Чё делать?

Дома Женек заперся в ванной, осторожно снял рубашку, взглянул в зеркало и обомлел. «Мама родная!» Клешня не обманул, на плече красовалась страшенная зверюга. Но это был точно не волк, а хищник неопределенной породы, словно Акелу долго скрещивали со всем зоопарком, начиная с бандерлога. Причем это был явный инвалид, потому что ему не хватало одной задней лапы. «Ёпэ рэсэтэ! Вот гад! Какой ты художник, тебя в маляры не возьмут», – изливал всю свою обиду жертва художественного эксперимента под журчание воды из крана. Раньше Женек презирал уроки рисования и всегда их прогуливал. Теперь он понял насколько рисование – важный предмет. «Это ж не отмоется. Это ж, как его, мать, клеймо!» В древние времена верили, что тотем и судьба человека неразрывно связаны. Смывая стыдные слезы, Женек чуял что-то похожее: татуировка испортила ему всю оставшуюся жизнь. Теперь главное не показывать ее никому и заставить Пятака молчать. Женек стал скрытен, перестал ходить в бассейн, качался в спортзале, не снимая олимпийки. К боевикам охладел, особенно с Майклом Дудикоффым. Ну, не совсем охладел, так смотрел иногда. Когда Шварц в «Командосе» завалил злобного морпеха с клевой татуировкой, то Женек этому радовался больше обычного. Затыкать Пятака оказалось необязательно, у того своих проблем навалилось выше крыши. Портвейн, который он стащил у отца, оказался какой-то дорогущий, импортный. Пятака отлупили. За кражу отлупили, и за то, что пить начал. Он клялся, что не брал в рот ни капли. Что хотел сделать себе татуировку. Но татуировки у Пятака не было, и ему досталось в нагрузку еще и за то, что врет. Пообещали поставить на учет, если не исправиться. По вечерам Женек смотрел на свое плечо в зеркало. Неопознанная тварь радостно скалила зубы, словно приветствовала своего хозяина. Постепенно Женек перестал ее ненавидеть.

Но все равно никому не показывал.

Через два года она спасла ему жизнь. Брат приехал из армии и захотел отметить возвращение домой шумно, под музыку. Под музыку не получилось. Он сразу понял, кто виноват в пропаже его проигрывателя. Женек пытался убежать, но был схвачен за рубашку. Рубашка лопнула по швам, рукав оторвался. Татуировка предстала во всей красе. Брат, снявший уже солдатский ремень для экзекуции, увидел произведение искусства и чуть не помер со смеху. Смягчился брат, бить не стал, только проверил на месте ли у Женька печень. Апперкотом.

Форма разбудила в женькиной голове старые фантазии о крутизне. Эти тяжелые высокие ботинки, в которых так и тянуло кого-нибудь пнуть, эти военные штаны в маскировочных пятнах как у десантников, этот ремень, эта рация, – заставляли его по несколько раз оглядываться на свое отражение в витринах. Он шел и нравился себе. Даже дурацкая татуировка, скрытая наполовину рукавом футболки, выглядела не так по-дурацки.

Но имидж оказался ничто. Фуфло оказался имидж. Теперь Женек шел за девушкой в черном и не нравился себе. Смотрел на свое отражение почти без всякого удовольствия. Как только надел форму, так сразу все, кому не лень, стали им помыкать. И ботинки дурацкие, тяжелые такие. Женек вяло шаркал ими под гневные взгляды менеджера Анны. «Ну, быстрее! Быстрее, кому говорю! – говорила она охраннику. «А быстрее нельзя? Ну, ты быстрее можешь?» – подгоняла она снова и снова. Всю прогулку Женек развлекался тем, что разглядывал джинсовый зад менеджера Анны, когда она не оборачивалась. Когда она оборачивалась, он скромно опускал глаза. Путеводная попа вела его по знакомому маршруту. Так они прошли сквозь толпу в кино, потом прорвались сквозь очередь за бумбургерами, миновали очередь в туалет, и, наконец открыли дверь в служебное помещение. Лампы в коридоре все так же моргали, как и в первый раз, когда он шел с Лизой. Анна больше не бросала гневные взгляды. Она замедлила шаг и старалась идти рядом с охранником. «Вы сейчас такое увидите, такое. Это в голове не укладываться»,– перешла на шепот до этого весьма крикливая спутница. «Что-что я увижу? Я не расслышал», – тоже начал шептать Женек. Анна молча подошла к двери, открыла ее и жестом предложила войти. Женек очень осторожно, вытянув шею, заглянул внутрь. Затем откашлялся и решительно шагнул навстречу неизвестному. Неизвестное выглядело как обычная складская конура, забитая мешками с одеждой. На вещи падал свет из небольшого окна. Рядом с окном были полки. На них лежали какие-то распакованные тряпки и стопка джинсов. «Ну, что я вам говорила? Каково? Теперь вы видите? Теперь вы поняли?» – раздался торжественный голос из за двери. Женек еще раз обвел глазами место таинственного происшествия, но никаких следов происшествия не увидел. Ни тебе трупа, ни тебе кровавой лужи, ни тебе знака черной кошки на стене, ни тебе брошенного ствола, ножа, фомки, ни тебе взломанного сейфа, ни тебе вообще какого-нибудь сейфа – ничего. «А в чем дело то? Из за чего шухер?» – робко спросил озадаченный охранник. С воплем «Да блин!» виновница шухера влетела в помещение. Первым делом ее привлекла стопка джинсов. Потом окно. Потом она постояла, постояла и …упала в обморок.

15

«Я вам еще раз говорю, джинсов на полке не было. Они, вообще, должны лежать в магазине. А вместо этого все джинсы были связаны за штанины в веревку. Окно было открыто, а веревка из окна вывешивалась, как будто кто-то хотел вылезти. Понятно?» – менеджер Анна сидела на полу и осторожно трогала шишку на голове. Вызванный по рации Антон Петрович с укоризной смотрел на своего юного подчиненного, как бы говоря ему: «Ты, желторотый, неоперившийся юнец, зачем ты влез в это дело, и втянул в него меня? Зачем мне эти проблемы? Мне что, своих не хватает? Теперь вот расхлебывай за тебя».

– Ты матеку решил?– наконец сурово произнес свое первое слово женькин начальник.

–Я это, почти. Почти полностью. Только одно действие осталось. Ну и записать все, – начал оправдываться Женек.

– Алле! Вы слышите, о чем я говорю? – встрепенулась ушибленная Анна, пораженная таким началом расследования. – Я говорю: здесь что-то произошло, а потом кто-то следы замёл! Патроныч поморщился и с ментовской вежливостью спросил:

– У вас что-нибудь пропало? Дверь взломана?

–Нет, вроде.

–А на нет и суда нет. Может это шутка чья-то. Мало ли. У кого ключи есть?

– Это склад на два магазина. Мы и белье. У нас два ключа. Как у других с ключами – не знаю.

– Ну, вот видите, может, это кто-нибудь из ваших.

– Да какие наши!? – от возмущения Анна резко встала. Однако тотчас схватилась за голову и села обратно. Потом снова встала, но уже медленно. Медленно подошла к шефу безопасности и, понизив тон, глядя в глаза, сказала:

– А может это как-то связано с исчезновением Стаса?

Как будто мешок с картошкой упал на плечи Патроныча при этих словах. Причем этот мешок был чужой. И нести его надо не в свой подвал, а на овощебазу. «Гребанная работа! И кто сказал, что это халява будет?» – бушевал мысленно Патроныч, хотя про халяву ему никто не говорил. Это он сам себе говорил.

– Давайте следственный эксперимент проведем, – робко предложил Женек в спину своему начальнику. В его голосе одновременно звучали надежда и страх. Страх перед алгеброй и надежда на настоящее расследование. «И ты, Брут?» – с горечью подумал Патроныч и повернулся посмотреть на предателя.

– Смотрите, – Женек молнией метнулся к джинсам, чтобы начальник не успел отказаться от идеи, – мы свяжем эти тряпки вот так… – он затянул первый узел, – а потом веревку свесим из окна.

– Зачем? – уныло спросил Патроныч. Женек замешкался, но ему помогла Анна:

– Затем, чтобы посмотреть, достает веревка до земли или нет?

– Я даже спуститься попробую, – загорелся Женек, – используя технику японских ниндзя. Он представил, как легко и ловко, под восхищенные взоры этой задаваки из магазина, проделывает путь вниз и вверх, даже не запыхавшись. А Патроныч ворчит, но не может скрыть своего одобрения.

– Да не стой ты столбом! Вяжи давай! – прикрикнула на размечтавшегося ниндзю Анна, завязавшая уже два узла. Женек взялся за штаны и тут же присвистнул.

– Смотрите, джинсы порваны. – он растянул штанины в стороны, показывая прореху прямо по середине. – Странно. На этикетке нарисовано, что даже лошади порвать не смогут.

– Да, странно – менеджер магазина как-то быстро отвела глаза, – может брак. Может тот, кто лез, был очень тяжелым? Мы их последними привяжем. Глядишь, если порвутся окончательно, до земли лететь не так далеко будет.

При этих словах тень сомнения мелькнула в голове храброго специалиста по искусству ниндзя. Веревка становилась все длиннее, Анна все рассудительнее.

– Если веревка достает до земли, значит, кто-то мог по ней спуститься. Например, Стас.

– Или наоборот, кто-то мог забраться, – вдруг взял да и подумал Женек. Например… например…. Фиг знает кто.

– Или никто. Никто не спускался и не поднимался. Такое тоже может быть, – попытался урезонить молодежь Патроныч, у которого от стихийного энтузиазма двух салак уже голова начала болеть. Но вот веревка была закончена, привязана к полке и спущена в окно. Анна посмотрела вниз и гордо заявила:

– Ну, что я говорила! Почти до земли.

К окну подтянулись два других участника следственного эксперимента и по очереди высунули головы.

– Кажется метра два не дотягивает, – как-то уже без особого задора сказал Женек.

Патроныч подергал веревку, прищурился для точности и выдал расстояние без всяких «кажется»: – Два с половиной метра. А может, два шестьдесят. Ноги сломаешь – вот и весь эксперимент. Все пошли. Концерт окончен.

Но концерт был не окончен. Женек посмотрел на Анну. Анна посмотрела на Женька. В ее взгляде было столько презрения и насмешки, что гордость забурлила в душе охранника.

– Ладно, – как можно небрежней бросил Женек, – смотаюсь туда и обратно. Пару раз плюнуть. Он сложил кисти в замок и стал разминаться. – Зырьте мастер-класс.

Качок с пятилетним стажем как бы невзначай поиграл бицепсами и полез в окно. Он оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она. Она обнадеживающе улыбнулась, что б он, не дай бог, не передумал. Наступила самая решительная часть эксперимента. Рука ниндзи-любителя схватилась за верхнюю штанину, потом вторая, потом нога плавно опустилась на узел. Голова исчезла за подоконником.

–Ну, как? Все нормально? – спросила участливо Анна.

– Все отлично. – ответил Женек.

– Тогда давай побыстрей, а то мне в магазин надо.

Досада охватила экспериментатора, но он смолчал и опустился еще на одну штанину вниз. Вдруг раздался треск рвущейся материи, тренированное тело охранника начало плавно спускаться вниз без всяких усилий со своей стороны. Женек посмотрел с ужасом вверх. Джинсы рвались ровно по середине, там, где сходились штанины. Женек рывком пытался дотянуться до места над разрывом, но только усугубил ситуацию. Шов стал расходиться еще сильнее. Вокруг было не за что зацепиться. Торговый центр в этом месте был покрыт чудными пластиковыми панелями под мрамор «Пафос – ТС-500» фирмы «Элитные полимеры», к которым согласно рекламе даже грязь не пристает, не то, что охранники. «Так, что на моем месте сделал бы ниндзя Майкл Дудикофф?» – задумался Женек.

– Помогите! Помогитееее! Мама! – закричали хором Женек и Майкл Дудикофф внутри ЖенькА.

Вместо мамы в окне показалась менеджер Анна. Она моментально оценила обстановку и снова упала в обморок. Следующим вместо мамы появился Патроныч.

– Держись, Копыто! Сейчас что-нибудь придумаем! – крикнул Женькин начальник и скрылся из окна.

«Я – не Копыто, я – Капытов. И держаться не за что», – мог возразить Женек, но не возразил, потому что не мог ни о чем думать.

Зато Патроныч начал думать за двоих. Серое вещество в его голове лихорадочно работало, оно кипело, перебирая варианты спасения. «Надо снять пиджак и подать оболтусу. Только у меня пиджака нет, в конторе оставил. Тогда надо что-нибудь еще подать. Ремень? Так и ремня у меня нет. Зачем мне ремень, штаны и так не спадают. Рубашку? Рубашка не выдержит. Или выдержит? Или не выдержит? Может, проверить? Снимать долго. Некогда. Есть же здесь какие-то другие тряпки». Женек снова заорал. Патроныч схватил первую попавшуюся тряпку и свесился с ней через подоконник.

– Что это за хрень?! – взвизгнул ниндзя. На месте Патроныча Анна бы обиделась. Какая же это хрень? Это бюстгальтер последней коллекции фирмы «Забава». Чашечки отлично держат объем груди. Носить можно с платьем, даже если вырез глубокий. Да и без выреза можно. Или с кофточкой в тон. Если верхние пуговицы расстегнуть, то будет очень даже ничего. Но Анна все еще лежала в обмороке. Патроныч посмотрел на деликатную хрень, бросил ее с досады вниз и побежал за следующей. Следующее орудие спасения выглядело по солиднее. Материи в ней было раза в три больше. Женек схватился за нее как за соломинку. Ладно, он не схватился за нее обеими руками, а то летел бы сейчас навстречу бетону, а может быть и лежал бы уже на нем. Но он схватился только одной. Ночная сорочка, настоящая «франция», такая воздушная, с кружевными оборками, немного приталенная, очень такая секси, фактически лиф и юбочка, скрепленные между собой легкими ленточками, не сорочка, а шедевр легенькой промышленности взяла и затрещала по изящным швам. Порвались ленточки. Порвались бантики. Не будет никто носить прекрасную ночнушку, не будет никто дразнить в ней своего кавалера, прельщать его, сводить с ума. Погибла сорочка от приложенной грубой силы, от тяжести, от столкновения с суровыми законами физики за 8 класс. Жалко сорочку. Хотя кому жалко? Женьке? Патронычу? В интервью газете « Вечерний Гидротехник» на вопрос «Жалко ли вам было испорченный товар магазина «Нежность»?» Антон Петрович Мотыль категорично и дословно заявил: « Я уважаю уголовный кодекс, а так же кодекс об административных правонарушениях, но… и УПКа тоже уважаю, но… Кстати, я против новой редакции уголовно-процессуального кодекса. К чему эти сложности, старый был проще и лучше. Он помогал ловить воров и хулиганов. Что с ними, с ворами и хулиганами, цацкаться? А новый? Кому он помогает? Милиции или бандитам? Так это о чем я? А. Я уважаю уголовный кодекс и прочее, но… Мы как бы стоим на страже…э…социа…то есть частной собственности, но когда я увидел переполненные страхом глаза Евгения Копыто, я понял, что человеческая жизнь простого охранника мне дороже».

Когда Патроныч посмотрел в переполненные страхом глаза охранника, он понял, пора идти на решительные меры. И начал метаться по складу в поисках решительных мер. Тем временем джинсы продолжали рваться. Вот уже шов разошелся между задними карманами. Силе тяжести сопротивлялась только ширинка. Женек вспомнил, как в первый раз не смог потерять невинность – заклинило замок на ширинке. Потом он не смог потерять невинность еще несколько раз. Но эти случаи не всплыли у него в памяти, когда он смотрел на рвущиеся джинсы и не рвущуюся ширинку. Женек начал орать благим матом, чтобы привлечь внимание людей внизу. Но какие там люди? Не было никаких людей. Он же не на фасаде висел, где вход был, а на задней стороне здания. Натолкнувшись на лежащую и такую равнодушную к судьбе охранника Анну, Патроныч понял, что нашел надежное средство для спасения. Он облегченно вздохнул, присел и начал снимать с продавщицы фирменные черные джинсы. «Это они рвутся, если за штанины в разные стороны тянуть. А если схватить за вместе сложенные, то выдержат!» – осенило спасателя. Снять свои брюки ему в голову не пришло, а потом, когда пришло, то не захотелось. Неловко как-то было. «Антон Мотыль брюки просто так не снимает», – решил для себя Патроныч. Но решение пришлось тут же изменить. Джинсы не поддавались. Крепко, как влитЫе, сидели они на упругих бедрах девушки. Как приклеенные держались, вот что значит фирма! «Ёлки, да что же я мучаюсь с этой курицей! Ладно, хрен с тобой, своими штанами обойдусь».

– Держись, скалолаз, сейчас я тебя вытащу! – обнадеживающе крикнул Патроныч в сторону окна и лихо скинул туфли. Когда брюки зам директора по общим вопросам были спущены до колен, то ли от криков, то ли от некоторой непривычной свободы в области талии, обычно туго стянутой, очнулась менеджер Анна. Увидев свои джинсы расстегнутыми, а брюки Патроныча практически снятыми Анна не удивилась. Все мужики – козлы. И этот старый такой же. Секс ему подавай бесплатный! Патроныч тем временем скакал на одной ноге, пытаясь освободить вторую из брючины. «Реальный козел! Вот гад! Там человек за бортом, а он… Как он точно момент выбрал, свидетеля насилия нет! А сейчас этот ниндзя из окна брякнется, то и не будет! Все просчитал старый козел!» – Анна ужаснулась коварству зама. Коварный зам наконец-то освободился из своих брюк и повернулся лицом к окну, а задом в семейных трусах к Анне. Не мешкая ни секунды, она со всей силы размашисто ударила ногой насильника. Женек бы оценил этот удар, если бы видел. Настоящий «маваши йоко гири». Но он не видел триумфального удара. Единственное, что он увидел, так это пролетевшие мимо него брюки Патроныча. Анна уже бросилась к двери, когда насильник заорал:

– Ты что делаешь, дура! Крепко головой стукнулась? Как же мы теперь его вытащим!?

Из окна донеслись яростные вопли:

– Сволочи, что вы надо мной издеваетесь? Что я вам сделал? Я же сейчас шмякнусь на смерть! Милиция!!!!Убивают!!

Анна повернулась. Поверженный зам продолжал гневно кричать из положения сидя:

– Сымай, давай, свои портки, коза! Да быстрей ты, давай! Ты чо встала! Сымай,говорю, твою душу! Ох, спину отшибла! У меня же там почки!

Анна поколебалась некоторое время, потом поломалась еще немного, по привычке, и начала раздеваться. «Стриптиз для спасения человека, это ж надо! Кто увидит, обалдеет!» – удивлялась про себя Анна, стаскивая тугие джинсы.

– Тебе помочь, дочка? – ласково предложил Патроныч.

–Сама обойдусь, без помощников. Пока Патроныч наблюдал стриптиз, Женек наблюдал приближение своей гибели. Теперь две половинки джинсов соединяла только узкая полоска вдоль пояса и непоколебимая ширинка. В голове у выпускника школы №15 Евгения Капытова(«3» по физике) роились неуместные мысли:«Ускорение свободного падения равняется 9,8 м/сек квадрат. С какой силой я шмякнусь о землю, если масса моя – 83 кг?»

Наконец, Анины черные джинсы были сняты и вывешены за окно. Женек вцепился в них мертвой хваткой. Глаза у него были круглые и ошалевшие, как у котенка, которого мыли в ванной. Не было в этих глазах того ястребиного блеска, какой был у ниндзи Майкла Дудикоффа. Ниндзя Майкл Дудикофф исчез, слинял не понятно куда вместе с ястребиным блеском. Совсем другой Евгений появился над подоконником, жалкий какой-то, как будто вылез этот Евгений прямёхонько из поэмы Александра Сергеевича Пушкина «Медный всадник». Вытаскивать его было сплошное мученье, окно было слишком тесно для двух спасателей. Они пыхтели и ругались. Футболка у спасенного задралась и перед Патронычем и Анной предстала во всей своей красе дурацкая татуировка. Но они не обратили внимания на уродливую зверюгу.

Потом они долго пытались отдышаться. Анна хотела одеться. Но Женек не отпускал ее джинсы. Патроныч с трудом вырвал их у оцепеневшего скалолаза-любителя. Когда Анна надевала свои спасительные джинсы «Дольче Альбано Рамино Пауэрс», Женек увидел у нее на бедре…. Да, он увидел у нее на бедре татуировку. Он моментально узнал руку мастера. На бледной коже синел то ли катенок Гав, то ли его друг –дворовый щенок. Анна перехватила взгляд и сильно смутилась.

– Зато теперь мы точно знаем, что никто не спускался из окна, – заговорил Патроныч, расхаживая по кладовке в одних трусах и носках. – Даже если кто-то попытался проделать такой фокус, то у него ничего не получилось. А если кто-то грохнулся, то труп бы валялся.

– А если порвались только самые нижние джинсы? Тогда он мог спрыгнуть на землю. Ну, ушибся бы человек, но не насмерть же, – выдвинула контрверсию Анна.

– Пара джинсов из семи порвались. Значит, скорее всего, вся партия такая. Думаю, еще раз проверять не будем. Самые первые джинсы затрещали, и кто-то, половчее нашего скалолаза, успел забраться в окно обратно. Патроныч еще чуть-чуть подумал и добавил, – а, может, вообще никого не было.

Женек их разговор не слушал, он умножал 9,8 м/сек квадрат на 83 кг. В уме, столбиком.

Повисла пауза, во время которой до Патроныча дошло, что он не совсем одет.

– Я это, ваши джинсы реквизирую во временное пользование? Пока за своими штанами хожу?

– Валяйте, – согласилась Анна.

Патроныч отвязал ливайсы и надел их. Но не совсем. Совсем надеть не получилось. Как-то не застегивались джинсы на теле зама по общим вопросам.

– Ну, чё, скалолаз, придется тебе бежать за моими штанами, – повернулся Патроныч к своему подчиненному. Женек не сдвинулся с места. – Слышь, кому говорю, ноги в руки и бегом! Никакой реакции. –Боец, чё, страх потерял? Боец не повел даже бровью, впервые не обращая никакого внимания на начальство.

–Он в шоке, – вступилась за охранника Анна.

– Я в шоке, – подтвердил Женек. – Я сама схожу за вашим ээээ хозяйством.

Через какое-то время Анна появилась внизу и помахала Патронычу, который нетерпеливо караулил ее в окне. Первым делом она подобрала бюстгальтер. Затем наклонилась за брюками и вдруг увидела рядом что-то блестящее. «Тааак», – подумала Анна удивленно. «Так, тааак», – подумала Анна еще раз, когда наклонилась ниже. Она подняла вещицу, и тут ее осенила блестящая мысль: «Так, так, так, так! Ах, вот как!!!!»

16

Вика была разочарована. Не ждала ее Лиза в сортирах, не вешалась, не рыдала, не тянула к ней, Вике, руки, не падала к Вике на грудь со словами«послушай, подруга, мою ужасную историю». Пусты были сортиры. Точнее народу было много: заседательниц по кабинкам, красавиц всех возрастов и размеров, сосредоточенно наводящих марафет у зеркала. Но Лизы среди них не было. Вика чувствовала себя обманутой. Тем более в пылу погони пришлось пропустить магазин «Стиляго Понти», а там в витрине такое платье висело, закачаешься. Юбка «годо», корсет с выточкой, вырез большой, лодочкой. Ах. Вика прямо обиделась на Лизу. Она была очень разочарованна. Но еще больше был разочарован Петровский. Он был разочарован в два, нет, в три раза больше Вики. Мало того, что он, как дурак, искал какую-то Лизу в мужских туалетах, но еще, как совсем дурак, один раз позвал ее, когда кабинка была закрыта. В ответ раздалось гомерическое ржание, затем предложение войти посмотреть. В гневе Петровский покинул помещение, громко хлопнув дверью.

– Нет здесь никого, – крикнул он Вике, но Вики тоже не было.

Вся нелепость ситуации открылась ему: «Что я здесь делаю? Зачем я бегаю по магазинам и туалетам? Кому это все нужно? Сейчас приду на работу, а начальник смены, прыщавый сопляк, будет меня отчитывать за прогул, как малолетку. Где эта Клюева, в конце концов?!»

Клюевой нигде не было, и Петровский продолжил думать о себе. «Живу, понимаешь, не своей жизнью. Чьими-то чужими интересами живу. Вроде ушел из под опеки отца, как колобок от дедушки, а все не то. Какое-то я орудие чужой судьбы. Наверное, я слишком полагаюсь на случай».

Раньше он думал так. Вышел, например, в магазин за хлебом. Идешь себе, идешь. Вдруг обнаруживаешь, что забыл деньги. Приходиться возвращаться. Но, вместо досады в голову закрадывается мысль: а вдруг это судьба? А вдруг все не спроста? Вдруг, если бы я не повернул обратно, то на перекрестке в аварию попал? Или еще лучше: вернулся домой, взял деньги, снова пошел за хлебом, и, вдруг, встретил на своем пути что-нибудь судьбоносное. Например, кошелек. Или главного тренера по теннису. А тот говорит: «Я давно за тобой наблюдаю, Александр, целых 15 минут. У тебя потрясающая координация движений, это заметно по походке. Пошли ко мне в сборную. Заменишь Женю Кафельникова». А если бы не забыл деньги, то ничего судьбоносного не встретил. Или зашел в булочную, а там вооруженное ограбление…! Или идешь по улице, экскаватор что-то роет, проходишь мимо траншеи, и видишь подземный ход. Ты ныряешь в темноту, зажигаешь факел, а там сокровища Мамая, которые он бросил, убегая после побоища. А если бы не забыл деньги, то прошел бы мимо экскаватора до того, как он ход откапал.

Жизнь шла, а никаких судьбоносных случайностей не происходило. Тогда юный Петровский пытался поймать судьбу за хвост самостоятельно. Он специально оставлял деньги дома, когда его посылали в магазин. Выбирал самые запутанные маршруты, прокладывал их через пустыри и стройки. В общем, давал судьбе шанс. Но она им не воспользовалась. Ничего не случалось. Точнее случалось, но ничего интересного. Его ругали дома, за то, что шатался непонятно где. Пару раз он падал в какие-то канавы, и его ругали за то, что он испачкал штаны, куртку. Один раз сломал руку, но в больнице с ним тоже ничего интересного не произошло. Гипс наложили – только и всего!

Теперь, повзрослев, он начал рассуждать так:«Допустим, встречает он знакомого, ту же Клюеву. – Привет. Вот это да! Какая встреча. Вот это случай! Действительно, встреча случайная. В том смысле, что она незапланированная. Но ведь ты на улице сталкиваешься с сотнями, тысячами неизвестных тебе людей. И эти столкновения тоже случайны. Но ведь ты не кричишь при виде каждого человека: «вот это случай!» Какой же это случай, если тебе все равно, кто мимо прошел. Ты его даже не заметил. Получается, что случай, как это ни странно звучит, появляется только из области чего-то знакомого. То есть ничего нового ждать не приходиться». Пессимизм овладел Петровским. Он облокотился на перила и посмотрел вниз. Картина открывалась удручающе скучная и предсказуемая. Толпа деловито сновала по аллеям торгового центра. Потоки перетекали из магазина в магазин. Кто-то выходил довольный и с пакетом, кто-то недовольный – без пакета, кто-то с пакетом, но все равно недовольный. Захотелось плюнуть вниз, как в речку с моста, и посмотреть, что будет. «Да что здесь может произойти? Ничего,» – вслух, непонятно кому сказал Петровский и уныло потащился на работу. Он прошел мимо рокерской куртки, которую заметил в начале рандеву с Клюевой, но теперь крутая вещь не вызвала у него былого энтузиазма. Для поддержания своего боевого духа он пытался вызвать образ Микки Рурка на мотоцикле, но тот не появлялся, видно занят был чем-то. Мотоцикл ремонтировал. Встреча на работе прошла в ожидаемой манере: