Минус на минус
И вот, благодаря то ли случайному предку, то ли случайному сочетанию генов, давшему похожий эффект, каждая улыбка Агаты стала для Симахиры как бы приветом из Японии. Которая, хотя и не принимала его всерьёз, так что он даже был вынужден её покинуть, но всё-таки – трудно ему было вдали от неё.
…Так или иначе, их потянуло друг к другу с неудержимой силой. Вскоре они признались друг другу в том, что любят, и ощущение счастья из часто посещавшего Симахиру в Индии, превратилось в непрерывное.
**********
А теперь всё было ещё прекраснее. Исследования были завершены, и он вёз изготовленный образец для публичного показа на молодёжном фестивале в Вирджинии-Бич, курортном городе на побережье США.
Они с Агатой поженились, и, хотя это, кажется, могло в будущем грозить каким-то неприятностями с её роднёй, проживающей, к счастью, не в Бхубанешваре, а в Каттаке, пока всё было восхитительно. Агата и сейчас была с ним – её тоже включили в делегацию на фестиваль. Получилось настоящее свадебное путешествие. На медовый месяц не тянет, потому что гораздо короче, но всё-таки…
Летели они не на заурядном рейсовом самолёте, а на гибридном дирижабле, разработанном и построенном студенческим конструкторским бюро. Команда «Гибризавра» тоже летела на фестиваль, его там будут использовать для демонстрации постеров самого фестиваля Дружбы, а также, понятно, рекламы спонсоров фестиваля, ну а заодно будет рекламироваться и сам дирижабль. И состояние науки и техники Индии, конечно. Хоть фестиваль организован для демонстрации возможности дружбы между молодыми людьми разных наций и политических ориентаций, у многих делегаций, как водится, есть свои цели.
По слухам, многие журналисты и эксперты пророчили организаторам фестиваля многочисленные драки между приглашёнными, анархо-коммунисты, де, подерутся с фашистами, а анархо-фашисты – с коммунистами, если уж не анархисты разных толков между собой, националисты с интернационалистами, тех поддержат лоббисты транснациональных корпораций, против них подключатся зелёные… Но организаторы стояли на своём: гораздо лучше, де, узнать об аргументах друг друга из первых рук, а не перегавкиваться в сети, не обращая внимания на суть аргументов оппонента и не сосредотачиваясь на их подборе самому. При личном общении придётся задумываться, что всегда полезно.
Но вся эта политика Симахиру не касалась. Когда они с Агатой не проводили время в каюте, наслаждались видами на обзорной палубе. Особенно в начале полёта, когда всё было в новинку.
**********
Отлёт был назначен в пять утра, вылетели в шесть. Все были не выспавшиеся, но первые десять часов полёт проходил над Индией – маршрут пересекал её почти по всей ширине от севера юго-восточного побережья до юга северо-западной границы с Пакистаном. Всем было интересно.
Основные помещения гондолы находились, как обычно, снизу, но обзорная палуба была вынесена вперёд и вверх и находилась на уровне середины высоты баллона. Если смотреть вперёд, баллон вообще не виден, а двигатели, находившиеся сзади, практически не слышны, и можно себе представить, что эта застеклённая площадка плывёт по воздуху сама по себе. Выпуклый плексиглас с очень низким непрозрачным бортиком позволял не только смотреть вперёд, но и заглянуть прямо вниз.
В отличие от дальних рейсовых самолётов, «Гибризавр», хотя мог подниматься до шести километров, летел невысоко и относительно медленно, хотя – как невысоко и как медленно? На высоте метров пятьдесят, на глаз довольно-таки высоко, и для дирижабля очень даже быстро, до 150 км/час! Гибридный дирижабль на то и гибридный, что сочетает в себе черты дирижабля и самолёта. Он использует подъёмную силу, создаваемую благодаря форме корпуса, для компенсации уменьшенного объёма гелия. Максимальная подъёмная сила достигается при максимальной скорости, при этом двигатели направляют дирижабль прямо вперёд и напрямую не участвуют в поддержании его в воздухе. Правда, сопротивление воздуха при этом тоже максимальное, так что самая большая экономия горючего получается при несколько меньшей скорости. Висеть на месте, как и вертикально подниматься или опускаться, он тоже мог – повернув двигатели вертикально и превращаясь из сочетания дирижабля с самолётом в сочетание его с вертолётом. Ну, или с самолётом вертикального взлёта. Так он и стартовал в Бхубанешваре, однако с тех пор, набрав скорость, больше не зависал. Сборы заняли больше времени, чем планировалось, и теперь они торопились к началу фестиваля.
Всё же джунгли не сливались в сплошной зелёный ковёр ни от высоты, ни от скорости, среди них обнаруживались реки, небольшие полянки, особенно на склонах холмов, на фоне листвы пролетали яркие тропические птицы, слышались звуки, издаваемые птицами и зверями. Двигатели, защищённые сеткой, не боялись попадания в них птиц, гудели не очень громко, так что дирижабль пугал лесную фауну, в основном, когда неожиданно затенял солнце.
Тем более не сливались в размытый зелёный фон поля, которых оказалось больше, чем лесных участков. Чётко разделённые на участки, то большие, то, вблизи деревень, крохотные, они позволяли видеть растущие рядами культурные растения, причём отношение крестьянина к своему делу выдавали ровные или неровные посадки. Чаще всего это отношение было общим для всей деревни, но бывало и наоборот. Агроному следовало бы использовать дирижабль для инспекции. Сами деревни выглядели забавно с высоты, с их крохотными домиками и сарайчиками. Иногда дирижабль облаивали собаки, но чаще его никто не замечал. В одном месте его испугались коровы, и пилоты поднялись выше, чтобы не тревожить священных животных.
К сожалению, кроме полей и деревень и участков джунглей, путешественники натыкались и на города, и тут уж приходилось вспоминать, что из тридцати городов мира с самым грязным воздухом двадцать два – индийские. К счастью для Симахиры, в Бхубанешваре воздух был как раз довольно чистым… Но иногда попадающиеся по дороге города дирижабль огибал по большой дуге. Впрочем, вероятно, над городами просто запрещается летать всем, кроме зарегистрированных рейсовых самолётов, военных и тех, кто специально получил разрешение. Но, скорее всего, при организации их путешествия никому и в голову не пришло пытаться его получить – зачем?
Бывали и более «туристские» объекты. Не успели далеко уйти от Бхубанешвара с его множеством старинных храмов, как пролетели над развалинами, видимо, ещё более старинного храмового или дворцового комплекса, проглядывавшими между деревьев. Симахира вспомнил инфу для туристов: в Бхубанешваре, в его старинной части, известной как Город Храмов, из семи тысяч сохранилось пятьсот храмов. Конечно, число семь тысяч может оказаться преувеличением какого-нибудь древнего писца…
Все десять часов полёта над Индией подряд на обзорной палубе, понятно, никто не высидел. Постепенно разошлись по каютам отсыпаться после раннего отбытия. Кто-то даже в кают-компанию не зашёл. В кают-компании все разом и не могли бы поесть. Там был не особо большой стол, занимавший половину площади, восемь сидячих мест в виде двух лавок вдоль стен, большой холодильник с коробками замороженной еды, две СВЧ-печки и три электрических чайника прямо на том же столе… и огромная и очень мешающая ногам коробка с одноразовой посудой под столом. Конечно, с обстановкой кают-компании постепенно познакомились все. Там постоянно кто-нибудь что-то жевал. Графика устанавливать не стали. На обзорной палубе тоже постоянно кто-то был, хотя она была редко так набита, как в первые часы полёта.
Ощущение непрерывного счастья переполняло Симахиру… но на весь четырёхсуточный полёт его не хватило. И даже на первые сутки.
**********
Сперва он заметил следы тревоги на лице жены, после того как она отлучилась в каюту и принесла тетрадку конспектов по истории, чтобы поучить её прямо на обзорной палубе. Не всё же время бездельничать. Вообще-то и Симахире имело смысл позаниматься историей. Хотя она не была в числе его любимых предметов, но её преподавал Уксава Преми… а этому человеку Симахира был слишком многим обязан, чтобы расстраивать его пренебрежением к предмету… хотя и странноватый у него взгляд на исторические события как на результат провокаций… причём не обязательно осознанных и, возможно, инспирированных не самим провокаторами, хотя и поданных им кем-то в духе их интересов… Увидев её нахмуренные брови и отсутствующий взгляд, Симахира и сам встревожился, и спросил, что случилось, но она отговорилась озабоченностью предстоящим экзаменом, притом что сейчас они пропускают занятия, сама над собой засмеялась, и её лицо вновь стало беззаботно счастливым. Ему надо было настоять на честном ответе. Потому что он подозревал, что она просто не хочет его огорчать. С другой стороны, получи он тогда честный ответ – что бы он мог сделать?..
Потом, в каюте, они опять были вместе, а ещё планировали своё будущее после универа.
**********
В 16:00 под «Гибризавром» начался Пакистан, и перед этим он поднялся на среднюю для своих возможностей высоту три километра. Хотя полёт был согласован – через посольства всех стран, над которыми он должен был пролететь – но кто знает, что взбредёт в голову пограничнику, неожиданно увидевшему его прямо над головой? Ещё выстрелит рефлекторно, просто от неожиданности. Низко и быстро летящий объект почти ста метров длиной выглядит угрожающе. Наверное, пилоты обменивались какими-то сообщениями с пакистанскими диспетчерами или пограничными службами на земле, а пассажиры опять заполнили обзорную палубу: посмотреть на землю с большей высоты. Впрочем, довольно скоро основная масса разошлась, оставляя двух-трёх-пятерых заменяющихся время от времени любителей праздного наблюдения за медленно скользящим пейзажем.
Над Пакистаном летели пять часов, а в 21:00, как раз при пересечении границы Ирана, было назначено собрание делегации. На которое их с Агатой очень настоятельно пригласили.
А там начался ад.
Но не сразу. Сперва его, как и планировалось, попросили рассказать о сути его изобретения, явившегося результатом трёх лет расчётов и экспериментов, начатых в Японии и завершённых в Бхубанешваре. Ведь он включён в их делегацию – должны же они знать, что он собирается демонстрировать на фестивале. Он очень обрадовался. Жизнь не баловала Симахиру интересом людей к его любимому делу.
2. «Ченгон», Мыс Доброй Надежды
На подлодке «Ченгон» общих собраний не собирали. Не то чтобы времени не хватало – традиции не было. Да и места.
Её скорость, по совпадению, была, как у дирижабля, 150 км/час, что, между прочим, для подводной лодки показатель менее рядовой, чем для дирижабля. До недавнего времени максимальная скорость подводных лодок, несмотря на то, что для их образа действий «бей и беги» это один из самых важных тактико-технических показателей, не достигала и 90 км/час, скорости торпед. Потом РФ объявила об испытании беспилотной подводной лодки «Посейдон» со скоростью «более 200 км/час». Но на вооружении военно-морского флота РФ таких беспилотников пока нет. И эта цифра могло ещё оказаться дезой. Поэтому новая китайская подлодка – тем более, не маленький беспилотник, а нормальный крейсер – могла считаться рекордсменом. Тайным, впрочем. То, что экспериментальный корабль купила частная гонконгская фирма, было не меньшим рекордом, хотя и в совершенно другой области.
Конечно, при той же скорости маршрут вокруг Африки, повторяющий путь легендарной джонки «Кхэйин», должен был занять гораздо больше времени, чем напрямую. Не четверо суток, а почти неделю. Это не беспокоило китайцев, так как они и в путь вышли раньше индусов, и даже не на три, а на четыре дня, и теперь уже огибали мыс Доброй Надежды, переходя из Индийского океана в Тихий. До США из Гонконга было бы проще добираться, пересекая Тихий океан, но им нужно было на восточное побережье Америки, а не на западное. Можно было бы также сократить путь, пройдя через Красное и Средиземное море, но подлодкам, которые не хотят привлекать к себе внимание, лучше было не плыть Суэцким каналом, глубина которого всего 20 м, а в окрестностях периодически происходят боевые действия, вынуждая Египет, собственника канала, держаться настороже. Неделя, если подумать, не так уж много, подумаешь, семь дней. У «Кхэйин» путь из Гонконга в США занял семь месяцев – с начала декабря 1846 года до июля 1847. Очевидно, быстроходная для своего времени «Кхэйин» имела среднюю скорость в 30 раз меньше, чем «Ченгон» – около 5 км/час, скорость пешехода на суше. При штиле 0, при редко выпадающем удобном ветре, может быть, 30, при урагане – гораздо больше, но только туда, куда унесёт, и потом возвращаться… То ли дело на подлодке – ураганы где-то там, наверху…
Условия на «Ченгоне» были, конечно, не в пример хуже, чем на дирижабле. Каюты почти одинаково тесные и там, и там, но ощущение простора сильно зависит от окон, а их-то на подлодке и нет. Пребывание в железном ящике на троих, причём все три койки располагались одна над другой, могло бы сильно действовать на нервы неподготовленным людям. Но, если кому-то из пассажиров и было не по себе, никто не жаловался. Даже товарищам по каюте. Тоже традиции не было. Все априори считались подготовленными ко всему, а если кто-то нет – кто ему виноват?
Пассажиров было пятнадцать человек. Что – тоже совершенно случайно – совпадало с численностью индийской делегации.
Вместо общего собрания они пользовались совершенно противоположной системой коммуникации. Если какой-нибудь рядовой член отряда, «крайний» (в смысле, дальний от главного) имел информацию для всех, он не пытался сам всех оповестить. Он докладывал старшему тройки, «середняку», располагавшемуся, в данном случае, в той же каюте на нижней койке. Таких кают, условно низшего класса, было четыре. Условно, потому что по комфорту каюты более высоких классов от них не отличались. По занимаемой койке – или по каким-то другим правилам, более общим, чем для нахождения на корабле – они называли друг друга 首先 Shǒuxiān Шоу Синь («Первый»), 第二 Dì èr Ти Лаер («Второй») и 第三 Dì sān Ти Сан («Третий»).
Кстати, середняк Шоу Синь, руководитель тройки, мог находиться и в каюте среднего класса (таких кают было две), но там он был подчинённым и мог лежать только на одной из верхних коек. И звали его там, соответственно, Ти Лаер или Ти Сан. Правда, в отличие от низшей каюты, тоном ниже. Высота тона находилась в обратной зависимости от значимости должности. Если он был там, крайний, его подчинённый, чтобы что-то ему сказать, должен был вызвать его в коридор, не входя и не заглядывая в каюту среднего класса, чтобы не контактировать с другим середняком и его начальником, «кулаком», ближним к шефу. (В другие каюты он и стучаться не должен был, а в коридор выходить – только если там никого нет. И ещё одно правило: из каюты выходить в маске – на случай, если другой член отряда не соблюдёт предыдущего правила).
Полученную инфу, если она действительно заслуживала того, чтобы быть доведённой до сведения всей делегации, середняк, начальник низшего класса, он же подчинённый среднего класса, сообщал своему начальнику – кулаку, тому, кто лежал на нижней койке в каюте среднего класса. И там уже этого кулака звали Шоу Синем – на тон ниже Шоу Синя в низшей каюте.
Или, впрочем, он мог оказаться на одной из верхних коек в единственной каюте высшего класса, в которой на нижней койке ехал глава всего отряда. Потому что двое его непосредственных помощников, кулаков, были начальниками над средним звеном. Тогда уже середняку придётся вызывать оттуда своего непосредственного начальника, он же кулак, помощник шефа, Ти Лаер или Ти Сан в начальственной каюте. Наконец, на следующем этапе передачи информации, она доберётся до шефа, называвшегося Шоу Синем в главной каюте. Ещё на тон ниже Шоу Синя средней каюты. А шеф уже решит окончательно, что с ней делать: посылать вниз по разветвляющимся цепочкам, не посылать, или посылать как-то выборочно.
В принципе, всё это на «Ченгоне» не заняло бы много времени, другое дело – когда все находились в городе кто где. Однако эта схема применялась и там. Зато управляемость информации гораздо лучше, чем с этими демократическими общими собраниями. Информация – это ведь нечто вроде вируса, только не физического, а духовного. И тоже может быть как полезной, так и вредной… Ну и другие соображения повлияли на выбор такой системы коммуникации. Более важные.
Собственно, всё это теоретические рассуждения. А практически – откуда бы это у рядового члена отряда вдруг взялась какая-то инфа для всех, когда он находится точно в таком же положении, как все – в положении ожидания, безо всякого поступления информации извне?
3. «Гибризавр». Собрание коллектива
Устроить собрание на борту дирижабля было проблемой, а терять время на остановку и приземление они не хотели. И так завозились со сборами. На «Гибризавре» же было только два помещения, где могли бы поместиться, хотя бы стоя, все пятнадцать членов делегации: обзорная палуба и кают-компания, если бы из неё вынести стол. Но куда его вынести?! А на обзорной палубе все бы всё время отвлекались. Вскоре должен был начаться впечатляющий закат…
Симахира предложил решение проблемы: не выносить из кают-компании стол, а перевернуть его ножками вверх. Тогда на нём можно будет стоять, совсем немного возвышаясь над остальными. Коробку с одноразовой посудой поставить пока что на холодильник, она большая, но лёгкая. А СВЧ-печки и чайники задвинуть под лавки.
Руководитель делегации Маюр Абхимани, который не меньше, чем Симахира, не любил, когда на собрании не слушали докладчика, не преминул поблагодарить его за отличную идею.
– Сразу видно изобретателя, – важно сказал он.
Эта важность была смешной в самом молодом человеке из всей делегации. Симахира не удивился бы, если бы узнал, что он по возрасту даже не первокурсник, а школьник. Раньше поступил, бывает. И не только с вундеркиндами.
Был он красавчик. Не совсем типичный для чистокровного индуса, каким должен быть брахман. Отчасти на перса похож – нос немного толстоват для чистокровного индуса, а кончик его загнут, как у хищной птицы. Тем не менее, красивый нос, да и все черты лица тоже. Треугольный подбородок, и, при соответствующей линии края волос, притом у женщины, это называлось бы «лицо сердечком»… впрочем, нет, сердечко пришлось бы расставить по вертикали, сделав его боковые стороны не закруглёнными, а прямыми. Нежный юношеский пушок на месте усов и бороды, причём будущая борода избегает приближаться ко рту, обрамляя лицо по нижнему краю, как бы чтобы заставить владельца в будущем косить под модного мусульманина, вопреки всем взглядам бородача. А идеальные дуги тонких бровей намекали, казалось, на утоньшение их с помощью пинцета – удаление волосков с верхней части по краям и нижней в середине, сделанное, притом, мастером парикмахерского искусства или профессиональным визажистом. Сочетание намечающейся мужественности и утончённой соразмерности черт производило на Симахиру, как ни странно, неприятное впечатление, как фальшивый аккорд. Притом что он не мог отрицать, что Маюр – красавчик… Может, так работало его отрицательное отношение к назначению столь молодого человека на должность руководителя – не испортит ди это его? Или уже некуда? Хотя, казалось бы, ему-то какое дело?
Назначение объяснялось тем, что Маюр Абхимани был сыном высокопоставленного правительственного чиновника. Это не было секретом – сам же он никогда не давал окружающим об этом забыть. Для чего часто упоминал этот факт или некое связанное с ним обстоятельство. Ещё не обнародованные планы правительства по решению интересующей всех проблемы или какую-нибудь деталь быта крупного правительственного чиновника, известного всем по СМИ. Вероятно, он и сам занимал важный пост в какой-нибудь молодёжной организации – так и руководителем делегации стал…
Для пущей важности Маюр носил на поясе открытую кобуру с пистолетом. Кобура, с учётом брахманской варны владельца, была не кожаная, а деревянная, лакированая, из ореха, с золотыми накладками. И свисала с плеча Маюра не на кожаном ремне, а на красивом разноцветном шнуре. Сам пистолет был копией старинного, жутко шикарный, и Маюр всем новым знакомым охотно его демонстрировал. Он был легкий, со стоящим под углом курком, имеющим форму изящного завитка, с тонкими золотыми насечками. – Он не перекошен, – объяснял Абхимани, – а специально так расположен, потому что ударяет по закраине гильзы; притом при новом взведении курка гильза извлекается из ствола!). Ореховая лакированная рукоятка с изысканным узором древесных волокон и золотыми накладками, идеально сочетавшаяся с кобурой, воронёный как будто светящийся ствол, тоже с причудливым узором золотом, не пистолет, а произведение ювелирного искусства! Даже гильзы были позолоченные! Маюр охотно разряжал пистолет, демонстрировал миниатюрный патрон с короткой гильзой и вновь заряжал. Назывался пистолет по-русски монтекристо, потому что был подарен русскими друзьями отца. И нет, он не дамский, иначе на нём были бы ещё драгоценные камни. Изготовлен по специальному заказу для Маюра Абхимани, он лично утверждал присланный эскиз…
Симахира, имея специальность, близкую к специальности оружейника, знал, что в Европе такие старинные пистолеты и ружья назывались, по имени изобретателя, пистолетами и ружьями Флобера. Наверное, у литературного персонажа, графа Монте-Кристо, было такое мелкокалиберное ружьё – выгонять из сада ворон, отсюда русское название… Вообще же такие покупали детям. Богато украшенные – детям богатых родителей. Патрон, изобретённый Флобером, не имел пороха, и отправлял пулю или дробь в полёт за счёт заряда той же гремучей ртути, что служила в более серьёзных патронах капсюлем. Летела она примерно с той же силой, что пулька современно пневматического ружья, какие используются в тире для развлечения публики. Убить или серьёзно ранить человека из такого оружия было затруднительно… Таким образом, посмеивался про себя Симахира, хвастаясь своим красивым пистолетиком, Маюр выставляет себя великовозрастным дитятей. И то, что сам он того не понимает, тоже работает на этот нежелательный для него образ. (Ну, не совсем про себя посмеивался Симахира: Агате, конечно, рассказал потихоньку)…
**********
Сказано-сделано; на восьми сидячих местах на лавочках вдоль стен, потеснившись, разместилось десять человек, остальные пятеро, включая докладчика, остались стоять. Стоял и Маюр, не захотевший тесниться. Ему, конечно, оставили место на лавочке, и даже ещё до того, как уплотнить её с четырёх человек до пяти, более того, до того, как на неё вообще кто-нибудь сел, уступая ему право выбрать место, но он жестом отправил туда пятерых подчинённых, попросту пихнув их в нужном направлении. Хотел было пихнуть на лавочку и Агату, вроде как из вежливости, но она увернулась и показала полные руки плакатов. Повесить экран и поставить проектор было негде, но Симахира к такой ситуации подготовился. Ведь, возможно, на фестивале ему тоже придётся делать доклад прямо в воздухе, во время экскурсии на дирижабле. Конструкторы дирижабля расскажут о своём, а он о своём. Ещё в Бхубанешваре он нарисовал иллюстрации к докладу в виде плакатов, а Агату попросил в нужный момент подавать ему новый плакат, забирая предыдущий.
– Как вы все, возможно, знаете, – начал Симахира, – я пиротехник. Но, наверное, никто ещё не знает, что за новый вид фейерверка я изобрёл и изготовил. При поддержке спонсоров, помогавших, если я правильно понимаю, организовать и поездку всей нашей делегации на фестиваль. Большое им спасибо за оба этих благородных поступка.
– К сожалению, трудно себе представить менее популярный в Японии вид фейерверка, чем этот. Я должен был бы это понять с самого начала. Тогда я сразу стал бы искать возможности осуществить свою мечту где-нибудь ещё. А так я потратил много времени, пытаясь заинтересовать своим проектом различные организации и отдельных лиц в шоу-бизнесе. Ну ладно, всё хорошо, что хорошо кончается…
**********
Как только он начал говорить, его оставила тревога, связанная с подслушанным перед собранием обрывком разговора между Маюром и его, по-видимому, секретаршей Рáтой.
Симахира мельком видел её раньше. Эта светлокожая блондинка, похожая на европейскую даму, но чёрные глаза, полные губы и то, что она была, как и её начальник, из варны брахманов, напоминали, что существует перекись водорода для волос и отбеливающие средства для кожи. Во время спора её томный воркующий голос делался временами резким, но Симахира, не заглядывая в кают-компанию, узнал обоих спорщиков по голосам.
Как докладчик, он пришёл к кают-компании пораньше, нужно же было подготовиться. Но они уже там были и спорили на повышенных тонах, так что было слышно через закрытую дверь – звукоизоляция не была для конструкторов дирижабля первоочередной задачей, а скорее, они о ней даже не подумали, сосредоточившись вместо того на тихой работе двигателей. Секретарша отговаривала своего босса от какого-то намерения, называя его замысел опрометчивым, грозящим непросчитанными последствиями, не соответствующим линии правящей партии и инструкциям для молодёжных организаций устраивать провокации против политических противников, причём так, чтобы в результате народ Индии объединялся в единое целое на основе традиционных ценностей. А здесь неизвестно ни кто вообще узнает о результатах его акции и узнает ли хоть кто-нибудь, ни как люди среагируют, да что там, и сами последствия не просчитываются! Он может вызвать неудовольствие своего отца, даже в случае, если добьётся каких-то положительных результатов, именно из-за того, что предпринимает что-то самовольно и не имея возможности всё хоть как-то рассчитать… А начальник в ответ тупо твердил, что главный тут он и потому будет поступать так, как считает нужным и правильным в свете поддержания традиций, обычаев и заветов предков, а она может докладывать его отцу всё, что ей заблагорассудится, чтобы он, в свою очередь, наконец-то получил повод выгнать её ко всем ракшасам с тёпленького секретарского местечка. О сути его «опасного замысла» они не говорили, и невольно их подслушавший Симахира её не понял, но почему-то его этот разговор напугал: он вдруг представил, что он мог иметь к нему какое-то отношение. Впрочем, он вообще побаивался Маюра – тот выглядел в достаточной степени идиотом со своей царственной важностью, чтобы его опасаться. А куда от него деваться на дирижабле?.. Хоть дирижабль и не подводная лодка. Впрочем, теперь Симахира рассказывал о своём любимом деле, и всё остальное стало неважным.