Теплыми руками

Утром я проснулся от шума в коридоре. Ко мне, используя все свои недюжинные пробивные способности, рвалась та самая женщина-адвокат, которой удалось несколько сократить мой предыдущий пятидневный тюремный срок. Я узнал ее по резкому и властному голосу. Кстати, в прошлый раз адвокат прозрачно намекнула конвоиру в порванном мундире о возможной, но так и не состоявшейся, попытке ее изнасилования лицом, находящимся при выполнении своих служебных обязанностей. Кажется, ее излюбленный прием произвел должный эффект и на этот раз. Дверь в мою камеру женщина открыла ногой.

Первый вопрос разгневанного и запыхавшегося адвоката звучал примерно так: "Били ли вас, а если били, то насколько сильно?"

Я скорбно улыбнулся и уже было собрался пошутить по этому поводу, но, взглянув на лицо адвоката, вдруг онемел от изумления. Во время вчерашней экзекуции меня мучил вопрос: где и когда я мог видеть раньше красивое лицо Светланы Шарковской? Теперь я вспомнил где… Оно было почти точной копией лица моего адвоката.

Когда я инстинктивно попытался прикрыть голову руками, адвокат задрожала от гнева. Она резко повернулась и чуть ли не взашей вытолкала из камеры ласково почесывающего кулак надзирателя.

Целую минуту я и нехотя остывающая от короткой схватки адвокат не без любопытства рассматривали друг друга.

– Дайте, пожалуйста, закурить, – наконец, попросил я.

– Возьмите, – адвокат протянула мне пачку сигарет.

Она тут же и напомнила:

– Вы не ответили на мой вопрос.

Я кивнул и попросил спички.

– Что? – переспросила адвокат.

– Спички, – пояснил я и попытался изобразить с помощью пальцев, как чиркают о коробок спичку. – Мне нужно прикурить.

Коробок спичек ударил меня по лбу и упал на нары.

– Что-нибудь еще? – нервно спросила женщина.

Я прикурил и улыбнулся адвокату… Пауза явно затягивалась. Адвокату пора было уходить, но женщина упрямилась.

– Я знаю, что вас смущает, – твердо сказала она. – Вас смущает мое сходство со следователем Светланой Шарковской. Смею вас уверить, что оно – чисто внешнее.

Я выпустил к потолку струйку дыма. На нервном лице адвоката одна гамма чувств быстро сменяла другую. Я невольно поймал себя на мысли, что мне довольно любопытно наблюдать за этой, почти шекспировской игрой страстей, бушующей в женской душе.

Адвокат поспешила продолжить наш диалог:

– Итак, вас все-таки били, – в глазах женщины сверкнуло бешенство гордой амазонки подло раненной стрелой в ягодицу. – Ну, говорите же, ну?..

Я послал адвоката к черту.

– Сами туда идите! – перешла на крик женщина. Ее слегка затуманенный гневом взор скользнул по камере, и я мысленно поздравил себя с тем, что поблизости нет тяжелых предметов. – Да вы просто трусливое ничтожество.

Я уже собирался ответить в том же духе, но вовремя спохватился. Драка с адвокатом, и тем более женщиной, вряд ли помогла бы мне в теперешнем положении. Кроме того, я интуитивно почувствовал, что адвокат действительно искренне хочет мне помочь.

Я посмотрел в решетчатое окно и безразлично сказал:

– Мне кажется, что кто-то из нас полный идиот…

Разгоряченная красавица по инерции обозвала меня вялой амебой. Я не обратил на ее замечание ни малейшего внимания. Гостья наконец поняла, что речь зашла о серьезных вещах и замолчала.

Я продолжил:

– … И этот идиот совсем не я, – следующую струйку дыма я выпустил в сторону адвоката. – Скажите, пожалуйста, насколько я понимаю, вы в данный момент беззастенчиво используете свое родственное положение со следователем?

– Это совсем так. Хотя, конечно…

– А в том, что вы с ней близнецы я, надеюсь, не ошибаюсь? – перебил я. – Кстати, как вас зовут?

– Надежда Петровна.

– Шарковская?

Женщина чуть заметно кивнула, поджала губы и отвернулась.

– Все ясно, – я уже не мог сдержать улыбки. – Кстати, кто нанял вас защищать мои интересы? Мой друг, биржевик-неудачник, как я понимаю, в данный момент тоже сидит на нарах.

– Меня попросила ваша жена, – Надежда Петровна чуть покраснела.

Она явно врала.

– И благодаря чьей рекомендации?

– Она посоветовалась с женой вашего друга. Им обеим понравилось, как я вела ваше прошлое дело.

– О, вы были просто великолепны!

– Спасибо, а теперь не могли бы вы…

Я показал на дверь и строго сказал:

– Иди отсюда! И учти, если вздумаешь прийти еще раз, я тебя выгоню.

– Мы уже на «ты»? – делано удивилась адвокат. – Ладно, я не возражаю. А теперь я расскажу вам всю правду. Вчера вечером мне позвонила моя сестра Светка и сама предложила вести твое дело. Только потом я поехала к твоей жене.

Я насторожился. Скорость созревания довольно любопытной интриги могла смело соперничать со скоростью перепуганного страуса.

– А почему сестричка-следователь обратилась именно к тебе?

Надежда молча вытащила из пачки сигарету и прикурила. Я успел заметить, что огонек спички нервно подрагивает.

– Понимаешь… в чем дело… – медленно начала она, пыхнув дымом, – только не волнуйся, хорошо? Дело в том, что совсем недавно я отбила у своей сестрички мужа.

Смех, а тем более грубый мужской хохот, был явно не уместен в такой ситуации. Я искренне не хотел, что бы эта темпераментная и красивая женщина задушила меня в камере своим шарфиком.

– Может быть, этот муж просто перепутал тебя с сестрой? – осторожно спросил я. – Вы очень, почти парадоксально похожи. Впрочем, рассказывай дальше.

– Дальше начинается сугубо женское выяснение отношений, – продолжила Надежда. – Моя сестра поклялась, что отныне будет делать все возможное для того, что бы все мои клиенты отправились за решетку на возможно больший срок…

– У твоей сестрички Светки извращенное понятие об офицерской чести, – не выдержал я.

– … А я в свою очередь заявила ей, что даже если мой клиент будет обвинен в попытке покушения на мою честь, он сядет в тюрьму на минимальный срок, если сядет вообще!

Со стороны подобная дуэль женских самолюбий могла бы выглядеть довольно занимательно. Но я, пусть и невольно, был участвующей в деле стороной, а Надежда была довольно искренна в своем желании ввязаться в любую, пусть даже самую жестокую схватку хоть сию минуту.

– Интересно, сколько сексуальных маньяков оправдали в суде ты? – спросил я. – И сколько честных людей расстреляла "при попытке к бегству" твоя сестричка?

– Ни одного. Ты первый человек, на котором столкнулись наши интересы.

Я подавился табачным дымом.

– Я просто счастлив, – пробормотал я. – Кстати, неужели меня считают настолько опасным, что бросили в одиночку? Или следствие боится, что мне удастся растлить пару-тройку убийц или гомосексуалистов-насильников?

– Отдел журналистских преступлений только что создан. Ты – первая ласточка в этой клетке, – пошутила адвокат. – Но, откровенно говоря, я тебе не завидую. Светлана – страшный человек. А теперь, давай все-таки перейдем к делу и…

– Подожди, – оборвал я. – А если ты оставишь меня в покое, может быть, тогда и твоя сестра перестанет считать меня достойной добычей?

– Нет, она доведет свое дело до конца, – убеждено ответила адвокат. – Хотя бы из принципа. Кстати, есть еще одно не маловажное обстоятельство, твоя статья получила большой общественный резонанс. Многие возмущены этой провокационной выходкой. Прокурор города хочет сделать процесс над тобой и твоим другом показательным.

– Прокурору что, тоже пришлось ломать свою дачу?

– Нет, но… В общем, он сильно испугался. Дачи пришлось ломать трем его очень близким родственникам. Такое трудно простить. Ты понимаешь это?

Я кивнул. Разбор всех обстоятельств дела занял у нас около двух часов. Я даже заподозрил, что соломенная вдова, в образе капитана милиции, предоставила своей сестре полную свободу действий, потому что была абсолютно уверенна в свой победе.

В начале беседы мы плохо понимали друг друга – от рекомендаций Надежды Шарковской слишком сильно несло теоретическим холодом. В конце концов, я не выдержал и сказал:

– Послушайте, Наденька, поскольку я не хочу сидеть в этой камере больше суток, о теории юриспруденции нам придется забыть. И чем быстрее, тем лучше…

Неожиданно для самого себя я прочитал адвокату целую лекцию. Казалось бы, от человека, имеющего дело с тонкостями юриспруденции только во время краткосрочных отсидок, невозможно ждать открытий в юридической казуистике, но, тем не менее, я был выслушан с большим вниманием. Ведь я был зол и говорил довольно убедительно. Суть моего краткого, практического курса сводилась к следующему: никакой юридической казенщины, напор, импровизация, борьба везде и всюду любыми средствами включая кулаки, средневековые интриги, а так же подвернувшиеся под руку подушки и прочие предметы. Адвокат удивленно молчала. Но совсем скоро в ее глазах появился восхищенный блеск.

Затем моя речь перешла в более практическое русло. Я настаивал на том, что бы мой друг Коля покинул КПЗ как можно раньше. В противном случае все мое долготерпение на допросах теряло всякий смысл. Надежда быстро согласилась и пообещала предпринять для этого все необходимое.

Я внимательно посмотрел на сидящую напротив меня красивую женщину и не спросил, что же именно она собирается предпринять. В ней определенно было что-то такое, что позволяло верить в ее блестящее, юридическое будущее, но достигнутое, так сказать не совсем юридически вменяемыми способами.

Мне стало чуть легче. Но на всякий случай я еще и еще раз объяснил Наде, что с выходом Коли на свободу третий пункт моего обвинения – экономические диверсии против демократической власти – становится практически недоказуемым. Что касается двух остальных, то после небольших дебатов мы пришли к следующему решению: во-первых, в своих показаниях я должен ссылаться на то, что получил информацию для статьи от неизвестного лица; во-вторых, ни о каком предварительном сговоре с Колей не может быть и речи, так как я не поддерживаю с ним отношения со школьной скамьи; и, в-третьих, если я занимался шантажом, пусть следствие предъявит мне заявления пострадавших.

Сложнее оказалось решить проблему с кирпичом, оставшимся на участке Коли. От такой улики было невозможно избавиться, а уж тем более внятно объяснить суду ее происхождение. Стоило сестре моего адвоката вытянуть из Коли два-три неосторожных слова, (а в том, что это ей удастся сделать, я не сомневался) и все дело можно было бы представить как элементарное жульничество.

Надя задумчиво потерла лобик указательным пальцем.

– А если бы вдруг нам с вами удалось доказать, что тот злополучный дачный участок принадлежит совсем не вашему другу?.. – указательный палец сполз ниже и сделал аккуратный женский носик чуть более курносым. – Тогда мы решили бы и эту проблему. Тебе так не кажется?

Я улыбнулся.

– Ты делаешь успехи, Надя.

– Спасибо, – адвокат охотно улыбнулась в ответ. – Но продолжим тему. Давай представим себе на минуту, что протокол по распределению дачных участков бесследно исчез…

– Бесследно не надо. Если он исчезнет бесследно, то точно также он исчезнет и для нас.

– Хорошо, – Надя кивнула. – Тогда допустим, что протокол не исчез, а – скажем так – мы просто возьмем его под свой контроль право на его бытие или небытие.

– Правильно. Кстати, если я не ошибаюсь, эта драгоценная бумажка все еще находится в Колином институте. Точнее, в отделе кадров. В списках есть все, кто получал участки. Даже те, кто не работает в институте. Но списки в сейфе, а ключа у меня нет.

– Кто начальник отдела кадров?

– Какое-то лысое чудо сорока пяти лет. Любит выпить и поговорить о женщинах. Его зовут Гриша. Фамилии не знаю.

– Не важно, – Надя отмахнулась. – Мне хватит и такого редкого имени. Кроме того, в таком возрасте мужчины довольно снисходительно относятся к женской фамильярности.

– Ты обещала мне позаботиться о Коле, – напомнил я.

– Разумеется. Сегодня же он выйдет на свободу, – заверила Надя. – Если следствие отказывается изменить меру пресечения, я сделаю это сама. До свидания.

Перед тем, как выйти из камеры адвокат вытащила из-под легкого плаща узелок размером с два кулака и положила его на стол. Это была передача от моей женушки. В узелке оказалось две, в общем-то, довольно невинные вещи: записка с бесконечным повторением слова "люблю" и, судя по всему, результат первой, торопливой попытки изготовления торта "Наполеон" в полевых условиях.

Я грустно улыбнулся. Не смотря на изрядную долю жеребячьего оптимизма, которую я только что продемонстрировал адвокату с блестящим именем Надежда, мне было плохо… Очень плохо.

В коридоре постепенно стих визг тюремного вертухая, подвернувшегося под руку темпераментному адвокату. Я невольно подумал о том, что вскоре меня ждет встреча с не менее сумасшедшим следователем. Следователем, которого будили по ночам телефонные звонки сильных мира сего и требовали только одного: что бы подследственный умер под пытками не слишком быстро.

На следующий день меня вызывали на допрос дважды. Оба раза следователь Светлана Шарковская, подозрительно принюхивалась к исходившему от меня запаху шоколадного крема и сурово требовала ответов на свои явно надуманные, а порой и фантастически смелые в предположениях вопросы. Я подарил следствию минимум слов, то есть только то, о чем вчера договорился с сестричкой Светланы. В конце концов, если в стране объявлена свобода слова, то это же право распространяется и на молчание.

Во время второго, послеобеденного допроса следователь нехотя предложила мне невинный компромисс: я сдаю Колю со всеми потрохами и бирочной на шее "главный мафиози города", а взамен получаю полное отпущение своих уголовных грехов.

Мы встретились со следователем глазами. Я немного подумал и снисходительно и даже мягко улыбнулся. Именно улыбнулся, а не усмехнулся. Ведь я был по-прежнему зол и жаждал хорошей драки с обидчиками меня и Коли. Что же касается предложения Светки, то его было трудно назвать даже провокацией. Нет, конечно, при определенных обстоятельствах государство, в лице Светланы Шарковской, могло бы простить мне многое. Оно даже могло простить мне все, но вот в том, что одна женщина никогда не простит другой похищение своего мужа, я не сомневался.

Светлана поморщилась.

– На вашем месте я подумала бы еще, – сухо посоветовала она.

Мне ничего не оставалось, как посоветовать Светлане оказаться на моем месте как можно раньше.

Сзади цинично хохотнули конвоиры. Но по лицу следователя скользнула тень неуверенности. Сердито взглянув на охранников, женщина встала и подошла к окну. Прежде чем продолжить разговор, она о чем-то долго думала.

Я закурил.

– Постарайтесь понять, – наконец заговорила Светлана, – что в вашем теперешнем положении от вас, собственно говоря, ничего не зависит…

Не думаю, что произнося эти слова, Светлана верила самой себе. Я снова улыбнулся.

– Это вы мне пытаетесь внушить второй день, – перебил я и стряхнул пепел сигареты на протокол допроса. – Но я все равно вам не верю.

Женщина вернулась к столу и села.

Один из стоящих сзади конвоиров кашлянул, снова напоминая следователю о своем существовании. Задумавшаяся было снова Светлана, чуть заметно вздрогнула. Она оторвала взгляд от моей сигареты и подвинула ко мне пепельницу. Я стряхнул пепел на пол.

Мы немного помолчали, а потом я твердо сказал:

– Вы мне надоели, Светлана Петровна.

Следователь, точно так же как ее сестра, потерла лобик указательным пальцем.

– Хотите, я вам расскажу одну забавную историю? – вдруг предложила она.

– Вы хотите меня разжалобить?

– Нет, испугать.

– Ну, что ж, тогда валяйте.

– Вы знаете, по нашему ведомству бродит довольно много любопытных бумаг написанных для ознакомления сотрудников с многочисленными внештатными ситуациями. Так вот, совсем недавно я прочитала в одной из них одну любопытную историю. – Светлане удалось взять себя в руки. Она заговорила спокойно и даже чуть иронично. Если бы за моей спиной не торчали два грубых субъекта, то, глядя на нас со стороны, можно было подумать, что наша беседа это разговор двух интеллигентных людей. – Примерно месяц назад в одном из сибирских городов моим коллегам удалось выйти на след банды матерых уголовников. Все началось с того, что бандиты решили "подоить" одного цеховика, которых сейчас почему-то называют "новыми русскими". Но тот оказался довольно зубастым малым и кликнул на помощь застоявшийся в казарме взвод ОМОНа. Разборка получилось довольно крутой и неудачной для бандитов. Только троим из них удалось уйти на захваченной машине. Но на первом же посту ГИБДД их ждали. Короче говоря, бандиты потеряли все: машину, деньги, оружие и последние остатки душевного хладнокровия. Два дня они уходили от погони по тайге, два дня их травили собаками и пытались подстрелить с вертолета…

Здесь я хотел было вставить реплику об уважении прав человека еще не осужденного судом, но передумал. Во-первых, я сам не любил типов, о которых рассказывала следователь, а, во-вторых, я не думаю, что она видела какую-то разницу между мной и ними.

Между тем следователь продолжала:

– Бандиты стали наглее и злее. В конце концов, этим ребятам удалось добраться до аэропорта. В нашей системе "Перехват" произошел самый элементарный и очередной сбой. Бандитам каким-то чудом удалось купить билеты на ближайший авиарейс. Но спрашивается, что же делать дальше, если уже на трапе в аэропорту прилета их могут ждать прохладные наручники? Ответ напрашивается сам собой – захватить самолет. Задумано – сделано. Бандиты усаживаются на свои места в хвосте салона. Как только самолет набирает высоту, один из них встает и громко заявляет, что у него, – вот в этом рюкзаке, – бомба. И что ему и его друзьям нечего терять кроме перспективы оказаться на берегу теплого моря, где-нибудь в Турции. Все пассажиры оглядываются и смотрят на бандита. Все кроме одного. Этот единственный пассажир сидит впереди, самой двери в кабину пилотов, смотрит в иллюминатор и о чем-то сосредоточенно думает. Между тем в салоне возникает паника. Пока стюардесса мечется между кабиной пилота и тремя небритыми представителями "дикой фирмы" вдруг решившей зафрахтовать самолет, на борту происходят и еще кое-что. Неожиданно один из бандитов замечает девушку, косо посмотревшую на него в аэропорту. Эта девушка, видите ли, не захотела выносить его присутствия. Когда он, усталый и затравленный зверь, присел рядом с ней, девушка презрительно поморщилась, встала и ушла. Теперь наступило время расплаты. Слегка подрагивая нижней челюстью и комкая у себя в груди то, что раньше можно было назвать душой, а теперь просто комком нервов жаждущим крови и наркотиков, бандит подошел к девушке и приказал ей встать. Та отказалась. Тогда он силой поднял свою жертву из кресла и наотмашь ударил ее по лицу. Весь салон оцепенел от ужаса – на высоте пять тысяч метров очень трудно найти кинематографического героя-одиночку. Неизвестно чем бы все это закончилось, но неожиданно из первого ряда кресел встал тот самый единственный пассажир, не обративший внимания на бандитов. Это был довольно крупный мужчина с фигурой чемпиона мира по валке леса без топора. Не глядя по сторонам, он спокойно направился в хвост салона. Бандит был слишком увлечен расправой. Он обратил на "чемпиона" свое высокомерное внимание только после того, как тому удалось подойти на расстояние вытянутой руки. Короче говоря, вопрос: "А тебе, падла, что больше всех надо?" так и не был произнесен до конца. Удар в лицо был таким сильным, что бандит буквально выпорхнул из салона и едва не сорвал с петель дверь туалета. То, что произошло дальше, вряд ли когда-нибудь будет восстановлено с документальной точностью. Бандит с рюкзаком закричал, что взрывает самолет. "Чемпион" не обратил на его слова никакого внимания и принялся обрабатывать своими кулачищами второго угонщика, бросившегося на помощь дружку. Проделывал он это настолько ловко, что когда последний, третий, бандит оставил свой бесполезный рюкзак и кинулся в драку, ему тоже пришлось встретиться с "чемпионом" один на один. Чем все это закончилось не трудно себе представить: последний угонщик едва не сорвал телом еще одну дверь, правда, выходящую уже прямо на облака.

Наконец, самолет коснулся шасси благословенной земли. Летчики с веселым матом вытерли вспотевшие лбы. Обстановка несколько разрядилась. Милицейское начальство начало скучнейший разбор происшествия: кто что видел, кто кого бил и, о Боже, кто же так сильно отделал трех небритых субъектов валяющихся без сознания в хвосте самолета?.. Счастливые пассажиры взахлеб рассказывают о герое-одиночке. Большой милицейский начальник со шрамом на лице искренне жмет ему руку и говорит, что бандиты все-таки блефовали. Начальник говорит герою, глядя ему в лицо: "У бандитов не было бомбы, понимаете?" Тут начинается самое интересное: наш герой-одиночка едва не падает в обморок от страха. Его бережно поддерживают под руки, усаживают в кресло и милицейский начальник угощает "чемпиона" валерьянкой из личного пузыречка. Но у героя так сильно дрожат руки, что он роняет стакан с лекарством. Удивлены?.. А между тем, в этой истории нет ничего удивительного. Наш герой был глухонемым от рождения. И он понимал слова своего собеседника только по движению его губ. Иначе говоря, наш "чемпион" не имел ни малейшего представления о том, что самолет захвачен террористами и его могут взорвать. Но главное, он с детства и до истерического ужаса боялся высоты. Во время взлета наш герой, как завороженный смотрел в иллюминатор на проваливающуюся в бездну землю, и был едва жив от страха. Именно поэтому, из-за сильной сосредоточенности на своих личных переживаниях, он не заметил паники в салоне. Его даже тошнило, но "чемпион" постеснялся попросить кулечек у стюардессы. Потом, когда наш герой встал и направился в туалет, он вдруг увидел, как какой-то мало симпатичный тип бьет по лицу девушку. Стыд за собственный страх породил в нем не знающую компромиссов агрессивность. "Чемпион" пошел в бой, не думая ни о чем и не видя перед собой ничего кроме трех небритых рож. Хотя, если быть честным до конца, именно он из всех присутствующих в самолете, был менее всего способен на такой подвиг. Наш герой попросту упал в обморок, если бы вдруг узнал, что бандиты угрожают взорвать самолет. Интересная история, правда?..

Я кивнул.

– Довольно занимательная. Только зачем вы мне ее рассказали?

– Зачем? – следователь улыбнулась. – Затем, чтобы объяснить вам ваше теперешнее поведение. Вы лезете в драку, но у вас под ногами бездна. Правда, я немножко недооценила вас. Честное слово, если бы я знала вас чуть лучше, наше первое, вчерашнее знакомство, не было бы столь драматичным.

– Не подлизывайтесь.

– Я и не думаю. Кстати, вчера утром меня вызвали на ковер и порекомендовали провести с вами жесткую беседу.

– Теперь я рекомендую вам провести точно такую же беседу с вашим начальством.

Следователь игриво рассмеялась.

– Я была бы очень рада это сделать, но, к сожалению не могу. Поэтому я еще раз напомню вам о кирпичных завалах на участке вашего друга. Это очень большая проблема. И многое будет зависеть от того, кто будет ее решать: я одна или мы вместе с вами.

Я лишний раз подивился тому, как умело красавица с милицейскими погонами смогла взять себя в руки. Какой замечательно легкий и подвижный характер!

Я вытащил из пачки вторую сигарету и принялся разминать ее пальцами. Мне было о чем подумать. Но мой ответ следователю был лишен всякой логики.

– Вы мне надоели, – твердо сказал я. – Вы мне надоели так сильно, что если бы я был вашим мужем, я бы попросту ушел к другой женщине.

Красивое и веселое лицо следователя дрогнуло. Мой удар попал точно в цель. Да, его было трудно отнести к тем приемам, с помощью которых джентльмены выясняют отношения с зарвавшимися леди, но, в конце концов, я просто не мог простить следователю вчерашний допрос. Это было бы выше моих сил.

Светлана попыталась возобновить прежний игривый тон разговора, но я еще раз повторил свою предыдущую фразу. Наш дальнейший диалог со Светланой Шарковской быстро превратился в критику личных недостатков друг друга, при чем довольно уничижительную. Но если я веселел с каждой минутой, то лицо следователя, к концу нашей перепалки, приобрело нездоровый, красноватый оттенок. Она даже швырнула в меня пепельницей, но промахнулась и, сунувшаяся было в кабинет чья-то голова с вопросом: "Извините, спросить можно?", исчезла вместе со звоном разбившейся о дверь пепельницы, не задавая дальнейших вопросов.

Я торжествовал. Когда меня под руки выволакивали из кабинета под нервные выкрики следователя: "Я еще завтра поговорю с тобой, подлец!", я уже настолько прекрасно себя чувствовал, что пожелал ей застрелиться уже сегодня.

В мою одиночную камеру меня проводил милиционер самого добродушного вида. Перед тем, как закрыть дверь, он пожелал мне спокойной ночи.

Глава третья

в которой рассказывается о торжестве победителя и о том, что когда государство опускает руки, настоящая женщина продолжает сражаться с фанатизмом камикадзе.