Консерваторы. Без либералов и революций

Основы консерватизма

Я льщу себя надеждой, что доказал свою приверженность делу свободы всем своим общественным поведением. Но я не могу хулить или хвалить что бы то ни было, имеющее отношение к человеческим поступкам и общественным интересам, если не увижу предмета во всех его связях, во всей обнаженности, а не в единичности метафизической абстракции. Обстоятельства (мимо которых с легкостью проходят некоторые господа) в действительности определяют достоинства и недостатки каждого политического решения. Именно обстоятельства делают любую общественную или политическую схему полезной или пагубной для человечества.

Абстрактно рассуждая, твердая власть так же хороша, как свобода; но мог бы я, находясь в здравом рассудке, десять лет назад поздравлять Францию с тем, что она удовлетворена своим правительством, не разобравшись, какова природа этого правительства или какими методами оно управляет? Должен ли я сегодня поздравлять эту страну с освобождением только потому, что абстрактно свобода может быть отнесена к благу для человечества? Должен ли я всерьез поздравлять безумца, который бежал из-под защиты сумасшедшего дома и благотворного мрака своей палаты только потому, что он вновь получил возможность пользоваться светом и свободой?

Должен ли я поздравлять убийцу или разбойника с большой дороги, разбившего оковы тюрьмы, с обретением им своих естественных прав? Это походило бы на эпизод освобождения преступников, осужденных на галеры, героическим философом – Рыцарем Печального Образа.

Газ или сжатый воздух разорвали сосуд: но мы вынуждены воздержаться от суждения, пока не осядет первый вихрь и жидкость не станет прозрачной, если хотим проникнуть глубже, чем это позволяет сделать бурлящая и мутная поверхность. Равным образом я должен терпеливо подождать, прежде чем публично поздравлять людей с приобретенным ими благом. Лесть в одинаковой степени развращает льстеца и того, кому она предназначена; низкая лесть не идет на пользу ни народам, ни королям. Вот почему я воздержусь от поздравлений Франции с обретенной свободой, пока не буду знать, как новая ситуация отразилась на общественных силах; управлении страной; дисциплине в армии; на сборе и справедливом распределении доходов; на морали и религии. Все это прекрасные вещи, и без них свобода не может быть благословением. Значение свободы для каждого отдельного человека состоит в том, что он может поступать так, как ему нравится: мы должны понять, что ему нравится, прежде чем пришлем поздравления, которые в скором времени могут обернуться соболезнованиями. Осторожность требуется даже тогда, когда речь идет об отдельном, частном человеке; но свобода, когда она становится принадлежностью массы, обретает власть. Прежде чем декларировать эту тему, народ должен рассмотреть возможность ее использования, ибо это новая власть новых людей, у которых малый или вообще отсутствует опыт управления, а их активность на политической сцене не всегда означает, что именно они действительно являются движущей силой.

Эдмунд Бёрк

В то же время английское политическое устройство представляется мне плодом глубоких размышлений или скорее счастливым результатом следования мудрым законам природы. Дух новшеств присущ характерам эгоистическим, с ограниченными взглядами. Английский народ прекрасно понимает, что идея наследования обеспечивает верный принцип сохранения и передачи и не исключает принципа усовершенствования, оставляя свободным путь приобретения и сохраняя все ценное, что приобретается. Преимущества, которые получает государство, следуя этим правилам, оказываются схваченными цепко и навсегда. В соответствии с конституцией, выработанной по подобию законов природы, мы получаем, поддерживаем и передаем наше правительство и привилегии точно так же, как получаем и передаем нашу жизнь и имущество. Политические институты, блага фортуны, дары Провидения переданы потомству, нам и для нас, в том же порядке и в той же последовательности.

Наша политическая система оказывается в точном соответствии с мировым порядком, она существует по правилам, предписанным для функционирования постоянного органа, состоящего из временных частей, этот порядок по закону великой, поразительной мудрости предусматривает слияние воедино огромных таинственных человеческих рас, которые по неизменному закону постоянства стремятся вперед в общем процессе вечного угасания, гибели, обновления, возрождения и нового движения. Так универсальный закон природы преломился в жизни государства, в котором мы усовершенствуем то, что никогда не бывает полностью новым, и сохраняем то, что никогда полностью не устаревает. Придерживаясь таких принципов по отношению к предкам, мы ведомы не древними предрассудками, а идеей философской аналогии. Принимая престолонаследие, мы основываем правление на кровных связях, а законы страны увязываем с семейными узами и привязанностями, храня в памяти с любовью и милосердием наше государство, домашние очаги, могилы предков и алтари.

Рассматривая наши свободы в свете идеи наследования, мы получаем немалые преимущества. Дух свободы, часто провоцирующий беспорядки и эксцессы, действуя как бы в присутствии канонизированных предков, умеряется благодаря глубокому уважению и благоговению. Идея свободы, полученная людьми вместе с врожденным чувством достоинства, защищает поколения от неизбежной наглости выскочек. Вот почему наша свобода – это благородная свобода. Она значительна и величественна. У нее есть родословная, своя портретная галерея предков, ей принадлежат надписи на монументах, документы, свидетельства, титулы и права. Наше почитание гражданских институтов зиждется на той же основе естественного почитания индивидуума. Все ваши софисты не могут предложить ничего лучшего для сохранения всеобщей гармонии, которая в природе и обществе возникает через взаимную борьбу противоположных сил.

Вы считаете эти противоположные конфликтующие интересы недостатком вашего прежнего и сегодняшнего политического устройства, в то время как они являются спасительным препятствием для всех поспешных решений. Тщательное обдумывание выбора оказывается не только возможным, но и необходимым; происходит полное изменение предмета компромисса, что, естественно, порождает умеренность; эта умеренность защищает от воспаленного зла, жестокости, непродуманности, неумелого реформаторства и делает неосуществимыми все усилия деспотической власти. Разнообразие интересов и позиций в данном случае полезно, ибо общая свобода тем лучше защищена, чем больше различных точек зрения. Пока монархия своим весом скрепляет все разрозненные части, им не грозит искажение, распад, сдвиг с предназначенных мест.

Но когда из жизни уйдут старые обычаи и правила, потери будут невозместимы. С этого момента у нас не будет более компаса, и мы не будем знать, в какой порт мы плывем. Без этих старых фундаментальных принципов, без благородства и религии во что превратится нация грубых, необразованных, свирепых и в то же время нищих и отвратительных варваров, лишенных религии, чести, мужской гордости, ничего не имеющих в настоящем и ни на что не надеющихся в будущем. Я желал бы вам не спешить по пути, ведущему к этому ужасному и подлому положению.

Революция как преступление

Вы могли бы воспользоваться нашим примером и придать обретенной вами свободе подобающее ей достоинство. Ваша государственность, и это правда, оказалась в полуразрушенном состоянии. Но у вас остался фундамент и часть стен благородного и почитаемого храма. Теперь вы можете восстановить эти стены и начать строительство на старом фундаменте.

Вы обладаете всеми преимуществами своего прежнего государственного устройства; но вы предпочитаете действовать так, как будто никогда и не имели ничего общего с гражданским обществом, и каждый шаг делаете заново, презирая все, что вам принадлежало. Вы хотите основать дело без капитала. Если новые поколения французов кажутся вам недостойными, вы можете обратиться к более древним предкам, приняв их мудрость и добродетель за образец, возвыситься до него, подражая и вдохновляясь этим примером.

Уважая своих праотцов, вы научитесь уважать себя. Вы перестанете рассматривать французов как нацию, которая родилась и пребывала в рабстве до 1789 года. Тогда бы возросла цена вашей чести, ваши преступления были бы прощены, а сами вы вряд ли были довольны тем, что вас представляют как банду беглых рабов, внезапно вырвавшихся из крепостного состояния, и были бы достойны свободы, которой злоупотребили, ибо к ней не привыкли. В противном случае, мой достойный друг, вряд ли было бы мудрым считать французов, как это всегда делал я, великодушной и галантной нацией, обладающей высокими романтическими чувствами преданности, чести и лояльности. Свершившиеся события оказались для вас неблагоприятны, но вы не должны позволить ограниченным и подобострастным политикам закабалить себя. Разве в лучшие свои времена вы не действовали в духе общественного договора и страна, олицетворенная ее королем, не вызывала всеобщего уважения?

Если бы вы не вычеркнули из памяти своих предков, сохранили живыми прежние принципы и образцы старого всеобщего европейского закона, улучшив и приспособив его к современной ситуации, вы бы явили миру примеры новой мудрости. Вы сделали бы дело свободы почетным в глазах достойных людей всех народов. Вы посрамили бы деспотизм на земле, показав, что свобода не только совместима с законностью, но, когда она не отвергает дисциплину, то и способствует ей.

Если бы вы все это сделали, вы получили бы хорошие плоды: свободное государство, сильную монархию, дисциплинированную армию, реформированную и пользующуюся уважением церковь, смягченное и энергичное дворянство – все условия, чтобы умножать ваши добродетели, а не уничтожать их; либеральные порядки для третьего сословия позволили бы ему соревноваться с дворянством и привлечь его на свою сторону; у вас был бы защищенный, довольный и трудолюбивый народ, научившийся понимать и ценить благополучие, которое можно обрести только на стезях добродетели и которое гарантируется полным моральным равенством. Вместо этого людей, обреченных влачить во мраке тяжелую трудовую жизнь, чудовищно обманывают, внушая им ложные идеи и напрасные надежды, делая реальное неравенство еще более горьким, ибо избавиться от него невозможно.

Для вас был открыт путь к счастью и славе, вы вошли бы в мировую историю. Но подсчитайте теперь свои достижения: к чему привело вас забвение предков и презрение к современникам. Следуя за ложными огнями, Франция за ужасные бедствия расплачивается столь высокой ценой, какую другие народы не заплатили за очевидные благодеяния. Франция купила нищету ценой преступления!

Все другие нации начинали создание нового правительства или реформирование прежнего с укрепления религии и церковных ритуалов. Все другие народы основывали гражданские свободы на строгих правилах и системе строжайшей и мужественной морали; но как только Франция сбросила узду законной власти, она удвоила дикую распущенность, своеволие, наглое безверие – в теории и на практике; все слои населения оказались охваченными отвратительной коррупцией, которая всегда считалась болезнью богатства и власти. Так теперь выглядит один из новых принципов равенства во Франции.

Ниспровергнутые законы, разогнанные суды, бессильная промышленность, издыхающая торговля, неоплаченные долги, народ, доведенный до нищеты, разграбленная церковь, армия и гражданское общество в состоянии анархии, анархия, ставшая государственным устройством, каждое человеческое и божье создание, принесенное в жертву идолу народного доверия, и как следствие – национальное банкротство.

Были ли необходимы все эти мерзости? Явились ли они неизбежным результатом отчаянных усилий смелых и решительных патриотов, вынужденных переплыть море крови, чтобы достичь мирного берега цветущей свободы? Нет! Ничего подобного! Свежие руины Франции, которые поражают вас повсюду, куда бы вы ни бросили взгляд, не являются опустошениями, произведенными гражданской войной; они – печальные, но поучительные памятники необдуманных и невежественных решений, принятых во время глубокого мира; это красноречивые доказательства некомпетентности и самонадеянности новой власти, которая не встречала сопротивления.

Люди, которые, совершая преступления, сводили личные счеты; которые допустили дикий разгул общественной злобы, не встретили в своем продвижении почти никакого сопротивления. Их марш больше походил на триумфальное шествие, чем на военные действия. Их пионеры приходили первыми и крушили все, что попадалось им под руку. Ни одна капля их крови не была пролита во имя страны, которую они разрушили. Они ничем не пожертвовали ради своих проектов, когда заключали в тюрьму короля, убивали своих сограждан, заставляли умыться слезами, повергнув в горе и нищету, тысячи достойных людей и благородных семейств.

Источником их жестокости был даже не страх. Она явилась результатом уверенности в полной личной безопасности. Она толкала их на государственную измену, позволяла творить грабежи, насилие, убийства, кровавую резню и оставлять пепелища в разоренной стране.

Эти люди должны разрушать, иначе их существование утратит цель. Одни из них самоутверждаются, разрушая гражданскую власть и начиная с нападок на церковь; другие считают, что падение гражданской власти должно сопровождаться гибелью церкви. Они прекрасно понимают, какими ужасными последствиями чревато это двойное разрушение церкви и государства; но их так подогревают собственные теории, что они не могут остановиться даже перед разрушениями и несчастьями, неизбежность которых им известна. Один авторитетный господин, несомненно человек высокоталантливый, сказал о предполагаемом союзе церкви и государства: «Быть может, мы должны подождать падения гражданских властей, чтобы этот противоестественный союз был разорван. Несомненно, что настанут бедственные времена; но конвульсии политического мира не должны нас беспокоить, если мы хотим получить желаемый результат».

«Права человека» – мина замедленного действия

Вы видите, как хладнокровно эти господа готовят ужасные несчастья, которые могут постигнуть их страну. Они презирают опыт, считая его мудростью невежд. Они закладывают мину, которая разом взорвет все древние образцы, все обычаи, хартии, парламентские акты. Эта мина – права человека.

Идет ли речь о подлинных правах человека?! О! я далек от мысли о возможности отрицать их в теории, да и на практике я готов всем сердцем поддержать реальные права человека. Отвергая фальшивые претензии, я вовсе не собираюсь порочить действительные права, которые не имеют с ними ничего общего. Если гражданское общество было создано для блага человека, то он имеет права на все преимущества, которыми это общество обладает. Это благодетельный институт; и сам закон, если он действует в соответствии с принятыми правилами, – не что иное, как благодеяние.