Incarnum

Но сам факт, что покидать пределы своего сектора ему запрещалось, безумно злил его. Ведь были еще синий сектор ученых, зеленый сектор травников, как за глаза называли ботаников, пытавшихся адаптировать земные растения к условиям Астреи, и белый сектор, в котором жили те, кто управлял всей жизнью колонии.

И был самый нелепый, как считал Денис, запрет на какие-либо отношения, кроме рабочих. Колонистам предписывалось направлять все свои силы на развитие и достижение процветания города, при этом жертвуя всем тем, что обычно и делало человека именно человеком. Под этот запрет подпадали даже дружеские отношения, а о том, чтобы завести роман в свободное от работы время, и речи быть не могло. Да и не оставалось у Дениса этого свободного времени. Сутки дежурства за пультом, выходной, вторую половину которого занимали лекции, ночное дежурство на стене, потом – день на сон, и опять суточное дежурство за пультом. По-настоящему свободного времени у него совершенно не оставалось.

Этим утром Денис проснулся от глухого звука и ощутимой вибрации общежития ассенизаторов. Он вскочил, мгновенно стряхнув с себя сон, и принялся быстро одеваться. Уже через минуту он был в коридоре, набитом такими же удивленными людьми.

– Дэн, что случилось? – окликнул его Ванька – невысокий, скуластый и вечно неопрятный парень из его бригады.

– Да кто его знает! – отмахнулся Денис. – Пошли на улицу.

Возле общежития уже собралась приличная толпа, и взгляды всех были устремлены в сторону центра города. Денис проследил за взглядами других людей, и оторопел: над белым сектором поднимались густые клубы черного дыма. По толпе гулял растерянный гомон, но Денис не стал его слушать и вернулся обратно в свою комнату. Пожар, конечно, вещь страшная, но уподобляться зевакам, тратящим выходной на созерцание ползущего к небу дыма, он не хотел. Бросив быстрый взгляд на часы, Денис коротко выругался. Раннее утро, можно было еще спать и спать. Ночью заступать на стену, и выспаться сейчас было не просто хорошей идеей, а практической необходимостью.

Но выспаться в этот день ему не удалось. Едва Денис, не раздеваясь, растянулся на кровати и закрыл глаза, от двери коротко пискнул интерком. Чертыхнувшись, он не спеша пошел отвечать на вызов.

– Слушаю.

– Дениска… – В голосе Саныча слышалось обычно не присущее ему волнение. – Ты ж выходной сегодня?

– Мне сегодня на стену, – напомнил Денис.

– Да плевать, решим! – заверил его начальник. – Давай через пятнадцать минут в штабе нашем будь. Поедешь последствия аварии разгребать.

– Что там случилось?

– Потом. – Саныч оборвал связь, и Денису не оставалось ничего, кроме как с тоской посмотреть на кровать.

За неподчинение полагалось лишение продовольственного талона на пару ближайших приемов пищи. Не сказать, что синтетическая паста в столовой при штабе ассенизаторской службы была верхом кулинарного искусства, но мера действовала, и даже случаев тихого саботажа среди жителей колонии почти не было. Но Денис выполнял сейчас это распоряжение вовсе не из страха наказания. Он действительно уважал своего начальника, всегда веселого, немного фамильярного, но при этом открытого и справедливого человека, а потому оказался в штабе своей службы даже раньше намеченного времени.

– Саныч, что случилось? – спросил Денис, едва войдя в кабинет начальника.

– Рвануло что-то в белом секторе. Формируем группу для наведения порядка, и, если получится, установления причин. – Непривычно серьезный Саныч выдержал паузу, будто собираясь с мыслями, и продолжил: – Мне сверху звонили. Там больничный корпус разворотило. Человек пятьсот под завалами.

– Ой, е…– только и смог ответить Денис.

– Давай, дуй в гараж! Сейчас ребята подтянутся, и выезжайте. Вам до белого сектора пропуск дали.

Денис не стал продолжать расспросы. Раз Саныч велел быстро идти в гараж, то стоит сделать именно так. Но, пробираясь по гудящему, словно пчелиный улей, штабу, он никак не мог отделаться от неприятного предчувствия чего-то нехорошего, ждущего впереди. Смутный страх упрямо пробирался в душу, и, вместе с ним, как ни странно, в эту же самую душу царственной походкой вступало давно, казалось, забытое чувство любопытства.

Пропуск до белого сектора подразумевал пусть и короткое, но все же путешествие по всем секторам Коробова. Это был шанс хоть краем глаза увидеть, как живут люди в этих секторах. Даже несмотря на то, что закрепленные за ним дома находились в секторе травников, он мог лишь дистанционно их отслеживать. Жизнь секторов оставалась тайной за семью печатями и пропускными пунктами с тамбурными воротами. Даже со стены ничего не было видно. Теперь же появился шанс, и любопытство торжествовало.

Денис спустился в гараж, увидел уже готовый к выезду вездеход и быстрым шагом направился к распахнутой двери автомобиля.

– Привет, Витек! – приветствовал он водителя. – Я успел?

– Ты первый, как всегда. – Флегматичный водитель, даже не повернув головы в его сторону, продолжил выполнять предпусковые тесты. Без проверки работоспособности всех бортовых систем вездехода ехать категорически запрещалось. Но Денис был уверен, что и без этой процедуры автомобиль вполне мог выкатить на улицу.

Ждать долго не пришлось. Вездеход забился людьми буквально за пять минут, и тут же выехал из гаража. Денис оказался у окна, а потому столб дыма, все еще поднимавшийся над городом, видел очень хорошо.

– Что там случилось? Никто не знает? – Голос за спиной показался знакомым, и Денис обернулся.

– Артемий? – Парень сидел за спиной Дениса и с нескрываемым испугом смотрел на столб черного дыма. – Ты-то как тут оказался?

– Сняли с производства, и направили к вам. Ты знаешь, что случилось?

– Говорят, взрыв.

– Взрыв чего?

Артемий задал тот вопрос, который до сих пор ускользал от внимания Дениса. А ведь, и правда, что могло взорваться в белом секторе? Все функционирование города было завязано на электричестве, которое вырабатывалось подстанцией на основе атомной технологии (это, если верить тем докладчикам, которые приезжали с лекциями к рабочим). Сама же подстанция находилась в синем секторе и была, по всей видимости, цела и невредима. А больше никаких видов топлива в жизни города задействовано не было – ни газа, ни угля, ни нефти. Ископаемые ресурсы Астреи еще только предстояло найти. Так что могло взорваться?

– Откуда мне знать? – Денис предпочел не вступать в полемику по этому вопросу. – Приедем и все увидим.

– В живых бы потом остаться! – прогудел басом сидевший рядом с Денисом крупный мужчина. – А то кто знает, что мы там увидим…

Мужчины замолчали, обдумывая услышанное. Автомобиль в это время подъехал к пропускному пункту и, не снижая скорости, проскочил в распахнутые настежь ворота тамбурного проезда, оказавшись в синей зоне. Стен как таковых между тремя районами не было, к зданиям, стоявшим вплотную друг к другу на границах секторов, были прикреплены полимерные стойки с натянутыми между ними сетями – такими же, как те, что защищали население от атак пернатых бородачей. На вводных инструктажах всем вновь прибывшим объясняли наличие подобных заграждений обычными карантинными мероприятиями на случай возможных эпидемий, и при желании это препятствие можно было преодолеть без особого труда. Вот только о случаях эпидемий Денис еще ни разу не слышал и был готов отдать руку на отсечение, что эти границы стерегут не только сети, но и что-то поинтереснее, да хоть то же электричество.

Синий сектор отличался от черного меньшей многолюдностью и какой-то давящей тишиной. В сравнении с гудящим муравейником рабочих кварталов, где и к страху перед налетом птиц относились весьма пренебрежительно, позволяя себе добираться до рабочих мест или лектория пешком, кварталы ученых были мертвы – ни одного человека на улице, даже случайного прохожего, на минуту выбежавшего по бытовой надобности. Денис списал эту странность на то, что сейчас был день и все умники вполне могли быть на своих рабочих местах. Изучали данные об Астрее и строили планы ее дальнейшего заселения. Не вечно же людям прятаться от дикой природы за внешней стеной!

И в плане выходов за периметр умники синего сектора всегда были впереди. Примерно раз в две недели они собирали все вездеходы, которые были в Коробове, и на пару дней отправлялись в экспедиции в сопровождении доброго взвода охраны. Ходили слухи, что иногда эти поездки заканчивались гибелью кого-то из солдат, а пару раз так и самих ученых, но вслух об этом не сообщалось, а верить шепоту в подворотнях Денис давно уже отвык, разучился, едва на собственной шкуре ощутил всю разницу между пламенной речью, перемешанной фактами и выводами, и истинными целями народных волнений.

…Бутылка медленно летит, очерчивая оранжевую прерывистую дугу в темном вечернем небе. Летит, куда ее послала рука молодого революционера -провокатора, и падает именно в то место, но находит там не закованных в полную боевую экипировку представителей власти, а юную девушку, вряд ли способную внятно объяснить, почему она пришла на эту площадь именно в этот день.

Денис устало провел ладонью по лицу. Этот кошмар почти постоянно преследовал его по ночам, но днем эти видения никогда прежде не появлялись, не бередили душу своей убийственной отчетливостью и тем ощущением беспомощности, которое пронзило его через секунду после злополучного броска. Ничего не исправить, ни на что уже не повлиять. Бутылка уже летит…

Вездеход пересек безлюдный синий сектор меньше, чем за десять минут, и влетел в тамбурный проезд по-прежнему не останавливаясь. И только оказавшись в белом секторе, Витек, сидевший за рулем, сбавил скорость и остановился возле одинокой фигуры на обочине дороги.

– Все, выходим! – скомандовал водитель. – Мне за следующей командой надо.

Мужчины дружно высыпали на улицу и замерли, удивленно осматриваясь. Наверное, именно таким и должен быть административный район любого города. Просторные улицы, гораздо шире тех проулков, что были и в синем, и в черном секторах, просторные дома, пусть и из того же вездесущего полимерного бетона, но с аккуратными клумбами и даже небольшими деревьями возле подъездов – все в этом месте кричало о превосходстве его обитателей перед остальными колонистами. А ведь строилось все это в самом начале существования колонии, когда представления о внешнем мире были весьма и весьма размытыми. Денису, привыкшему к простой и незамысловатой жизни социальных низов, было некомфортно среди этой кичливой роскоши. А еще тут ощутимо пахло гарью.

– Пойдемте быстрее, может быть, успеем! – Молодой субтильный мужчина с довольно длинными и сильно растрепанными волосами, одетый в ослепительно белый костюм, призывно взмахнул рукой и первым поспешил к месту происшествия.

Группа из десятка рабочих молча двинулась следом. Денис старался больше не вертеть головой, не рассматривать с плохо скрываемой ненавистью архитектуру местных домов и убранство тротуаров. Его не покидала мысль, что лететь шесть тысяч лет на другую планету ради очередной социальной сегрегации и эксплуатации рабочих было глупостью – самой большой, какую можно представить. Он искренне считал подобный уклад общества самой страшной болезнью человечества и никак не мог понять, ради чего нужно было распространять эту заразу за пределы старушки Земли.

Несколько перекрестков – и группу невольных спасателей окутали едкие клубы дыма. А прямо перед ними открылся довольно большой завал из пластиковых панелей, поваленных декоративных деревьев, судя по зеленому цвету листьев, явно выращенных из земных семян, и комьев земли. Огня почти не было, пластик, который колония вырабатывала для своих нужд, был материалом негорючим, но даже без пламени зрелище было ужасающим.

– Что тут было? – спросил кто-то из рабочих.

– Это были медицинские корпуса. – Длинноволосый на секунду замялся. – Перинатальный и детская соматика. Мы подозреваем, что выживших там нет, но заливать не стали. Вдруг…

– Подожди. – Денис ухватился за услышанные слова. – Что значит «детский»?

– Давайте оставим расспросы на потом. Сейчас нужно разобрать завалы. Скоро вам на помощь приедут еще несколько бригад.

Завалы разбирали почти неделю. За это время успел рассеяться дым и остыли пластиковые панели в центре завала, где огню было за что зацепиться и что сожрать. Ночевали тут же, под открытым небом, не замечая от усталости ни выпадавшей росы, ни опускающейся долгой ночью прохлады. Короткий, часа на четыре, сон – и снова за работу.

Денис многое отдал бы за то, чтобы не попасть в число этих ребят. Они достали из-под этих завалов почти восемь сотен тел – главным образом, детских, обожженных и раздавленных весом рухнувшего здания. Взрослых было совсем немного, в основном молодые девушки. Это зрелище оставило неизгладимый след в душе Дениса, и не только в его. Он видел слезы в глазах других участников этой спасательной операции и слышал одну и ту же фразу: «Как много детей!»

Но даже это впечатление померкло, когда они добрались до центра завала. Вместе с телами детей они находили трупы странных, отвратительного вида существ, очень отдаленно похожих на людей, небольших, едва ли крупнее собаки средних размеров, и при этом обладавших непропорционально длинными конечностями, выделявшимися худобой на фоне одутловатого тела грязно-серого цвета. Никаких чувств, кроме омерзения, эти существа не вызывали, даже название им никто не захотел давать. Оставили это, не сговариваясь, на откуп умникам. Просто складывали трупы этих тварей отдельно, в самый дальний угол небольшой площади, образовавшейся после обрушения зданий, и старались не смотреть в сторону получившейся кучи без надобности.

К моменту завершения работ по расчистке завалов Денис уже плохо воспринимал происходящее. Тяжелая работа и отсутствие нормального сна затуманивали разум, не позволяя оценить весь масштаб трагедии. Все стало не важным, второстепенным, и потому приказ грузиться в вездеход Денис воспринял как спасение. Единственным желанием стало добраться до своей постели, забыться сном и постараться никогда не вспоминать об этом происшествии.

Не вспоминать было сложно. Рабочие кварталы полнились слухами, и чем больше времени проходило со дня трагедии, тем более фантастическими становились истории, с большим количеством подробностей. Провалявшись все три выделенных ему выходных в своей комнате и едва выйдя на службу, Денис с удивлением узнал, что группе спасателей пришлось вступить в самое настоящее сражение с ужасными и безжалостными монстрами и ребята лишь чудом остались в живых. Именно такую версию ему озвучил один из коллег, операторов дежурной смены, когда Титов наконец появился на рабочем месте. Денис усмехнулся и решил не расстраивать рассказчика скучной и мерзкой правдой. Зато в кабинете у Саныча ошеломляющих сказок уже не было.

– Отоспался? – вместо приветствия поинтересовался начальник. Денис согласно кивнул. – Что-то ты грустный.

– Вопросов много осталось, – уклончиво ответил Денис.

– Каких, например?

– Например, какого черта мы летели в такую даль, чтобы снова делить людей на элиту и отбросы?!

– Это мы, что ли, с тобой отбросы? – Саныч оторвал взгляд от монитора с данными и пристально посмотрел подчиненному в глаза.

– А что, не так? – Денис спокойно выдержал его взгляд. – Ты был в белом секторе?! Ты видел, как они там живут?! Пока мы тут…

– Да так же, как и мы. – перебил начальник. – Ты, случайно, не политический?

– Это что-то меняет? – уклончиво ответил Титов.

– Как знать… – Саныч снова уставился в монитор. – Тут вот какое дело, Дениска: в тех зданиях погиб наш парень, теперь его надо кем-то заменить. Я думал тебя отправить, ты мужик толковый, зря чудить не станешь. Но если ты политический, то…

– Согласен, – не колеблясь, ответил Денис. – Хочу изнутри взглянуть на жизнь нашей элиты.

Саныч молчал долго, не меньше десяти минут, придирчиво изучая одного из лучших своих работников. Денис прекрасно понимал охватившие начальника сомнения. Перевод в белый сектор, обособленный от общей городской сети коммуникаций, можно было считать повышением, но послать туда человека, отзывавшегося о жителях этого района с нескрываемым презрением, было чертовски опасно.

– Ты, точно, не политический? – наконец прервал молчание начальник.

– Саныч, вся политика и так осталась на Земле. Я же не дурак, и понимаю, что мы все тут просто колонисты и не выживем, если будем грызть друг друга.

– Хорошие слова! Теперь сделай так, чтобы и дела были не хуже. Иди, собирайся, завтра утром выезжаешь. Снабженцы как раз должны к вечеру корпуса восстановить. Туда сейчас все силы брошены.

Денис молча вышел, понимая, что продолжения беседы не будет, но в дверях замер. Был один вопрос, который ему давно уже хотелось задать начальнику, и кто знает, будет ли еще такая возможность.

– Саныч, а ты кем был на Земле?

– Никем. Сидел в свои тридцать четыре на бюджетном окладе инженером при музее в Коломне и не скулил. А чего мне скулить-то было? Ни жены, ни детей, ни машины… – Саныч взял себя в руки и зло сверкнул фиолетовыми глазами. – Иди, Титов. Завтра к пересменке без опозданий.

Денис вышел из здания штаба и неторопливо зашагал к своему общежитию. Он изредка поднимал глаза на информационные панели, которые украшали половину домов черного сектора, и только горько усмехался – даже не тому, что он уже почти пропустил время обеда и останется голодным до самого вечера, а именно этим панелям с их бесконечной агитацией за рабский труд во имя идеалов будущего. А в перерывах между агитациями и напоминаниями о запретах эти панели показывали часы – стилизованный под старину циферблат с неумолимо бегущими стрелками. Денис часто смотрел на эти часы и пытался понять логику человека, решившего, что рабочий класс просто обязан следить за временем и всегда везде опаздывать, всегда спешить. Он не видел подобных украшений ни в белом секторе, ни в синем – только здесь.

Трудно не быть «политическим», находясь в самом низу социальной иерархии. А может быть, и легко, потому что почти все, кого он успел узнать за эти месяцы жизни в колонии, совершенно не интересовались тем, что происходило за пределами их мира. Они шли на свои смены к приписанным им местам работы, затем возвращались в свои норки спать, добыв заветные талоны на положенную им химическую бурду, и твердо знали, что еще один день они проживут точно. Денису же такая позиция была чужда. Всю жизнь ему в голову вдалбливали две простые, но при этом исключающие друг друга истины. С одной стороны, было общество с его красивой рекламой хорошей жизни, кричащей: «Делай, и у тебя все будет!», и каким бы ни был политический строй, людям всегда обещали возможность достижения этой самой «хорошей жизни», а с другой… С другой стороны, был отец, всю свою жизнь проработавший судоремонтником и всегда говоривший, что выше шапки не прыгнешь, что наверху все места пригреты и пришлым там не место, и что вообще не к лицу рабочему человеку лезть туда, где он не нужен.

Обе эти истины раздражали одинаково: и молчаливое соглашательство отца, способного вытерпеть любое решение начальства, лишь бы не выделиться из общей массы таких же работяг, и кричащая о недостижимой мечте реклама, сгубившая не одну тысячу ищущих счастья общедоступным путем.

«Иди в институт, и перед тобой откроются все двери», – сказал однажды модный блогер в одном из бесконечных видео. И Денис пошел, несмотря на то, что отец был против, и вполне хорошо окончил это учебное заведение, но двери так и не открылись. Радужное будущее с интересной работой и положением в обществе так и не наступило. А потом было подполье, митинги и та девочка, горящая заживо за чужие амбиции. И впервые за почти полгода нахождения здесь, на совершенно чужой для него планете, Денис поймал себя на мысли, что рад этому. Он действительно вырвался из трясины земного существования, и, может быть действительно пора уже прислушаться к отцу и перестать играть в политику. Попробовать наконец просто жить.

С этими мыслями он и добрался до своего общежития. Собирать ему было нечего. Сменный рабочий костюм остался в шкафчике в штабе, а другой одежды он просто не имел. Принадлежности для гигиены, выдаваемые раз в две недели, как раз подходили к концу, не жалко и выбросить, а потому Денис просто растянулся на кровати и постарался забыться сном. Завтра его снова ожидают перемены в жизни, но волнения это вовсе не вызывало.

Он явился в штаб за полчаса до пересменки и долго слушал последние сплетни о происшествии, на этот раз для разнообразия касавшиеся количества пострадавших (счёт шёл уже на тысячи). Участникам той операции настоятельно рекомендовали не распространяться об увиденном во избежание паники, и Денис честно следовал этой рекомендации. Он не вполне понимал, для чего поддерживать в людях, и без того находящихся под защитой внешних стен посреди враждебного мира, такой уровень страха, но видел, что им очень важно верить в нерушимость этих самых стен, а потому лишь согласно кивал, когда кто-то из сплетников ссылался на него. Пусть мелют, что хотят, раз других тем для разговоров все равно нет.

А уже спустя час его вели по цокольному этажу заново отстроенного корпуса перинатального центра двое одетых в белое невзрачных мужчин. Вели молча, не рассказывая, не объясняя и вообще всячески подчеркивая огромную дистанцию между обладателями темно серых роб и хозяевами белого сектора.

– Это ваше рабочее место. – Одним из провожатых был запомнившийся Денису по прошлому приезду длинноволосый. – Там, чуть дальше, жилая комната с душем и уборной. Питание вам будут привозить сюда же.

– Выходить-то мне можно? – поинтересовался Денис, даже не пытаясь скрыть охватившее его раздражение.

– Выходить можно, но в границах территории медицинских корпусов. Здесь есть уютный сквер, где можно безопасно прогуляться. – Длинноволосый пропустил мимо ушей его реакцию.

Неприкрытая издевка больно кольнула самолюбие Дениса, но он промолчал. Нечему тут было удивляться. Даже сменившие планету люди все равно остались теми же людьми, не упускающими шанса продемонстрировать свое превосходство и значимость. Совсем не так говорил этот волосатый юнец, когда в Денисе и других работягах была действительно острая необходимость: не было ни издевок, ни снобизма, ни вот этого завуалированного хамства. Только непонятно, когда этот парень был настоящим – там, когда встречал вездеход со спасателями, или сейчас, когда упивался своей маленькой властью и правом объявить другим людям не им установленные ограничения.

Денис мысленно махнул на него рукой и первым вошел в указанное помещение. Небольшой пульт слежения и управления роботами, одно кресло перед ним и круглый стол с тремя стульями в дальнем углу, и сразу несколько камер видеонаблюдения по углам кабинета. В рабочей зоне не было ничего лишнего и ничего, что могло бы отвлечь оператора от его функций. Денис быстро оглядел мониторы пульта, удостоверился, что отсюда оператор может отслеживать состояние сетей всего белого сектора, и прошел дальше, в жилую комнату.

Тоже ничего удивительного. Обычная кровать с тонким, но довольно удобным и приятным матрасом, пара прикроватных тумбочек, с уже стоявшим на одной из них гигиеническим комплектом, чуть дальше – приоткрытая дверь в душевую, совмещенную с туалетом. Ничего лишнего. Денис даже оглядел стены в поисках описи имущества – так сильно это место напомнило ему армейский кубрик. Но не нашел.

– К своим обязанностям приступите через три дня, как только откроем корпус. Пока обживайтесь. – сказал напоследок длинноволосый, и оба провожатых вышли.

– Вот же индюк напыщенный! – Денис присел на край кровати, по привычке поправил подушку, и в руку сам собой скользнул небольшой портативный компьютер.

Денис тут же включил его, даже не задумавшись о правильности своих действий. На экране мгновенно появились несколько иконок с приложениями и пара текстовых файлов. Титов решил начать именно с документов, и в первом же обнаружил учетные данные. Кому они принадлежат, указано не было, но он не сомневался, что эти данные пригодятся для авторизации где-нибудь.

Во втором документе было всего три слова, напечатанные очень крупными буквами: «Денис, хватит спать!» И эта записка его смутила. В случайность того, что компьютер под его подушкой просто забыли, он уже не верил. Но от этого становилось только интереснее. Опытным пользователем Денис себя не считал, однако с подобной техникой был знаком хорошо, а потому без малейшего страха стал открывать все приложения по очереди. Но ничего, что могло бы представлять интерес, не нашел. Три из пяти иконок увели его на облачные хранилища, к крупным скоплениям музыки, фотографий и видеозаписей с видами Земли. Архивы на серверах были огромны и требовали отдельного изучения. И Денис отложил это дело. Четвертая иконка открыла почтовую программу, в записной книжке которой хранилось чуть меньше полутысячи адресов, из чего Денис сделал вывод, что интернет в городе есть, но есть он совсем не для всех.