– А что случилось? – тщательно изображаю удивление.
– Женщина у генерала умерла, – сухим тоном синтезированного голоса отвечает Трур, – говорят, что отравилась. Молодая совсем, еще жить да жить, зачем? Шептались, что с головой не все в порядке было, но теперь-то что? Саркофаг и белое платье. Кому лучше сделала?
Смотрит на меня, а я отворачиваюсь. Будто уже сижу с ним без маскировки и слушаю упреки. Да, это я все придумала ради пророчества и новой тройки. И мне мучительно необходимо присутствовать на собственных похоронах. Что ж, придется еще немного расширить легенду.
– Тиберий? – трогает за плечо виликус.
– Знал я ее, – сочиняю на ходу, словно снимая информацию из-за потенциального барьера, как умеют делать Поэтесса и Маятник, – меня мать специально в горный интернат отдала, а до этого я на равнине жил. По соседству с Вестой. – Называю свое самое первое имя, ныряя в темные воды похороненных воспоминаний. Трур замирает рядом со мной, склонив голову на бок. – Дружили мы, часто играли вместе. Она мне письма в интернат писала, все приехать обещала, да бедно они жили. Мать ее так и не отпустила. А на пятнадцатом цикле письма приходить перестали. Я почти в любви признался, а она забыла про меня.
Хлюпаю носом, входя в роль, и чувствую, как несет в творческом порыве. Мне бы книги писать, а не анкеты для классификации цзы’дарийцев составлять.
– И я думал, что забыл, пока не увидел ее в телевизионной панели на балу с генералом. Уже здесь, на равнине, когда под маской оказался. Чуть не бросился в особняк, чтобы найти ее, дурак, но вовремя остановился. Куда мне с секретностью? А потом сообщили, что в виликусы переводят. Я чуть с ума от счастья не сошел. Поговорить нельзя, но думал, что хотя бы посмотрю на неё издали. Прибыл в особняк, а она…
Давлю из себя слезу и кладу пальцы щепоткой на переносицу.
– Бездна, – тихо шипит помехами Трур, – бывает же так.
– Я теперь даже попрощаться не смогу.
Смотрю на него со слезами на глазах, может, дрогнет сердце и отпустит на сегодня? А завтра я все отработаю. Виликус думает и молчит. Долго, у меня уже ноги начинают болеть, и я ставлю их на пол.
– Саркофаг днем в атриуме стоять будет, можно поменяться с Сентием и дежурить там, но если будет толпа, ты близко не подойдешь.
Вздыхаю и киваю на каждое слово, а Трур продолжает размышлять вслух:
– Мы рано проснулись, Его Превосходство в штаб точно не поедет, значит, на тренировке сейчас. Саркофаг на третьем этаже, я знаю где, идем.
Хватает меня за предплечье и тянет, не давая возразить. Ныряет в полумрак коридора и подгоняет: «Быстрее, быстрее!» Несуществующие боги, это совсем не то, что я хотела! Зачем мне смотреть на загримированный труп, я в атриуме должна сидеть среди гостей! Но остановить Трура не легче, чем поймать сачком пролетающую мимо пулю.
Глава 7. Похоронная церемония
Бегу по лестнице на третий этаж. В рассветных сумерках выцвели все краски, и застывшие комнаты теперь как черно-белые фотоснимки. Ковролин глушит шаги, черный силуэт Трура впереди застилает свет. Не сразу понимаю, что проходим по коридору мимо библиотеки. Зеркала и все стеклянные поверхности закрыты белыми простынями. Вдоль стен лаконичные вазы с ветками кипариса – символом смерти. Кипариса станет больше. Принесут, когда будут прощаться со мной, и положат на постамент к саркофагу. Кто? Поэтесса? Эмпат? Конспиролог? У бывшей военной тайны не так много знакомых, скромной будет церемония.
Знаю, что впереди гостиная, но вместо нее облако тумана. Белое и густое. Коридор заполнен отрезами ткани, свисающими с потолка. Я чувствую сквозняк от климат-системы, но легчайшая органза неподвижна. Останавливаюсь возле преграды и касаюсь полотна рукой. Толкаю его вперед и слышу тихий звон колокольчиков. Они пришиты к нижнему краю ткани.
– Что это?
– Сторожевой полог, – объясняет Трур, – невозможно пройти, не задев хотя бы одного полотна. Звон предупредит генерала. Никто не должен видеть его слез.
Веду ладонью по преграде, словно по водной глади озера. Прохладная и певучая.
– А он будет плакать?
Не верится, даже если бы я умерла по-настоящему.
– Не знаю, – хмурится Трур, рассматривая в упор, будто на мне больше нет маски. – Я боялся, что Его Превосходство ночью особняк разнесет. Так было, когда она ушла. Уехала в другой сектор, а генерал разбил всю мебель в спальне.
Вздрагиваю от воспоминаний. Обида душит на Рэма, ставшего тогда моим тюремщиком. Долго считала, что Наилий ему приказал никуда меня не выпускать, а лысый стервятник старался с наслаждением.
– Ей, наверное, плохо было здесь, вот и сбежала.
Не замечаю, как вздрагивает голос, играя плаксивыми нотками даже через хрипы, а виликус продолжает верить в мою легенду.
– Тиберий, я знаю, в тебе говорит ревность и злоба, что другой не уберег, не спас от смерти. Можешь отмахнуться, но я скажу. Любил он ее, как никого прежде. Статус женщины всегда чувствуется даже в мелочах. А с ее приходом жизнь в особняке изменилась. Одно у вас горе.
Опускаю голову, не зная, что сказать. Прав виликус.
«Знала, что любит, и все равно захотела еще раз убедиться?»
Тон строгий и чужой. Инсум? Со стороны фиктивная церемония, действительно, выглядит истерикой капризной девочки. Умру назло пророчеству, и пусть всем вокруг станет плохо. Но жить и ничего не делать, зная, что из-за меня в мир не придет настоящая тройка и будущее не наступит, разве лучше?
Трур ведет сквозь полог, органза расступается, струится по плечам, опадая звоном колокольчиков. Из-за последней завесы появляется опустевшая гостиная со стеклянным саркофагом в центре. Рядом стоит в белом парадном кителе и белых брюках Наилий. Взгляд мраморной статуи – пустой и безразличный.
– Ваше Превосходство, – раздается синтезированный голос Трура, а я понимаю, что рядовой Тиберий сейчас от страха и стыда за вторжение обязан сбежать.
Не пошел генерал на тренировку, ошибся старший виликус. Резко разворачиваюсь, чтобы исчезнуть за пологом, но Трур держит за плечо. Пальцы железные, не вырвусь. Приходится обернуться и вытянуть спину перед полководцем. Наилий молча кивает вместо ответного приветствия.
– Скорбим и сопереживаем вашему горю, – говорит Трур, отпуская меня, – рядовой Тиберий знал дариссу, разрешите попрощаться.
Генерал снова кивает, игнорируя все мои вольности с субординацией. Не до них на церемонии. Я медленно иду к саркофагу, за спиной поют колокольчики. Ушел Трур, оставил нас. Смертное ложе словно инеем подернуто. Морозные узоры переплетаются белым кружевом на тонких руках, так похожих на мои. Спускаются по длинной юбке погребального платья к белым туфлям и замирают на лепестках эдельвейсов. Саркофаг усыпан цветами, а несколько вплетены в волосы мертвой. Лицо по обычаю выбелено, чтобы скорбящие видели спокойную бледность, а не следы болезни и агонии. Мои глаза закрыты, губы едва тронуты перламутром, на тонкой шее ожерелье с россыпью прозрачных камней. Тусклых в полумраке. В ладонях, прижатых к груди, букет горных цветов.
– Знаю, на равнине хоронят иначе, – тихо говорит Наилий, подходя ко мне и вставая рядом, – а когда в горах теряют любимых женщин, мы забираемся к самой вершине, туда, где не тают снега и на камнях цветут эдельвейсы. Эти мне привезли ночью. Будь церемония настоящей, рвал бы их сам.
В голосе лед, китель застегнут под горло на все пуговицы, воротник настолько жесткий, что нельзя наклонить голову. От первых лучей светила вспыхивает золото на погонах, порывисто бросаюсь к генералу и обнимаю.
– Я живая, живая.
– Знаю, – глухо отвечает он и поднимает мою маску, впиваясь поцелуем. Долгим, глубоким. Есть что-то противоестественное в такой ласке над гробом с собственным телом, но мне плевать. Отвечаю на поцелуй, прислушиваясь к звону колокольчиков. Тихо, не идет никто.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги