Заповедник мертвецов
Он был технарем, формалистом, скучным в общении, мыслил только предметными категориями – параметрами технических изделий, автоматизированных систем управления, структурами программного кода и формулами. Всплески гуманитарных, не технических фантазий были ему совершенно несвойственны, и он списал их на пограничное состояние сознания. Всю ночь перед поездкой он не мог уснуть из-за взбунтовавшегося желудка, отказавшегося вдруг принимать любую пищу.
Между тем, на электронном табло его рейса не значилось. Это уже эпитафия по его поискам или еще есть надежда? Было непонятно и тревожно. С пешеходного надземного перехода нужная платформа тоже не проглядывалась.
Вполне допуская, что кассирша, впечатывая данные в билет, могла ошибиться, он категорически не мог допустить, что, выписывая командировочные бумаги, могли допустить ошибку его коллеги. Точнее где-то на периферии сознания он мог допустить и это, но одновременно ошибки двух разных ведомств абсолютно точно произойти не могли. Кофе отменяется.
Вернувшись в подземный переход, он решил осмотреть выходы на перроны с обеих сторон. Он знал, что на некоторых вокзалах такое бывает – справа может быть выход на четвертый перрон, а слева – на пятый. Максим в прошлый раз двигался по правой стороне. Значит, сейчас пройдет по левой…
Это тоже ничего не дало. Он снова уперся в тупик. Но в этот раз у дверей подсобки стоял молодой человек в форме проводника и в полумраке, подсвечивая миниатюрным фонариком, что-то записывал в блокнот. Растерявшийся инженер достал билет и обратился к проводнику:
– Уважаемый, подскажите. То ли ошибка в билете, то ли я туплю. В билете пятая платформа и девятый путь…
– Давайте ваш билет, – не отрываясь от блокнота, сверкнул ослепительно белыми зубами проводник. Подсветил фонариком оранжевый квиток, сверил с посадочным листом, а затем открыл дверь в подсобку (оказывается, она открывалась не внутрь или на себя, а как в лифте, задвигалась в стену). – Проходите.
За дверью оказалась слабоосвещенная лестница, уходящая вниз. Максим не слышал, чтобы в городе имелась подземная железная дорога, а потому захотел еще раз все уточнить, но проводник опередил. Он снова закрыл дверь и подсветил фонариком надпись на ней. Там и вправду на съемной табличке было написано: «Платформа № 5, Путь № 9». Проводник снова открыл дверь и ободрил: «Проходите-проходите, не заблудитесь!»
Максим спустился по лестнице и, миновав три пролета, оказался в похожем на станцию метро зале. Даже вход в вагон был на уровне пола. Только перрон оказался намного меньше. Точь-в-точь размером для одного вагона. На посадке никого не оказалось. Он зашел, и пустой вагон, реагируя на его вес, как-то странно покачнулся. Как будто это был не вагон обычной электрички, а лодка на воде. Может какая-нибудь магнитная или воздушная подушка? Не могут же рессоры так реагировать?
Он уселся и достал планшет. WiFi, разумеется, не было. Только запустил шахматы, чтоб убить семь часов поездки, как сзади по плечу его кто-то тактично ткнул. Оказалось – проводник.
– Извините, вас разве не предупреждали – на время пути все электронные приборы необходимо выключить.
Ну – точно на магнитной подушке. Надо же.
– Как в самолете? – усмехнулся Максим, выключая гаджеты, и неловко, как технарь, пошутил – а на английском эту просьбу не повторите?
– На английском я знаю только матерные выражения. Из фильмов. Могу вам предложить чай, кофе, бутерброды газеты и книги. Через пару часов будет готов комплексный обед. Но его можете заказать и позже. Это режимный объект, поэтому рекомендую отнестись серьезно к нашим требованиям.
Режимный объект, да. Задание ему не формализовали. Объяснили в общих словах – провести технический аудит. Зачем-то оформили штатным сотрудником регионального УФСБ, оформили допуски, взяли подписку о неразглашении. Выдали документы и провели инструктаж. Для чего, зачем – никто не объяснял. Повторяли, что инструкции будут переданы уже на месте и выдали планшет, через который они будут доставлены. И эта неизвестность его раздражала – не потому что неопределенность в принципе раздражает, а потому что она могла помешать выполнению работы. В какой сфере необходимо было провести технический аудит? Связь? Электроника? Оценить программное обеспечение? Максим мог бы заранее подготовиться, закачать справочные материалы – неизвестно же, что в этой глухомани будет с интернетом, – но никаких уточнений не было, поэтому он закинул на жесткий диск все подряд.
Между тем, кофе в наличии оказался только растворимый. Выбор, разумеется, пал в таком случае на чай. Ну и на бутерброд с заветренной красной рыбой непонятного происхождения. Тронулись. Плавно как будто отчалили от берега. За окном появилась старая кирпичная кладка тоннеля, вид которой успел надоесть еще до того, как с перекусом было закончено. Иногда вагон задевал стенки тоннеля, и Максим все гадал – по какому техническому принципу движется эта электричка? Кое-какие мысли на этот счет появились, затем отошли на задний план и трансформировались в глянцевые открытки расплывчатых сновидений – укачивало.
Расфокусированный до уровня мерцающей голографической картинки генерал (его официальный куратор текущего задания) объяснял, что работать Максим будет под прикрытием кирпичной кладки, что необходимо притвориться вагоном, чтобы войти в доверие к дилерам, торгующих чем-то важным. Чем именно – не уточнялось. Расплывчатое лицо генерала трансформировалось, согласно физическим законам сновидений, сначала в образ кроваво-синей пчелы по имени Хилари, затем в лицо надувной резиновой женщины, находящейся почему-то под водой. Сначала прозрачная, затем помутневшая вода медленно превратилась в черную. То ли генерал, то ли пчела, то ли резиновая женщина исчезли в жидкой мгле.
Затем из мглы появилась черная женщина – почему-то Максим знал, что эту афроамериканку зовут Джессика, она многодетная мать из штата Небраска. Она показала кукиш и заявила, что отказывается отвечать на вопросы без адвоката. Тут же появился адвокат. Это был маленький мальчик, который как бы бежал, а на самом деле отталкиваясь то одной, то другой ножкой проплывал из комнаты на кухню в интерьере тесной хрущовки. Джессика взяла Максима за запястье металлической холодной рукой и куда-то поплыла с ним по узким коридорам. Максим пытался вырвать руку, но не получалось. Иррациональный ужас почти поглотил его, но буквально тут же декорации стали рушится, послышались всплески воды, сквозь веки забрезжил солнечный свет. Где-то на периферии сознания мелькнуло: выехали из тоннеля? Максим, вздрогнув, открыл глаза.
Понять по картинке, которую он увидел, – продолжение ли это сна или действительно явь – оказалось спросонья проблематично. Вагон оказался посередине широкой реки где-то в тайге. Берега в виде отвесных скал были обильно покрыты величавой осенней растительностью. Напротив Максима сидел небритый полноватый мужик с плутовской улыбкой и вертел в руках ключи от наручников. Инженер Максим Андреевич Боширов-Петров правой рукой был прикован к сиденью. Что за хрень!
– Здорово, Максим! – радостно воскликнул мужик. – Ну, ты и поспать. Я уж час с тобой попутчиком, а ты все пять проспал. Давай знакомиться, Виктор Федорович Исмогилов. Твой коллега. Можно просто – Витя. Мы с тобой теперь напарники.
Виктор Федорович потянулся для рукопожатия, затем как бы невзначай перевел взгляд на прикованную руку собеседника, грубовато заржал – ах, да! – и протянул ключи. Максим снял наручники и с непроснувшейся еще претензией уставился на Исмогилова. Дать бы ему в бубен за дурацкие шутки, так ведь работать еще с ним.
– Максим, извини, перегнул палку с наручниками. Скучно стало. Ты так крепко спал. Будить сначала не хотел, но я уже час здесь. Достал у тебя документы – ты не просыпаешься. Зеленкой тебе усы подрисовал – все равно спишь. Ну, приковал тебя наручниками – думал, что неудобно станет – проснешься, так и вышло. Кофе будешь?
– Я растворимый не пью, другого здесь нет, – буркнул Максим, роясь в портфеле в поисках зеркала (ну точно – дебил, приколы как в детском саду – надо же додуматься зеленкой измазать). В это время к ним подошел проводник, и Максим обратился к нему. – В туалете тут зеркало есть?
– Максим, ну ты че! Да пошутил я насчет зеленки! Успокойся! И кофе у меня хороший – из термоса. Сам варил. Авторская обжарка зерен, все дела. Держи. Налил уже. Сахар сам клади – я ж не знаю, как ты пьешь.
С первым глотком действительно вкусного кофе Максиму показалось, что майор Исмогилов не такой уж и мерзкий. Шутки дурацкие, конечно, да и бухает, судя по опухлости, прилично, но в общем можно сработаться. Поймав себя на смене отношения, Максим отметил – физиология правит сознанием.
Ликвидация
В вагоне майор не замолкал, но ни словом не обмолвился о работе. Рассказал про природу, где лучше ловить хариуса, как правильно готовить строганину из муксуна, под какие напитки ее употреблять, сколько грибов он в этом сезоне заготовил, а также – откуда и как ему присылают в элитный кофе. Выяснилось, что попал он в вагон плавучей электрички на своей моторной лодке, пришвартованной сейчас к вагону, и скоро (да уже пару часов осталось!) они на ней и доберутся до берега, потому что – так удобней. Да и быстрей получится.
Проводник регулярно подходил и интересовался – не желают ли пассажиры что-то из меню? Виктор Федорович довольно грубо ему отказывал («Fuck off!»), но на проводника, кажется, это не производило никакого впечатления. «В какой-то момент вылетает, значит, лось на манок, и тут у тебя два выхода – либо завалить его, либо он тебя трахнет, у него же брачный период, понимаешь, да?» Проводник, не обращая внимания на злобный взгляд майора, присел рядышком, чтобы дослушать рассказ. Не так чтобы совсем рядом, но достаточно близко, чтоб показать, что и ему охотничьи байки интересны. Виктор Федорович демонстративно прервал рассказ на полуслове, посмотрел на часы, и скомандовал: «Ну, что, Макс, хватай вещи, меняем судно. А то прямо чешутся руки уши кому-то надрать!»
Пока пассажиры садились в лодку, проводник суетился вокруг, предлагал донести вещи («жопу свою до туалета донеси» – обрезал Исмогилов), спрашивал – не надо ли чего в дорогу перекусить, а то ведь долго, наверное, еще добираться? Максим не знал, сколько еще добираться, но из-за грубости напарника испытывал чувство неловкости, поэтому попросил сделать с собой пару бутербродов. «Да, да, конечно! Сейчас принесу!» – охотно согласился проводник, но почему-то никуда не ушел, а остался смотреть, как пассажиры перебираются в лодку, как Виктор Федорович заводит мотор. Даже, когда отъехали, провожал взглядом до тех пор, пока они не скрылись из виду. Странный.
Из-за шума мотора разговаривать не было никакой возможности. Максим любовался на суровый фронтиспис уральской природы с золотыми вставками наступающей осени. Река была метров триста в ширину, по пути в нее то и дело вливались речушки чуть поменьше, однако не очень часто. Практически весь путь берег состоял из скалистых и отвесных гор. Также изредка попадались короткие равнинные участки, куда при желании можно было бы высадиться. Однако Виктор Федорович к берегу не приставал и на всей мощи гнал куда-то по течению, как будто старался как можно дальше оторваться от вагона электрички. Таким и было его желание, как выяснилось чуть позже. Примерно через полчаса они, наконец, пристали к берегу. Максим помог спрятать лодку в прибрежных кустах, так, чтоб не было видно с берега. В кустах были спрятаны еще несколько катеров с мощными дорогими моторами.
– Пришлось, раньше смотаться из-за проводника. Достал он меня, – объяснил Исмогилов, когда спрятали лодку, и сразу перешел к сути. – Значит, так. Сейчас мы с тобой поднимемся на вершину этой скалы. Там у меня схрон, надо кое-что достать. Пока взбираемся, я расскажу тебе про объект, куда направляемся. Двигаемся быстро, от меня не отставай. Готов? Тогда за мной.
Скала отвесно нависала над рекой и казалась неприступной – без альпинистского снаряжения на нее было не взобраться, но, похоже, Исмогилов знал, как добраться до вершины по невидимой с берега тропе.
– Объект, на который ты скоро прибудешь, не совсем обычный. Это что-то вроде дата-центра. Или самого мощного в мире компьютера. Или искусственного интеллекта. Или вообще все в одном. Объект секретный, потому что компьютер работает, скажем, так, по биологически-химическому принципу, а не на привычных микросхемах, процессорах. Такой принцип работы позволяет задействовать на порядки меньше электричества, а раз потребление электричества незначительное, то и для разведки нашего вероятного противника объект обнаружить очень и очень затруднительно. Если не сказать невозможно. Не отстаешь?
– Иду-иду. Какой смысл прятать самый мощный компьютер в мире? Этим, мне кажется, гордиться нужно.
– Правильный вопрос. Ты знаешь, что в сумме вычислительные возможности всех компьютеров в мире все равно меньше, чем возможности мозга одной человекоединицы? И при этом мозг потребляет на свою работу всего 20 ватт. Сейчас, по-моему, даже таких тусклых лампочек не выпускают.
– Только не говори, что мы едем на объект, где в качестве самого мощного компьютера в мире используется мозг человека. Не верю я в такие научные прорывы. Ученые ведь помешаны на этической стороне изобретений, особенно после появления ядерной бомбы. Вряд ли они бы даже приступили к таким опытам.
– Нет, ни над чем таким ученые не работали. Перед Великой Отечественной войной в этих местах случайно обнаружилась аномалия. А именно – живущую достаточно замкнуто малочисленную народность Абу из группы финно-угорских народов. Тут ссыльный край, как ты знаешь. В конце 1930-х годов недалеко построили исправительно-трудовой лагерь для политзаключенных. Основным контингентом оказались репрессированные ученые. Многие очень именитые. Зэки время от времени контактировали с местными. И со временем репрессированные профессора и академики стали замечать, что есть местные нормальные и обычные люди, а есть какие-то очень странные. Эти странные приходили только по ночам, проникали беспрепятственно, куда хотели. Охрана их сначала пыталась гонять, но потом даже внимание перестала обращать – заключенных не подкармливали, никому не мешали. Чрезвычайных ситуаций не создают, ну и ладно. И вот как-то во время одного из теоретических споров между учеными выяснилось, что этим странным местным есть что сказать. Абсолютно равнодушно и даже монотонно (они и сейчас так разговаривают, потому и знаю) они стали разжевывать выдающимся репрессированным физикам, химикам и инженерам практически любые спорные вопросы. При том – с формулами, вычислениями, готовыми данными. Сказать, что ученые были в шоке – ничего не сказать.
– Ну да. Народность, чьей характерной чертой является высокий интеллект – это на фантастику похоже. Я бы тоже в шоке был.
– У представителей народа Абу интеллект не выше и не ниже, чем у других. Дело не в этом. Как-то ученые днем на лесоповале поспорили и обратились к местному – мол, рассуди наш научный спор. И давай ему втирать, что-то про ядерную физику. Тот пальцем у виска покрутил – дескать, не понимаю, что за дурь вы несете. Тогда они попросили его позвать человека, который к ним по ночам приходит, и описали гостя. Местный рассмеялся – так к вам мертвяк приходит, это дед мой, он лет десять как помер, увижу – попрошу, чтоб зашел.
– Это он так пошутил что ли, насчет того, что «увижу и попрошу, чтоб зашел»?
– Да в том-то и дело, что нет. К ним мертвые после смерти возвращаются. И в этом особенность этого народа или этой местности – не знаю. Факт остается фактом возвращаются после смерти в той же телесной оболочке. Ходят, разговаривают, даже что-то по хозяйству семье помогают. Их местные, кстати, раньше так и использовали. Ведут себя разумно и неагрессивно. При этом холодные, как мертвецы, и ко всему равнодушны. Не испытывают никаких эмоций ни к родным, ни к близким. И заключенным местные это буднично так рассказали. Как будто, так и надо. Потом зеки выяснили, что у них мирное сосуществование с мертвяками – такое же привычное явление, как у нас с кошками или с собаками бок о бок жить. Они так веками живут.
– И мозг приходящих мертвяков при этом работает на несколько порядков выше, чем все компьютеры в мире?
– Ага. Я в документах не копался, но, говорят, что и изобретатели «Катюши», и создатели атомной бомбы, и космические разработки – все здесь обсчитывалось. Кстати, в сороковые годы руководство страны пыталось дискредитировать кибернетику и называло ее лженаукой именно потому, что вычислительные мощности у СССР уже имелись, но надо было всему миру показать, что их как бы нет, и они нам не нужны. Недолго, правда, на этой дезинформации продержались.
– А ты меня не разыгрываешь, Виктор? Я заметил, у тебя шутки не всегда удачно получаются.
– О, вот мы и пришли. Давай-ка уберем этот валежник. – Виктор начал откидывать от скалы ветки, за ними оказался вход в небольшое углубление. Он втиснулся в углубление и уже оттуда ответил – Макс, уже сегодня ночью ты увидишь первых мертвяков, поэтому, на фига, мне пургу гнать? Ну и, сам знаешь, есть приказ ввести тебя в курс дела, я – ввожу. Приказ – это не шутки.
Из углубления сначала показалась массивная сумка, затем Исмогилов: «Давай подтащи ее!» – Максим вытащил сумку. Виктор с видимым удовольствием расстегнул молнию, достал сначала армейский бинокль еще советского образца, затем РПГ-18 «Муха» в сложенном виде: «Глянь, Макс, раритет какой! Поди, и не стрелял из такого!» Последней он достал снайперскую винтовку Драгунова, затем пару гранат, но, секунду подумав, засунул их обратно.
– Значит, Максим Андреич, диспозиция такая. Сейчас подымаемся на вершину и ждем вагон. Он вот-вот должен подойти. Ты держишь наготове винтовку, я шмаляю по вагону из «Мухи», ты мне сразу передаешь винтовку, а сам ведешь наблюдение в бинокль, чтоб этот проводник нигде не выплыл. Если все-таки выплывать начнет, и ты первым увидишь – сигнализируй.
– Витя, это ты его за то, что он твои охотничьи байки подслушать хотел?
– Смешно. Ага. Живо наверх!
Площадка на вершине оказалась действительно очень удачной для операции – просматривалась вся река, к тому же она немного огибала скалу, что увеличивало сектор обстрела. Минут через десять показался вагон. Виктор и Максим приготовились. Когда вагон стал проплывать прямо под ними, Исмогилов выстрелил. Затем бросил использованный тубус, забрал винтовку и через прицел стал наблюдать за тонущим вагоном, расколовшимся пополам от взрыва. Максим тоже наблюдал через бинокль, но по характеру повреждений понятно было, что выжить в вагоне никто бы не смог. В воздухе терпко пахло гарью.
– Виктор, может, объяснишь, что это было?
– Санкционированная операция. Этот проводник – ЦРУшник. Его приказано ликвидировать. Причем именно здесь. Есть вероятность, что он, погибнув в аномальной зоне, превратится в мертвяка, придет к нам и расскажет что-нибудь интересное. С живым больше мороки. 12 лет назад легализовался в России по поддельным документам, женился даже, устроился на РЖД работать, затем за взятку напросился на этот маршрут. Знать-то они не знают, конечно, что именно здесь находится, но им известно, что объект секретный, поэтому пытаются проникнуть. Не первый раз уже.
– И вагон утопить тоже санкционировали? Смотри, какая природа, река чистая, а ты на дно груду металлолома отправил, зачем?
– А тебе за семь часов не надоело на деревянных сиденьях жопу отсиживать? Я сколько раз просил заменить вагон на более современный! Ну, чтобы хоть сиденья мягкие были, – реально задолбало на деревяшках сидеть. Ты-то один раз проехался, а я в месяц не один раз туда-сюда мотаюсь. Жопа уже в полоску, как кроссворд от этих сидений. Насчет экологии – не парься. Приедут наши – все достанут.
Пока болтали – спустились со скалы, и Виктор пообещал, что за полчаса до поселка они доберутся по тропинке, которая срежет путь: «По дороге мы пешком будем километров 30 топать. Я если налегке – всегда по тропинке, а если с грузом приезжаю, то машину заранее у берега оставляю и тогда уже по объездной дороге возвращаюсь».
Бахилы и осиновый кол
Виктор Федорович сел за рабочий стол заполнять какие-то бланки, а Максиму предложил диван и кофе: «Через час уже, наверное, движение и шатание начнутся, тогда и пойдем знакомить тебя с хозяйством». На улице и вправду смеркалось. Максим так и сделал, проглядывал инструкции, пил кофе, иногда выходил на крыльцо проветриться. Примерно через час ожидания в дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, в кабинет вошел взъерошенный бледный парень лет 27-30, тщедушный и часто моргающий необычно огромными ресницами. Он решительно подошел к столу майора.
– Беда у меня, Исмогилов. Жена пропала. Надо народ поднять и прочесать лес в округе – не могла она далеко уйти.
Майор быстро кинул на парня взгляд и снова принялся заполнять бланки отчетности. Не поднимая головы, бросил ему:
– Садись, Витек, рассказывай все по порядку. Что случилось? Как случилось? Когда? И присядь – ты мне свет загораживаешь.
– Да какой садись, Виктор Федорович, ну! Жена, говорю, пропала. Искать надо. – Тем не менее, парень сел. – Прихожу домой, а ее нет. Везде посмотрел.
– Откуда пришел-то?
Этот вопрос неожиданно поставил Витька в тупик. Он наморщил лоб, затем часто-часто заморгал так, как будто хотел взлететь как бабочка, но в какой-то момент передумал.
– Не помню. Да какая разница! Лизку искать надо, Виктор Федорович! – неожиданно посетитель завелся. – Вы че думаете – я пьяный?!!
Майор на этот эмоциональный всплеск никак не отреагировал, лишь слегка отстранился, когда парень попытался на него дыхнуть.
– А в бане смотрел? Может там твоя Лиза?
– Не-е-е… – растеряно протянул Виктор, но потом как будто сам себе начал задавать вопросы, – а как она в бане могла оказаться? Она же неходячая? Она бы с крыльца-то никак одна не спустилась? Хотя кресла-то ее в доме не было. Может как-то спустилась сама?
– Ну, а говоришь, что не помнишь ничего. То, что жена неходячая и на инвалидном кресле передвигается, вспомнил же! – Исмогилов отвлекся от бумаг и теперь, казалось, издевался над посетителем.
– Так чего мне – сходить в баню, что ли, посмотреть? – озадачился парень.
– Нет ее в бане. Бесполезно ходить. Сгорела твоя баня, – отрезал майор и, глядя прямо в глаза, собеседнику добавил. – И Лизы твоей нет. Она во время пожара в бане была.
– Так искать не пойдем что ли? – растерялся Витек, до которого смысл сказанного, очевидно, не дошел.
– А рассказать тебе как баня-то сгорела, Вить? – губы Исмогилова неожиданно стали злыми и узкими, в уголках рта появились белые сгустки. – Я тебе расскажу. Женился ты Витя на хорошей девушке Елизавете пять лет назад. Она была, ой, как счастлива – мужиков итак в поселке не много, а она еще и калека с рождения. Кто такую возьмет? Но тут подвернулся ты. Ей казалось – вот же повезло. Ты ее и правда, скорей всего, любил. А еще больше ты любил выпить. И оправдание нашел – дескать, генетически передалось, от родителей. Ничего не поделаешь. Для некоторых родители-алкаши – пример и урок на всю жизнь, чтоб не пить. Для тебя, наоборот – оправдание. Вот ты и заливал. И жену споил – бабы-то скорей к алкоголю привыкают. И вот накатили вы на прошлой неделе самогона и торкнуло вас по пьяни баню затопить. Отвез ты Лизу в затопленную баню да там и продолжили бухать. А потом ты отправился за закуской. Или за водкой – не знаю, это ты сам вспоминай, чего не хватило. Ушел ты, значит, и оставил жену в парилке. Думал – быстро вернешься. После бани, однако, тебя вдруг сморило, странно, как, да Витек? И ты вырубился прямо в подполе. А, может, скатился со ступенек да встать не смог – пьяный же. А баня через некоторое время загорелась. А Лиза ничего сделать не могла – она же неходячая. А может и смогла бы на руках выползти. Если бы не была такой же пьяной как ты. Соседи прибежали тушить, но не успели. Нашли тебя в подполе. Пьяного вусмерть. Там и оставили. Как тебе история? Баню-то жалко? Отец еще твой строил. Кстати, выпить хочешь? У меня есть.
Исмогилов достал из под стола бутылку, налил окаменевшему Витьке полный стакан и стал тыкать в лицо:
– Пей. Самое время горе залить. В запой уйти. Пей-пей давай. Тебе же к этому не привыкать. Жизнь счастливая – пьем, горе пришло – тоже бухаем!
Витек оттолкнул стакан, расплескав половину, схватился за голову и начал тихонько выть. Майор успокоился, отошел к окну и презрительно, четко разделяя слова, добавил:
– Ты не помнишь, откуда ты шел и не можешь выпить, Витя, не потому что ты от горя умом тронулся, а потому что ты – мертв. Ты мертвяк, Витя. Ты в тот же день, как протрезвел, как узнал все про баню и Лизу – повесился. У меня на столе акт о твоей смерти. Сегодня ж как раз девятый день. Ты должен был прийти, и – пришел. Теперь, Витя, ты – мертвяк. Осваивайся в новом качестве – на сороковину придешь отметиться. Решим, что с тобой делать. А теперь иди к своим.