Шестеро против Шекспира. Печальные комедии современности
Арчил(осторожно). Альцгеймер – это был ваш муж?
Майя. Вы почти угадали. Только он был не Альцгеймер, а – Альтшуллер. И не муж, а сосед. Я всех своих довоенных соседей помню и могу назвать хоть сейчас. Впрочем, кому это интересно?.. А я сперва приняла вас за Есафова Вениамина Ионовича. Я вам о нем еще не рассказывала?
Арчил. Нет… Не особо так… Не подробно…
Склероз. Майя Аркадьевна! Грузины употребляют много вина. Благодаря этому они значительно реже страдают атеросклерозом. Алкоголь растворяет склеротические бляшки.
Майя. Значит, пенсионерам надо больше пить?
Арчил. Маечка, ты хочешь выпить?
Склероз. Заняться профилактикой атеросклероза при помощи алкоголя не выйдет: алкоголь гарантированно вызовет другие, не менее опасные заболевания сердца и печени.
Майя (Арчилу). Не знаю. Говорят, от вина сердце и печень можно повредить.
Арчил. Да, это правда. У моего папы – как раз больная печень и сердце пошаливает. Ему – сто три года. Так я наливаю. Вино на таможне не тронули.
Арчил достает бутылку. Склероз ставит фужерчики.
Склероз. Наливай!
Майя. Есафову, наверное, сейчас было бы не меньше, чем вашему папе. Он был золотой человек! Вы не обижайтесь, Арчил Александрович, но я знаете о чем подумала. Есафов был, откровенно говоря, не очень красивый мужчина. А вы – очень красивый. Но к старости – все подравниваются… Красавец – немного дряхлеет, а не красавец – становится благообразнее. Я когда-то была в Сухуми, в обезьяньем питомнике. Вы там не были?
Арчил. Как?! Мы же с вами вместе ездили. У нас была туда экскурсия.
Майя. Да? Но вы, наверное, не обратили внимания, а я обратила. Все молодые обезьянки выглядят и ведут себя по-разному, а все пожилые обезьяны – одинаково и похожи друг на друга.
Арчил. Да. У нас в Грузии все старики похожи друг на друга. И немного на обезьяну. И ваш друг, Роман, тоже похож на меня.
Майя. Рома Оськин? А его вы откуда знаете?!
Арчил. Он выходил от вас, и мы познакомились. Он же был у вас в гостях.
Майя. В гостях у меня был Ромка Оськин? Убейте меня! Но если вы говорите – вы же не станете меня обманывать.
Арчил. Не стану. Я вас и пятьдесят лет назад не обманул.
Майя. Не обманули… И между прочим, зря…
Арчил. Зря?!
Склероз. Какая любопытная информация. Оказывается, Майя Аркадьевна, вы еще одного, как Гришу, – продинамили.
Майя (Склерозу). Послушайте, грузины – вспыльчивые, если он услышит, что вы сказали, он вас и без кинжала зарежет…
Арчил. Вы сказали – зря?! Маечка, вы же любили Есафова!
Майя. Что вы, Арчил, у него было трое детей!
Арчил. Подумаешь – трое. А у меня – семеро!
Склероз (наливая себе). Ого! Предлагаю выпить за всех семерых детей. По одному.
Майя. Уже семеро, Арчил?! Тогда было еще четверо. Правда, вы об этом не сразу сказали.
Арчил. Меня Тамрико, старший инструктор, попросила. Она сказала: «Арчил, имей совесть! Девушки приезжают к нам издалека – отдохнуть. Зачем их сразу так расстраивать?!»
Склероз (с интересом придвигаясь). И вы их не расстраивали?
Арчил(продолжая мечтательно вспоминать). Эх, откуда только не приезжали: из Москвы приезжали, из Харькова приезжали, одна – даже с Камчатки прилетела. И все – бледные, уставшие, смотреть жалко. Никогда не расстраивал!
Майя. И вы всех любили?
Арчил. Фруктами угощал, вино домашнее наливал, песни пел: «Тбилисо, мзис да вардебис мхарео»… Любил всех, а не расстраивал только тех, кто хотел.
Майя. Я тоже в Грузию на отдых приезжала.
Арчил. Э-э, вас, Майя Аркадьевна, я навсегда запомнил. Вы – первая женщина, которая сказала мне: «Арчил, – нет!»
Склероз. Ну, не вам первому она это сказала.
Майя. И вы обиделись?
Арчил. Я?! Я не обиделся. Нет… Хуже: я – не понял. И до сих пор не до конца понимаю. Зачем вы тогда сказали – «нет!», а сегодня говорите – «зря»? Зачем, а?
Майя. Я так сказала?! Убейте меня!..
Склероз. Пятьдесят лет – это даже по самым тяжким преступлениям – двойной срок давности прошел.
Арчил. Извините, погорячился. Зачем убивать… Я тогда расстроился, работать не мог. Потом к Тенгизу, директору, пошел. Рассказал. Все, говорю, квалификацию потерял – увольняй меня. А он говорит, я давно этого момента ждал, Арчил. Теперь я могу спокойно на пенсию идти. Так я после Тенгиза директором турбазы стал. Потом двух турбаз. Потом директором куста турбаз.
Майя. Значит, я вам помогла – приятно. А как же отдыхающие, стали жаловаться?
Арчил. Зачем?! Я директором был и еще немножко инструктором, по совместительству.
Склероз. Фу, отлегло…
Майя. Смешно кто-то сказал, что мне везло на мужчин с детьми. Но кто, понятия не имею!
Арчил. Это Рома Оськин сказал. Запишите, что он сегодня у вас был и таблетки вы уже приняли.
Майя. Откуда вы знаете? Хорошо, сейчас запишу. (Пишет в тетрадь.) Приходил Оська. Мы хорошо пообщались. Но о чем, я не помню.
Арчил. И меня запишите. Приходил Арчил Александрович…
Майя. Арчил Александрович… Есафов. Шучу – Микелтадзе!
Арчил. А все-таки хорошо, что мы с вами тогда встретились и расстались. Я бы здесь жить никогда не мог. У вас – шумно. А у нас, в Цихисдзири – тихо. Птица пролетит – слышно. И тепло. Я круглый год на воздухе сплю.
Майя. А у нас самолет пролетит – не слышно.
Арчил закрывает глаза, дремлет.
Устал… Тоже уже не мальчик.
Склероз (глядя в свой смартфон). Цихисдзири – село, расположенное в Мухранской впадине, на берегу реки Ксани. По данным последней переписи, численность населения села Цихисдзири составляет тысяча шестьсот тридцать пять человек. Майя Аркадьевна, только вас там и не хватало!
Майя (Склерозу). Что вы понимаете? Арчил так красиво ухаживал: цветы дарил. А вы за столько лет хоть раз цветы мне принесли?
Склероз. Знаете, я вам не муж! Зато я вам какие воспоминания дарю! Если бы не я, у вас бы так память о давних событиях не обострилась.
Майя. Так эти воспоминания у меня благодаря вам?
Склероз. А благодаря кому же? Если я уйду, Майя Аркадьевна, – вы будете искать меня в каждом углу.
Арчил(просыпается). Да, мне пора уходить. Я только хотел спросить вас, Маечка, вы были счастливы?
Майя. Мой папа вернулся живым с войны, у меня была интересная работа, и еще у меня был Есафов Вениамин Ионович.
Это все – счастье!.. Ой, Арчил Александрович, чуть не забыла. Посидите еще, не спешите. Я же вам про Есафова так толком и не рассказала.
Склероз. Может, не надо?
Майя. Надо! Первого января тысяча девятьсот пятьдесят второго года я опоздала на работу. Многие не знают, что первое января когда-то – был рабочий день.
Склероз. Первого января – рабочий день?!
Майя. Представьте себе.
Склероз. Не могу. Воображения не хватает.
Майя. Тем не менее так было, и утром я проспала. А за это могли тогда и посадить. И Вениамин Ионович сказал, что он лично предоставил мне отгул и забыл отметить. Ему дали выговор, а мне ничего не было! Золотой был человек.
Арчил. Не то слово! А я вам подарок привез.
Майя. Какой?
Арчил. Вспоминайте, вы говорили, что это самое вкусное грузинское блюдо.
Склероз. О, значит – вкусно поедим! Что вы привезли?
Майя. Я помню, после поездки в Грузию, я научилась делать чахохбили. Вы привезли чахохбили?
Арчил. Как я мог это привезти? Чахохбили едят сразу! Еще горячим.
Майя. А фаршированную рыбу – холодной.
Склероз. Майя Аркадьевна, даже не начинайте!
Арчил. Я не рыбу привез.
Склероз. А что же? Не томите!
Майя. Чурчхелу?
Склероз (разочарованно). А-а…
Арчил. Вспомнили! Я вас тогда угощал. И вам понравилось. (Вручает чурчхелу.) Вот – настоящая грузинская чурчхела, на память. Ну, мне пора. Нахвамдис, дорогая Майя Аркадьевна! Нахвамдис, значит – до свидания!
Майя. Гамарджоба, Арчил Александрович!
Арчил. Гамарджоба – это здравствуйте.
Майя. Знаю. Я и хочу, чтобы вы и ваша Грузия долго здравствовали! Мы еще встретимся!
Арчил. Обязательно! А еще специально для вас я приготовлю и привезу лобио. Его едят холодным. Пока! (Целует Майе руку и уходит.)
Майя обращает внимание на недопитую бутылку. Присаживается к столу. Майя. Допьем?
Склероз (садясь напротив). Допьем. Я вижу, вы совсем разгулялись. (Разливает вино себе и Майе.)
Майя. Видели, каким успехом я пользовалась? Можно сказать – международным.
Склероз. Сказать можно все что угодно. Хотел еще спросить: а почему это все ваши ухажеры – такие молодые?
Майя. Потому что я их такими запомнила.
Звонит телефон. Майя снимает трубку.
Алло? Нет, эта квартира не сдается. Потому что я в ней живу! И нечего сюда больше звонить. (Кладет трубку.) Голос как у Нади. По-моему, она спит и видит, когда я освобожу жилплощадь.
Склероз. Майя Аркадьевна. Надя – это жена Саши, вашего племянника. И она не работает. Саша один тянет семью. А у вас квартира. Я ее понимаю… Но эти объявления давал я.
Майя. Вы?! Зачем?
Склероз. Потому что мне надоели ваши бесконечные романы, и я от вас ухожу!
Майя. Куда?
Склероз. Куда… Куда захочу! Мне столько мест предлагают. Склероз нынче так помолодел. Экология, что ли. Совсем молодые страдают. И, кстати, интересные женщины.
Майя. Как же вы уйдете? Вы же сами говорили, что склероз так не проходит.
Склероз. Не волнуйтесь, Майя Аркадьевна, без болезни не останетесь. В таком возрасте вам кого-нибудь другого пришлют. А может, и целый букет хвороб. Вы же говорили про букет.
Майя. Я говорила про цветы. И потом, я не хочу никого другого, я к вам уже привыкла. Разве мы плохо с вами живем?
Склероз. Я тоже думал, что неплохо. Даже к Есафову я как-то привык. Но тут к вам просто паломничество каких-то мужиков началось.
Майя. Есафов – это совсем другое дело… Это был золотой человек!
Склероз. Да, что-то вы давненько ничего про Есафова нам не рассказывали!
Майя. Хороший человек как хорошая песня – не забывается. Вспомнила: у нас на целлюлозно-бумажном была художественная самодеятельность и хор под названием «Целлюлоза».
Склероз. Чего у вас на комбинате только не было: и хор, и спирт!
Майя. Наш хор был лауреатом Всесоюзного конкурса самодеятельных хоров! Меня привел туда мой начальник Вениамин Ионович Есафов. Я вам про него рассказывала? Да? Убейте меня!.. Я стеснялась, а он сказал: «Майя. Это ваше партийное поручение!»
Склероз. И вы перестали стесняться?
Майя. Этого я уже не помню, зато помню, как мы пели гимн Камского целлюлозно-бумажного комбината. (Поет.)
Целлюлозно-бумажный,Для страны крайне важный,Целлюлозно-бумажный наш родной комбинат.Коллектив здесь отважный,Боевой и бесстрашный,И работать на совесть каждый в нем очень рад!Склероз (потрясенно). Что это было?
Майя. Я же вам сказала – гимн. В начале каждого рабочего дня по репродуктору он звучал на весь город. А у Вениамина Ионовича был очень красивый баритон. И в хоре мы стояли с ним рядом.
Входит Есафов.
Есафов. Майя Аркадьевна, я услышал наш гимн. Я не мог не прийти.
Майя. Вениамин Ионович, это вы?! Не может быть…
Есафов. Да, Маечка, это я.
Склероз. Оп-па! Явление Есафова народу. Это уже перебор! А если я начну всех подряд звать в дом, что будет?
Е с а ф о в (Склерозу). Послушайте, вы не могли бы уйти, мы хотим остаться вдвоем. Мы не виделись шестьдесят лет.
Майя (мечтательно). Я тогда была еще совсем девочкой.
Склероз. В двадцать восемь – девочкой?
Есафов. Вы уйдете?
Майя. Уйдите! Неужели вы не понимаете? Это же – Есафов!
Склероз. Какой Есафов? Вспомните, сколько ему лет! Крас-нокамск – не Цихисдзири, там столько не живут. К тому же он меня видит. Майя Аркадьевна, вы вызываете духов?
Майя. Нет, это Есафов, я его узнала.
Склероз. Майя Аркадьевна, я обещал, что буду с вами до вашего последнего дня. Вы действительно хотите, чтобы я ушел?
Майя. Да.
Склероз. Значит, вы понимаете, что?..
Майя. Да.
Склероз. Хорошо, если вы так хотите, я уйду. Только можно один вопрос? Скажите, откуда у вас такое странное отчество – Ионыч?
Есафов. От папы. И чтобы больше вопросов не возникало, могу вам сообщить: ничего вкуснее, чем фаршированная рыба в исполнении Майи Аркадьевны, я в своей жизни не ел!
Склероз. Вам больше повезло. Меня она кормила хуже. (Уходит.)
Майя протягивает руку, Есафов пожимает ее.
Майя. Наконец-то! Вениамин Ионович, проходите! Я так рада! Я знала, что мы с вами еще встретимся.
Есафов. Все люди рано или поздно встречаются. Если не на этом свете, так на том.
Майя. А мы на каком встретились?
Есафов. Не будем, Маечка, о грустном. Раньше нам и не стоило видеться. Ведь вы были в меня влюблены?
Майя. Я?! Нет. Что вы! Нет. Ведь у вас были дети, жена. Как я могла?
Есафов. Время такое было, мы оба не могли. Но я думал – вы меня быстро забудете.
Майя. Если бы вы знали, Вениамин Ионович, какой у меня жуткий склероз. Я ничего не помню. Но вас я никогда не забывала.
Есафов. А помните, как я принимал вас на работу?
Майя. Да.
Есафов. А как я принимал вас в партию?
Майя. Разумеется.
Есафов. А как мы ездили на «Кармен»?
Майя. Конечно! В антракте вы купили всем по стакану крюшона.
Есафов. Это в первом антракте…
Майя. Ой, вспомнила! Как же я могла забыть. Во втором антракте мы снова пошли в буфет, и вы купили всем женщинам мороженое. Оно было в вафельных стаканчиках, такое вкусное. Сейчас такого мороженого уже не делают.
Есафов. Да. А в третьем антракте?
Майя. В каком третьем?.. Больше антрактов не было.
Есафов. В том и дело, что был. «Кармен» – опера в четырех действиях. Поэтому антрактов было три.
Майя. Убейте меня! Я не помню!
Есафов. В третьем антракте мы с вами оказались в буфете вдвоем. Там стояло «Советское шампанское» с медалями на этикетке. Вы сказали, что никогда раньше такое шампанское не пили. И вы так на него смотрели, что я купил бутылку шампанского…
Майя. Оно было дорогое?
Есафов. Дорогое, у меня даже немного не хватило денег. Но вы, как говорят, домазали. А потом вы быстро выпили эту бутылку почти в одиночестве, потому что я шампанское не люблю.
Майя. Мама дорогая! А дальше…
Есафов. А дальше, когда Хозе убил Кармен, вы начали рваться из нашей ложи на сцену. Вы достали из сумочки какой-то длинный ключ и грозились вонзить его Хозе в его толстое брюхо. Тенор, который пел партию Хозе, был полноват.
Майя. Он был толстый!
Есафов. Потом вы стали плакать и успокоились только тогда, когда Кармен ожила и вышла на поклоны. Но успокоились ненадолго. В поезде я положил вас на нижнюю полку, но вы постоянно рвались лечь ко мне на верхнюю.
Майя. Я?! Это все – я?!
Есафов. Ну не я же! Вы громко объявили, что лучшей кандидатуры вы не видите и вы решили отдать мне свою девичью честь. Причем прямо здесь, на верхней полке плацкартного вагона «Пермь – Краснокамск». Вы сказали: «Веня, я твоя навеки!» Девочки из лаборатории смотрели на вас с ужасом. Проводница грозилась ссадить, хотя поезд шел без остановок… Когда вы, наконец, утихомирились, я договорился со всеми, что, если утром вы не вспомните, мы все тоже будем о происшедшем молчать. Но я после той поездки впервые обратил на вас внимание.
Майя. Да?!
Есафов. Мне казалось, что вы – серая мышь и синий чулок одновременно. И вдруг – вас будто кто-то раскрасил в яркие цвета. И я стал заходить к вам в лабораторию по поводу и без повода… Чтобы только увидеть вас.
Майя. А я бы никогда не решилась, Вениамин Ионович, даже близко подойти к вам, если бы не та поездка. Шампанское было чудесное, сейчас такого не делают. Но шампанское не брало меня! Я пила и не пьянела. И тогда я решилась на крайние меры. У меня в сумочке был флакон духов «Красная Москва». Но там не было духов. Перед поездкой я налила в него спирт. И, когда вы отвернулись, я добавила себе в фужер с шампанским спирт.
Есафов. Спирт?! Так вы все продумали заранее?
Майя. Нет, конечно… Я думала, в поезде, на обратном пути, скажу, что у меня с собой есть, и вы похвалите меня за предусмотрительность. Я так мечтала, чтобы вы меня заметили… Я и выпила только для того, чтобы так не робеть, когда вы рядом… Кстати, Вениамин Ионович, вы были тогда в этом самом костюме!
Есафов. Это еще довоенный, я купил его на свадьбу. Если бы я ушел из семьи и мы с вами сыграли свадьбу, я все равно был бы в этом костюме. Но я не мог, поверьте.
Майя. Верю. Я тоже не могла. А костюм у вас красивый. Вам идет.
Есафов. А можно я сниму пиджак, мне жарко.
Майя. Конечно. Простите… Я – сейчас… (Выбегает.)
Майя (голос). Одну минутку!
Есафов. Жду!
Майя (голос). На столе осталось грузинское вино. Вы можете себе налить.
Есафов. Спасибо. Я уже выпил. Коньячку немного, для храбрости. Хотел спирт по старой памяти, но сейчас такого спирта, как был у нас, уже не делают.
Есафов снимает пиджак и остается в рубашке с галстуком. Осматривается – и тут появляется Майя Аркадьевна, ослепительно помолодевшая, в туфлях на каблуках. Возможно, в шляпке. Они смотрят друг на друга влюбленными глазами. Звучит вальс или танго.
Вы?
Майя. Я.
Есафов. А можно мы не пойдем сегодня в оперный и останемся дома?
Майя. Конечно.
Есафов. Разрешите?
Майя. Пожалуйста.
Есафов и Майя Аркадьевна танцуют, нежно глядя друг на друга. Вдруг Майя Аркадьевна останавливается.
Вениамин Ионович, что же это мы с вами? На пионерском расстоянии. Еще подумают – какие-то старички танцуют. Может, зажжем?
Есафов. Какие вы слова знаете… А чего, можно! Зажигай, Маечка!
Есафов и Майя Аркадьевна под зажигательную современную мелодию выдают «танец-модерн».
Майя (в танце). Вениамин Ионович, вы не помните, а ведь мы с вами, по-моему, так ни разу даже не поцеловались?
Есафов (в танце). Я вас целовал. Только в щечку, Маечка. И то – по праздникам.
Майя Аркадьевна резко останавливается. Музыка микшируется.
Майя. Тогда у меня предложение: а давайте-ка с вами поцелуемся. Прямо сейчас!
Есафов. Прямо сейчас… А какой сегодня праздник?
Майя. Зачем нам праздник? Мы же не в щечку…
Есафов(копируя Майю в поезде). Майя Аркадьевна, ну что вы? Мне так неловко. Не стоит.
Майя. Ах, Вениамин Ионович! Вы кого угодно уговорите!
Они приникают друг к другу. Гаснет свет на сцене. На авансцене появляется Склероз.
Склероз. Однажды у Майи Аркадьевны меня подстерегал сюрприз. Она достала и показала мне старое фото. На фото какой-то невзрачный человек стоял на фоне заводских труб.
На заднике появляется фото.
Посмотрите, сказала она, это мой начальник – Вениамин Ионович Есафов. Я вам про него еще не рассказывала? Я взял фото и стал присматриваться. На вид мужчине было лет сорок пять. Высокий тестостерон, тогда об этом мало знали, позволил Есафову приобрести устойчивую лысину, которая была на фото, и четверых детей, которых на фото не было. Мужчина был худ. Черный костюм, вполне возможно еще довоенный, сидел на нем мешковато. Вениамин Ионович улыбался и смотрел на меня. А я думал. Я думал о том, что отчество «Ионыч» я встречал до этого только в рассказе у Чехова. И что Чехова я знаю, хотя никогда не видел, и Есафова знаю. Но Чехов, чтобы я о нем знал, делал все возможное: писал пьесы, повести и рассказы, приобретал усадьбы, которые стали потом музеями, а Вениамин Ионович и не подозревал, что некто я, отстоящий от него на много лет и километров, будет его знать и помнить. Значит, для того, чтобы о тебе помнили, необязательно быть Чеховым, достаточно быть просто Есафовым…
Склероз исчезает. Вдруг Майя резко отстраняется от Есафова, хватает телефон.
Майя. Постойте! Я вспомнила! Я должна сделать последний звонок. Это важно! Алло!
Саша (голос по телефону). Майя Аркадьевна, вы? Откуда, мне сообщили, что…
Майя. Саша, не волнуйтесь, вам все правильно сообщили! Эти врачи – что они могут? Особенно когда подошел срок. Хотя, вы знаете: умерла – не умерла, это еще большой вопрос… Когда-то все думали, что один человек тоже умер, а на третий день он воскрес… Шучу, это, конечно, с еврейским счастьем, но не с моим. Но не это самое удивительное. Слушайте, Саша. Вдруг! Внезапно! Перед уходом…. Я не знаю, как получилось, но я вспомнила! Я вспомнила – это вы принесли мне яблоко!! Верно?
Саша. Верно… Майя Аркадьевна, у вас прошел склероз?!
Майя (оглядываясь). Да, его нет. Он исчез. Но в конце концов, что здесь удивительного? Склероз – это болезнь. И я, наверное, успела от него выздороветь!
Саша. Майя Аркадьевна, это первый в мире случай, когда склероз отступил!
Майя. Кто-то же должен быть первой?! Почему не я? Убейте меня…
Саша. Зачем мне вас убивать?
Майя. А квартира? Впрочем, теперь делайте с моей квартирой что хотите!.. Я только вот что еще должна сказать. Если жизнь – это корабль, который рано или поздно пойдет ко дну, то память – это крыса, которая бежит с тонущего корабля первой, а юмор – это капитан, и он уходит последним с гордо поднятой головой. А вот с кораблем, даже когда он опускается на дно, навсегда остается только одно – любовь… Вениамин Ионович Есафов!
Есафов снова подходит к Майе. Майя Аркадьевна кладет трубку.
Есафов. Я здесь, Маечка.
Майя. Вениамин Ионович! Я вам так и не сказала. Я вас – любила!!! (Поет, вспомнив все слова.)
Отцвели уж давно хризантемы в саду,Но любовь все живет в моем сердце больном.Есафов (поет как бы в ответ). Сердце красавицы склонно к измене и к перемене, как ветер, Майя…
Майя Аркадьевна кладет голову Есафову на плечо, он обнимает ее за плечи, и они уходят. В миноре звучит мелодия гимна целлюлозно-бумажного комбината, и гимн звучит лирично. Так что непонятно: то ли это гимн, то ли – реквием…
Целлюлозно-бумажный,Для страны крайне важный,Целлюлозно-бумажный наш родной комбинат.Коллектив здесь отважный,Боевой и бесстрашный,И работать на совесть каждый в нем очень рад!Свет гаснет, затем медленно зажигается. Это рассветает. Появляется Склероз.
Склероз. Собственно говоря, мне нечего больше сказать… Но болезни сентиментальны. Они привязываются к людям. И так не хочется с ними расставаться. Давайте вспомним еще одно утро.
На софе под одеялом, как в самом начале, лежит Майя Аркадьевна. К ней подходит Склероз.
Майя Аркадьевна, просыпайтесь!
Майя. Зачем? Мне так хорошо. С вами и с тем, что я помню. Воспоминания – это не так мало, согласитесь.
Склероз. Конечно. Немало…
Майя. Совсем немало. Это все, что у меня осталось. Да… Старость дается человеку один раз, и до нее надо дожить!.. Только непонятно: зачем?
Склероз. Как зачем?
Майя. Зачем, если всех, и даже вас, я только раздражаю. И почти все, с кем мне хочется общаться, уже умерли. Нет, уходить из жизни, как уходить со сцены или из спорта, нужно вовремя.
Склероз. Майя Аркадьевна, прежде всего в вашем возрасте нужно соблюдать режим. Утром нужно завтракать и принимать лекарства.
Майя. Я не хочу. Помните, я вам рассказывала про свою соседку, Таисию Карловну. Она не выходит у меня из головы.
Склероз. Майя Аркадьевна, не забывайте, она была одинока. А у вас есть я! Вы хотите жить сегодняшним днем?
Майя. Теперь все говорят, что надо жить сегодняшним днем.
Склероз. Они просто еще не поняли, что жить только сегодняшним днем – это… так скучно.
Майя. Невыносимо скучно.
Склероз. Жутко скучно… Все, Майя Аркадьевна, довольно. Слушай, старуха, мою команду: рота, подъем!
Майя Аркадьевна поднимается и садится в постели.
Отлично! Майя Аркадьевна, вы уже встали?
Майя. Я уже сижу.
Склероз. Бортовые системы работают нормально?
Майя смотрит в свою тетрадку.
Майя. Восемь тридцать – я встала. А больше пока ничего не было.
Склероз. Будет. Если бы у вас так работала голова, как работает…
Майя. Фи, а еще говорят, склероз – это болезнь интеллигентных людей.
Склероз. Это вы сказали.
Майя. Какая разница! Не придирайтесь. А где мой халат? Склероз. Никакого халата! Только платье. Вот это – надевайте! Узнаете? (Подает Майе старое подвенечное белое платье.)
Майя. Да! Это же – подвенечное платье моей мамы. Оно чудом сохранилось… Но как же я оденусь?.. При всех…
Склероз. Эх, что бы вы без меня делали?! Я вас прикрою!
Склероз поднимает одеяло и закрывает Майю от публики. Она надевает платье.
Майя. Я готова.
Склероз опускает одеяло. Майя в подвенечном платье рядом со Склерозом.