Сложно не заметить, что наукометрическая формализация научной коммуникации и публикационной активности имеет схожие функции. Она ведет квазисамостоятельное существование, оказываясь существенным аргументом в процедурах принятия решений относительно финансирования научных исследований и кадровых вопросов, обеспечивая тем самым определенную стабильность системе управления26. Существенно, что ее воспринимают как самостоятельный элемент не только те субъекты общественных отношений, которые считаются аутсайдерами, но и сами ученые. Различного рода «игры с показателями» являются симптомом иррационального характера этой формы: любое изнутри становится сложно реализуемым. Четвертый элемент раскрывает роль превращенной формы в последующем развитии системы взаимодействий субъектов, заинтересованных в большей или меньшей степени в результатах научной деятельности. При ее использовании в управлении наукой ряд существенных областей такого поля научных взаимодействий – достаточная обеспеченность материальными ресурсами для конкретных исследований, условия научной коммуникации, свободное время и гарантии стабильности работы, новизна как базовый мотив исследования – порой остаются без должного внимания, вытесняются в качестве незначительных. Третий и пятый элементы говорят о возможной трансформации системы, необходимым, но не достаточным условием которой является раскрытие механизма превращения.
Современная наука как социальный и культурный феномен представляет собой сложную систему общественных взаимосвязей, различным образом воспринимаемую изнутри и изнутри. Такое различие конституирует проблему эффективности научных исследований и оправдывает применение к ее исследованию методологии анализа превращенных форм. Три следствия определяют конструктивность применения этого концептуального аппарата. Во-первых, хотя раскрытие механизма превращения само по себе не приводит к изменению системы, оно позволяет конкретизировать это изменение, связывая его с выведением на свет того, что считалось ранее вытесненным, неучтенным, а также с трансформацией превращения, в стремлении его устранить или уменьшить. В-вторых, становится очевидным, что субъектом изменения системы может и должно быть сообщество (общественный класс), осознающее свою собственную деятельность как скрытое основание превращения и признающее закономерность механизмов превращения – актуализации внешнего в культуре. В-третьих, идея М. К. Мамардашвили о «необходимости превращения» указывает на то, что проблема не является случайной и будет воспроизводиться в дальнейшем.
Второй концептуальный каркас, который можно использовать для прояснения проблемы эффективности научных исследований, не противоречит предыдущему, но дополняет его. Он связан с так называемым кризисом научных репрезентаций. В общих чертах указанный кризис, попадающий в поле внимание современных социальных исследований науки, раскрывается следующим образом. Научная деятельность включает в себя процесс и его результат – знание, представленное в той или иной форме: образа, понятия, идеи, нарратива. Научную репрезентацию следует толковать и как глагол, обозначающий процесс производства или даже сотворения знания, и как существительное, определяющее то, что получается в итоге научной деятельности27. В первом случае речь идет о событиях взаимодействия большого количества заинтересованных и осознающих эту заинтересованность агентов и элементов реальности – ученых и дилетантов, ожидающей результатов публики и заказчиков различного рода, уже имеющихся знаний, а также вопросов и выдвигаемых гипотез, технических устройств, и иных материальных ресурсов. Во втором случае репрезентация может быть понята уже как завершенное «отражение реальности». При этом она, представительствуя за реальность, содержит в себе опасность ее подмены и замещения – возникновения кризиса. Г. Маркус и М. Фишер, используя концепт кризиса репрезентаций для характеристики современных исследований в гуманитарных науках, определяют его «как разворот маятника от того периода, в котором парадигмы или обобщающие теории относительно безопасны, к тому, когда они теряют свою легитимность и авторитет. Когда теоретический интерес обращается к проблемам интерпретации деталей реальности, ускользающей от способности доминирующих парадигм описывать и объяснять ее»28. Опасность замещения становится актуальной тогда, когда главенствующая теория перестает представлять реальность во всей ее полноте, что, в свою очередь, препятствует дальнейшему развитию научного познания.
Так понятый кризис научных репрезентаций или репрезентативизма провоцирует появление нерепрезентативистских концепций научного знания, предполагающих, что работа с представлением реальности не определяет науку по существу29. Однако, так же как и в случае проблемы научной эффективности, проблематичность репрезентаций должна быть удержана. Признание того, что репрезентации, с одной стороны, необходимы в науке, а с другой – содержат опасность утраты собственной функции представительства, мотивирует искать причины кризиса и определять условия выхода из него с сохранением их значимого статуса. Два взаимосвязанных момента одновременно проясняют существо кризиса и указывают путь выхода. Во- первых, именно догматически принятый универсализм препятствует продолжению работы над более полной репрезентацией реальности. Этот момент не означает необходимости признания множественности представлений, что в философии науки всегда ассоциируется с недопустимым релятивизмом, но трактует единство как идеал, движение к которому никогда не завершается. Во-вторых, существо репрезентации, утрачиваемое в ситуации кризиса, – есть способность служить посредником между реальностью и познающими ее субъектами30. Соответственно, выход из кризиса представляет собой критику догматизма единого представления реальности и работу над восстановлением его медиального статуса.
В нашем случае проблемы научной эффективности речь идет о представлении науки посредством формализованной сети публикаций. Форма такого представления первоначально разрабатывается в наукометрии и используется в исторических и социальных исследованиях науки. Но она перестает быть посредником между всеми действующими субъектами, в той или иной степени заинтересованными в производстве научного знания, когда становится универсальным орудием управляющих наукой структур, заслоняя от них репрезентируемое – саму научную деятельность. Это орудие используется односторонне, без внимания к условиям производства результатов и к интересам научного сообщества. В итоге актуализируется противоречие интересов или кризис в системе научных институциональных взаимодействий, создающий препятствия развитию науки. Применение теории научных репрезентаций в качестве концептуального каркаса исследования проблемы эффективности также оказывается конструктивным, поскольку позволяет раскрыть механизм кризиса наукометрической репрезентации науки и продемонстрировать пути выхода из него.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
1
Текст подготовлен при поддержке гранта РФФИ (ОГОН), Проект № 15-03-00572.
2
Наука: испытание эффективностью / П. А. Биргер, И. С. Дмитриев, В. А. Куприянов, Л. В. Шиповалова. СПб.: Фонд развития конфликтологии, 2016. С. 9–76.
3
Декарт Р. Размышления о первой философии // Декарт Р. Соч.: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1994. С. 20–21.
4
Демин М. Университеты на рынке. Академический капитализм как вызов и как окно возможностей // Новое литературное обозрение. 2016. № 2(138). Хотя эксплицитно автор предполагает высказаться за конструктивность коммерциализации для сохранения и развития автономии, а имплицитно пишет о приспособлении автономии к требованиям эффективности, основание его позиции – демонстрация преимуществ «мягкого менеджериализма» эпохи предпринимательского университета по сравнению с жестким бюрократическим администрированием. В этом смысле объективно сложно не назвать подобный жест конструктивным.
5
Абрамов Р., Груздев И., Терентьев Е. Тревога и энтузиазм в дискурсах об академическом мире: международный и российский контексты // Новое литературное обозрение. 2016. № 2 (138). Пафос авторов данной статьи также можно проинтерпретировать и как принятие «позиции эффективности», и как провокацию для научного сообщества, мотивирующую его слышать больше, чем свою собственную аргументацию, противопоставленную аргументации другого.
6
Идеи и числа. Основания и критерии оценки результативности философских и социогуманитарных исследований. М.: Прогресс-Традиция, 2016. 272 c.; Эрштейн Л. Б. Индекс цитирования как способ разрушения науки в России и мире. Влияние на научное руководство и образование // Alma Mater. Вестник высшей школы. 2016. № 11. С. 97–101; Ученые и наукометрия. В поисках оптимума для России / Л. П. Чурилов и др. // Биосфера. Междисциплинарный научный и прикладной журнал. 2017. Т. 9, № 1. С. 1–12. Следует подчеркнуть, что в этих и иных публикациях, критический дух которых обосновывает по большей части существенность автономии, можно обнаружить и конструктивные предложения относительно управления наукой и оценки ее эффективности. Это позволяет сделать вывод о том, что, так же как и в предыдущих случаях оправдания позиции эффективности, речь не идет об односторонности; последняя скорее свойственна идеологическим текстам, чем научным и философским исследованиям.
7
Наука: испытание эффективностью. С. 9–46.
8
Записи и репрезентации процесса исследования посредством текстов – условие такого распределения и признания. Они фиксируют результат, стабилизируют объект и являются поводом обсуждения в научной группе.
9
См. об этом, напр.: Дмитриев И. С. Homo Mathematicus как эффективный менеджер природы // Мысль. 2015. № 19. С. 61–89.
10
Бунге М. Философия физики. М.: Прогресс, 1975. С. 299.
11
О термине «зона обмена», обозначающем в современных исследованиях науки поле конструктивных междисциплинарных взаимодействий см.: Касавин И. Т. Зоны обмена как предмет социальной философии науки // Эпистемология и философия науки 2017. Т. 51, № 1. С. 8–17; Galison P. Trading with the enemy // Trading zones and interactional expertise: creating new kinds of collaboration / ed. by M. E. Gorman. Cambridge: MIT Press, 2010. P. 25–52.
12
Кузнецова Н. И., Розов М. А., Шрейдер Ю. А. Объект исследования – наука. М.: Новый хронограф, 2012. С. 52.
13
Эйнштейн А. Мотивы научного исследования // Эйнштейн А. Собр. науч. трудов: в 4 т. Т. IV. М.: Наука, 1967. С. 40.
14
В феминистской эпистемологии есть понятие «сильной объективности», смысл которого – всегда присутствующая необходимость продолжения работы над преодолением субъективности. Уровень обоснованности знания, авторитетность ученого или научной группы не являются гарантией отсутствия ангажированности и субъективности: это убеждение всегда должно сопровождать научную деятельность и не позволять подменять реальность любым сколь угодно доказанным научным тезисом. См. об этом: Harding S. «Strong objectivity»: a Response to the New Objectivity Question // Synthese. 1995. N 104. P. 331–349.
15
О двух составляющих научной деятельности, связанных с поиском ответов и возникновением вопросов, их трансцендентальном и эмпирическом обосновании, а также проявлении в системе социальных взаимодействий, см.: Шиповалова Л. В. Эффективность науки в горизонте конфликтов // Конфликтология. 2017. № 1. С. 159–173.
16
Kronick D. A. “Devant Le Deluge” and Other Essays on Early Modern Scientific Communication. Latham, MD; Oxford, UK: Scarecrow Press, 2004; Garfield E. Has Scientific Communication Changed in 300 Years? Current Contents. N 8. 1980. P. 5–11.
17
Price D. J. de S. Networks of Scientific Papers: The Pattern of Bibliographic References Indicates the Nature of the Scientific Research Front // Science. Vol. 149, iss. 3683. July 30, 1965. P. 510–515.
18
Юдин Г. Иллюзия научного сообщества // Социологическое обозрение. 2010. Том 9. № 3. С. 57–88.
19
См. об этих задачах, стоящих перед современной наукометрией как наукой о науке: Garfield E. From the Science of Science to Scientometrics Visualizing the History of Science with HistCite Software // Journal of Informetrics. 2009. N 3. P. 173–179.
20
Об этом использовании, о проблемах командно-административного управления наукой, а также об альтернативном менеджменте, способствующем достижению эффективности научных исследований см.: Грановский Ю. В.: 1) Можно ли измерять науку? Исследования В. В. Налимова по наукометрии // Науковедение. 2000. №1. С. 160–183; 2) Выходить или остаться. О выходе из кризиса российской науки // ТрВ-Наука. Гайд-парк онлайн. 30 мая 2016 г. URL: http://trv-science. ru/2016/05/30/vykhodit-ili-ostatsya/ (дата обращения: 20.12.2017); Хайтун С. Д. Номенклатура против России. Эволюционный тупик. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. 728 с.
21
Описание трех функций научной публикации, см.: Москалева О. В. Научные публикации как средство коммуникации, анализа и оценки научной деятельности // Руководство по наукометрии: индикаторы развития науки и технологий / М. А. Акоев, В. А. Маркусова, О. В. Москалева, В. В. Писляков. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2014. С. 110–163.
22
См. об этом подробнее главу 2 настоящей монографии.
23
Эрштейн Л. Б. Индекс цитирования как способ разрушения науки в России и мире. С. 101.
24
К. Маркс, при анализе того превращения, которое происходит с понятием стоимости при обозначении его выражением «стоимость туда», замечает: то, что «вещи в своем проявлении часто представляются в извращенном виде, признано как будто во всех науках, за исключением политической экономии» (Маркс К. Капитал. Т. 1. М.: Политиздат, 1988. С. 547). Принципиальным для Маркса оказывается научное раскрытие форм проявления, а также скрытого за ними существенного отношения, которое проявляется (Там же. С. 552). Однако именно М. К. Мамардашвили, и это отмечают исследователи современных рецепций марксизма, изолирует выражение «превращенная форма» в качестве философской категории и развивает ее в перспективе метода анализа «необходимости иррациональных выражений» ((Mis)readings of Marx in Continental Philosophy / eds J. Habjan, J. Whyte. Springer, 2014. P. 73–75). В контексте нашего исследования хотелось бы обратить внимание на один важный момент: превращенная форма артикулирует две сферы – сферу производства и сферу калькуляции, одна из которых сверхдетерминирует другую (Ibid. P. 74). В нашем контексте также следует говорить о таких двух сферах – сфере производства научного знания, имеющего результатом публикацию, и квантитативной сфере измеряемой эффективности.
25
Завершнева Е. Ю. Превращенные формы в теории архетипов К. Г. Юнга // Вопросы психологии. 1999. № 6. С. 70–77.
26
Определенность стабильности присутствует в той мере и до тех пор, пока присутствует конструктивность взаимодействия научного менеджмента и научного сообщества, а также признание всеми участниками процесса производства научного знания закономерности превращения отношений этого производства. Сбой стабильности, по словам Мамардашвили, дает себя знать в ситуациях кризиса (Мамардашвили М. К. Превращенные формы (о необходимости иррациональных выражений) // Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1990. С. 325). Именно такая ситуация складывается сейчас. Связана она с провалами научной политики, использующей превращенные формы как основание управления исследованиями, с более или менее выраженным противостоянием научного сообщества и менеджмента, с сопротивлением ученых единой системе оценки собственной деятельности, которую не спасает бесконечная работа над уточнением показателей. О низком уровне признания научных и образовательных реформ в современной России см.: Khvatova T., Dushina S. To Manage or Govern? Researching the Legitimacy of NPM-based Institutional Reforms in Russian Universities // Journal of Management Development. 2017. Vol. 36. N 2. P. 250-267.
27
О том, что репрезентацию следует трактовать в двух взаимосвязанных смыслах – как глагол и как существительное, см.: Cummins R. Meaning and Mental Representation. Cambridge: MIT Press, 1991. 180 p. Хотя в данной работе проблема репрезентаций рассматривается в контексте философии сознания, разделяясь на философскую проблему, где репрезентация понимается как процесс, и научную, где она – результат процесса, мы полагаем, что в научном познании присутствует то же различие.
28
Marcus G. E., Fischer M. M. I. Anthropology as Cultural Critique: An Experimental Moment in the Human Sciences. Chicago; London: University of Chicago Press, 1986. P. 12.
29
Trift N. Non-Representational Theory. London; New York: Rutledge, 2008; Non-Representational Methodologies. Re-envisioning Research / ed. by Ph. Vannini. New York; London: Routledge, 2015; Rorty R. Objectivity, Relativism and Truth. New York: Cambridge University Press, 1991.
30
О медиальном статусе научных репрезентаций и о стратегиях его восстановления см.: Representation in Scientific Practice Revisited / eds. by C. Coopmans, J. Vertesi, M. Lynch, S. Woolgar. Mass.: MIT Press, 2014.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги