Коло Жизни. Бесперечь. Том второй

© Елена Александровна Асеева, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава первая

– Хотя бы быть уверенным, что с девочкой все благополучно. С девочкой и лучицей, – низко и нескрываемо недовольно протянул Небо, он почасту так делал, когда был в присутствии Першего и желал, что-то вызнать.

Братья: Перший, Небо и Асил, ноне находились на космическом хуруле в многоугольной комнате блистающей почти голубым светом, и растерявшей почитай все свои облака, поблескивая гладью стен, свода и пола. Лишь на одной из стен, там где, судя по всему, имелся вход, иногды показывались косматыми вздутиями белые комы облака, однако также скоро исчезающие, будто пугающиеся негодующего взора старшего Раса.

Асил, как и Перший, ноне в черном сакхи с переливающимися на его материи тончайшими золотыми вкраплениями, при своем венце, где в навершие единожды цвело и плодоносило платиновое древо совсем немного медлил с ответом. Погодя несколько кособоко он глянул на смотрящего в его сторону старшего Димурга, верно вопрошая совета и только после того, как тот едва зримо кивнул, неторопко отозвался:

– Девочка жива и здорова… ее удел в руках Круча.

– Здорова? – несколько удивленно вопросил Перший, точно все это время ощущал боль Еси и тому изумлению вторила змея в навершие его венца, как-то дюже громко щелкнув пастью.

– Теперь здорова, – пояснил Асил и отвел взгляд, от лица старшего Димурга, несомненно, его прощупавшего, уставившись в стекловидную часть комнаты на космическую даль. – Бесицы-трясавицы ее излечили… Я лично, Отец, выслушал их доклад… Тот мальчишка он сильно покалечил девочку, да и Дажба оказался несколько груб.

– Дажба торопился, – незамедлительно вступился за сына Небо и досадливо дернул рукой, в сторону сидящего слева от него младшего брата, тем движением останавливая его молвь. – Малецык не ожидал, что Сирин-создание подаст столь четкие указания на него о спасении девочки… И в первый миг несколько так растерялся. Потому оставил ее одну на том берегу, не ведая как действовать дальше, когда же лучица подала зов, пришел повторно. Но девочки там уже не было, его кто-то опередил. Малецык по первому решил это был Стынь, но после догадался… Из мальчишки вроде высосали жизнь, а Стынь так никогда не действует.

– Это был наш любезный Круч, – в голосе Асила прозвучало мощное торжество, словно сын и впрямь содеял, что-то достаточное значимое в глазах всех Зиждителей.

– Он, просто умница, – мягко отметил Перший и благодушно оглядел младших братьев, нежно им просияв, и тем самым сняв какое-либо напряжение с лица Небо. – Надеюсь, ты, Асил, милый мой, похвалил его за расторопность… и впервые опробованные способности? – старший Атеф торопко кивнул. – Я рад, ибо наша кроха нуждается в поощрении… В твоем поощрении малецык… в твоей поддержке. Ты должен всегда сие помнить и более не допустить повторения пути Опеча. – Черты лица Асила мгновенно болезненно дернулись и с тем самым сотряслось платиновое древо в навершие его венца, колыхнув каждым своим листочком. – Ты должен, – голос Першего многажды понизился, став вкрадчиво-липким, непременно, стараясь заползти в уши обоих младших, – должен понимать, как важен для твоей печищи Круч. Он теперь основа и будущее ее. Ты, всегда мой бесценный, хуже всех боролся за лучицы, и если бы не мои уступки. – Старший Димург прервался, его взгляд полыхнул особой мощью и с тем вроде как пригвоздил все тело младшего брата к креслу так, что замерло не только дымчатое облако под ним, но и весь он сам. – Не было бы твоей печищи… Потому я прошу тебя, ноне прояви особое участие в отношении нашей крохи.

– Я понимаю, что для меня значит Круч, – низко откликнулся Асил и малозаметно качнул головой, стараясь, вероятно, вырваться из оков сдерживающего его взора старшего брата. – И выполняю все твои рекомендации, Отец… И Отеть, как ты и требуешь, всегда присутствует при нашем с Кручем толковании, хотя и почасту меня раздражает.

– Вот это и плохо, малецык, что раздражает, – произнес Перший и, наконец, выпустив из своего цепкого взгляда брата, точно в поддержку весьма нежно ему улыбнулся. – Надобно не раздражаться, мой бесценный… Все время себя контролировать… сдерживать… для тех нужд Отеть и была мною создана, и после обретения божественности Кручем тебе подарена.

– Коли бы я знал, что это такое дотошно-противное создание, никогда б не принял твой дар, – по теплому молвил Асил и широко заулыбался, отчего золотое сияние, поглотив желтовато-коричневый цвет кожи на лице, сделало его сродни Небо. – Даже пожертвовав нашими отношениями, дорогой мой Отец.

Днесь также купно засияла и кожа лица Першего, видимо, тем оценив шутку Атефа. Понеже Асил в отличие от Небо был всегда более прямодушен и нескрываемо любил Першего, признавая его власть над собой. Он никогда не просил старшего Димурга об уступках, никогда не облыжничал, всегда действуя открыто и достаточно ясно. И все уступки Перший вершил исходя из собственных замыслов. То, что меж братьями произошла размолвка в отношении Круча, скажем так, оставалось на совести Родителя… и при поддержке… при жестком давлении последнего на Асила. Хотя старший Атеф и выполнил указанное Родителем, весьма переживал о случившемся разладе меж ним и Першим и до сих пор чувствовал свою вину пред ним, словно ответил на его чуткость, добро особой неблагодарностью. Потому после перерождения Круча, когда Перший первым прибыл к нему на кумирню, где малецык восстанавливался после Коло Жизни, не только сделал все, чтобы загладить произошедшее огорчение, но и безоговорочно принял поставленные старшим братом условия по воспитанию сына. В том числе, и тот самый дар, в виде Отети.

– Замечательное создание, – все тем же поучающе довольным тоном продолжил толкование старший Димург, и слегка откинувшись назад приткнул голову к грядушке кресла, чуть-чуть прикрыв очи, однако оставив на левом тонкую щелочку, чтоб все время наблюдать за зримо недовольным Небо. – Его надо было создать для тебя многажды раньше, и тогда не свершилось тех тягостных ошибок. Потому как Круч нежный, хрупкий Бог, с ним надо уметь обходиться. К нему, как и к Огню, Дажбе, – теперь Перший, явственно говорил и для Раса, посему тот малозаметно шевельнул правой рукой, вогнав перста в глубины облокотницы дымчато-голубого кресла, на котором восседал в своем белом сакхи и мощном венце. – Надо найти подход, а не говорить» чего ты растерялся… надобно вернутся моя драгость», – процитировал Димург однозначно молвь Небо, посему у последнего кожа лица много побледнев, утопила в белизне всю золотистость при том купно живописав паутинные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок. – Нужно вспять похвалить, поддержать, и лишь потом скрыто подсказать. Как можно больше внимания и любви, оно необходимо не только Кручу, но и Дажбе… И даже если где-то явный просчет, ошибка, на это не следует указывать, аль поправлять, стоит принять, как есть… Грубые! вы оба такие грубые, – нежданно жестко молвил Перший и той строгой фразой, обрывочно-брошенной, враз снял досаду с лица Небо, и придал тревоги Асилу. – Если с Кручем или Дажбой, что-то произойдет… Родитель, мне давеча объявил, он того от вас, малецыки, более не потерпит. Накажет обоих, не ведаю как тебя Небо, но про Атефов сказал вельми четко. Сказал, что печища брата более не будет существовать, а сыны также, как и он сам, перейдут под мое начало… И хотя я пытался оспорить данное решение, но в этот раз, поверьте, оно стало не по силам, ибо Родитель меня выгнал. Выгнал… Дотоль высказав все про лучицу, вероятно, накипевшее.

Перший резко смолк, и легохонько затрепетали его полные губы, а змея в венце дюже сердито оглядела сидящих напротив ее носителя Богов, точно в высказанном Родителем были повинны только они. В зале на малость наступило отишье… оно отозвалось от наклонно схваченных меж собой стен, отхлынуло от стеклянного окна, и качнула не только деревцо в венце Асила, но и миниатюрную систему в навершие венца Небо.

– Я только не понял, – перебивая плавающую округ тишину, вставил Рас. И было зримо, что Бог жаждал перевести тему разговора, в более выгодное для него русло, чтобы его не поучали при младшем брате, абы того он не любил, а напротив оказались пред ним виноватым. – Не понял Перший, зачем вы выпустили севергу в спутник. Почему Родитель ничего не стал пояснять мне, лишь сказал, чтобы хурул находился в готовности.

В его гласе слышимо звучало огорчение. Теми переливами своего бас-баритона, не менее мощного… властного чем у Першего, в который, одначе, Небо всяк раз находясь подле Димурга, вплетал нотки подчиненности, непререкаемо соглашаясь со старшинством брата и тем самым, несомненно, пользуясь. Вот и сейчас волоконца огорчения были столь очевидны, что Перший торопливо раскрыл оба свои глаза и нескрываемо обеспокоенно оглядел Раса.

– Это, мой бесценный, не ко мне вопрос надобно обращать… лишь к Родителю, – не менее спешно откликнулся Димург и, теплотой взора, на первый взгляд такого темного, словно густотой ночного неба окутал расстроенного младшего брата. – Замыслы были Родителя, как ты понимаешь. Он хотел посмотреть на реакцию и поступки младших сынов, особенно Стыня и Дажбы… Так как вельми обеспокоен, их не здоровой привязанностью к человеческому. Впрочем, насколько я его понял, остался доволен поведением Дажбы и, конечно, нашей милой крохи, Круча.

– А Стыня? – тревожно поспрашал Асил, так как всех Зиждителей до сих пор дюже волновало здоровье младшего Димурга.

– Мне, представилось, Стынь был несколько неадекватен… не управляем, – задумчиво произнес Перший, и рывком подняв левую руку от облокотницы кресла, перстами огладил грань своего округлого подбородка, придавая в том месте особое золотое сияние кожи. – И я, всполошившись, перевел его в коматозное состояние, но Родитель сказал, данное действо оказалось лишним. Малецык вполне здоров и бодр, просто несколько нами избалован, посему и требует своего.

– Он просто своевольник и упрямец, наш драгоценный Стынь, – полюбовно протянул в отношение младшего Димурга Небо и легохонько улыбнулся, отчего затрепетали кудерьки волос в его усах, прикрывающих уста. – Как и все твои сыны, брат… Как наша бесценная лучица. Ведь, очевидно, гибель континента, близких девочки людей были задуманы Родителем для нее.

– Не люблю я. Вельми не люблю такие вещи, – нескрываемо огорченно отозвался Димург, и самую толику качнул головой тем самым потревожив покой змеи в навершие венца. Понеже дотоль мирно почивавшая, она разком раззявила свою пасть, и, выкинув оттуда раздвоенный почти голубоватый, в тон стенам залы, язык ощупала пространство округ себя, при том, право молвить, так и не отворив глаза. – Можно было обойтись меньшими потерями, но Родителя сложно переубедить… Он одним замыслом жаждал наполнить чувствами плоть девочки, и пронаблюдать за Стынем и Дажбой. И если малецыками остался доволен, то явственно разочарован поведением лучицы… Не знаю, что ему там передает Сирин-создание, но Родитель велел мне поговорить о девочке с тобой Асил. И предложить тебе прощупать девочку, заодно и осмотреть лучицу, только, как и понятно, лишь на Земле. Родитель боится, что с лучицей происходит не ладное… Может опять началось отключение, потому как действие плоти какое-то несоответствующее общим поведенческим нормам ее естества.

– Хорошо, Отец… Я сам осмотрю лучицу, раз этого требует Родитель… Но может просто Есинька, так переживает гибель близких ей людей, не более того? – вопросил не громко Асил, и сей же миг дрогнула каждая частичка его тела, и весь он туго качнулся вперед, подобно охваченный волнением.

– Может… Мне трудно, что-либо сказать.., – едва слышно додышал Перший и медлительно перевел взор на старшего Раса, выжидательно на него уставившись.

– Что? – днесь явное негодование проплыло не только в брошенном слове, но и во всей няпряженно-замершей фигуре Небо. – Коли Родитель того требует, как я посмею противоречить Его распоряжениям… Конечно, если необходимо, я разрешаю Асилу прощупать девочку и лучицу.

– А зачем об этом сказывать таким гневливым тоном, словно оно мое распоряжение? – достаточно мягко вопросил старший Димург и легохонько вздел вверх плечи, таким образом, выражая недопонимание. – Это не моя прихоть… желание… Ежели б я исполнял свои замыслы, мой милый малецык, был подле меня ноне… ноне, – с особой порывистостью отозвался Перший и глубоко вздохнул, однозначно трепетанием всей плоти успокаивая свою горячность и горячность младшего брата. – Родитель… Родитель все делает по своему и совсем не желает слушать меня в отношение лучицы, иноредь наказывая меня за давешнее своеволие… Тем самым делая больно не только мне, но и нашей бесценной лучице. Может потому ноне у нее такое несоответствующее поведение. – Димург медлительно вздел вверх руку и огладил поверхностью длани кожи на лице, перстами смахнув с очей, точно сетчатое плетение паука.

– Если бы с лучицей, что-то происходило, она, безусловно, подала зов, – наконец, озвучил свое недовольство молвью Небо и вельми сердито зыркнул на младшего брата, будто тот был в чем повинен пред ним. – И, несмотря на мощь щита, что установил Асил над одной из долин на континенте своих отпрысков, мы бы этот зов услышали. Ибо даже сейчас, когда лучица такая юная, он довольно-таки звучный. Последний поданный, и вовсе оглушил Дажбу. Представляю, какова будет его могутность в следующей плоти.

– По поводу следующей плоти, – торопко перебив брата на полуслове, произнес Перший, и, убрав от лица руку, многажды степеннее посмотрел на Богов. – Родитель велел определиться с соперниками как можно раньше. Тем паче существование этой плоти не будет долгим, о том окончательно мне доложили бесицы-трясавицы. И вряд ли девочка достигнет тридцатилетнего по земным меркам возраста. Родитель прямо так и велел, назначить в соперничество старших сынов, более крепких. Потому, я думаю, от нас станет вести соперничество Вежды.

– А, что толку… кого не назначь, все равно сыны будут действовать во благо твоей печищи, Перший, – и вовсе нескрываемо обидчиво произнес Рас, и на лбу его залегла одна довольно-таки глубокая морщинка, сделав Бога зараз много старше. – Стоит им почувствовать смурь лучицы по тебе.

– Ты в той смури упрекаешь, что ли брата? – незамедлительно поспрашанием дыхнул Асил и купно свел свои черные, прямые брови, явственно начиная гневаться. – Так ту смурь по Першему… по нашему Отцу ощущают не только сыны, но и мы с Дивным… Ты просто Небо делаешь вид, что не замечаешь, как Дивный нуждается в поддержке Отца.

Отца… Не только сыны величали так Першего, но и все три старших Бога, вкладывая в сие понимание по мимо его старшинство, трепетное, полюбовное, поучающее отношение кое он всегда проявлял к ним.

– Тише… тише, малецыки, – непререкаемо властно проронил Димург, узрев, как полыхнули голубыми переливами света очи одного брата и сузились почитай до карих треугольников радужки глаз иного. – Не будем по мелочам горячиться, не надобно… Вы мне все очень дороги. Не только сыны. Не только ты, мой бесценный, Асил, аль малецык Дивный, но и мой любезный Небо. Днесь по поводу Родителя, могу пояснить одно. Он требует участия в соперничестве старших сынов, потому как они более крепкие и сумеют вынести безболезненно столь мощные выбросы зова лучицы, кои как ты понимаешь, милый Небо, в жизни следующей плоти усилятся… Но ежели ты, бесценность, не хочешь, чтобы в соперничестве участвовал Седми, пусть будет Воитель.

– Седми, – усмехнувшись, вельми умягчено молвил Асил. – Уж кто будет находиться в лучшем положении, так только Седми и Расы. Ибо все знают, как мягок Велет, тем более после давешней размолвки сынов. Велет и вовсе не может чего против слов Седми сказать, дотоль трепетно к нему относился, а теперь и того подавно. Каждое трепетание губ Седми на лету ловит. Ну, а Вежды…

– Вежды очень любит Седми, в целом, как и всех младших братьев, – закончил за Атефа старший Димург, узрев, что лицо Небо, будто объяло злато-рдяным сиянием. Вероятно, Рас, как почасту делал, захотел сказать младшему брату какую грубость.

– Ну… Седми, так Седми… Как скажешь Отец, – более миролюбиво протянул Небо, может не столько соглашаясь с доводами старшего брата, сколько опасаясь, что прознав про его недовольство, Седми сызнова начнет с ним конфликтовать, будучи по природе мятежным Богом.

– Значит, договорились, – ласково отметил Перший, и тем теплом слов огладил лица братьев и сами стены залы так, что из той глади стали вылезать круглые, водяные пузыри и медлительно набухать. – Асил побывает на Земле, осмотрит лучицу, прощупает девочку и доложит о состоянии их обоих Родителю… нам же…

Старший Димург нежданно смолк и напряженно замер, абы резко пробудившаяся в венце змея, теперь сползла с навершия, и, заструившись по ободу, достигла его уха. Казалось чудное создание, не просто сунула розовый язык в ухо Бога, она втиснула туда часть своей треугольной головы и, определенно, зашипела. Аль то зашипели лопающиеся повдоль стен водяные пузыри, наполняя залу шелестящим звуком, мерным вибрированием вращающейся в венце Небо миниатюрной солнечной системы, и сладковатым ароматом благоухающих в навершие древа Асила маханьких цветов.

Глава вторая

Есинька меж тем все еще подергивала конечностями. Скрутившая ноги и руки корча, степенно оступая, словно утягивала за собой и саму жизнь из девушки. Сияние теперь уже густо смаглое продолжало рывками вибрировать, вероятно, также захлебываясь кровью текущей сразу изо рта и носа Есиславы. Яркое, ноне прямо-таки золотое полыхание наполнило разом весь лес и резво проявившийся в нем Стынь шагнув к юнице, в доли мгновения подняв ее на руки, прижал к груди.

– Стынь?! – взбудоражено дыхнул возникший мигом позже Круч и вскинув голову изумленно оглядел раскинувшийся в вышине над кронами деревьев дымчато- плетеный, точно из волоконцев тончайших растений блекло-зеленоватый щит, с разбросанными по его сквозному полотну махами голубыми колокольцами. – Как ты сюда попал?

– Пришел, как ты понимаешь не без помощи нашего Отца, Господа Першего, – мягко отозвался Стынь, и с теплотой взглянул на того, кто был ему не менее близок чем Крушец. – Круч, посмотри Еси умирает, – болезненно добавил он, и долгим рукавом черного сакхи смахнул с лица девушки юшку и кровавую пену. Торопливо приложившись губами к ее лбу, и тем вдавив смаглое сияние лучицы в глубины головы юницы.

– Умирает, – тревожно прозвенел, моментально став высоким голос Круча и он немедля шагнув к Стыню, обхватил руками голову Еси да также приник губами к ней, только не ко лбу, а к макушке, единожды с тем коснувшись волос Димурга.

Прошло не больше минуты, когда доселе вибрирующее сияние, выбрасываемое из головы Есиславы, также рывком осело, словно Крушец потерял сознание… отключился… аль ослабил давление на плоть… А может все же сама плоть ощутила подле себя того, кого любила. И той минуты хватило, чтобы Есинька вернулась к жизни, ее тело, судорожно вздрогнув, будто завело биение сердца и колыхание легких. Девушка зримо туго вздохнула, и с перебоем застучавшее в груди сердце, вернуло блекло-белой коже лица рдяной румянец.

Стынь медленно отвел губы от лба юницы и внимательно всмотревшись в ее лицо, по-видимому прощупал.

– Отключилась… Лучица отключилась, – все также тихо молвил Стынь, видимо, страшась спугнуть биение жизни в Есиславе. – Наверно переутомилась.

Он теперь все с той же степенностью воззрился на Круча, не успевшего отвести губ от макушки головы девушки. И у младшего Атефа разком прерывисто затрепыхали тонкие паутинные сосуды, жилки и нервы под кожей лица, очевидно Стынь прощупал и его. Впрочем, вельми грубо, как делал почасту.

Нынче на головах Круча и Стыня, не восседали венцы, а значит, они не были защищены от проникновения в собственные мысли старших. И коль Димургу… тут… в лесу ничего не грозило, то Атеф, как младший, оказывался не огражденным от силы брата.

– Ее не надобно заставлять в такой грубой форме выходить замуж за Омонэква, – протянул неспешно наполняя объемом свой голос Стынь. – Надо было отступить вашим отпрыскам от традиций, не Еси. И потом Круч ты, должен знать девочка уже любит и не может принадлежать иному… Разве она тебе о том не сказывала?

– Любит, – в тоне младшего Атефа просквозило удивление и какая-та вялость, перемешавшаяся с огорчением. Он медленно отпустил голову Еси испрямился и уставился на Стыня. – Нет, девочка мне ничего не говорила. Она мне не доверяет, так как тебе, ибо чувствует мою слабость.

– Это не слабость, бесценный мой малецык, просто ты еще очень юн… дитя.., – трепетно произнес Стынь и переложив девушку на левую руку, протянул правую в направление Круча, и нежно притулил ладонь к его щеке. – Все придет со временем и способности, и силы. – Димург явственно ощущал свою значимость в отношении младшего Атефа и сие не только демонстрировал, но и толковал о том. – Ты итак много добился. Вспомнить лишь, как спас Еси от той дряни, что избил ее… Ты, умничка, умничка, мой милый, дорогой. Одначе, по поводу Еси, замыслы Асила не верны. Он, судя по всему, не ведает о чувственности девочки, потому ты сам… Сам должен ее прощупать, поколь лучица отключена и плоть в глубоком обмороке.

Теперь Стынь переместил голову Еси так, чтобы лицо ее непосредственно находилось под нависающим подбородком Круча. Вместе с тем он, слегка обхватил подбородок Атефа правыми перстами, наклонив его голову, таким побытом, что взор Бога мгновенно упал на лоб девушки. И тотчас ромбовидные зрачки в очах Круча, многажды увеличившись, поглотили темно-карие радужки, заполонив своей формой и всю склеру.

– Ты, – погодя дрогнувшим гласом установил Круч, и, оторвав взгляд от лица девушки, переместил его на старшего брата. – Почему любит тебя, Стынь? Разве такое может быть?

– Конечно, может, мой любезный. Ты же помнишь у кого потомство от Владелины, – незамедлительно ответил старший Димург. – Но я к тому не прикладывал усилий, видимо на девочку так влияла лучица. У которой смурь по нашему Отцу не проходит.

– Отец, – полюбовно протянул Круч и широко улыбнулся, вероятно, ощущая ту смурь по Першему и внутри себя.

– Отдай мне девочку малецык… Ей нужен я, – умягчено попросил Стынь и голос его дрогнул, словно он уловил проскользнувшую грусть в Атефе и теперь желал этим воспользоваться, действуя, обаче, лишь в границах соперничества. Тем не менее, стараясь облыжничать младшего брата. Круч, впрочем, торопко мотнул головой, и тем самым стряс со своего подбородка руку Стыня, каковая медленно сползла и притулилась к голове юницы. – Ежели, ты ее не отдашь, – вкрадчиво произнес Димург, и теперь дрогнула и вся его плоть, вроде страшась за удел девушки. – Она умрет. Если не сегодня, так завтра… Разве ты не понял, что Еси убегала от тебя, мой дорогой. Убегала, чтобы погибнуть. Она не желает себя прощать и думает, что является повинной в гибели Дари. Но если ты ее отпустишь, я отнесу ее к Липоксай Ягы, и он сумеет ей помочь… поддержать.

– Липоксай Ягы жив? – взволнованно вопросил Круч, и в очах его блеснула неприкрытая радость, а затрепетавшие перста нежно огладили кожу лба и щек на лице девушки.

– Да, жив, я его спас, – разком и дюже обрадовано пояснил Стынь, понимая, что нашел прореху в Круче и теперь непременно старался ею воспользоваться. – Он жив и ждет Есиньку, так как я обещал ему ее вернуть. Ему и тем дарицам, каковых я сумел укрыть в Африкии. Послушай Круч, коли ты мне отдашь девочку, я отнесу ее к Липоксай Ягы, и подарю ей свою ласку и нежность. И тогда она оживет, я в том убежден. А ты, сможешь приходить к ней всегда когда того захочешь.

– Коли ты ее унесешь, не иначе, укроешь, – разумно отозвался Атеф и чуть зримо усмехнулся, но так по-доброму… благостно, словно уже решил все для удела Есиньки. – Укроешь и мне никогда не пробиться сквозь тот щит, даже если его установишь ты, я уже не сказываю про Отца.

– И не надобно будет биться, – голос Стыня обрел присущую ему властность и силу, в целом, как и вся фигура Бога, став, похоже, многажды крупнее Круча. – Я оставлю тебе проход, укажу, где он есть. И об этом кроме меня, тебя и Отца никто не будет знать. Ибо Отец… Перший… не будет против, чтобы ты приходил к девочке.

– Асил меня прощупает и все о том вызнает, нет в том никакого смысла, – и вовсе почитай прошептал Круч и резко смолк.

Замолчал днесь и Стынь, не смея нарушить думы младшего брата, впрочем уже ощущая, что тот в любом случае пойдет на уступки… надо того дождаться. А Круч с нежностью оглядев покрытое испариной лицо девушки, перевел взгляд и обозрел окружающий их лес. Купно в том гае росли махонистые дубы, каштаны, клены, окутанные мощными ветвями и плотными рядьями зеленых листов. Низкие, одначе, с не менее толстыми стволами дерева на ветвях, которых росли гладкие, кожистые листы с низу буроватые и малость опущенные к долу, прижимисто охватили собой все свободное пространство леса. Деревья, знаемые и не знаемые Есинькой, наполняли своей скученностью весь этот, кажется, даже и природой чуждый край. Верно, в божественном шаге по земле протекал узкий ручей, узбой которого устилали гладкие голыши, а здоровущие валуны охраняющие подступы к нему были опаханы со всех сторон яркими зелеными мхами. Где-то и вовсе близко, в кроне деревьев звонко наигрывали песенные мотивы птицы… долетали до слуха Бога окрики диких зверей живущих в этих лесах и долине. Тихо раздавался гортанно-холодные разговоры манан, так и не понявших почему Алгома не пожелала выполнить повеление Великого Духа и обрести радость иметь семью и такого заботливого, достойного мужа как Омонэква.