Шелтер. Призраки прошлого
Но Ева не обращала внимания на все признаки эмоциональной нестабильности. Сейчас её заботило только одно – синяя книжечка, прижатая к самому телу. Она кивнула подруге и поспешила в своё потаённое место, в кладовую. Там будет минут 5, но этого должно хватить, чтобы понять, что грозит за сокрытие такой важной улики от начальства.
Тёмные стены, идеальные чистые полки и тишина, ровно до тех пор, пока сотрудник службы уборки идёт из одного конца коридора в другой. Ева дрожащими, слегка вспотевшими, руками достала своё тайное сокровище. Только сейчас она рассмотрела все потёртости, мятые уголки листов и торчащий край фотографии. Ежедневник – вот что это было. Поверх выцветших букв были сделаны записи чёрным, слегка размазавшимся, карандашом.
«Принадлежит офицеру третьего ранга, патрульному С»
Ева сглотнула подкативший ком, растёрла лицо свободной рукой и, задержав дыхание, перевернула страницу. От неё исходил яркий аромат сигарет. Ева узнала запах, в прошлом она встречалась с подвальным, насквозь пропитанным этой горечью. У него был низкий хриплый голос и широкая улыбка. Когда Ева проходила мимо, но схватил её за рукав и, обнажив желтоватые зубы, попросил закурить. Тогда она впервые действительно поверила в слова Консолидатора. Предатели теряли облик цивилизованного человека. Грязные, с кучей заболеваний и пагубных пристрастий.
***
Я не в силах сидеть сложа руки. Город умирает. Вечный Консолидатор и его молчаливая спутница Шелта убивают его. Нас травят, как крыс. Нам не дают права выбора. Вчера убили мою жену. Она была хорошей женщиной. Работала в столовой. И ей приходилось воровать, чтобы нам хватало еды. Ах, эти пайки, только идиоту будет их достаточно. Мы слабые. Мы гниём…
***
Ева захлопнула книжечку. Вжалась в стену, насколько это было возможно, и сделала глубокий вдох. Выдохнуть оказалось сложнее. Воздух прерывисто выходил из лёгких и оседал на воротнике, край которого Ева закусила. Шорох за стеной силой втолкнул её в реальность.
Уборщик.
Слишком долго Ева торчала в его каморке. Она поспешно затолкала книжечку за пояс, натянула сверху футболку и схватила первый попавшийся предмет с полки. Как только дверь открылась, Ева сделала шаг вперёд.
– Вечно эти салфетки заканчиваются в ненужный момент, – отчеканила она.
– Тьфу ты. Чтоб тебя. Ох, простите, вас, офицер, – волоча за собой тележку с ведром и мусорным пакетом, в кладовую вошёл уборщик. Ева не знала его имени, да она никогда им не интересовалась. Он казался ей невидимкой, несчастным человеком, чьей участью был сбор мусора и мытьё полов. Он не отличался какими-то способностями, поэтому уборка была делом всей его жизни. Делом, которое он любил и уважал.
– Я только возьму салфетки и уйду, – Ева вытянулась, приподняв подбородок.
– Да делайте что хотите, – прокряхтел уборщик, – ходят сюда, хватают, что их не просят. А ты потом ищи думай, что они, куда они. Этот утром пришёл, ведро мне перевернул, ты притащилась. А мне ещё в зале кровь с пола оттирать. Можно подумать, дел у меня мало, – он всё время поправлял новую, судя по всему, только сегодня выданную кепку.
Форма рабочим выдавалась раз в шесть месяцев, значит, сегодня прошло ровно полгода с тех пор, как Ева пряталась в своей тайной комнате в прошлый раз.
– Кто заходил утром?
– Не помню я, давай отсюда, – он толкнул Еву шваброй в бок.
– Да, конечно.
Уборщики не отличались вежливостью и большим умом. Все они имели невысокий уровень интеллекта и слабую физическую подготовку. Три раза в неделю к Еве приходила женщина, чтобы навести порядок в доме. Она всё время сопела, чем страшно раздражала, когда Ева попыталась попросить её не издавать лишних звуков, потому что та мешает заниматься, женщина бросила в неё мокрую тряпку и выдохнула так громко, что из носа вылетела капля мутной жидкости. Ева решила, что женщина слишком эмоциональна и заявила на неё. Уже на следующий день уборщицу заменили на милую особу двадцати двух лет. Она молчала, а когда Ева решила с ней заговорить, то испугалась и попросила больше этого не делать, потому что не хочет неприятностей. С тех пор уборка проходила в полной тишине.
Ева выскочила из кладовой, прижимая всё ещё дрожащую руку к книжечке, и повернулась в сторону длинной очереди в медицинский отдел. Ей показалось, что она стала ещё длиннее. Тела в чёрных пакетах уже убрали, у стен теперь просторнее и нет этого странного ощущения, которое давило Еве на грудь.
Она проскользнула к своему рабочему месту и первым делом спрятала книжечку на дно рюкзака, стоявшего в дальнем углу под столом.
– Что прячешь?
Кирилл облокотился на стол и навис над испуганной Евой. Она замерла и задержала дыхание внимательно изучая его потное пыльное лицо и растрёпанные волосы. Около часа он с другими парнями приводил в порядок зал: расставлял стулья по местам, убирал мусор, от упавшей люстры, и складывал тела по пакетам. Он прищурил глаза. Пытался понять на чьей стороне Ева. Вела она себя подозрительно. Сильно нервничала, но кто бы на её месте сохранил полное спокойствие после покушения. Конечно, Кир был готов умереть вместе с другими, лишь бы стереть генерала с лица Земли. Но о том, что случится никто даже не догадывался. Кир закусил нижнюю губу, аккуратно, в свойственной себе манере, растёр лицо обеими руками и ещё сильнее склонился над Евой. От него пахло потом, не сильно, но Ева машинально прикрыла ладонью нос и рот.
– Я ничего, нет, просто мне было нужно, – она заикалась и не могла собрать мысли в кучу.
Кир еле-еле улыбнулся лишь одним уголком губ. Он намеренно сделал лицо строже. Ева изо всех сил пыталась выглядеть спокойной. Но Кир будучи опытным ополченцем раскусил её уже в первую секунду. Ему нравилась непосредственность и эмоциональность Евы. Она не была похожа ни на одну знакомую ему девушку. Даже Марта, которую он любил всем сердцем, не восхищала его так.
– Ты непохожа ни на одного из нас, Ева. Всё нормально, можешь прятать свою вещь. Для меня это не имеет никакого значения. Не волнуйся, я никому не скажу, что твоё поведение мне показалось странным.
В одно мгновение вокруг Евы образовался вакуум. Глаза защипали, и она чуть было не расплакалась на виду у всех.
Неужели он понял, что у меня есть запретный предмет? Что делать…Сказать правду? Нет, ни в коем случае, тогда он, наверняка донесёт на меня. Я не готова. Я не могу перейти на сторону врага.
Кир улыбнулся и подмигнул. Он был подавлен, но не собирался причинять напуганной девушке больше эмоционального вреда, чем она могла причинить себе сама.
Ева не понимала многих вербальных и невербальных знаков, которые ей порой посылали окружающие. Для неё единственно верным поведением было сухое деловое общение, на темы, касающиеся работы. Только с Мартой она могла поговорить о чём-то другом, например, о казнях или супе, который давали на обед в столовой Патрулата.
Занятия по стрельбе перенесли на вечер. Ева вошла в большой зал, поделённый на кабинки для отработки навыков. Вокруг витал еле заметный дымок. Пахло порохом. Ева удивлённо посмотрела по сторонам. Кто-то стрелял из старинного оружия, с настоящими пулями. В одиннадцатой кабинке стоял полковник, чьего имени Ева не знала. Он ловко управлялся с пистолетом, выстреливал целую обойму и заряжал новую. Дежурный выдал Еве наушники и попросил подписать документ. Она всё сделала и снова вернула взгляд на полковника, он это заметил и подошёл.
– Рядовой, как ваше имя?
Ева улыбнулась. Он невысокий, но статный, с узкими плечами и залысинами.
– Ева М1/1.
– А, слышал о вас. Говорят, вы хороши в стрельбе?
– Лучшая в классе, – Еве было приятно поделиться своими успехами.
– Надевайте наушники, Ева. Пойдёмте со мной, дам пострелять из настоящего оружия.
Ева даже задрожала от восторга. Она и не мечтала, что когда-нибудь ей удастся взять в руки оружие класса D. Полковник протянул пистолет, и Ева схватилась за него обеими руками. Она ощутила каждую его выпуклость, каждую деталь.
– Как стрелять? – обратилась она к полковнику, – я только читала. Никогда ещё не стреляла.
– Всё просто, – полковник подошёл сзади, подставил свою руку под руку Евы, – всё, как с лазером, – шептал он ей в волосы, – целься и нажимай на курок.
Ева почувствовала неловкость, дёрнулась и, выстрелив, промазала. Пуля попала в стену рядом с мишенью. Полковник издал смешок и отошёл в сторону.
– Думаю, это моя вина, – он почесал голову, – теперь давай сама.
Внимательно посмотрев на мишень через прицел, Ева снова нажала на курок и попала в самый центр. Полковник зааплодировал.
– Действительно, хороша, – кто ваш командир Ева?
– Марк, я из девятого отряда.
– А, знаю, не самый успешный, уже много лет сидит в младшем офицерском чине. А знаете почему? – он заговорщицки наклонился в сторону Евы, – он никогда не умел стрелять. Мы с ним из одной серии Ш24/11, но посмотрите где я, а где он. А в вас, Ева, вижу перспективу, – сказал он и зашагал из класса.
Еву переполнял восторг. На какое-то время у неё вылетело из головы то, что случилось. Она спокойно отрабатывала стрельбу, но потом, дежурный случайно уронил фляжку с водой, которая стояла у него на столе. Звон эхом прокатился по классу. Ева вздрогнула и обернулась в сторону звука. Отреагировала только она. Остальные патрульные продолжали отрабатывать стрельбу. Никто не посмотрел на дежурного, никому даже в голову это не пришло. Ева почувствовала, как проходит эффект от анестезии. Плечо рассылает болевые сигналы по всему телу, болят даже кончики пальцев на руках. Ева прижала плечо свободной рукой и на мгновение зажмурилась.
– Всё в норме?
Дежурный бесшумно подошёл к Еве и коснулся её плеча. Она снова вздрогнула.
– Меня ранило, там, – она замялась, – в зале.
– О да, я слышал. Хорошо, что предатель убит.
– Его поймали? – удивилась Ева и потупила взгляд. Она не была готова к тому, что очередной парень решит с ней поговорить.
– Говорят, люстрой придавило, так и не добрался до генерала. Слышал его кто-то из наших спас.
– Да, это была я, – она мельком посмотрела на дежурного, нормативы сданы?
– Не может быть, – протянул он, – вы мой герой, рядовой. Я тоже хотел бы быть таким смелым, как вы. А нормативы сданы, как всегда. Вы лучшая.
– Спасибо. Я тогда свободна?
– Конечно. Плодотворного вечера!
– И вам.
Ева пулей вылетела из класса. Она спешила попасть домой до темноты. Спустившись по высоким ступеням Патрулата, Ева остановилась осмотреться. Город оживал. Люди возвращались с работы. Одинаковые, с пустыми безжизненными лицами они спешили в свои одинаковые дома. Каждый сам по себе. Ева подумала, чтобы они делали, если бы Брегис действительно вернулся. Стали бы спасать свои жизни или, повинуясь Кодексу, объединились бы в один живой механизм? С каждым днём Ева понимала их всё меньше.
Воздух постепенно наполнялся сладким ароматом вечерних цветов. Ева вдохнула полной грудью и пошла домой. Без Марты она не ходила по набережной, а срезала напрямик, через площадь Народного дворца, мерцающего своими яркими огнями. Он словно подмигивал прохожим, привлекая внимание к своему великолепию. Здесь практически в любое время суток было людно. Каждый считал долгом прийти к главному входу рано утром, чтобы поприветствовать Шелту, которая никогда не показывалась.
Ева остановилась в центре площади и осмотрелась. Её внимание привлёк человек лет тридцати семи. Он сидела на ступенях почти у самых дверей и не моргая смотрел на пустые окна. Его выглаженная чистая синяя рубашка светилась в темноте. Он надел всё самое лучшее, самое чистое. Ева подошла ближе. Мужчина заметил, что на него смотрят и неподдельно улыбнулся.
– Присаживайтесь рядом, он похлопал по ступеням. Я бы хотел поговорить с кем-то в последний раз. Знаете, я ведь нечасто с кем-то говорю. Мне так-то с железками приходилось работать с двенадцати лет. Я механик. Хороший. Рукастый, как у нас говорят. Они много чего говорят. Они, наши начальники, только я не всё понимаю. Говорят, умом не вышел. Руки золотые, а умом недотянул. Вы не стойте, садитесь. Уважьте напоследок.
– Напоследок?
– Мне остался день, – он вздохнул и снова посмотрел в окна, – думаете она там? Видит она меня. Я бы хотел, чтоб видела. Чтоб стояла там и говорила, мол, вон тому почтенному мужчине добавить пять лет.
– Пять?
– Ну да, мне пяти хватит. Я до начальника хочу дослужиться. Они у нас яблоки живые получают. А я страсть как яблоко хочу попробовать. Да видно, не судьба. У нас же, если должности нет, то и привилегий нет. Живи как хочешь.
– Думаете это так? – Ева боялась задавать лишние вопросы, сидя под дверью Народного дворца. Она не разделяла политики продуктовых карточек и корзин. Оттого и мечтала стать Консолидатором. Отменила бы тесты на уровень интеллекта, какая разница 90 у тебя или 120, если ты всё равно ограничен временем.
– Думаю. Я думаю. Я, знаете, очень много думаю. Не всегда по делу. Вот вчера у меня машина сломалась на заводе. И я думал. И придумал, знаете. Починил. Получаса не прошло, как починил. Вот мне бы ещё пять лет. Вы идите, вам тут лучше не сидеть. Знаете, а то срок могут сократить. Скоро комендантский час. Это мне всё равно. Мне уже не страшно. А вы идите, – он толкнул её и попал в сломанное ребро. Боль резкой волной растеклась по всему животу.
Ева осталась ещё на несколько минут и успела узнать, что у мужчины есть супруга, которая работает на том же заводе. Она хорошая и простая женщина. Правда, с изъяном, ругается так грубо, что уже четыре раза ей делали замечания и обещали снять жизненные часы. На время она умолкала. После смерти супруга ей вряд ли дадут другую пару. Оставшиеся годы, она проведёт в одиночестве. В доме на окраине рабочего района. Там, куда власть Шелты доходит куда быстрее, чем в сам Народный дворец.
Ева на несколько минут остановилась, думая о том, кто этот человек. Последнее время она всё чаще задавалась подобными вопросами, но ответов не находила. Часы, почти под самой крышей, пробили девять. Времени стоять и смотреть по сторонам уже не было. Комендантский час наступал ровно в десять, а до этого нужно было заскочить в химчистку и забрать постиранные и идеальные, как всё в этом городе, вещи и постельное бельё.
В комнате пахло мятой. Ева всегда выбирала этот аромат для постели. Он казался ей приятным и помогал хорошо спать. И сейчас комната, наполненная спокойствием и приятными воспоминаниями, не казалась такой душной, как последние полгода. Она открыла жалюзи и впустила мягкий лунный свет. Он проскользнул в комнату, словно вор и, желая быть незамеченным, слегка коснулся синей обложки.
Планы покушений – вот что это было. Ева аккуратно перелистывала страницу за страницей. Здесь было всё, что в считаные сроки приведёт к повышению – имена, будущие покушения и детали прошлых. Ева поёжилась и спрятала книжечку под подушку. Офицер С. нашёл всё-таки людей похожих на себя. Даже такой человек, как он, смог найти своё место в этом мире. Ева погасила свет, но окно закрывать не стала. На небе показался первый лупош. Снова будет дождь. Пока город спит, он приведёт его в порядок. Кодекс диктовал крепкий сон, но Ева всё никак не могла закрыть глаза. Она рассматривала неподвижные тени домов и гаснущих один за одним фонарей.
Что будет дальше? Город оставался на месте, пока Ева стремительно неслась в неизвестность. Она вдруг почувствовала укол совести. Почти забытое чувство. Стыдиться не приходилось уже давно. Да и не за что, когда подчиняешься всем правилам Кодекса. Ева растёрла лицо обеими руками. Подчинялась ли она им сейчас?
Глава пятая
В небольшой комнате, на окраине города, у узкого окна, перебирая старые фотографии, сидел мужчина. Его волос уже коснулась седина, а лоб делили неглубокие морщины. Каждое утро он отодвигал тяжёлую кровать, когда-то привинченную к полу, вытаскивал из стены выпиленный прямоугольник, за которым скрывалась жизнь целого столетия, запечатлённая на девяти фотографиях.
Мужчина аккуратно раскладывал свою ценность на узком подоконнике, выходившим на стену завода по переработке мусора, и всматривался в лица и здания. Они казались ему такими близкими. Каждый загнутый уголок, царапина или дырочка ласково поглаживались.
Печатные фотографии полностью исчезли в конце XXI века. И то, что в его руки когда-то попала старая коробочка, в которой хранились бережно завёрнутые в шелковый красный платок фотографии, было несказанной удачей.
– Ты снова занимаешься разлагающим делом? – в комнате появилась невысокая полноватая женщина в серой робе.
Она отчитывала супруга, попутно вытирая пыль и раскладывая разбросанные вчера вещи. В рабочих районах не было служб по уборке.
Как только мужчина увидел её, то быстро собрал все фотографии и прикрыл ладонью, в надежде, что супруга не поймёт, чем он занимается.
– Не прячь, я знаю, что они там, – женщина подошла к столу и, тяжело вздохнув, села на стул, – ты тратишь время на глупости, лучше бы раньше ушёл на завод, ты же знаешь, что нам нужны дополнительные карточки, чтобы перебраться в другую зону, – она вздохнула и закатила глаза, заметив, что её никто не слушает.
– Нам не позволят покинуть зону, – мужчина встал и, застегнув свою серую робу до горла, убрал фотографии обратно в коробку.
– С чего ты это взял? Шелта издала закон, что граждане, набравшие достаточное количество карточек, могут поменять зону и профессию.
– Ещё никто и никогда не менял зону. Всё это обман, – пробубнил себе под нос мужчина и направился к выходу, – ты и сама это знаешь. Ты видела тех, кто живёт в первой или, скажем, четвёртой зоне? Они все идеальные. Высокий рост, рельефные тела, а черты лица! Ты видела какие у них черты лица? Нам с тобой дорога в другую зону закрыта. Мы уроды, – закончил он и вышел из комнаты.
Женщина, взволнованная этим коротким разговором и несогласная с мнением супруга, даже встала со своего места и несколько секунд всматривалась в спину, уходящего злодея. Именно так она называла супруга, когда он не слушал её или говорил то, что было запрещено.
– Ты мыслишь не как гражданин, – выкрикнула она и сжала руки в тугой замок, – ты рассуждаешь так, как подвальный, – прошипела она и тоже вышла из комнаты, а затем и из квартиры.
Больше они не видели друг друга. Женщина ушла на работу, где пожаловалась на супруга своему начальнику.
Мужчина на завод так и не попал. Всего через двадцать пять минут после ухода супруги в дверь постучали и протянули сиреневый контейнер, размером чуть больше спичечного коробка. Семь полупрозрачных капсул, в двух – успокоительное, в трёх – обезболивающее, в последних – стоп-активатор, именно он останавливает жизнь.
Он умер в тридцать пять. Шелта изменила дату его смерти, сократила срок на пять лет. Такое происходит тогда, когда после пересчёта населения выясняется, что численность превысила безопасное количество, тогда Шелта совершенно случайно выбирает того, кто умрёт. Все граждане готовы к тому, что в любой момент в дверь постучат и протянут контейнер.
Ровно в 12:00 дня Ева пошла в лекторий для того, чтобы прослушать, как ей показалось, очень скучную лекцию по истории XXI века. Единственное, что она знала – это был ужасный был период. Век войн, болезней и страха. Ева поёжилась от одной только мысли, что могла бы жить в то время.
Никогда. Мне хорошо здесь и сейчас. Мир и спокойствие – основа жизни городов.
Ева приходила в восторг от новых правил, которые сыпались на граждан как из рога изобилия.
Государство лучше знает, как жить. Здорово, когда за тебя всё решено, ты рождаешься, тебя учат и уже известно, кем будешь дальше, потому что государство уже сделало за тебя выбор исходя из твоих особенностей и умений. Ты выполняешь свою работу прекрасно, потому что ты для неё родился. Ещё не пугает смерть, когда ты знаешь точный срок, который отмерен. Ты готовишься к этому времени, завершаешь все дела, а потом просто уходишь, и твоё место занимает кто-то другой, кто-то лучше.
Девушка ковырялась пальцем в ладони, пока слушала лектора, который расхаживал из угла в угол в широкой аудитории. Он то и дело поправлял волосы и одёргивал пиджак, словно пытался выглядеть ещё лучше, ещё стройнее. Вообще, фанатичное отношение к себе, точнее, стремление к идеальному себе, ставилось чуть ли не выше законов. Было непозволительно набрать лишний вес или не привести в порядок волосы. Успешный гражданин должен всегда быть на высоте. Это, конечно, не касалось жителей рабочих районов. Они были другими: простые, в одинаковой форме, с однотипными мечтами о переезде в новые места и о новой лучшей жизни. Они не отличались яркой и привлекательной внешностью, но зато являлись тяговой силой городов. Их уважали и ценили. И выражалось это в пламенных речах Консолидатора, от которых рабочие таяли и забывали обо всех трудностях, с которыми им приходилось сталкиваться каждый день. А раз в полгода в их продуктовые корзины добавляли пять фруктов. Этого хватало, чтобы заставить рабочих любить государство.
Тишина и пустота. Только шорох ручек о бумагу подавал знак о том, что в зале сидят люди. Патрульные усердно конспектировали каждое слово лектора, кивали и улыбались, потому что слышали то, о чём думали каждый день.
Ева скучала, даже несмотря на то, что также соглашалась со словами преподавателя. Ей надоело сидеть на одном месте, хотелось движения и свободы телу. Поэтому сразу после занятий она отправилась в роскошный парк, высаженный когда-то, уже никто и не вспомнить когда, в честь Патрулата. Каждое дерево в парке носило имя. Генеральские деревья, деревья медиков и инженеров – кого здесь только не было. Ева мечтала, что однажды посадит здесь своё.
Она проходила мимо идеально подстриженных кустов, когда её внимание привлекла женщина, угрюмо сидящая на скамейке. Она держала в руках какую-то коробочку и смотрела вдаль. Когда Ева подошла, женщина подняла на неё свои уставшие глаза и тихо сказала:
– Я Лиза.
– А я Ева, очень приятно.
Конечно, ей не было приятно на самом деле. Она не знала её и не могла понять, каким будет это знакомство. Но правила приличия обязывали говорить «мне очень приятно».
– И мне, – женщина сделала паузу, – мне тоже приятно. Вам не кажется, что мы говорим слишком много фраз только ради приличия? Вот, к примеру, если я не очень рада встрече, я всё равно должна указать на обратное.
Ева округлила глаза. Она была удивлена тем, что женщина заговорила на тему, о которой она столько раз думала, но боялась произнести вслух.
– Вы уверены, что хотите поговорить об этом, – Ева шептала, потому что такие разговоры могли привести лишь к сокращению срока жизни несчастной, потому что она была обязана сообщать о том, что гражданин перестал думать в верном направлении.
– Да, конечно, я уверена, – Лиза улыбнулась. Ева вспомнила, что именно так улыбается Марта, без натяжки, искренне, – через час я, знаете ли, должна вернуться домой, пришло моё время.
– Сегодня? – девушка выдохнула это слово, как какую-то болезнь гонят из тела. Она привыкла, что люди уходят по расписанию, но нечасто встречалась с теми, чей срок подошёл сегодня или подойдёт через несколько часов. А это была уже вторая встреча за сутки, словно кто-то специально посылал к ней этих людей.
– Я не готова уходить так рано. Всю жизнь я посвятила работе на заводе. Я, вот как, я пекарь, – она снова широко улыбнулась. – Я люблю то, что делаю. Это очень несправедливо, что кто-то решает, когда я должна умереть.
– Это правила, – Ева вторила неуверенно и тихо. Она хотела поддержать женщину, скрасить её последние часы, но в то же время боялась того, что сама может пострадать за свои идеи. – Если мы не будем им подчиняться, то вернёмся во времена Великой войны.
– Да, – женщина тяжело выдохнула и поправила растрепавшиеся пшеничного цвета волосы, – а ещё, из-за этих самых правил, я, знаете ли, никогда не была в парке. Всё как-то времени не хватало. А тут так хорошо. Вот, Ева, у меня был супруг. Его убило государство.
Ева вздрогнула и вжала шею. Слушать женщину дальше она боялась, ведь кто-то мог пройти мимо, кто-то мог услышать разговор и донести в Патрулат. Но любопытство взяло верх, Ева хотела узнать, что другие думают о мире, в котором она живёт. В парке по-прежнему было тихо. Мимо прошла супружеская пара из Консолидата. Мужчина пристально посмотрел Еве в глаза, слегка прищурившись, а потом резко отвернулся, что-то сказав супруге.
– Почему вы думаете, что его убило государство?
– Мне тридцать два, а ему было тридцать пять. Мне сказали, что Шелта сократила срок. Вот так, без предупреждения, государство убивает тех, кто много говорит. Ровно так, как я сейчас. Только мне нечего терять, у меня ничего нет и никогда не было. И вот что, милая Ева, я сама убила своего супруга. Вот за эту коробочку, вот, – она протянула её Еве дрожащими и потными от волнения руками, – он ничего не делал, просто смотрел на них. Каждое утро просто смотрел, – её голос сбивался и местами хрипел. Она смахнула слёзы со щёк и немного привстала. Ветер, доносивший запах цветущих роз и скошенной травы, словно успокаивая Лизу, растирал соль по её лицу, – не говори лишнего и не делай лишнего, тогда с тобой всё будет хорошо. Власть против нас. Теперь я это понимаю. У нас нет воли.