Можно сказать, что в этом ответственном документе Зейдлиц выступал от имени всей окруженной армии. Он подчинился в тот момент голосу своей совести, не думая о том, что это может стоить ему головы. Паулюс передал его докладную записку в ставку, но она была оставлена без последствий.
Трагедия командира LI корпуса и его начальника штаба заключалась именно в том, что, являясь, подобно всем попавшим в окружение, пассивными участниками событий, они в отличие от всех нас, надеявшихся и отчаявшихся, осведомленных об истинном положении дел и пребывавших в неведении, ясно предвидели неминуемую катастрофу, но не в силах были ее предотвратить. Поэтому им было особенно тяжело, когда в конце концов у них не осталось ничего другого, как повиноваться бессмысленным приказам и исполнить свой воинский долг вплоть до горького конца.
Но Зейдлиц и после этого не успокоился, не смирился. Многим из нас, особенно молодым офицерам, для которых выжидательная тактика постепенно становилась невыносимой, один вид этого сухощавого, подтянутого генерала с седеющей шевелюрой внушал надежду. До самого конца сражения мысль о прорыве не умирала. Подобные планы возникали вновь и вновь не только у отдельных командиров, но и в частях и целых соединениях даже тогда, когда время было уже безнадежно упущено и любая попытка соединиться с нашими основными силами, отброшенными на сотни километров в суровых условиях наступавшей зимы, явилась бы безнадежной авантюрой и окончилась бы неминуемой гибелью измотанных в боях людей. Прорыв так и остался для нас табу. В штабе армии уповали на помощь извне, полагая, очевидно, что, находясь в «котле», невозможно объективно оценить общую обстановку на фронтах и шансы на успех операции по спасению окруженной группировки, операции, которую верховное командование обещало провести в ответ на наши просьбы о помощи.
Приказы ставки определяли все наши действия почти до конца, кроме последних бесславных дней нашей армии.
Командующий беспрекословно исполнял их, постоянно опираясь при этом на энергичную поддержку своего начальника штаба, генерал-майора Шмидта, который особенно упорно настаивал на неуклонном проведении в жизнь всех директив главного командования сухопутных сил. Весьма характерным было и отношение Паулюса к Зейдлицу, корпусному командиру, который, находясь в его непосредственном подчинении, столь смело и настойчиво выступал против выполнения роковых приказов свыше. Командующий не предпринял никаких мер против «бунтовщика», вероятно, потому, что полученные им директивы вызывали сомнения у него самого. Да иначе и быть не могло – ведь то, что ему приказывали делать, полностью противоречило всему тому, что он еще совсем недавно считал абсолютно необходимым, исходя из собственной оценки обстановки, сложившейся на участке его армии. Можно себе представить, какие мучительные раздумья терзали в те дни обоих попавших в безвыходное положение военачальников, на плечи которых легло бремя чудовищной, необозримой по своим последствиям ответственности.
Разумеется, в те полные напряжения дни мы в Сталинградском «котле» ничего не знали о том, что происходило в это время в ставке Гитлера, который, не посчитавшись с мнением своих наиболее опытных военных советников, принял столь роковое для нас решение, опираясь при этом лишь на безответственное обещание Геринга обеспечить снабжение окруженной армии воздушным путем. Впрочем, тяжелые предчувствия не покидали нас. Так или иначе, все были тогда встревожены, подавлены, а в глубине души и возмущены. То, что вменили нам в обязанность, не только противоречило нашему профессиональному опыту, но и подрывало наш боевой дух и веру в себя, лишая нас последней надежды на успешный прорыв собственными силами.
«Держитесь! Фюрер выручит вас!»
В последнюю неделю ноября, когда наши части и соединения, сильно потрепанные в отступательных боях, лихорадочно закреплялись на новых рубежах, постоянно преодолевая все новые трудности, командующий отдал весьма серьезный по своим последствиям приказ по армии. Я и по сей день помню его слово в слово. Начинался он так: «6-я армия окружена. Вашей вины, солдаты, в этом нет. Вы сражались доблестно и упорно до тех пор, пока противник не вышел нам в тыл». Дальше в приказе говорилось о предстоящих тяжелых боях, о страданиях и лишениях, которые неминуемо ждут немецкие войска, о том, что, несмотря на голод и морозы, нам нужно во что бы то ни стало продержаться еще некоторое время, твердо веря в обещанную подмогу. Наконец упоминалось и о том, что Гитлер лично обещал провести операцию по спасению окруженной армии. Воззвание было составлено весьма искусно и убедительно и заканчивалось фразой, рассчитанной на нужный психологический эффект: «Держитесь! Фюрер выручит вас!» Эти слова, сулившие скорое избавление, должны были ободрить и вдохновить солдат.
Этот заключительный призыв, который живо обсуждался в нашем штабе, придавал документу чисто эмоциональную окраску, столь необычную для трезвого и делового тона приказов. Меня самого он окончательно убедил в том, что после всего происшедшего наших людей обрекают на новые, еще более тяжелые жертвы. Наши части в высшей степени нуждались в отдыхе и отводе на переформирование еще на исходе лета, когда 6-я армия в результате наступления вышла к Волге у Сталинграда и, втянувшись здесь в кровопролитные бои, наступательные на одних участках, оборонительные – на других, была вынуждена в буквальном смысле слова сражаться на два фронта. Солдаты, в большинстве своем старые фронтовики, вот уже два года провели в беспрерывных тяжелых боях без отпусков, ни разу не побывав за это время на родине. В ходе летнего наступления, начавшегося в районе Харькова непосредственно после ожесточенных оборонительных боев, части долгие месяцы без отдыха были на марше – постоянное напряжение и походные лишения уже тогда измотали солдат. Мне запомнились колонны обессиленных людей, бредущих по бесконечной степи, днем под палящим солнцем в клубах пыли, ночью – в пламени многочисленных степных пожаров, которые часто тянулись на много километров. Не хватало воды, жажда терзала людей; я вспоминаю пересохшие степные колодцы, однообразную и скудную походную пищу (снабжение не поспевало за наступавшими войсками) и, наконец, мириады мух, не дававших нам покоя. Тогда в частях начались желудочные и другие инфекционные заболевания, вспыхивали эпидемии малярии, а под конец и желтухи. Многие в глубине души ждали тогда болезни как избавления, рассчитывая попасть в тыловые госпитали еще до начала страшной русской зимы.
После боев на Волге и Дону люди обессилели окончательно. Главные силы нашей армии с середины августа по октябрь вели бои в развалинах Сталинграда, окутанных клубами пыли и дымом пожарищ. Багровое зарево днем и ночью стояло над мертвым городом и было видно уже издалека. Но за два месяца беспрерывных кровопролитных боев нам так и не удалось выбить из города русских, стоявших насмерть на своих последних оборонительных рубежах по эту сторону Волги. В то же время части нашего корпуса понесли огромные потери, отражая в сентябре яростные атаки противника, который пытался прорвать наши отсечные позиции с севера. Дивизии, находившиеся на этом участке, были обескровлены; в ротах оставалось, как правило, по 30–40 солдат. Пополнение, прибывавшее на фронт, было совершенно недостаточным. В результате боевой состав многих частей сократился в среднем до одной трети, если не до четверти первоначального. Затаенные надежды людей на то, что после столь тяжелых боев и лишений их отведут наконец в тыл, рассеялись после получения приказа зимовать на занятых позициях. В довершение всего русское наступление положило конец и последним надеждам людей, мечтавших хотя бы об очередном или рождественском отпуске на родину. Теперь же роковой приказ, в котором уже открыто говорилось об окружении и о необходимости «продержаться», не оставлял и тени сомнения во всей серьезности нашего положения.
Но, естественно, солдаты-фронтовики тогда еще не представляли себе в полной мере, какие страдания и лишения им уготованы. Они не разбирались в сложных проблемах общеармейского снабжения и понятия не имели о тех бесчисленных трудностях, которые уже тогда вставали перед штабами соединений. Вначале они не знали и о том, что окружение вынудило нас сразу же поставить крест на всех еще только начатых мероприятиях по подготовке зимних позиций. Армейские тыловые базы в станицах Морозовской, Тацинской и еще дальше к западу остались за пределами «котла». Там хранились десятки тысяч комплектов зимнего обмундирования – шинелей на меху, валенок, шерстяных носков, подшлемников и наушников, – которые теперь уже нельзя было доставить в наше расположение.
В результате войска в подавляющем большинстве своем встретили убийственные русские морозы, почти не имея зимней одежды.
Поскольку намеченный ранее прорыв 6-й армии на юго-запад не состоялся, и окруженные соединения вынуждены были готовиться к долговременной обороне, возникла необходимость перегруппировать некоторые подразделения, а также часть тяжелого вооружения. Постепенно, преодолевая большие трудности, удалось укрепить наши рубежи и стабилизировать линию обороны. Особенно туго пришлось при этом дивизиям, расположенным на южном и западном участках, в открытой степи, где не было ни жилых помещений, ни строительного леса, ни дров. Конфигурация кольца обрела свои окончательные очертания, которые и сохранились вплоть до второй недели января. Длина «котла» с востока на запад составляла примерно пятьдесят километров, ширина – около сорока[18].
После того как фронт, пришедший в хаотическое движение в результате русского прорыва, наконец стабилизировался, разведотделу штаба нашего корпуса постепенно удалось получить более или менее полное представление об обстановке у противника. Теперь, когда вся 6-я армия оказалась сосредоточенной на сравнительно небольшом участке внутри кольца, мы старались выявить и нанести на карты все действовавшие против 6-й армии ударные соединения противника. Только крупных русских соединений здесь вначале насчитывалось около 60 – это были главным образом стрелковые дивизии и танковые бригады, сведенные в семь армий. К этому следовало добавить и некоторые находившиеся в резерве соединения, присутствие которых было нелегко обнаружить. Главные силы противника, и прежде всего его артиллерия, были сосредоточены на западном участке кольца, который обороняли части нашего корпуса. Мы подсчитали, что соединения противника, окружившие нас стальным кольцом, обладают по меньшей мере трехкратным численным превосходством и располагают устрашающим количеством тяжелого вооружения[19].
Наша же армия, численность которой до окружения составляла примерно 330 тысяч человек, теперь после потерь, понесенных в результате русского прорыва, насчитывала, по нашим данным, около 280 тысяч человек, включая румын, а также некоторые части, не входившие ранее в состав армии, но попавшие вместе с нами в «котел». Среди окруженных были представители решительно всех немецких земель (один из корпусов армии формировался в Вене). Все они были отныне связаны единой недоброй судьбой. К ним были обращены слова приказа, сулившие спасение: «Держитесь! Фюрер выручит вас!»
И солдаты слепо верили в грядущее избавление.
Их боевой дух еще не был сломлен, и настроение в частях еще долго оставалось куда более оптимистическим, чем в штабах. Люди на передовой считали создавшееся тяжелое положение бедой поправимой, обычным делом, без которого на фронте не обходится, и были даже уверены, что после благополучного исхода участники сражения получат, как это обычно бывает, особый знак отличия – какую-нибудь сталинградскую нашивку или памятную медаль за выход из «котла». Разумеется, все были уверены, что внешний фронт окружения будет прорван в ближайшем будущем. Солдаты непоколебимо верили в обещанную помощь, и в этой вере они черпали силы, сражаясь в тяжелейших условиях, страдая от голода и лютой стужи; с этой верой они и погибали в боях[20].
В течение долгих недель наши части в обороне отражали натиск русских, несмотря на их подавляющее превосходство в танках и других видах тяжелого оружия. Лишь на отдельных участках русским в кровопролитных боях местного значения удавалось потеснить нас и вклиниться в линию обороны, которая к тому времени окончательно стабилизировалась. Особенно упорными были атаки советских войск в первой половине декабря на западном участке «котла», где держали оборону части нашего корпуса, а также подразделения XIV танкового корпуса, позиции которого были расположены к западу и юго-западу от нас. Однако прорвать наш фронт на этом участке противнику так и не удалось. Не один подвиг совершили в те дни наши солдаты – самоотверженность и верность воинскому долгу были повседневным, будничным делом для этих безыменных немецких солдат. Однако в сводках вермахта ход битвы на Волге освещался в тот период лишь в самой общей форме, ограничивался туманными намеками. Главное командование стремилось затушевать истинное положение дел и ни словом не упоминало о том, что целая армия в окружении сражается не на жизнь, а на смерть и находится под угрозой полного уничтожения. И мы, штабные офицеры, возлагали все свои надежды на готовившуюся операцию по спасению нашей окруженной группировки. В тот момент никто и в мыслях не допускал, что Гитлер оставит в беде или, попросту говоря, скинет со счета 6-ю армию. Фюрер уж найдет за нас выход из этой проклятой ловушки! Среди нас находились даже такие фантазеры (правда, это были по большей части неопытные юнцы), которые утверждали, что Гитлер не только выручит нас, но и сумеет превратить наше кажущееся поражение в блистательную победу, охватив гигантским кольцом все соединения русских, окружавшие нашу армию. Эти прожектеры с их слепой верой в чудеса не вывелись среди нас до самых последних дней. Никто из них, впрочем, ясно не представлял себе всей сложности обстановки, в которой немецкие войска одновременно находились и на берегах Бискайского залива, и у мыса Нордкап, под Ленинградом и Вязьмой, в Кавказских горах, на острове Крит и в Северной Африке[21]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Перевод Н.С. Португалова.
2
Видер допускает неточность. Удар южнее Кременской был осуществлен войсками Донского фронта 19 ноября одновременно с ударом Юго-Западного фронта, наступавшего с плацдармов юго-западнее г. Серафимовичи и станицы Клетская. К окружению группировки гитлеровцев привел, однако, не удар Донского, а удар Юго-Западного фронта, войска которого 23 ноября в районе г. Калач соединились с войсками Сталинградского фронта, начавшими контрнаступление на один день позже (20 ноября) с плацдарма в районе Сарпинских озер. – Прим. ред. (Здесь и далее примечания, отмеченные звездочкой, даны русской редакцией. Примечания, касающиеся военных действий в Сталинграде, сделаны подполковником В.К. Печоркиным.)
3
Мост был захвачен небольшим отрядом под командованием подполковника Г.Н. Филиппова. Танки Филиппова с включенными фарами подошли к переправе. Гитлеровцы, охранявшие мост, приняли их за своих. Советские танкисты, переправившись через реку, уничтожили охрану и захватили мост. (См. «Битва за Волгу». Волгоград, 1958, с. 133–134 и «История ВОВ», Воениздат. М., 1961, т. III, с. 33–34.)
4
В действительности метеорологические условия не исключали действия авиации, а лишь ограничивали их.
5
В окружении оказались 22 дивизии 6-й и 4-й танковых немецких армий. В составе окруженной группировки было 15 пехотных дивизий (44, 71, 76, 79, 94, 113, 295, 297, 305, 371, 376, 384, 389-я пехотные, 100-я легкопехотная дивизия гитлеровцев и 20-я пехотная румынская дивизия), 3 танковые дивизии (14, 16 и 24-я), 3 моторизованные (3, 29 и 60-я), 1 кавалерийская (1-я румынская), а также 160 отдельных частей всех родов войск. Общая численность всех этих войск достигала 330 тысяч человек. Помимо окружения этих сил, советские войска в ходе контрнаступления разгромили 3-ю румынскую армию, пять дивизий которой были взяты в плен к моменту окружения, и нанесли поражение VI и VII армейским корпусам румын. Был разгромлен XLVIII танковый корпус, составлявший оперативный резерв противника.
6
В истории мирового военного искусства немало примеров операций на окружение, начиная от знаменитых Канн. Однако контрнаступление на Волге было спланировано весьма оригинально Советским командованием, что неоднократно подтверждает и сам Видер.
7
23 мая 6-я немецкая армия, наступавшая с севера, и соединения группы армий «Клейст», наступавшей с юга, соединились в районе Балаклеи. Войска советских 6, 57-й армий и группы генерала Л.В. Бобкина были окружены. До 29 мая они вели тяжелую борьбу с превосходящими силами противника. Лишь отдельным отрядам удалось вырваться из окружения. В этих неравных боях погибли смертью храбрых многие верные сыны нашей Родины Среди них Ф.Я. Костенко – заместитель командующего Юго-Западным фронтом, командармы А.М. Городнянский, Л.В. Бобкин, К.П. Подлас.
8
И все же в данном случае Видер отдает дань распространенной в советской историографии времен культа личности версии о том, что отступление советских войск в глубь страны в летние месяцы 1941 и 1942 годов представляло собой заранее разработанный план «активной обороны», рассчитанной на изматывание врага.
9
Высшие штабные должности в соединениях вермахта (от дивизии и выше) занимали офицеры генштаба, которым была присвоена форма с некоторыми отличиями, в частности красными лампасами на брюках.
10
Эпизоду с захватом в плен майора службы генерального штаба Видер придает преувеличенное значение. Едва ли документы, имевшиеся у него, были столь важными. Во всяком случае, приказы гитлеровской ставки на летнюю кампанию 1942 года в их полном объеме стали нам известны лишь после войны. (Примечание Маршала Советского Союза А.И. Еременко.)
11
62-я армия не была вновь сформирована, а лишь получала время от времени пополнения.
12
Судя по донесению Паулюса в штаб группы армий «Б» от 22.11.1942 года, он не был сразу столь встревожен, как об этом говорит Видер. К тому же основная мысль этого донесения сводится к утверждению возможности удерживать район Сталинграда. (См. Дёрр Г., Поход на Сталинград, Воениздат. М., 1957, с. 74.) Лишь в донесении от 23 ноября Паулюс высказался более определенно за выход своих войск из окружения.
13
Это предположение Видера не соответствует действительности.
14
Видер следует здесь ставшему традиционным в западногерманской историографии утверждению, что одной из важнейших причин того, почему Гитлер не разрешил отход немецкой группировки на Волге, были соображения престижа. Это неверно. У немецкой ставки до начала января были объективные причины для удержания этого района. (Прим. ред.)
15
Видер вновь ошибочно приводит эту цифру, раньше он сам называл 300 тысяч, в действительности было окружено 330 тысяч человек.
16
По данным Дёрра, эта операция намечалась на 25 ноября 1942 года. (Дёрр Г., Поход на Сталинград. М.: Воениздат, 1957, с. 77.)
17
Речь идет о Лодзинской операции, развернувшейся на русско-германском фронте в ноябре 1914 года, одной из наиболее сложных операций маневренного периода Первой мировой войны («Лодзинский слоеный пирог»). В ее ходе германская ударная группировка, окружившая 2-ю русскую армию, сама оказалась в окружении русских войск. Но все же войска генерала Шеффера, в составе которых находился и Зейдлиц, прорвались в расположение 20-го германского корпуса. Это были, однако, лишь остатки ударной группы, в ходе операции она потеряла до 40 тысяч человек, то есть 80 % своего состава. (См. Военно-исторический журнал, № II, 1964, с. 127–128.)
18
С 24 по 30 ноября площадь, занимаемая окруженной группировкой, уменьшилась более чем вдвое. Войска Донского и Сталинградского фронтов зажали окруженных на территории 1500 квадратных километров (70–80 километров с запада на восток и от 30 до 40 километров с севера на юг).
19
Эти данные Видера не далеки от истины. Против окруженных к тому времени действовало уже не три, а два фронта, так как Юго-Западный действовал на внешнем кольце окружения, здесь же действовала и 51-я армия Сталинградского фронта. На внешнем фронте окружения на 27 ноября действовало до 10 стрелковых дивизий, один танковый и три кавалерийских корпуса. На внутреннем кольце действовали 62, 64, 57-я армии Сталинградского фронта и 65, 66, 21 и 24-я армии Донского фронта. Надо иметь в виду при этом, что все они понесли потери, особенно армии Сталинградского фронта, состав каждой из них, как указывает и сам Видер, не превышал состава немецкого армейского корпуса, а по большей части уступал ему. Поэтому заключительный вывод о трехкратном превосходстве русских является преувеличением. К 1 декабря на Сталинградском направлении в целом было следующее соотношение: советских дивизий – 68,5, немецких – 48 (соотношение 1,45:1); людей с советской стороны – 854 776, с немецкой – 846 000 (1:1); советских танков – 797, немецких – 770 (1:1); по артиллерии и авиации соотношение было примерно таким же. Тройное превосходство советская сторона имела только по крупнокалиберным минометам. Противник, однако, имел качественное превосходство в полевой артиллерии. Непосредственно против окруженных действовало 43,5 советской дивизии в составе 479 672 человек (соотношение 1,45:1), 465 танков против 340 (1,3:1), орудий и минометов 8491 против 5230 (1,6:1).
20
Здесь Видер явно идеализирует моральное состояние окруженных. Он не упоминает о страхе, который испытывали не только солдаты, но также генералы и офицеры перед СС и гестапо.
21
В этих рассуждениях Видера проскальзывает распространенная в западногерманской историографии тенденция поставить на одну доску разновеликие по своему значению события Второй мировой войны.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги