Девочки

Ирочка и Марина подружились первого сентября первого класса. Наверное, если бы не Марина, то горько плачущую Ирочку и вовсе было бы не оторвать тогда от родителей – хрупкая и беленькая, вся какая-то прозрачная, с огромными бантами, она плакала так горько и искренне, что у матери и самой на глазах появились слезы. И когда надежда загнать домашнюю, не знавшую детского сада, Ирочку в класс уже начала таять, к ним и подошла Марина. Она была намного крупнее – выше и шире в плечах, с крепкими ножками, а ее нарядную белую блузку распирал толстенький девчачий животик.

– Ты боишься, да? – нисколько не обращая внимания на незнакомых родителей, обратилась она к Ирочке.

Ирочка, судорожно всхлипнув, еще крепче вцепилась одной рукой в материнскую руку, а другой в ее сумку, но все же обернулась, и за ее прекрасными прозрачными слезами как будто промелькнул некий интерес. Но уже в следующий момент она заревела еще тоньше и еще жалостнее.

Но Марина и не думала отступать:

– Знаешь, я тоже вчера боялась, и тоже плакала, а теперь уже перестала, я в классе буду самая высокая! – добавила она и быстро чиркнула гордым взглядом по ирочкиным родителям: слышали?

Родители слышали. Беспомощно переглядываясь уже целый час (они и не предполагали, каким адом окажется первое сентября), они наконец-то увидели хоть какую-то надежду. А вдруг эта смешная толстушка с неровно выхваченной челкой и безвкусным дешевым бантиком и впрямь сможет уговорить их болезненную и нервозную дочку?

Марина смогла. Она вдруг бросила свой астровый букет прямо на асфальт, деловито стащила со спины ранец и достала из него куклу. Ирочка, которая все еще жалась к маме, уже перестала плакать и с нескрываемым интересом смотрела на новую девочку, которая тем временем коротко продемонстрировала свою не новую куклу, наряженную в ярко-розовое кримпленовое платьице, и так же деловито уложила ее обратно в ранец.

– Ты завтра тоже приноси куклу, ладно? Только из портфеля не доставай, чтобы никто не знал, мы с тобой будем потихоньку играть. Как тебя зовут?

– Ира, – пролепетала Ирочка и покосилась на мать. Та активно делала вид, что занята ее цветами.

– А меня Марина. Ну что, пойдем? – спросила девочка и неожиданно крепко и властно ухватила Ирочку за освободившуюся от цепкой хватки за мать руку.

И Ирочка пошла.

Родители тихо ахнули – такой техники, такого высшего пилотажа от незнакомой семилетки они ожидать не могли. А тем временем Марина уже вела Ирочку по школьным ступеням, и та лишь несколько раз неуверенно оглянулась в сторону родителей. Спохватившись, отец догнал их уже в дверях, приладил на спину ранец и сунул дочери в руку ее шикарный букет, продуманный и заказанный в лучшем цветочном салоне еще в начале августа.

Так началась эта странная дружба, которая позднее не раз сводила с ума ирочкиных родителей, но заставить Ирочку и Марину расстаться было попросту невозможно.

Они сидели за одной партой (об этом в первые же дни сентября договорился с учительницей ирочкин отец), тихонько шептались о чем-то на переменах, и другие одноклассники для них просто не существовали. После уроков Марина годами ревностно провожала Ирочку домой, и часто оставалась сначала на обед, а потом и до вечера. Они тихонько играли в свои куклы, и родители Ирочки не знали – радоваться им или тревожиться из-за этой странной – водой не разлить – дружбы.

Когда летом после четвертого класса родители объявили Ирочке о поездке в Судак, та отреагировала моментально:

– А Марине можно с нами?

Услышав твердое двустороннее родительское «нет!», Ирочка перестала есть. Она не плакала и не пыталась спорить, а лишь согнувшись, сидела за своим письменным столом или лежала бесплотной тенью на огромной кровати в своей комнате, и на любые вопросы, уговоры и крики лишь беспомощно мотала своей белокурой головкой. Родители сдались уже через два дня – не хватало еще болезненной Ирочке с ее вечной простудой завести гастрит.

В Судак поехали вчетвером, и позднее на пляже, глядя, как плещются на мелководье их тоненькая Ирочка в сиреневом германском купальничке с оборками и крепкая в свои десять лет Марина в нелепом ситцевом купальнике, перешитом из старого материнского сарафана, родители признали, что идея взять с собой Марину оказалась вовсе не такой плохой. Велика ли затрата – лишний детский билет на самолет, зато Ирочка счастлива и всегда при деле. А купальник они купили Марине новый – ярко-желтый, с тоненькими лямочками и маленькой юбочкой. Марина была просто на седьмом небе и все гладила скользкую желтую ткань руками, а когда на следующий день, собираясь на пляж, Марину спросили, почему она не в новом купальнике, та очень смутилась и пробормотала, что боится его запачкать.

Учились девочки хорошо – Ирочка легко, а Марина, которая еще в третьем классе нет-нет, да и выхватывала двойки и тройки, классу к шестому подтянулась и выровнялась. Уроки они делали по большей части вместе – с сочинениями помогала мама, а с математикой Марина справлялась прекрасно, помогая и тугодумке Ирочке.

Когда на выпускном после десятого класса Марину вызвали за дипломом следом за Ирочкой (она отставала лишь на одну пятерку), родители Ирочки лишь красноречиво и гордо переглянулись – «знай наших!». Мать Марины была здесь же, но ирочкины родители никогда не стремились быть к этой многодетной и не слишком благополучной семье ближе – им вполне хватало одной Марины.

С годами они по-своему полюбили ее, она была словно ангелом-хранителем для их слабенькой и болезненной дочери. Однажды в шестом классе им даже пришлось сильно поспорить за нее с директором школы, когда Марина серьезно расквасила нос и сломала руку мальчишке из параллельного класса. Ирочкины родители долго добивались тогда – почему? Но девочки упорно молчали. И лишь когда им пригрозили, что непременно переведут Ирочку в другую школу, то обе заревели и признались: тот обзывал Ирочку «соплёй». Марину простили безоговорочно и навсегда, и тему эту больше не поднимали.

Поступать решили на журналистику, и трудно было сказать, придумала ли это богемная Ирочка, или прямая и целеустремленная к тому времени Марина. Вдвоем, прислонившись спиной к холодной балконной стене, они не раз мечтали, как будут брать интервью у самых серьезных политиков, или писать острые и злобные колонки в больших и солидных газетах. Ирочка заикнулась тогда даже о телевидении, но Марина оборвала это сразу – ерунда. Ирочка не спорила. Они и вообще не спорили, и дружба эта была на удивление ровной – две совершенно разных девочки словно срослись друг с другом. Так, проучившись в одном классе, просидев за одной партой, проведя все десять летних каникул вместе, и практически не расставаясь ни на один день, они не повздорили ни одного разу. Это было удивительно.

Взрослая Ирочка едва ли сильно отличалась от Ирочки-ребенка – те же жиденькие белесые волосы (впрочем, теперь она укладывала их аккуратными крупными локонами), та же прозрачная до синевы кожа, те же тоненькие ручки и писклявый голосок. Впрочем, она все равно была милой – огромные голубые глаза ее светились какой-то грустью, в маленьких аккуратных ушках загадочно мерцали бриллианты (подарок родителей к окончанию школы), за блузкой топорщились невесомые грудки, ловко увеличенные хитрым импортным бюстгальтером, а аккуратные коротенькие юбочки подчеркивали идеальную стройность тоненьких упрямых девичьих ножек.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.