Всё Начинается с Детства

«Ближний бой» – зрелище живописное и шумное. Прохожим, не знакомым с игрой в офицеров, может показаться, что здесь происходит настоящее побоище и надо бежать за родителями, а то и за милицией. Войдя в азарт, мы все орем дикими голосами, мы так размахиваем своим оружием, что то и дело задеваем друг друга, вскрикиваем от боли, переругиваемся, палки скрещиваются со стуком, пыль стоит столбом…

– Давай, Кулик, смелее! – покрикивает Опарин на Кольку Куликова.

– Козел ты, Севрюга! Защищай меня, когда я нападаю! – Это Сипа «воспитывает» своего партнера Сервера.

– Куда бьешь, макака! Между ног надо! – это уже Сервер поучает третьего из их летучей команды, Эдема…

Послушаешь издали, подумаешь, что перекликаются овладевшие речью звери самых различных пород: кулики, севрюги, козлы, макаки… Кто сказал, что в Чирчике нет зоопарка? Есть, да еще самый колоритный во всей Азии.

…Мы все устали. Все покрыты ранами, потом, пылью. Витька Смирнов оказался могучим бойцом, стойким стражем жестянки. Эта побитая, искореженная, продырявленная банка из-под сгущенки казалась недосягаемой под защитой его широко раздвинутых ног… И вдруг раздался общий рев восторга: это Опарин, изловчившись, сбил банку… Снова рев – Эдем наподдал ей еще. И, наконец, я, завершив дело, заслал жестянку за пределы поля…

Мы гоняли в «офицеров» пока не начало темнеть. Из окошек уже раздавались призывные крики родителей. Тут и я спохватился: как там Эммка? Пора, давно пора было возвращаться. Тем же путем, конечно…

Витька Смирнов, еще не забывший, что в игре мы были противниками, хмуро посмотрел на меня, но согласился помочь залезть на веранду. Я осторожно взобрался на его спину, Витька закряхтел. Уже вцепившись в раму, я прошептал: «Спасибо, Вить, пока!»

Эммка, хоть и обрадовалась, что я вернулся, тут же снова стала дразниться, что наябедничает. Лучше всего было уложить ее, не дожидаясь прихода отца. Умывшись и поужинав, мы улеглись в постели. Я мигом стал задремывать, перед глазами у меня мелькали наши боевые палицы. Но тут раздался писклявый голос сестренки:

– Вале-е-ра-а!

Ага, вот оно! Наступила минута отмщенья – мне даже спать расхотелось. Сейчас проучу эту ябеду.

Дело в том, что Эммка боялась засыпать одна и зачастую просилась ко мне в постель. Обычно я брал ее. Но сегодня…

– Валера, можно к тебе-е?

– Сколько кошек в доме развелось! Ужас… Говорят, они теперь уже и по квартирам стали лазать… – задумчиво сказал я.

Всхлипывание. Такое жалобное, долгое… Еще бы! Что может быть страшнее горящих в темноте зеленых глаз! Я выждал минуту, другую…

– Ва-а-ле-е-ра!

– Ябедничать будешь? – спросил я торжественно и строго.

– Не-е-е-т! – донесся из темноты дрожащий голосок.

– А вдруг будешь? На что мне такая сестренка-ябеда, а? Обменяем тебя на братишку… С ним будет веселее, мальчишки не ябедничают…

– Я больше не буду! Не надо обменивать, пожалуйста… – И Эммка снова всхлипнула так жалостно, как умеют всхлипывать только очень маленькие дети.

– Ну, хорошо, давай…

Быстрый, дробный топот босых ножек – и почти в то же мгновенье ко мне прильнуло теплое Эммкино тельце. Она вздохнула глубоко, всхлипнула в последний раз… И мы уснули.

Я проснулся внезапно то ли просто так, то ли от каких-то звуков. Мама? Нет, мамы в комнате не было. Она уже Эммку забрала к себе – значит, заходила к нам, вернувшись ночью со смены. Но почему-то за дверью раздавался то шорох, то движение. Не привычная поступь родителей, сопровождаемая пощелкиванием домашних шлепанцев. Нет, это был другой, незнакомый шум, и он меня пугал. Может, кошки, старался я успокоить себя. Вспомнил, как Эммка боится кошек и каким смешным мне это казалось. Но сейчас я и сам не испытывал никакого удовольствия при мысли, что квартира, может быть, полна кошками, и я увижу, как светятся в темноте зеленые глаза… А шум то прекращался, то снова возникал… Вот будто голос чей-то, шепот… Шаги… Заскрипели полы, все ближе к моей двери… Она приоткрылась, кто-то осторожно ходил уже по моей комнате… На секунду мелькнул лучик света… Я зажмурился… Приоткрыл глаза – сново темно. И шорох, шорох…

Я покрылся холодным потом. Открыл рот, чтобы крикнуть: «Воры, воры!» – но ни звука не вылетело из моей глотки. Сперло дыхание, я похож был на немую жабу…

Все затихло. Я лежал, не в силах пошевелиться, прислушиваясь, вглядываясь в темноту. Наверно, это долгое напряжение было не по моим детским силам, я внезапно заснул, когда, как – не помню.

Утром меня разбудили громкие голоса. Отец и мама о чем-то взволнованно переговаривались. По квартире разгуливал ветер – я понял, что распахнута входная дверь. Что-то случилось… И я почему-то знал, что случилось! Не успев додумать эту мысль, я кубарем слетел с постели.

Отец сидел на корточках в прихожей и что-то подбирал с пола. Рядом с ним валялась открытая Эммкина сумочка, набитая ее сокровищами – какими-то серебристыми ленточками.

– Как это я не услышал? – бормотал он.

– Они знают, когда приходить! Время самого глубокого сна выбирают… – У входных дверей стоял дядя Юра, Дорин муж. Это он, оказывается, поднял тревогу рано утром, когда, идя на работу, увидел, что наша дверь почему-то открыта, а в прихожей никого нет… – Они свое дело знают, – сказал он, как бы отдавая должное мастерству воров и в то же время сожалея о постигшей нас беде.

– Как же это я не услышал? – снова пробормотал отец.

– Я слышал… Я их услышал! – Я сказал это сначала очень тихо, потом выкрикнул, вдруг ясно вспомнив, что случилось ночью.

Отец поднял голову.

– Ты слышал? Тогда почему не позвал, не кричал, что грабят?

Я собирался ответить, что не кричал, потому что голос мой исчез куда-то, звуки не вылетали из горла. Но объяснять это было слишком трудно. И почему-то ужасно не хотелось.

– Ну, чего вам надо от ребенка? – Мама подошла и обняла меня. Она, как всегда, все понимала. – Он крепко спал, ему что-то почудилось сквозь сон… И слава Богу, что…

Она не закончила, поцеловала меня, потом подошла к вешалке.

– Слава Богу, взяли только пальто одно… Демисезонное. Нахлебнички…

Глава 23. Мой папа тоже педагог

– Юабов, если еще хоть раз сделаю тебе замечание, запишу его в дневник!

Дождался… Как теперь быть? Как я могу не ерзать и не оглядываться, если за моей спиной сидит Лариса Сарбаш. У Ларисы такие глаза, что стоит ей взглянуть на меня, как я… Ну, я не знаю, что тогда происходит со мной, только мне все время хочется смотреть на нее и смотреть. И что-нибудь ей говорить, потому что Лариса замечательно слушает, ее глаза тогда открываются совсем широко… Эх, если бы мы сидели рядом! Но Лариса сидит позади, а я – за второй партой в среднем ряду, так сказать, под самым носом у нашей учительницы. Оборачиваться – нельзя. Не оборачиваться – просто невозможно!

Я томлюсь, а учительница наша Екатерина Ивановна, или Толстуха, как мы прозвали ее еще в прошлом году, в первом классе, прохаживается в это время вдоль классной доски. Пол возле доски обычно поскрипывает, а уж под ней-то должен скрипеть – вон какая грузная. Но учихала наша умеет ходить как-то по-особенному: она не переваливается всей тяжестью с ноги на ногу, а как бы медленно плывет, как бы катится… И пол молчит! Заложив руки за спину, Толстуха плавает взад-вперед, взад-вперед – и все говорит, говорит… Рассказывает новый материал – про круговорот воды в природе.

Примечания