узнать эту женщину получше.

Ну и, конечно, обсудить сложившуюся между нашими детьми ситуацию. Предложение, надо же. Собственно, сын, сам того не ведая, сделал мне подарок – повод для разговора. Не Костик, а шкатулка с сюрпризами.

«Прогуляемся?»

Проходит всего мгновение, требуемое на доставку смс, и спустя долю секунды Алиса вздрагивает. Хлопает себя по карманам, достаёт телефон и смотрит на экран удивлённо. А я беру кусок колбасы и, словно меня вообще не касается причина её замешательства, энергично жую. Дико голодному, мне отчаянно мало этих огрызков колбасной промышленности, но молодёжь, похоже, этой ночью питалась всё больше любовью, а остальное так, для антуража.

Закинув в рот кусочек заветренного сыра, сквозь опущенные ресницы слежу за Алисой и жду какого угодно развития событий: возможно, прямо сейчас мне что-то прилетит в голову, либо буду послан далеко и надолго, или моё сообщение вовсе проигнорируют, оставив без ответа. Но Алиса просто кладёт обратно телефон в карман и, резко развернувшись ко всем спиной, выходит из комнаты.

И это будто бы сигнал, и губы сами по себе расползаются в улыбке.

– Только я вас умоляю, предохраняйтесь, – бросаю напоследок, прежде чем выскочить из комнаты вслед за Алисой.

И это… волнительно, что ли? Алиса, сама того не ведая, разбудила во мне давно погребённые накопленным опытом и лёгкостью побед последних лет инстинкты охотника.

Впереди хлопает входная дверь, я, застёгивая на ходу куртку, двигаюсь следом, и каждый шаг эхом в просторных комнатах. У меня есть немного времени, чтобы передумать. Вернуться к мысли, что Алиса – мать любимой девушки моего сына. Это ничего не усложнит между нами, но мне нравится думать о ней иначе.

Пытаюсь убедить себя, что Алиса ведь самая обычная. Симпатичная? Да, и даже очень, но симпатичных женщин вокруг – пруд пруди. Откровенных красавиц тоже достаточно, но я за каким-то хреном иду, загипнотизированный, именно за ней, словно меня на суперклей посадили, пришпилили булавкой к бархатному полотну и стеклом накрыли.

Остановившись за шаг до выхода – осталось только руку протянуть и толкнуть дверь – кручу телефон в руке. Хочу набрать какую-то глупость, отправить ей, удивить, может быть, но не нахожу нужных слов. В голове вакуум, а где-то под ложечкой сосёт и тревожится, замирает. Снова это дурацкое ощущение, которое навалилось на меня и всё никак не хочет отпускать. Стоит подумать об Алисе, вспомнить её голос, и всё, хоть вперёд ногами выноси.