Прикосновения

Не дожидаясь ответа, она открыла створку офисного шкафа, достала фигурную бутылку из-под вермута, в которой болталась жидкость тёмно-рубинового цвета. Тремя пальцами она захватила за ножки две рюмки, перевернула их, изящно, как фокусник, поднесла и снова вернула им прежнее положение, выставляя на стол.

Наливка была умопомрачительно ароматна, женщины выпили дважды, разбавив послевкусие яблоком – единственным, что имелось помимо конфет, после чего настроение у обеих утвердилось окончательно. Продолжая любезничать, они направились к гробу актрисы. Ольга Николаевна настолько разрядила обстановку, что лицо покойной с приоткрытыми глазами стало обсуждаться в режиме искусства.

– Как-то в молодые годы мне посчастливилось попасть на её спектакль, – рассказывала она, по-светски жестикулируя. – Это был Гоголь, «Вий». Тогда ей нанесли неузнаваемый грим… Кто бы мог подумать, что он будет точно таким же, какое у неё сейчас настоящее лицо! Она играла роль старой ведьмы, то есть, получается, себя саму в будущем.

Юля снова взглянула на покойную, только теперь прицеленным взглядом, дающим оценку с точки зрения гримёра, попыталась представить её на сцене в данном образе.

– …И она же в роли молодой панночки, – продолжала Ольга Николаевна. – Так же в гробу лежала невозмутимо. Я сидела во втором ряду и мне показалось, что она действительно не дышит. Так на чём ты тут остановилась? На ресницах? Давай, клей! А я покараулю, чтобы тебе не мешали…

– Кто?

– Твои главные враги: навязчивые мысли, разыгравшееся воображение и крепко засевшее в сознании человека мнение, будто трупы могут оживать! Ерунда это всё! Сколько лет тут работаю, ни один умерший не прогулялся по нашему коридору…

– Я не из-за этого, мне стало плохо от запаха, – начала оправдываться Юля, стыдясь своего испуга.

– А-а… Так в чём проблема? – Администратор направилась в глубину зала и так же, как фокусник, достала откуда-то баллон освежителя, стала обрызгивать помещение вокруг гроба. – Ну как? Лучше?

Юля с лёгкой улыбкой, которую теперь постоянно вызывала в ней Ольга Николаевна, утвердительно кивнула и стала приклеивать ресничный ряд.

– Клей сильнее, чтоб ветром не сдуло! Завтра ветер обещали, с порывами.

Чудеса современного мейкапа помогли убавить актрисе лет тридцать. По окончании процесса визажист осмелилась уложить ей волосы с помощью разных шпилек, и образ стал законченным.

– Ты отмотала ей назад все дерьмовые годы, в которые она стыдилась саму себя, – сказала Ольга Николаевна. – Последнее время она прозябала, брошенная всеми… Тихая хроническая алкоголичка. Её давно никуда не приглашали, вот она и скатывалась по наклонной, пока не скатилась окончательно. А теперь о ней все вдруг вспомнили, когда умерла, такие похороны заказаны, со всеми почестями.

Юля обошла гроб с трёх сторон, чтобы полюбоваться проделанной работой. Сейчас она чувствовала себя более уверенно, в присутствии кого-то, кто постоянно подбадривал. Может со временем она привыкнет работать одна. Виной всему стереотипы, которые внушались с детства, и она должна с ними постоянно бороться.

Завершив дело, Юля выполнила обещание: преобразилась и Ольга Николаевна. Визажист использовала собственные средства для макияжа и часть того, что нашлось у администратора. Та с опаской приблизилась к зеркалу, долго молчала, разглядывая себя, наконец, повернулась к Юле.

– Вот что значит золотые руки! – воскликнула она. – Это талант: превращать нас, кикимор, в красавиц!

Если совсем недавно Юля задавала себе вопрос: придёт ли она сюда ещё и больше склонялась к ответу, что не придёт, то теперь восторги, вызванные Ольгой Николаевной, переманили её в противоположную сторону – не так страшен чёрт, как его малюют. Благодаря администратору Юля стала гордиться выполненной работой – мёртвые, действительно, получались лучше, чем живые. От живых у неё постепенно нарастал комплекс неполноценности, потому как в большинстве своём клиентками были девочки, часто недовольные своей внешностью, а значит и Юлиным трудом. Но мёртвая клиентура вполне была довольна, и учитывая, как мастер умеет такую клиентуру преображать, родственники покойников тоже были не в обиде.

Дома Юлю дожидалась квартирная хозяйка, полноватая женщина за шестьдесят, с которой они делили на двоих старую двухкомнатную квартиру-сталинку с высокими потолками. Хозяйка занимала просторную гостиную с замком в двери, Юля – маленькую спальню без замка и снимала её на заранее оговоренных условиях: никого не приводить, не курить, не выпивать, не включать громкую музыку… В общем, условия подошли.

– Юля, идём на кухню, надо поговорить, – сказала хозяйка.

Девушка сразу напряглась, решив, что её собираются выставить, а новое жильё она в короткие сроки подыскать бы не успела, да ещё в холодный сезон.

– Ты дальше снимать собираешься? – новым вопросом хозяйка поставила в тупик. – Я могу на тебя положиться? Ты показалась мне девушкой серьёзной, ответственной…

Юля вспомнила слова наставницы, дескать, при теперешней зарплате она сможет переехать в квартиру получше, но, заметив обеспокоенность хозяйки и явное желание удержать постоялицу в своей квартире, Юля ответила «да».

– Вот и хорошо, – сказала хозяйка сквозь одышку. – Давай договоримся: ты пока поживёшь здесь одна, а аренду будешь гасить оплатой за коммуналку. В летние месяцы будет получаться ещё меньше, и я с тебя разницу не возьму. Ты, главное, за квартирой приглядывай!

– Да что случилось-то?

– Отец у меня болен. Еду за ним ухаживать – больше некому. А там как получится – может сразу вернусь, если быстро помрёт, а может, бог даст, протянет ещё…

Снимать квартиру одной всегда было Юлиной мечтой, так как её напрягало тесное соседство с чужими, а выполнение обязательных правил, таких как: мгновенное мытьё посуды за собой и срочная протирка придверной зоны от талого снега, просто сводили её с ума. Подыскивать более удобный вариант уже не являлось целью – новые условия аренды улучшились сами собой. Хозяйка кинулась собирать вещи – насколько она была несказанно рада говорили её слова, доносящиеся из главной комнаты:

– Те, что жили до тебя – ни на кого б не положилась! Одна могла кран за собой не закрыть, другой, парень, приходил выпимши… Была ещё одна девица… Застукала её с мужиком, выходящими из ванной нагими… Как выяснилось, доцент с кафедры. Пришлось отказать. Если ко мне все будут водить кого попало, так и вещи пропадать начнут. Слышишь? Никого не води! А то вещи пропадать начнут! И не кури здесь!

– Я не курю.

– И не шуми, а то соседи жаловаться начнут!

Хозяйка собралась за считанные минуты, похоже она давно всё собрала, ей оставалось только одеться. Юля прикинула: что бы та делала, не будь Юли? Отец хозяйки живёт далеко, вероятно, она полетит к нему на самолёте, а без человека, платящего по счетам, или с недобросовестной квартиранткой, жильё абы как не бросишь. Хозяйка напоследок подошла, глядя в глаза, будто умирала она сама, будто прощалась на веки вечные.

– Давай присядем на дорожку, – всплакнув, сказала она.

Когда они сидели возле входной двери, хозяйка Юлю пристально разглядывала.

– И что за работа у тебя такая – макияж? С такой работой разве проживёшь? Вон у соседки дочь крановщица – вот это профессия хлебная! Будет туго, узнай у неё, где можно отучиться.

– Хорошо. – Юля не стала перечить.

Хозяйка с трудом поднялась и начала выкатывать за дверь чемодан на колёсах, грузный, вещей она насобирала по ходу много, будто на несколько лет. Дай бог здоровья тому больному старику, чтобы протянул эти несколько лет, и Юля поживёт в раздольных условиях, в просторе мыслей.

Ничего себе, такой тяжеленный и покатила на остановку – Юля наблюдала за ней в окно сквозь тюль. В сложившейся ситуации такси бы вызвала… Видимо, решила сэкономить на такси. Затем постоялица вспомнила, как хозяйка оказалась к ней щедра – аренда квартир в их районе, в такой же непосредственной близости к остановке и магазинам, достаточно высока, а снимать уже с апреля за летний вариант коммуналки, да ещё и одной, просто непозволительная роскошь.

Пройдясь по квартире Юля подёргала хозяйскую дверь – заперто, кто бы сомневался, затем хорошо промыла ванну, заткнула, открыла кран на полную мощь и добавила под хлещущую струю воды клубничного геля для душа. При хозяйке она не смогла бы её принять, наполненную почти до краёв – та боялась высоких платежей за воду, которые оплачивала сама. Погрузившись в ванну Юля начала мечтать: сначала о высоких заработках, затем об успешном росте в индустрии визажа, вспомнила вдруг, что не мешало бы выйти замуж, разумеется за состоятельного человека.

По прошествии нескольких дней с начала сотрудничества с похоронным бюро поступил очередной заказ – следующие дни все заказы будут Юлиными, так как наставница укатила на тропическое побережье в связи с недавней предновогодней усталостью. Ну ничего страшного, потихоньку девушка привыкнет к мертвецам.

Ольга Николаевна встретила её, как родную, сразу повела по коридору.

– Сегодня без заморочек – молодая девица, обычный грим! Поговаривают… – она поднесла ладошку к Юлиному уху, – пе-ре-доз. Ты посмотри, сколько на ней татуировок, места живого нет! – Юля в это время уже изучала с профессиональной точки зрения. – Её отец выставил главное условие: все видимые татуировки – особенно вот здесь, на шее и лице, тщательно загримировать! – Визажист уставилась на администратора с удивлением. – Ну вот так он сказал! Похоже на то, что его всегда воротило от всяких татуировок, только дочь его никогда не слушала и поступала по-своему, хотела самоутвердиться. Зато теперь он волен делать с её внешностью, что заблагорассудится, и она не в силах ему возразить… Ну что, всё ясно? Побыть с тобой?

Визажист почувствовала себя кем-то вроде старичка с болезнью Альцгеймера, беспомощного и боязливого, с которым нужно обязательно побыть. Юля гордо выпрямила спину.

– Не надо, Ольга Николаевна, я уже начинаю привыкать. Если что, я вас позову.

Администратор с удовлетворённым видом направилась к себе, колыхая светло-коричневой струящейся юбкой. Девушка взялась за богатую наркоманку. В тот момент, когда она активно наносила базовую часть, её взгляд упал на руки – из-под сложенных кистей что-то торчало. При близком рассмотрении Юля поняла – это фрагмент бумаги и продолжила своё дело. Клочок бумаги не давал ей покоя на протяжении всей работы – понятное дело: либо кто-то из близких всунул ей письмо с прощальным излитием души, либо бумажный обрывок был чем-то ценным для самой покойной.

Во время работы Юля поглядывала по сторонам. Даже если в данном помещении имеются камеры – ну кого может заинтересовать, что мастер из любопытства взглянет на содержимое рук усопшей? Ничего в этом криминального, она же ничего не крадёт. Юля решилась. Осторожно она вытянула листок и развернула его. Какое совпадение: покойницу тоже зовут Юля – первое увиденное даже обрадовало.

«Здравствуйте, Юля! Всё это время, что вы работаете здесь, я восхищаюсь вами! Ваша красота не оставила меня равнодушным, но в большей степени прикосновения ваших рук…»

Девушка перебирала губами, читая письмо. С каждым очередным словом её вгоняло в трепет. Чей это идиотский розыгрыш? Она огляделась по сторонам, затем вернулась к прочтению:

«Я беспрерывно думаю о вас, я жду, когда вы снова появитесь в похоронном бюро. Теперь я ваш вечный поклонник, я теряю рассудок, видя вас. Надеюсь, мы когда-нибудь сблизимся».

Юля нервными движениями сложила письмо и засунула его обратно в собственность трупа. Единственное, чем она могла это объяснить: кто-то из персонала обратил внимание на её боязливость, и теперь он или они, или она, подшучивают над неопытной стажёркой, при этом угорая со смеху у мониторов. Девушка решила проигнорировать глупый розыгрыш, будто ей нет до этого никакого дела и у неё мало времени, чтобы отвлекаться по таким пустякам. Ольга Николаевна удивилась, что визажистка по окончании работы отказалась выпить с ней чай, ссылаясь на срочные дела, хотя вначале казалась такой никуда не торопящейся…

К вечеру Юля забыла о произошедшем, как о недостойном её внимания. Сейчас она наслаждалась спокойным проживанием в городской квартире, о чём давно грезила на протяжении всей сознательной жизни в родном посёлке. Сейчас там стало ещё тоскливее, особенно январскими вечерами: девушка так и видела перед глазами пустую заснеженную улицу вдоль ряда частных домов, расположенных на значительном расстоянии друг от друга, – вот что оставила она в прошлом. Будущее сверкало рекламными вывесками, обещало походы по дорогим ресторанам и бутикам, сулило вечеринки со знаменитостями. Только для всего этого надо много работать и не обращать внимание на дураков.

Через день Юля снова стояла на пороге того же похоронного бюро – работать, значит, работать, сказала она себе, открывая дверь. Вместо Ольги Николаевны была другая женщина, подменяющая – Юле показалось, что она имеет родство с семьёй, владеющей фирмой, поэтому своим человеком заткнули образовавшийся пробел вместо того, чтобы нанимать лишнего сотрудника.

Девушка приступила к новому покойнику рьяно, хотела показать себя с лучшей стороны – женщина какое-то время наблюдала за её работой, затем удовлетворённо кивнула и удалилась по своим делам. Наклонившись со стороны затылка, чтобы приклеить ресничную ленту, Юля бросила взгляд на сложенные руки – под ними лежала записка. Вот идиоты, подумала она, заняться больше нечем. Если так будет продолжаться в дальнейшем, она сообщит руководству, даже предъявит сам компромат, а там пусть разбираются, чей это почерк.

Ближе к завершению она соизволила записку прочесть, чтобы, наконец, определиться: наказать шутников или не имеет смысла заниматься такой ерундой. Текст в новой записке был следующего содержания:

«Здравствуйте, Юля! В прошлый раз вы слишком быстро убежали от нас, и я не смог как следует насладиться вашим присутствием. Я наблюдаю за вашей работой, как за рождением скульптуры под вашей лёгкой рукой, под рукой настоящего творца. В прошлом письме я забыл представиться. Зовут меня Феликс. Или звали… Это уже не имеет значения. Теперь я считаю, что зря прожил жизнь, растрачивая её на удовольствия и соря деньгами отца. За всю никчёмно прожитую жизнь я никого не смог полюбить, потому как любил себя. Я играл. Играл на деньги, красивых женщин, на всё, что можно проиграть, или наоборот, с лёгкостью заполучить и снова проиграть… И только теперь я понимаю, что значит любить… Живую настоящую женщину».

– Блин! – вырвалось у Юли. – Не смешно!

Записку она не стала вкладывать обратно, а забрала с собой, чтобы впоследствии предъявить Ольге Николаевне для разбирательства – с незнакомым администратором ей было страшновато общаться.

Весь вечер ситуация не выходила из головы – как они могут насмехаться, как им хватает наглости глумиться над усопшими, вкладывая какие-то идиотские послания? А если родственники заметят во время похорон – это же скандал! О фирме появятся жуткие отзывы, начнутся выяснения, уволят виновных. Насколько она смогла вникнуть – все, кто работает в данной сфере получают неплохую зарплату, начиная с разнорабочего. Кто же осмелился рисковать «золотым» местом ради глупой забавы?

Так как она сама теперь состояла в команде, масштабное разбирательство ей было не на руку – оно могло отразиться на ней самой. Это означало, что поиск «влюблённого» шутника будет вестись аккуратно.

Прибыв на очередной вызов, Юля увидела Ольгу Николаевну, порхающую от одной двери к другой – похоже у неё было прекрасное настроение, которое она прятала в присутствии родственников покойных, чтобы не раздражать людей, находящихся в трауре. Проводив их она снова «включала» улыбку и полный набор – и как ей это удаётся?..

Юля уже приготовилась к разбирательству: она предъявит записку администратору, а возможно ещё одну, которую сегодня найдёт на теле. И шутникам не поздоровится, да ещё будет стыдно – Юля надеялась взглянуть им в глаза и пусть они провалятся со стыда. Завидев очередное тело, она уронила челюсть, ещё не подойдя к нему – в руках у нового клиента, а это был престарелый мужчина, красовалась шикарная бордовая роза.

Поначалу она сомневалась, может так и положено – украшать трупы розами, откуда ей знать… Юля медленно обходила тело по-прежнему не сомкнув рта, слегка касаясь пальцами обивки гроба. При тщательном изучении розы она заметила открытку с золотой лентой, вытянула цветок, с дрожью в теле открыла её, чуть не обронила…

«Моему любимому и прекрасному гримёру от Феликса».

– Задолбали уже! Сколько это будет продолжаться?!

Девушка стремительным шагом направилась в кабинет администратора с розой в руках, её каблуки громче, чем обычно, простучали по коридору. Ольга Николаевна растерянно оглядывала: сначала цветок, свисающий вниз, затем гневное Юлино лицо, затем открытку, которую визажист начала демонстрировать, прикрыв за собою дверь.

– Кто-то из работников постоянно прикалывается надо мной! Это я нашла в руках усопшего старика. – Юля потрясла открыткой. – А ещё там, в сумке, у меня лежит записка с прошлого раза: «Юля – ты любовь всей моей жизни! Жаль, что я умер! Никогда никого не любил, а тут увидел тебя и голову потерял!» Ну что это такое?! Видно, тому, кто писал, не понять, что значит творческий процесс… Он сидит себе где-нибудь, от безделья страдает, а я не могу нормально сосредоточиться на работе!

Ольга Николаевна наконец зашевелилась: её руки теребили открытку, она то и дело опускала на неё глаза, затем вновь поднимала их на Юлю.

– Не понимаю о каких таких работниках ты говоришь… – произнесла она. – В том отделе у нас продают гробы. Там Антоша работает и Валя, но они к нам редко заглядывают…

– Вот этот Антоша!.. Наверняка его рук дело!

– Не-е-е… – отмахнулась Ольга Николаевна. – Не может такого быть! Антон Борисыч – друг нашей семьи, серьёзный мужчина, представительный, всегда в костюме и галстуке. Ну что он… пацан какой-то, шутки шутить?

– Так! Кто ещё там работает? Валя… Что за Валя?

– Валечка. И она от безделья не страдает. Ей приходится и на звонки отвечать, а ещё у неё товар… И заказчики постоянно ходят, рыдают, она их успокаивает… Да когда ей? Водители, носильщики здесь не сидят… Уборщица… тоже порядочная женщина. Я совершенно не понимаю: кто это мог сделать… Может кто-то из твоих поклонников?

– Каких поклонников, Ольга Николаевна?! Нет у меня поклонников! А если были, то остались в Боровском…

– Ну вот! Приехали и чудят!

Юля опустилась на стул, издав продолжительный выдох. В создавшейся тишине она немного успокоилась, начала крутить розу в руках, поднесла к лицу, понюхала – та не пахла совсем, тронула лепестки.

– И что мне с ней делать? – спросила она.

Ольга Николаевна встала из-за стола.

– Если она тебя так раздражает, давай поставлю у себя в кабинете.

Она взяла с подоконника пустую вазу ритуального характера и направилась в туалет за водой, вернулась, отстригла ножницами лишнюю часть стебля, погрузила цветок в воду.

– А как же открытка? – встрепенулась Юля.

– Ну и что открытка? Пускай висит. «Прекрасному гримёру!» Написал бы кто: «Прекрасной Ольге Николаевне!» – я бы на самое видное место выставила!

Как всегда, администратор умела успокоить. И почему она не выбрала профессию психолога… Юля накладывала грим старику со спокойной душой, она поймала себя на мысли, что такая работа ей стала где-то нравиться – и запахов она уже не улавливает, да и не скучно здесь: любовь и розы, стихи и грёзы… Ну и пусть забавляются! Кому-то в жизни драйва не хватает.

Вечер она провела у клиентки, будущей невесты, работая над пробным макияжем, над выбором нужного образа. Езда по клиентам иногда напрягала, и Юля подумала, что теперь в отсутствии хозяйки она могла бы приглашать клиенток к себе в случаях проб, или лёгкого мейкапа для вечеринок… Тут же сморщилась: для клиенток такого уровня хозяйкина квартира – просто полный отстой! В ней воняет не выветриваемым запахом старья и кота, который по видимости жил в ней когда-то, помечая каждый угол. А учитывая давность ремонта, запахи глубоко засели где-то в обоях и плинтусах, в досках старого паркета, в древней мебели, которую давно пора отнести и выкинуть на помойку.

Невеста долго капризничала, повторяя одну и ту же фразу: «Я не так хотела». На вопрос Юли: «А как?» каждый раз отвечала: «Не знаю…» Великими усилиями, посвятив экспериментам лишних три часа, цель всё-таки была достигнута – невеста выбрала свой стиль, и Юля со спокойной, но, если говорить честно, высосанной до дна душой, отправилась домой.

Едва она успела выйти из дома клиентки как ей позвонила квартирная хозяйка. Неужели вернулась, подумала Юля, а у неё сковорода осталась не мытой.

– Юля! Мы с тобой как договаривались?! – Девушка растерялась вдвойне. – Мне только что позвонила соседка! Какая – не скажу. Ты обещала никого не водить, а у тебя в комнате мужчина! – У Юли подкосились ноги, она замедлила ход.

– Какой мужчина, Тамара Михайловна?

– Тебе виднее… Она говорит: свет в комнате горит, и мужчина ходит туда-сюда на фоне окна. Ещё и курит!

Юля остановилась посреди дороги. Прохожие обходили препятствие в виде девушки с двух сторон, при этом удивлённо оборачивались, должно быть думая: странная девушка.

– Ваша соседка явно что-то напутала! Я только иду домой и там никого не может быть. Она перепутала окна, либо этаж… Либо у неё с головой не всё в порядке! Слышите, гудит транспорт – я возвращаюсь от клиентки. Никого там не может быть, я целый день отсутствовала дома! Может она смотрела на окна третьего этажа? Или соседний подъезд?

– Наверно, у этой Тимченко точно с головой не всё в порядке, – согласилась хозяйка, сделав выбор из предложенных вариантов. – Я заметила, что она мне стала завидовать, когда я комнату сдавать начала.

– Обзавидоваться можно! – высказалась Юля, обращаясь к улице, когда разговор завершился.

Окружающих людей она больше не интересовала, так как прибавила шаг. Если в квартире действительно кто-то есть, то ей стоило опасаться, но она понеслась домой, как на пожар, чтобы проверить. Юля пока не знала кто такая Тимченко, но почему-то чувствовала, что с головой у той всё в порядке: второй и третий этажи в четырёхэтажном доме сложно перепутать – это не шестнадцатый с семнадцатым в двадцатиэтажной высотке, как и подъезды – первый со вторым, разделённые рядом лестничных окон.

А если залезли воры, думала она, стоит ли так туда нестись, она же может застать их на месте, и тогда ей достанется… Чем ближе Юля подходила к дому, тем ей становилось тревожнее. Первым делом она уставилась на окна – в её квартире ни одно не горело, в отличие от окон всех окружающих квартир. Но вид с дорожки, идущей к подъезду, открывался сомнительный – горящий свет, бесспорно, заметить отсюда можно, но не разгуливающего по комнате человека. Юля обошла растущие насаждения палисадника, чтобы взглянуть с некоторого расстояния, снова задрала голову на окна. Да, отсюда вид был хороший, как на ладони и с данной позиции можно вполне реально наблюдать за людьми, находящимися в её комнате.

На протяжении десяти минут окна были по-прежнему мрачными. Юля замёрзла. Ей ничего не оставалось, как начать подниматься на свой второй этаж, крадучись, бесшумно. Перед дверью она замерла, приложила ухо, вслушалась. В квартире стояла тишина – представлялось нелепым чьё-либо нахождение в ней. Запищал домофон, кто-то стал подниматься по лестнице, звякнула снизка ключей – на лестничном марше появился сосед с третьего этажа. Остановившись на втором, он удивлённо уставился на Юлю, трущуюся возле своей двери.

– Ключи потеряла? – пришло ему на ум. Юля молча продемонстрировала ключи, которые сжимала в руке. – Чего тогда не заходишь?

Он двинулся вверх по лестнице, при этом оглядываясь.

Ещё не хватало вводить его в курс дела, посвящать в бредовые домыслы двух выживших из ума тёток – так можно стать посмешищем всего дома, и Юля решительно провернула ключ в замочной скважине. Ей открылся тёмный коридор, девушка щёлкнула выключателем, одновременно до неё доносилось, как соседи с третьего этажа воссоединились на повышенных тонах, дальше у них с грохотом хлопнула дверь, затем подъезд снова погрузился в полную тишину.

Сначала девушка проверила все доступные для себя помещения, подёргала хозяйскую дверь… Никого не обнаружив – и это было логичным, переоделась и принялась готовить ужин. Сосиски побулькивали в ковше, плёнка с них полностью сползла, пока девушка нарезала огурец с помидором, затем она подложила на тарелку к овощам кусок хлеба, выловила сосиски. Теперь она отнесёт свой незамысловатый ужин в комнату к телевизору – если б хозяйка увидела, что Юля ужинает в спальне, подняла бы шум. Лафа – это слово девушка произносила и вслух, и мысленно каждый раз с момента отъезда хозяйки.

– Вот лафа! – громко сказала она, опуская тарелку на стол.