Командировка в Рим
Ирина Ярич
Командировка в Рим
«По-видимому, на свете нет ничего,
что не могло бы случиться» Марк Твен
Пролог. Мой друг Максим
Прошлым летом мы с Максимом, моим другом отдыхали на Байкале, который манил нас ещё с детства, но выбраться туда раньше было недосуг. Наконец, наши отпуска совпали, и мы купили двухместную палатку, резиновую лодку с вёслами и отправились на перекладных к знаменитому озеру.
Озеро! До чего же образный наш русский язык! Первая и последняя буквы – маленькие окружности, и само это короткое слово представляется окружностью. У меня, во всяком случае, слово озеро ассоциируется с чем-то округлым, заполненным водой. А Байкал?! Вы видели его на карте? Где же тут округлость?!
Другие называют Байкал морем, потому что оно огромно. Но согласитесь, привычно, когда море солёное и ещё лучше, если оно сообщается с другими морями бòльшими по величине и объёму проливами или прямо переходит в океан. Пресноводный Байкал, если поместить в европейскую часть России, протянулся бы от Москвы до Санкт-Петербурга и соприкоснулся бы с Финским заливом.
На мой взгляд, правильнее считать его водохранилищем. Опять замечательное и ёмкое слово и соответствует Байкалу, как природному хранилищу пресной воды.
Мы с другом, конечно же, знали, что это озеро огромно, но когда, наконец, приблизились и остановились на его каменистом берегу, Байкал поразил нас величавой красотой и мощью. Погода стояла тихая, солнечная и на синих водах серебрилась рябь. Пошли по берегу, который всё тянулся и тянулся, а потом словно уходил под воду, накрытый сизым туманом. Обойти эту водную ширь – как было бы здорово! Но наши отпуска коротки для подобного похода.
Мы отдыхали там, где Байкал окружают горы, составляющие хребты, что простираются вдаль, извиваясь и разветвляясь. У их подножия пушистые лиственницы чередуются с разлапистыми елями и окаймляют изумрудной дугой водную синь. Высокие зонтики сосен с шелушащейся корой цепляются крепкими корнями за сыпучие склоны, а конусообразные макушки кедровых сосен, красуясь длинными иглами, взбегают к горным вершинам. Не раз мы плавали по озеру к многочисленным островкам, ловили рыбу.
Однажды мы заметили, что сизые тучи могут принести бурю и укрылись, нашли более-менее укромное местечко для палатки у скалы. И действительно разразился сильный шторм, который на наше счастье бушевал недолго. Ветер разорвал и разметал тучи, и снова засияло солнце. На берегу оказалось несколько рыбёшек, выброшенных штормом. Они у нас на глазах стали уменьшаться, словно худели или как будто таяли. Местные жители на наши расспросы ответили, что это живородящие рыбки голомянки, и что под солнечными лучами плавится их нежный жир, который содержит витамины и вообще очень полезен.
Уже три недели отдыхали среди первозданной природы. После загазованной и душной атмосферы мегаполиса Прибайкалье показалось нам раем. Солнце не жгло, не палило, а мягко ласкало лучами, делая приятным и уютным наше пребывание. С восхода округу заполняли трели птиц. Эти птичьи переговоры не смолкали до заката. Воздух настолько чист и свеж, что, казалось, и сам зазвенит. А вода удивительно вкусная и необычайно прозрачная, дно видно даже на глубине в несколько метров. Дивный край нас очаровал. И мы сами словно оттаяли. Исчезли нервозность и раздражительность. Потянуло на откровения.
Через несколько дней заканчивались наши отпуска, уезжать совершенно не хотелось, окружающая природа действовала умиротворяюще. Стали приходить мысли, верной ли дорогой иду среди городской суеты, устремляясь к карьерному росту? То над чем не задумывался и считал само собой разумеющимся, теперь выглядело сомнительным.
Ещё и Максим огорошил меня своей фантастической историей. Подумать только почти год скрывал, но с другой стороны и как расскажешь, ведь никто не поверит, скорее, сочтут ненормальным. Последние несколько месяцев, после возвращения его из очередной командировки замечал, что с ним что-то не так, Максим стал более замкнутым, неразговорчивым, задумчивым, более серьёзным, хотя куда ещё более, но всё же. Конечно, я пытался расспросить не из любопытства, а как-то отвлечь, но Максим не рассказывал. Я не лез в душу, по себе знал, что назойливость только раздражает и нисколько не облегчает печаль. И вот в один из тихих вечеров, когда мы сидели у костра, а вокруг дышала природа, у Максима прорвалось то, что давило его эти месяцы, да что там, почти год.
Наивкуснейшая уха уже была съедена, и мы, сытые и довольные, любовались заходом солнца. Бледный при свете дня лунный ломтик уже встал ему на смену. Затем солнечные лучи потонули в сиренево-оранжевых слоистых облаках, сбившихся у горизонта на западе. Сумерки наступали с востока, словно проявлялись из неизведанного далёка, обволакивая всё вокруг. Первые звёзды робко показались на синеющем небе. Горные вершины стали стремительно погружаться во мрак, и темнота по склонам спускалась на сине-серебристое озеро. В костре трещали сухие ветки, пламя, искрясь и танцуя, устремлялось вверх, и его языки растворялись в вечернем сумраке.
– Игорь, я давно хочу рассказать тебе историю, которая произошла со мной около года назад во время командировки в Рим, – обратился ко мне Максим. – Это очень странное происшествие, и я до сих пор не знаю, как объяснить то, что со мной случилось.
– Происшествие?! И ты столько времени молчал! – удивился я.
– Всё как-то не решался. Да и подходящего случая не было. Только эта история длинная.
– Не томи, Максим, начинай уже рассказывать.
И Максим поведал мне очень странную и необычную историю. Если бы я не знал его много лет, то усомнился бы в её правдивости. Наша дружба давняя, ещё со школы, с пятого класса. Его родители тогда переехали в наш городок. Из всех предметов тогда Максимке больше всего нравилась история древнего мира. Помню, как он всегда очень внимательно слушал учительницу истории Ольгу Николаевну, которая прекрасно знала свой предмет и увлекательно рассказывала. И у неё на уроках не только двоек, троек не было. Максим, бывало, вытаращит на неё свои серо-голубые глаза и смотрит, почти не отрываясь, будто боится пропустить что-нибудь. Ребята даже посмеивались, говорили: влюбился. Но не будешь каждому объяснять, что когда интересно, то нельзя не смотреть на того, кто рассказывает такие захватывающие вещи. А древний мир был непостижимым и манящим. Это словно другая планета с иными племенами, народностями и государствами, со своими законами и обычаями. Тогда в детстве Максим хотел стать археологом. Только он не мог решить, какому же государству отдать предпочтение, потому что археолог должен ограничивать свой интерес каким-то одним регионом. А моему другу было интересно многое.
В старших классах интерес к истории поубавился. Школьники обычно свой интерес к тому или иному предмету связывают с личностью учителя. Хоть и глупо, но это так. С историей СССР нам не повезло: другая учительница рассказывала нудно, без энтузиазма, может быть, ей самой было неинтересно. Так это или нет, но на её уроках мы скучали.
Не повезло нам и с учительницей английского языка. Та любила рассказывать всякие небылицы и случаи, которые с ней происходили, или рассуждать о чем-либо, совсем не касающегося темы урока. Быстро усвоив эту её особенность, мы частенько в начале урока задавали ей какие-нибудь вопросы, спрашивали её мнение, нарочно тянули время. А, когда она спохватывалась, то успевала до звонка только напомнить о домашнем задании.
После школы мы вместе поступили в медицинский. Я давно хотел стать хирургом, а Максим в мединститут пошёл за компанию, в основном, чтобы получить профессию, а не из большой любви к медицине.
В институте, изучая обязательную латынь, Максим понял, современному человеку знание иностранного языка необходимо и принялся осваивать французский. Через два года он начал самостоятельно учить итальянский, а ещё через год – немецкий. Лишь изредка консультировался с преподавателями. Как-то случайно ему попался учебник старославянского языка. Он и его принялся читать с интересом.
По распределению я попал в областную больницу, а Максим – в поликлинику Приморского района. Я ассистировал во время операций, потом и сам стал оперировать. А вот Максимка, поработав участковым врачом, понял, что терапия – не его призвание. И если бы не хобби, то впал бы в хандру. Увлёкся он древней историей, взялся изучать историю и культуру европейских стран. Уволился из поликлиники и устроился в фармацевтическую фирму, пройдя отборочный конкурс. Благодаря знанию иностранных языков и медицинскому образованию стал там вскоре нужным и почти незаменимым.
Фирма, где работает Максим, не только расширила ассортимент медицинских и фармацевтических товаров, но и стала специализироваться на импорте различных косметических средств по уходу за кожей и волосами. Максим часто ездит в деловые командировки во Францию, Италию и Германию. Его присутствие стало уже необходимым при деловых переговорах. Иностранцев умиляет интерес моего друга к их родным странам, они проникаются к нему доверием, и в результате ему удаётся заключать выгодные контракты.
Всё удавалось, лишь в одном Максиму не везло – в любви.
При всей своей практичности и дальновидности, он всё-таки очень ранимый и, можно сказать, в какой-то степени наивный. Сидел я тогда с ним у костра на берегу Байкала, слушал непостижимую его историю и думал: удивительно, что это вообще произошло, но не удивительно, что именно с ним. Максим настолько увлёкся прошлым, что его всё больше и больше занимали события тех далёких веков, и всё меньше интересовало настоящее. Нет, он не идеализировал прошлое. Но оно его манило, как всё недоступное, малоизвестное и далёкое. Максим не пустой мечтатель, и не враль, что-либо придумывать и забавлять он не будет. В этом я был уверен, и ничуть не сомневался в правдивости его рассказа. Но объяснить я совершенно не в силах. Одно из чудес или причуд всемогущего Неба? У меня ответа нет. Может кто-нибудь из читателей своим проницательным умом постигнет. Поэтому я выношу историю моего друга, разумеется, с его разрешения на ваш взыскательный суд.
Помню, сидит напротив меня Максим. Красивый, статный, крепкий. Школьное увлечение гимнастикой, а потом занятия в институтском кружке самбо пошли на пользу. Его небольшая борода, которую он отпустил в последнее время, в отсветах пламени костра из русой превратилась в рыжую, как и густые отросшие за отпуск волосы. Похож на древнего русича. Ему бы меч да копьё со щитом, да шлем с кольчугой – вылитый княжеский дружинник. Но его занесло в другую эпоху…
Глава первая. Поездка в Рим
I
А вот и сама история, как поведал мой друг.
– Подходил к концу срок контракта с итальянским партнёром, – начал свой рассказ Максим. – Для обеих сторон соглашение было очень выгодное, не только наша фирма, но и итальянцы надеялись на его продление. Случайно руководству фирмы стало известно, что конкуренты активно переманивают нашего партнёра. Надо было срочно принимать меры. Уладить столь непростое дело поручили мне. Начальство расщедрилось, и откомандировало меня в Рим аж на две недели.
В аэропорт я поехал на такси. Шоссе постепенно приближалось к морю, затем шло параллельно береговой линии. Вокруг становилось сумеречно, словно небеса превратились в полупрозрачную серую дымку, которая разрасталась и сливалась с морем. Вдоль берега плыл пассажирский лайнер, украшенный зажжёнными окнами, как новогодняя ёлка сверкающими гирляндами.
И вспомнилось мне, как почти десять месяцев назад на таком же теплоходе я плыл вместе с Надей. Я так ждал этого круиза! Две недели наедине! В одной каюте! Думал, уж теперь будем вместе, теперь нам никто не помешает. Только мы и море! Но я не учёл – теплоход прогулочный, развлекательный. То бар, то ресторан, то бассейн и всюду весёлые компании. А Надя общительная, даже слишком… Мне хочется быть рядом с ней, хочется, чтобы она уделяла внимание только мне. А её тянет к новым приятелям, и из бара и ресторана её можно вытащить только на палубу, где она щеголяла в своём слишком откровенном золотистом бикини, или в бассейн, и везде её сопровождала компания новоявленных друзей. Кончилось тем, что мы поссорились, и она быстро нашла мне замену. Так, что моя Надежда перестала быть моей и не оставила никакой надежды на нашу совместную жизнь, о которой мечтал.
Я смотрел на лайнер и старые, казалось, уже угасшие чувства проснулись. Какая-то серая тоска охватила мою душу. Невыразимая грусть выдавила из глаз влагу, подкатила ком к горлу. Почему я так полюбил её? Почему она меня не любила? Почему? Почему так происходит?..
Через несколько километров шоссе плавно повернуло, удаляясь от морского побережья. Седое небо окончательно слилось с пепельным морем на невидимой уже линии горизонта, вдоль которой очень медленно перемещалась продолговатая бриллиантовая «брошь-лайнер», сияя крохотными сверкающими окнами, становясь, всё меньше и меньше. Крошечные огоньки в три ряда на белом овале в сером тумане сплошного моря-неба. Я как завороженный смотрел на эту бриллиантовую «брошь», уменьшающуюся и удаляющуюся в сероватую бездонную даль. Может быть, из-за того, что смотрел слишком пристально, эта картина унесла меня на несколько мгновений из действительности в какую-то иную реальность. И мне захотелось другой жизни, такой же вот маняще далекой.
Шоссе уходило от моря. Последний раз взглянул я на крошку «брошь» и грустно вздохнул. Как ни странно вдруг почувствовал облегчение, словно с этим печальным выдохом вышла, закончилась моя прежняя жизнь, и появилось ощущение, что начинается её новый этап. От предчувствия чего-то необычного защемило в груди, как будто я вступаю на опасный, но заманчивый путь.
II
И вот я в Риме. Мне нравится этот город. Нравится Италия. Нравятся итальянцы, в большинстве своём они очень красивые, особенно глаза. По-моему, глаза у итальянцев самые красивые в Европе. Когда я впервые приехал в Италию, у меня было такое чувство, что я вернулся туда, где у меня осталось что-то родное. Странное это ощущение не покидало меня в Риме и при последующих визитах. Какая-то мимолетная ностальгическая тень редкими волнами покрывала мою душу. Я ощущал грусть, словно от потери чего-то родного, и одновременно радость, как будто я вот-вот обрету что-то важное. Я не находил разумного объяснения своим ощущениям, кроме своего субъективного отношения к этой прекрасной стране с многовековой историей.
Но меня ждала работа, трудные переговоры с руководством фирмы. И я постарался сосредоточиться на этом деле. Немалых трудов мне стоило убедить Роберто Висконти, нашего итальянского партнёра, продлить контракт. Целую неделю я бился. В конце концов, Роберто согласился продолжить наши партнёрские отношения. Остался всего лишь один спорный пункт, очень важный для нашей фирмы, и не очень выгодный для Роберто. Приближались выходные, которые обычно Роберто посвящал семье. Мы решили отдохнуть, развлечься.
В субботний день была организованна экскурсия в Ватикан. Семья Висконти прибыла в полном составе: Роберто, стройный и красивый, с вдумчивыми голубыми глазами; его обворожительная и жизнерадостная черноглазая жена Сабина, их двенадцатилетний сын, красавец Джулиано и восьмилетняя куколка, дочь Лючия.
Знаменитые фрески красоты неописуемой. Рассказать не берусь, это надо видеть. Но я не удержался от комментариев и даже дополнял объяснения гида, разумеется, на итальянском языке, чем завоевал симпатии и расположение семьи Роберто.
В воскресенье мы все отправились на виллу, расположенную в живописных окрестностях Рима. Там было тихо, мило и уютно. Но мне, почему – то, хотелось на море. Плавая в бассейне, я закрывал глаза, представляя, что лежу на морских волнах. В тот день меня одолела мечтательная нега. Хотелось погрузиться в неизведанный мир, уйти от знакомой реальности.
Выйдя из воды, я отказался от шезлонга, любезно предложенного хозяйкой, расстелил полотенце на лужайке на сочной траве и растянулся в истоме. Устремил взгляд в небесную даль, любуясь перистыми облаками. Наслаждаясь спокойствием и безмятежностью, ощутил, что меня куда-то уносит…
Глава вторая. «Потеря памяти»
Я открыл глаза, но солнце ослепило. Присмотрелся и увидел… море, манящее и безграничное, сине-бирюзовая искристая рябь до горизонта. Пологий песчаный берег облизывали, слегка пенясь, зеленоватые волны. Недоумевая, каким же образом я оказался у моря, оглядывался вокруг. Слева заметил выброшенную на берег разбитую громадную деревянную лодку, похожую на античный корабль, что меня весьма удивило. «Для лодки размер чересчур велик, – мелькнула мысль, – прямо уж транспортный корабль», – решил я, так как борта сильно округлые, а, насколько припоминал, бока боевых судов куда менее изогнутые, за что их и называли «длинные». Часть берега покрывали многочисленные обломки досок, а также какие-то ящики разбитые и уцелевшие, обрывки канатов и верёвок.
Голова раскалывалась, но я приподнялся и побрёл по песку. «Солнечный удар или перебрал «мартини»? – подумал я, прислушиваясь к шуму прибоя. Где это я? Стоп, стоп, я же выпил всего две рюмки… Но, как сюда попал? И куда подевались?..»
– Хозяин! Господин Максим! Хозяин! Нашли товары! – раздался крик парня, бежавшего в мою сторону. Говорил он, почему-то, по латыни.
Подумал, что парень обращается не ко мне, и побрёл дальше. Юноша, в какой-то короткой рубахе без рукавов, шлёпая босыми ногами по мокрому песку, догнал меня и стал радостно твердить опять тоже самое, добавляя, что он рад видеть меня живого и почти невредимого.
«Это ещё кто такой? О каких товарах речь? И почему он меня называет хозяином? И во что он одет?» – с некоторой долей сомнения и опасения встретил подбежавшего темноволосого юношу, который стал рассказывать, кто и где нашел их товары. Я ничего не понимал, мне хотелось присесть, но ни шезлонга, ни скамейки не оказалось. Пришлось сесть прямо на песок. Только тогда заметил, что мои голые ноги обуты в сандалии, а из одежды какая-то хламида, типа простыни с застёжкой на левом плече. Осмотрев себя, я опешил…
«Что это за маскарад? Зачем это «древнеримское» одеяние? Куда я попал?.. Не пойму ничего!» – думал я, обхватив руками голову.
– Голова всё ещё болит? – с сочувствием спросил молодой человек.
Я решил подыграть и попытаться что-нибудь разузнать.
– Да, очень, – вслух сказал я тоже на латинском языке. – Но, хуже то, что ничего не помню.
– Совсем ничего? – удивился тот, как будто искренне.
Я отрицательно покачал головой.
– И меня?
Я подтвердил.
– Я Фидéлис, слуга ваш. Мы везли в Рим товары, но почти у берега потерпели кораблекрушение, нас настигла буря. Господь смилостивился, и все наши выжили. Вас, мой господин, стукнуло мачтой по голове, и вы упали без чувств. Мы вынесли вас на берег, потом пошли искать и собирать то, что выбросили волны. О, господь милостив к нам, многое удалось найти. Ткани, пряности я разложил на горячем песке, их сторожат наши гребцы. Когда товар подсохнет, отнесём во дворец к императору. Но сначала вас надо доставить домой. Куда вы предпочитаете: в Рим или на виллу?
– На виллу, – после недолгого раздумья ответил я, а сам думал: «Что за бред? Слуга, ткани, пряности, кораблекрушение, дворец императора! Кто здесь сошёл с ума?.. А, быть может Роберто устроил розыгрыш? Что ж, любопытно… но этот малый говорит не на итальянском! Зачем такие ухищрения? К чему латынь? И какая-то непривычная», – и я в изнеможении повалился на песок.
Пока я осматривался и недоумевал, Фиделис носился по берегу. Этот шустрый паренёк, ещё подросток, вместе с капитаном нанял несколько лодок, в которые слуги и матросы перетаскали подмокший груз. На море стало совсем тихо, волны слегка пенились, набегая на прибрежные камни, торчащие из воды. Солнце палило нещадно, а на небе – ни облачка.
– Вот, ведь и не подумаешь, что ещё вчера вечером был ливень и ветер сбивал с ног, – сказал Фиделис, помогая мне зайти в лодку. – Триерарх сейчас подойдёт, даст отчёт.
– Триерарх?
– Да, господин, мы так называем Флора Доната, вспомните, он раньше служил триерархом на военном корабле. Его прежняя должность ныне нечто вроде прозвища… Вы всегда были довольны им, как он управляет кораблём.
–А-а… Не до отчёта мне сейчас. Пусть займётся более срочными делами.
Фиделис умчался к группе мужчин, которые осматривали выброшенный на берег корабль. Когда он подбежал ко мне, спросил:
– Сколько ты у меня служишь? – решил притвориться и принять навязанную мне игру.
– Уж больше пяти лет, с тех пор как стал помогать отцу… Господин, вы как-то стали говорить… как-то не так. Неужто от удара?!
– Отчего же ещё. Фиделис, будь другом, помоги возвратить мне память.
– О, господин! Я не в силах! Искусство врачевания мне неведомо! – юноша испугано вытаращил большие карие глаза.
– Рассказывай всё, что знаешь. Отвечай на мои вопросы подробно. Напоминай мне о всех и обо всём, что самому известно.
– О, да, господин, – парень вздохнул с облегчением.
– Мы решили ехать на виллу, а почему отправляемся в море?
– Так путь к вилле короче. Дойдём до северного устья Тибра вдоль берега. Потом – по реке, и – прямо к поместью.
Фиделис уселся на краешке скамьи напротив меня. Он казался успокоенным, будто выполнил то, за что отвечал.
– Фиделис, меня ждёт кто-нибудь?
– Кто ждёт?.. Торговые партнёры, те, с кем заключали договора. Покупатели. Мой отец Адолий, управляющий вашим поместьем…
– А жена? У меня жена есть?
– Нет. Вы не женаты, мой господин.
– А родители? Братья, сёстры?
– Есть троюродные, а у родителей вы были один.
– Почему был?
– Так погибли ваши родители, господин.
– Погибли? Как? Когда?
– Давно. Я тогда ещё не родился. Мне отец рассказывал, а ему те, кто пережил три осады Рима.
– Осады? Расскажи всё, что тебе известно, – я подумал, что игра затягивается и осложняется и, если бы не головная боль, то довольно любопытно.
Юноша будто что-то вспомнил, встрепенулся.
– Да, мой господин …чуть позже, пока мне надо проверить, – и умчался к тем, кто ещё оставался на берегу.
Глава третья. Смерть «родителей»
I
Кто так странно вознамерился подшутить надо мной? Как я не ломал голову, понять не мог. Надоело биться над этим вопросом, и я просто смотрел на небольшие волны, что качали лодки, куда люди, загружали последние тюки и ящики, слева группа людей поклонилась как будто бы мне, после чего куда-то направилась.
Фиделис напомнил о себе.
– С вашего позволения, господин, я осмелился оставить гребцов столько, чтобы нам добраться на этих, – и он кивнул в туда, куда полуобнажённые люди заносили поклажу, – пяти лодках и разгрузить груз, да и из поместья слуги помогут. Флор Донат просил вас извинить его, что ушёл, не решился тревожить. Спешит найти людей, надо вытащить корабль и быстрее ремонтировать. В киле в разных местах большие повреждения.
– Им всем надо бы отдохнуть и поесть.
– Трапезой и ночлегом распоряжаются помощники Доната, не беспокойтесь, господин. Вставайте, пора и нам, вам лучше перейти вон в ту лодку, где груза мало.
– Плыть долго?
– Ещё до заката успеете принять ванну и утолить голод.
В лодках уже разместились гребцы. Как только я и Фиделис переступили борт и сели на скамью, тут же опустились вёсла, и лодки заскользили прочь от берега, затем развернулись и пошли вдоль него.
– Фиделис, ты обещал рассказать о моих родных.
– О, простите, господин, – он придвинулся ближе и тихо, потому что, как он мне потом сказал, предназначались его слова только для моих ушей, другим слышать не положено.
Забегая вперёд, скажу, что Фиделису, видно его хозяин давал много воли, что можно было судить по свободной манере держать себя, и даже принимать решения, что говорило – парня не держат в строгих рамках бездумного исполнителя, а предоставляют возможность размышлять и делать выводы, чему я удивился. К тому же юноша резко и очень критично высказывался о сановниках, похоже, что ему много позволяли и, быть может, его окружал дух свободомыслия, который бывает далеко не в каждом доме. И ещё меня удивило редкое доверительное отношение Фиделиса, как слуги ко мне. Вначале я воспринимал всё глазами и сознанием моего времени, но потом оказалось, что в поместье, куда меня привезли, так заведено. И тон таким добрым взаимоотношениям задавал именно я? Думаю, что кто-то всё же другой, но почему-то меня принимали за него.
Фиделис начал рассказывать, точнее, шептать, напоминая мне то, что было известно в то время многим.
– … ваш дедушка, его звали Горгоний, очень тосковал после смерти жены. Вы тоже очень любили бабушку и оплакивали её кончину. Чтобы развеять тоску, Горгоний решил вместе с вами проведать своего брата, который жил в Карфагене. Вас сопровождал мой отец, Адолий. Вы благополучно прибыли в Африку и наслаждались гостеприимством родственников. А в это время, как оказалось к Риму подходило готское войско. Вёл его смелый и хитроумный вождь Аларих. Напуганные жители покидали италийскую землю, спасаясь в дальних провинциях империи. Вы же с дедушкой и Адолием вдали от Рима избежали бедствий. Потом в народе говорили, да и до сих пор шепчутся старики, что беды можно было избежать. А началось всё с казни Стилихона, отважного полководца. Правда, был он варваром, из вандалов. Ну, так что же? Зато отстаивал интересы империи! Смело бился с другими варварами, что посягали на границы нашего государства. Даже Аларих, несмотря на победу, которую одержал некогда над ним Стилихон, почитал его и считал своим другом. Но Стилихон оказался бессилен перед интригами. Так мне говорил отец и добавлял, что при всех бедах, постигших тогда римлян, многие обвиняли не готского вождя, а трусливых сенаторов и министров: Олимпия, и префекта Иовия, начальника императорской опочивальни евнуха Евсебия и командующего гвардией варвара Аллоибиха, да ещё равнодушного к страданиям своих подданных императора Флавия Гонория, правившего тогда. Аларих просил, и притом настойчиво, заключить мирный договор. Отец рассказывал, что министры самонадеянно отвергли переговоры, но и к войне готовиться не стали. В ответ Аларих перешёл Альпы, и победно шествовал по италийской земле.