Трубачи. Повесть о воинах 276-й трубопроводной бригады

При расстыковке труб топливо фонтаном разбрызгивается во все стороны, потом переходит в устойчивый поток, но продолжает идти. Трубы находятся в подвешенном состоянии, вставка, даже самая короткая, тоже не помогает, так как велика и нужно изгибать всю плеть трубопровода. Минут через 30-40 все-таки соединили монтажным ключом последний стык, загрузили поврежденные трубы и двинулись дальше. Обувь испачкалась в керосине и часть брюк тоже, у кого больше, у кого меньше. Одно хорошо, что было светлое время суток, и обошлось без происшествий. Остальная часть трубопровода до КП роты при осмотре оказалась без повреждений. Доложил ротному о проверке, и наша ПАК отправилась в обратный путь.

Снова началась закачка топлива в трубопровод, на этот раз давление в манометре поднялось до 10 кгс/см2, и можно было включать насос и начинать перекачу топлива дальше. Попытка прокачать топливо до следующей станции опять оказалась безуспешной. Следующей станцией была ГНС-47 Игоря Павлова. Решили выехать с двух сторон навстречу друг другу и успеть засветло найти неисправность и прокачать трассу. Ушло около двух часов, чтобы устранить пробоины на трубопроводе и вновь попытаться прокачать трассу. Когда давление на входе и выходе их насоса стало устойчиво показывать рабочие величины, удалось немного передохнуть и что-то перекусить.

Доклад об устойчивой работы станции на КП роты происходил каждые 15 минут. Если по какой-то причине происходил сбой на любой из станций, вовлеченной в перекачку, немедленно принимались меры. Устойчивая работа трассы длилась около трех часов, уже стемнело и практически одновременно прибежал моторист с докладом, что давление на входе в насос опять упало, и танкист, дежуривший на наблюдательном пункте (оборудованный пост на крыше здания) сообщил, что видит пожар в двух километрах от нашего гарнизона.

Пришлось срочно докладывать на КП роты, чтобы останавливали перекачку, просить у Юры Федотова согласовать с его начальниками выделение танка для охраны и готовится к выезду на аварию. Для меня и для танкистов это мероприятие было в новинку. Танкисты в одиночку тоже не действуют, а оставлять опорный пункт с одним танком в ночь – не здорово. Через полчаса танкисты выделили один танк для прикрытия, и один экипаж был в готовности подключиться при необходимости, бойцы забрались в танк в ожидании команды к действию.

Выдвигаясь к пожару, мы понимали, что может быть засада: просто так, на ночь глядя, трубопровод не поджигают, наверняка душманы ждали нас. Решили, что первым поедет танк (все-таки у него броня), за ним мы на КАМАЗе, без света. Такая тактика нам в последующем очень часто помогала. Танк лязгал гусеницами по асфальту и гремел – за версту слышно, нам танк было видно, и этого достаточно, чтобы двигаться за ним.

Прибыли на пожар. Танкисты, не приближаясь близко к пожару, развернули танк по направлению к зеленой долине (зеленке). Теперь следовалл наш выход, мы выгрузились с монтажным инструментом и пригнувшись побежали, огибая пожар к месту демонтажа трубопровода. Близко было не подойти, очень жарко, разливающееся из трубы под давлением топливо только увеличивало площадь пожара, поэтому пришлось отойти метров на 30-40 и приступить к демонтажу трубы. Первый стык разобрали, расстыковали трубы, растащили трубы в разные концы и на выступающий конец трубы примкнули задвижку, потом задвижку закрыли, тем самым перекрывая доступ топлива к пожару со стороны начала перекачки. Побежали на другую сторону пожара, чтобы осуществить аналогичную операцию. Расстыковывали трубы, растащили их, но в кузове КАМАЗа второй задвижки не оказалось. Как выяснилось, задвижка была всего одна на весь ГНС, и труб в автомобиле всего восемь штук, которых явно не хватало для прокладки нового участка вместо сгоревшего.

Это оказалось только началом. Наши действия по ликвидации были очень стремительными. Топливо из трубы перестало вытекать с одной стороны, и было отведено от пожара с другой. За нами наблюдали и ждали, что мы начнем тушить пожар, и в его зареве нас можно будет расстреливать как в тире. А чем пожар тушить? У нас была одна лопата, четыре бойца (со мной пять) – больше средств для тушения пожара не было, приходилось ждать пока прогорит топливо. Действовали мы быстро, мелькали только тени, сидящие в засаде, не выдержали и начали поливать нас огнем со стороны зеленой долины из ближайших развалин. Бойцы, как, впрочем, и я сам, в такой ситуации оказались впервые, из обстрелянных бойцов было только двое, рисковать людьми нельзя. Горящий трубопровод со стороны долины, откуда стреляли из-за зарева огня не видно, единственное решение, которое мне пришло, дать команду: «Ложись! Все в кювет на противоположную сторону дороги». Мы залегли в кювете, танкисты открыли ответный обстрел из пулемета, а потом стали вести огонь на поражение и из орудия. Через несколько минут подключился танк, стоящий в готовности на посту, они вели огонь на глубину от места пожара. Бойцам я приказал не высовываться и не геройствовать, пока не прекратиться огонь. Через полчаса обстрел прекратился, пожар еще не прогорел, надо было возвращаться на пост.

Вечер еще не закончился, а нас ждал очередной сюрприз. Подойдя к автомобилю, я увидел, что водитель смотрит на кабину, колеса и как-то подозрительно молчит. Колеса со стороны зеленки были пробиты, кузов тоже стал с дырочками. «Ну что, – говорю. – Попробуй завести». Попытки завести не удались. Вариант оставался единственный (не оставлять же технику на дороге!): зацепить КАМАЗ за танк и притащить на пост, как получится. Ресивер был пробит, тормозов не было, мы старались двигаться медленно, чтобы еще что-то не повредить, и через полчаса прибыли на пост. При торможении танка у поста КАМАЗ ударился решеткой радиатора, и лицевая часть кабины получила небольшую вмятину. Водителя трясло: покрышки с правой стороны превратились в лохмотья, кабина была помята, а двигатель неисправен. Вот и проработали, всего один день. Один плюс – все целы.

По прибытии я доложил, что люди живы, перекачку начинать нельзя, автомобиль неисправен, авария не устранена, нужны трубы, задвижки и автомобиль. Ротный молчал. Ему пришлось докладывать в батальон, чтобы останавливали перекачку, иначе склад топлива был бы переполнен.

Первый день и такие проколы, самому как-то не здорово. Получилось, что мы не готовы, резервов не было, душманы нас переиграли. Конечно, были вопросы, на которые у меня не было ответов: а почему положили трубопровод со стороны зеленки, ведь это самое уязвимое место, кто определил, что десять труб на ГНС достаточно, почему вставок всего один комплект, да ключей монтажных всего два, а если оба выйдут из строя, чем работать? Вот, на поверку и не сработало наше «авось».

Если личному составу можно было передохнуть до утра, то мне требовалось делать ежедневно записи в тетрадь, о том, какие аварии произошли, что было сделано, какое количество труб или вставок израсходовали, сколько топлива пролили. Потом требовалось подготовить акты на списание труб и указать количество пролитого топлива при аварии, подписать у наших танкистов (Юры Федотова), что он подтверждает акт как представитель охранения. После требовалось проверить записи работы насосной станции, уточнить наличие топлива, проконтролировать готовность насосной к работе и, если оставалось время, то можно было поспать.

На следующий день на пост прибыл КАМАЗ с трубами и задвижками. Мы выехали на место пожара и в течение часа проложили новый участок трубопровода вместо сгоревших труб. Выгоревшая земля еще дымилась, сгоревшая плеть труб, гильзы от ночного боя – эпизод из жизни трубачей.

Сгоревшие трубы зацепили тросом за автомобиль и волоком притащили на гарнизон. Их оказалось двенадцать штук. Ну что, опять начали перекачку. В этот раз топливо дошло до конечного склада, и устойчивая перекачка длилась около шести часов. Во второй половине дня давление на выходящем манометре стало снижаться. На ГНС-47 (соседний гарнизон) давление топлива на входе тоже было ниже рабочего, я решил сообщить данные на КП роты и попросил о приостановке перекачки для выезда проверки трассы от своего гарнизона до гарнизона 47.

Погода была солнечная, до отбытия танкистов с дороги было еще порядка //2-3 часов и ПАК в составе 4 человек снова приступал в работе на прибывшем в мое распоряжение КАМАЗе. Проверка трассы трубопровода проводилась визуально, и проложенная труба вдоль дороги до города Чарикара оказалась в полном порядке. Перед городской чертой трубопровод с левой стороны дороги был проложен под дорогой, затем под углом девяносто градусов заворачивал на правую сторону дороги и шел вдоль обочины. Дорога при въезде в город являлась центральной, и трубопровод немного заглублен в дождевой канаве, которая часто использовалась для слива отходов. Город Чарикар5 – административный центр провинции Парван большей частью составляли одноэтажные глинобитные дома. Перед въездом с город находилась гидроэлектростанция, которая обеспечила город электричеством не зависимо от ведения боевых действий в стране.

При продвижении к центральной части города справа по ходу движения, находилась единственная в городе автозаправочная станция (АЗС) и, как специально, подъезд к АЗС проходил через трубопровод, который проезжающие автомобили переезжали сначала при подъезде к АЗС, потом при убытии. Трубопровод пролегал наземно, и заглубить его не было возможности, так как под ним находился камень, больше похожий на кусок скалы. Труба была смята и дала трещину в двух местах. Заправка не работала из-за опасности возгорания, топливо постепенно вытекало из трубы и попадало в дождевую канаву и на дорогу. Местное население активно собирало вытекающее топливо, довольное «халявой».

Ситуация была не из приятных. Требовалось разогнать население, которое мешало работе, и поменять трубы. Местный житель попытался что-то объяснить, активно жестикулируя руками и показывая на заправку. В нашей команде было два монтажника-азиата (узбек и туркмен), которые немного понимали язык дари (один из государственных языков Афганистана), и со слов моих подчиненных, афганец являлся владельцем АЗС. Он просил, чтобы мы проложили трубопровод в обход АЗС по соседней улице. Мое решение было неизменно: производим замену труб, и все. Раздавят еще раз, да пожалуйста, заменим еще раз. Пусть думают, как делать переходы через трубу или каждый раз опасаться за АЗС, а возможно и близко расположенные здания. Через своих «переводчиков» я объяснил владельцу АЗС, что нужно с двух сторон трубопровода уложить доски или бревна, через которые автомобили смогут переезжать, не продавливая трубопровод.

Нам удалось достаточно быстро заметить трубы, но на этом выезд по ликвидации аварии не завершился. Ко мне подошел загорелый мужчина среднего возраста в форме солдата афганской армии и на русском языке представился: «Подполковник Быков – военный советник. Товарищ лейтенант, почему не хотите переложить трубопровод за АЗС? Вы ведь поняли в чем проблема? А если топливо подожгут? Кто тушить будет?». Пришлось задержаться. Прежде всего, я попросил «товарища подполковника» предъявить документы, внимательно посмотрел на предъявленное удостоверение, но кроме фотографии, похожей на предъявившего его человека, ничего разобрать не смог, так как надписи были на арабском языке. Что-то мне подсказывало, что он настоящий, из «наших». Пришлось избрать тактику нейтралитета. Я объяснил, что у нас разные сферы деятельности, и если трубопровод проложен здесь, то без команды своего начальства, перекладывать трубу не буду. Дальше я попросил его обратиться к нашему командованию и урегулировать данный вопрос. Подполковник осведомился давно ли я прибыл в Афганистан, и, услышав ответ, что без года неделю, усмехнулся и сказал, что начинаю я службу, наверное, правильно, но надо быть более гибким. Пожелал успехов и сказал, что, вероятно, еще увидимся, так как работаем на одной земле. На этом выезд был закончен, пролитое топливо собрали афганцы, владелец АЗС стал оборудовать место переезда через трубопровод, а мы продолжили обследовать трассу до ГНС-47.

Добравшись без происшествий до следующего нашего гарнизона, на котором находился Игорь Павлов, я по рации доложил о готовности трассы и попросил КП приступить к перекачке, сказал, что буду ждать, пока давление не выйдет на рабочие показатели, чтобы вернуться на свой гарнизон и не совершать холостой пробег.

ГНС-47 был более благоустроен, чем наш гарнизон. Он размещался в бывшем здании школы для девочек, и так же, как и наш, был огорожен каменным забором. Начальником ОП был командир батарей (комбат) старший лейтенант Сергей Зверев (фамилия изменена), который содержал территорию в образцовом порядке. С двух сторон поста в оборудованном укрытии стояли две пушки. Основной техникой артиллеристов были тягачи МТ-ЛБ6, которые всегда стояли в готовности к выезду. На посту была баня, где в качестве каменки использовались заполненные камнем артиллерийские гильзы, встроенные в глиняную стену и подогреваемую снаружи, очень приличный туалет на несколько точек, оборудованная для показа кинофильмов комната отдыха и досуга (ленинская комната), спальное помещение для личного состава с оружейной комнатой, столовая, кладовки и прочие помещения. На посту так же находились трубопроводчики и танкисты, которым были выделены отдельные помещения в западном крыле школы. Вдоль школы протекал ручей, ведущий свое начало от горного арыка. Вода в ручье была проточной и прохладной. Прилегающая территория ОП представляла смешенную растительность дикорастущих кустарников и виноградных полей.

Комбат был деятельным человеком и постоянно находил дела. Проводил занятия с личным составом по боевой подготовке, всегда был образцом во всем: аккуратно подстрижен, выбрит, в начищенной обуви, даже казалось, что он похож на «салдофона», но при этом все указания отдавал с улыбкой и не унижая человеческого достоинства. В планах у Сергея было поставить беседку для отдыха, а рядом с ней вырыть бассейн 3х10 метров, обшить бассейн доской по периметру, повернуть русло протекающего ручья в бассейн и построить трехметровую вышку. Надо отдать должное, за три месяца комбат выполнил поставленную самому себе задачу.

У трубачей на 47-м ГНС тоже были приличные условия жизни. Личный состав жил в отдельном помещении, спал на двухъярусных кроватях, командир взвода Игорь Павлов имел свою комнату. Столовую отгородили от подсобного помещения перегородкой, территория была благоустроена.

После проверки трассы и выхода на устойчивый режим работы НС мы вернулись на свой гарнизон. Все, чего хотелось, – поесть и немного поспать. События последних двух дней крутились в голове. Пожар, пробитые и простреленные трубы, ухающие танки и трассеры пуль над головой… Правда, были и хорошие моменты: все бойцы живы, и даже никого не задело. Думая об этом, мозг мог переключиться и давал передышку эмоциям.

Спал я недолго, проснулся от постороннего шума. В комнате горел тусклый свет от лампы танкового аккумулятора, стояли двое. Одним из них был Юра Федотов, второй был моложе Юрия и явно вел себя вызывающе. Спросонья я не понял, почему такой шум и на мой простой вопрос: «Что вы так кричите, что-то случилось?», второй ответил: «А ты кто такой? Лежишь, вот и лежи, тебя не спрашивают», – и повернулся лицом к Юре. Дальше все было как в замедленном кино. Собеседником Юрия был Алексей, лейтенант, командир танкового взвода с КП танковой роты, который был сильно пьян и прибыл на танке на наш пост с целью проверки боеготовности. На самом деле лейтенанту Алексею не хватало власти, его на месяц оставили в роте временно исполнять обязанности командира роты, и он прибыл «воспитывать» Федотова.

Алексей вынул из кобуры пистолет (офицеры-танкисты имели личное оружие – пистолеты «Макарова») дважды выстрелил в потолок. Посыпались остатки побелки, и практически в это же мгновение Юра врезал лейтенанту по физиономии. От такого удара тот отлетел в угол. Юра спокойно забрал у него пистолет и вышел в коридор. Зашли двое бойцов, забрали лейтенанта Алексея, и через несколько минут раздался гул танка, постепенно удаляющегося от нашего поста. Федотов зашел в комнату ровным и спокойным голосом сказал: «Гена, не обращай внимания на этого придурка, это уже не первый раз. У него с головой плохо, особенно когда выпьет, а пьет от страха. Хорошо, что никого не зацепило, стены из глины и пуля не срикошетила».

Потом Юра мне рассказал, что Алексей очень кичился своими связями и в Афганистан попросился ради карьеры. Он окончил в 1981 г. ташкентское танковое училище и после окончания полгода прослужил в учебном центре н.п. Чирчик, находящемся в 30 км от Ташкента. За полгода службы в Афганистане он не участвовал ни в одной операции, но был награжден Орденом «Красная звезда» за успешные действия по охране участка дороги на котором мы находились. Фактически, он получил орден за повседневную деятельность. На этой почве между Алексеем и Юрой постоянно возникали конфликты, Алексей пытался показать свое превосходство, зная, что у Юры достойный боевой опыт, а у него только амбиции. Забегая вперед, скажу, что через полгода Алексей получил контузию и после госпиталя был отправлен в Союз. Дальнейшая его судьба мне не известна.

Утро в Афганистане было особенным временем. Из-за гор медленно поднималось солнце, и только-только его первые лучи начинали возникать, как природа тут же переходила из состояния покоя в движение. В эти утренние часы слышались призывы муллы к утренней молитве, и ничего не напоминало о войне. Тишина была обманчивой. Проходил час–полтора, и треск автоматной очереди мог прервать чью-то жизнь.

Каждое утро танкистам на пост привозили завтрак и питьевую воду. Приезжал танк, с грохотом разворачивался на небольшой площадке перед зданием, выгружался бачок-термос с кашей, термос с чаем и бак с водой. Бойцы завтракали, и около семи часов утра два танка из трех выдвигались в подготовленные в виде окопа места боевого охранения дороги. Мы готовили себе пищу самостоятельно из расчета выделенного провианта на десять дней на восемь человек.

Один из прибывших с завтраком танкистов явно выделялся своим внешним видом и колоритом. Боец выглядел старше своих лет, лицо было загорелое, немного землистого цвета, шлемофон залихватски закинут за голову. Он по-дружески поздоровался с Юрой Федотовым, распорядился с завтраком, и пока бойцы доставали чашки и ложки подошел ко мне, представился: «Старший сержант Козырев». Пожав его протянутую руку, я сообщил как меня зовут и что являюсь взводным трубачей. Шустрые глаза ст. сержанта говорили о многом. Ему явно хотелось поговорить со мной, и он не знал с чего начать.

– Можно на ты? – начал он разговор. – Мы ведь, наверное, ровесники.

– В общем да, – сказал я. – О чем ты хочешь спросить?

– Ты, наверное, недавно из Союза? Как там на «гражданке»?

Ответить односложно было непросто. Хорошо или как всегда? Да и не это его волновало: хотелось домой, навоевался, и дембель был не за горами. Поговорив несколько минут обо всем и не о чем существенно, ст. сержант немного прищурил глаза и сказал:

– Лейтенант, видишь сопку напротив?

– Ну да, – ответил я.

– Тебе когда на дембель?

– Если доживу, то в 2001 году будет 25 лет выслуги, а что?

– Вот и смотри, твой дембель только поднимается в эту гору, а мой уже спустился.

Эти его слова, наверное, грели его сердце, что ему осталось немного, и он скоро оттуда уедет. Мне эти слова тоже запали в душу, ведь он был прав. Старший сержант Козырев (по прозвищу Козырь) похлопал меня по плечу: «Давай, лейтенант, еще увидимся». После он дал команду сворачиваться с завтраком и, загрузив бачки из-под пищи, прыгнул в танк, который с грохотом и лязгом гусениц выехал с нашего поста.

Где-то через месяц службы в Афганистане о Козыре мне рассказал механик-водитель с нашего поста, сержант Галка. Шла весенняя компания – 5-я крупномасштабная Панджшерская операция (май–июнь 1982 г.): советские войска пытались снова установить контроль над ущельем. Одновременно проходила операция по сопровождению колонны с продуктами и боеприпасами в город Бамин к месту дислокации 2-го батальона 357 ПДП 103 ПДД. Протяженность трассы – около 150 км. Сержанты Козырь и Галка служили в одном танковом экипаже. В ходе движения колонна подверглась обстрелу, и танк загорелся. Бойцы сумели его покинуть, но попали под шквальный огонь моджахедов. Пришлось перебежать в ближайшую постройку. Какое-то время отстреливались, но к вечеру боеприпасы закончились. Осталось несколько гранат и раненый товарищ, были мысли подорвать себя, если моджахеды перекроют пути к отступлению. К ночи перестрелка стихла, Козырь на себе нес раненного, а Галка прикрывал отход. Колонна с потерями продолжила путь. Тогда бойцам повезло, но пережили они многое.

Прошло два дня с начала перекачки, и мы стали адаптироваться к новым условиям жизни. Узнали, что можно, что нельзя. Некоторые из бойцов только прибыли и попали под обстрел впервые, двое (Болотников и Штурмин) служили в десанте и вели себя обособленно, всем видом показывая, что они не новички и им приходилось повидать и не такое. Служба в трубопроводной части им явно не нравилась (нет фронта и тыла, обстреливают со всех сторон, да вдобавок ты еще и весь в керосине). Штурмин был ответственным за поддержание круглосуточной связи, Болотников (как выяснилось позже, сержант), старался показать организаторские и лидерские качества, что, собственно, у него, неплохо получалось, и оставался старшим в мое отсутствие на ГНС.

После обеда я решил искупаться в арыке напротив нашего поста и постирать нательное белье. Неожиданно для себя обнаружил на теле красные точки как будто от укуса комара. Что такое, откуда такая зараза, может быть аллергия или что-то съел? Вернулся на пост спросил Юру Федотова, мол, как думаешь, что за пятна на теле. Он попросил раздеться до гола и стал рассматривать мое белье, куртку и брюки х/б. Думаю, что за дела, зачем это. Ответ я получил через минуту.

– Гена, смотри, у тебя бельевые вши, – сказал Юра.

– Так, здорово. И что делать? – ответил я.

– Снимай с себя все и отдавай кипятить немедленно. Вспоминай, где ты ночевал до прибытия на пост?

– Когда был на КП бригады, такого не было. Потом ночевал на КП батальона и вот теперь здесь.

– Значит, еще и свое постельное белье отдавай на кипячение. У нас на посту вшей нет. Получается, вши у тебя появились после ночлега на КП батальона, – пояснил Юра.

Он оказался прав. После кипячения вещей больше покраснений у меня не было и, как следствие, вшей в белье я не находил. Вот тебе КП батальона, не следит, значит, комбат В. Цыганок за своим личным составом…

К полудню третьего дня перекачки на пост прибыл старший лейтенант Антонов, наш заместитель командира роты по политической части (замполит 2-й роты 3 отпб). Привез аккумуляторы, обошел наш небольшой ГНС, осмотрел сгоревшие и простреленные (пробитые), побеседовал с личным составом, можно сказать, даже как-то приободрил: «Ну, что, парни, получили боевое крещение. Тут, смотрю, у вас целый склад уже ненужных труб. Привозите в роту и готовьте акты на списание. Главное – не лезьте под пули». Позже перед отъездом с гарнизона замполит Антонов отвел меня в сторону и поделился новостями о потерях в нашем батальоне7. При проверке трассы трубопровода погибли двое: капитан и прапорщик. «Береги людей, лейтенант Кулаков. Это главное! Трубы спишут и сделают новые, а людей – нет». Его слова я запомнил навсегда.

Первые потери в нашем батальоне какой-то горечью остались в сознании. Мы выполняли воинский долг, и хотелось надеяться на благополучный исход, но у каждого своя судьба. Из-за этого и горечь, ведь как-то неправильно все это, нелогично. Начинался новый день, нужно было продолжать перекачку.