Книжный магазин с привидениями
МИФФЛИН: – Твоя доктрина безжалостна, низка и ложна! Что бы ты подумал о враче, который видел людей, страдающих от излечимой болезни, и ничего не сделал, чтобы облегчить их страдания?
ГЛЭДФИСТ: – Их страдания (как ты их называешь) ничто по сравнению с моими, если бы я запасся большим количеством книг, которые никто, кроме высоколобых, не купил бы. Что бы ты подумал о низменной публике, которая день за днем проходит мимо моего магазина и позволяет высокомерному обитателю умереть с голоду?
МИФФЛИН: – … Твоя болезнь, Джерри, в том, что ты считаешь себя простым торговцем. Я говорю тебе, что книготорговец – государственный служащий. Он должен получать пенсию от государства. Честь его профессии должна заставлять его делать все возможное, чтобы распространять хорошие вещи.
КУИНСИ: – Я думаю, ты забыл, как сильно мы, занимающиеся в основном новыми книгами, зависим от издателей. Мы должны запастись новым материалом, большая часть которого всегда ерунда. Почему это ерунда, одному богу известно, потому что большинство книг о бродягах не продаются.
МИФФЛИН: – Ах, это действительно загадка! Но я могу дать вам справедливую причину. Во-первых, потому, что не хватает хороших вещей, чтобы ходить по кругу. Во-вторых, из-за невежества издателей, многие из которых, честно говоря, не узнают хорошей книги, когда видят ее. Это вопрос чистой небрежности в выборе того, что они намерены опубликовать. Крупная фармацевтическая фабрика или производитель известного варенья тратит огромные суммы денег на химический анализ и анализ ингредиентов, которые должны входить в его лекарства, или на сбор и отбор фруктов, которые должны быть приготовлены в варенье. И все же они говорят мне, что самый важный отдел издательского бизнеса, который занимается сбором и отбором рукописей, является наименее продуманным и наименее оплачиваемым. Я знал читателя одного издательства: он был ребенком, недавно окончившим колледж, который не отличал книгу от булавки братства. Если на фабрике по производству варенья работает квалифицированный химик, почему издателю не стоит нанимать опытного анализатора книг? Есть некоторые из них. Посмотрите, например, на парня, который управляет книжным бизнесом Pacific Monthly! Он кое-что знает.
ЧЕПМЕН: – Я думаю, что, возможно, вы преувеличиваете ценность этих подготовленных экспертов. Однажды у нас на заводе был такой, и, насколько я мог понять, он никогда не думал, что мы делаем хороший бизнес, за исключением тех случаев, когда мы теряли деньги.
МИФФЛИН: – Насколько я смог заметить, зарабатывать деньги – самая легкая вещь в мире. Все, что вам нужно сделать, – это создать честный продукт, то, что нужно общественности. Затем вы должны дать им знать, что у вас есть это, и убедить их, что они нуждаются в этом. Они будут колотить в вашу входную дверь в своем нетерпении получить ее. Но если вы начнете раздавать им золотые кирпичи, если вы начнете продавать им книги, построенные как многоквартирный дом, весь мраморный фасад и весь кирпич сзади, вы перережете себе горло или, скорее, перережете свой собственный карман, что одно и то же.
МЕРЕДИТ: – Я думаю, Миффлин прав. Вы знаете, что это за место, где находится наш магазин: обычный магазин на Пятой авеню, весь стеклянный фасад и мраморные колонны, светящиеся в непрямом освещении, как береза в полнолуние. Мы продаем барахло на сотни долларов каждый день, потому что люди просят об этом, но я говорю вам, что мы делаем это с неохотой. В нашем магазине принято издеваться над покупателями книг и называть их дурачьем, но им действительно нужны хорошие книги, бедняги не знают, как их достать. Тем не менее, у Джерри есть определенная доля правды в его заслугах. Я получаю в десять раз больше удовольствия, продавая экземпляр книги Ньютона "Удобства коллекционирования книг", чем от продажи экземпляра … ну, Тарзана; но навязывать своим клиентам свои личные вкусы – плохое дело. Все, что вы можете сделать, это тактично намекнуть им, когда у вас будет возможность, на то, что имеет значение.
КУИНСИ: – Ты напоминаешь мне о том, что произошло на днях в нашем книжном отделе. Вошла девушка и сказала, что забыла название книги, которую хотела, но там было что-то о молодом человеке, которого воспитывали монахи. Я был в тупике. Я перебрал все: Монастырь, Очаг, Монастырские Колокола, Легенды о Монашеских Орденах и так далее, но ее лицо было пустым. Потом одна из продавщиц подслушала наш разговор и сразу догадалась о чем речь. Конечно, это был Тарзан.
МИФФЛИН: – Ты, бедный простак, у тебя был шанс познакомить ее с Маугли и бандар-логом.
КУИНСИ: – Правда, я об этом не подумал.
МИФФЛИН: – Я хотел бы узнать у вас, ребята, какие идеи насчет рекламы. На днях здесь был молодой парень из рекламного агентства, который пытался заставить меня поместить какую-нибудь рекламу в газетах. Вы обнаружили, что это окупается?
ФРУЛИНГ: – Он всегда платит кому-то. Вопрос только в том, платит ли он человеку, который платит за рекламу?
МЕРЕДИТ: – Что ты имеешь в виду?
ФРУЛИНГ: – Вы когда-нибудь задумывались над проблемой того, что я называю касательной рекламой? Под этим я подразумеваю рекламу, которая приносит пользу вашему конкуренту, а не вам? Например, на Шестой авеню есть прекрасный магазин деликатесов, но довольно дорогой. В ярко освещенном окне выставлены все мыслимые виды сладостей и приправ. Когда вы смотрите на это окно, у вас просто слюнки текут. Вы решаете что-нибудь съесть. Но доберетесь ли вы туда? Шансов немного! Вы идете немного дальше по улице и получаете лакомство в Автомате или в Хрустальном ресторане. Продавец деликатесов оплачивает накладные расходы за эту прекрасную выставку продуктов питания, а другой человек получает от этого выгоду. То же самое происходит и в моем бизнесе. Я нахожусь в фабричном районе, где люди не могут позволить себе иметь ничего, кроме лучших книг. (Мередит поддержит меня, сказав, что только богатые могут позволить себе бедных.) Они читают рекламу книг в газетах и журналах, рекламу магазина Мередит и других, а затем приходят ко мне, чтобы купить их. Я верю в рекламу, но я верю в то, что за нее платит кто-то другой.
МИФФЛИН: – Я думаю, что, возможно, я могу позволить себе продолжать кататься на рекламе Мередит. Я об этом не подумал. Но я думаю, что когда-нибудь помещу небольшое объявление в одной из газет, просто маленькую открытку с надписью:
“ПАРНАС ДОМА”
ХОРОШИЕ КНИГИ ПОКУПАЕМ И ПРОДАЕМ
В ЭТОМ МАГАЗИНЕ ВОДЯТСЯ ПРИВИДЕНИЯ
Будет забавно посмотреть, что я получу взамен.
КУИНСИ: – Книжный отдел универмага не имеет большого шанса насладиться этой касательной рекламой, как называет ее Фрулинг. Почему, когда наша акула по отделке интерьера выставляет в витрину несколько томов пиратского Киплинга, переплетенного в мятую клеенку, или экземпляр "Историй о стуке коленями", чтобы показать будуар Людовика XVIII, выставочное пространство заряжается против моего отдела! Прошлым летом он попросил меня "что-нибудь от этого парня с кольцом, я забыл его имя", чтобы нанести эффектную отделку на макет мебели для крыльца. Я подумал, что, возможно, он имеет в виду оперы Вагнера "Нибелунги", и начал их выкапывать. Потом я понял, что он имел в виду Ринга Ларднера.
ГЛЭДФИСТ: – Вот то-то и оно. Я все время говорю вам, что продажа книг – это невозможная работа для человека, который любит литературу. Когда книготорговец когда-либо вносил какой-либо реальный вклад в счастье мира?
МИФФЛИН: – Отец доктора Джонсона был книготорговцем.
ГЛЭДФИСТ: – Да, и не мог позволить себе платить за образование Сэма.
ФРУЛИНГ: – Есть еще один вид косвенной рекламы, который меня интересует. Возьмем, к примеру, картину Коула Филлипса для какой-нибудь марки шелковых чулок. Конечно, высокие огни картины искусно сфокусированы на чулках в высшей степени красивой леди; но в картине всегда есть что-то еще: автомобиль, или загородный дом, или кресло Морриса, или зонтик, – что делает ее столь же эффективной рекламой этих товаров, как и чулок. Время от времени Филлипс вставляет книгу в свои картины, и я ожидаю, что книжная торговля на Пятой авеню выиграет от этого. Книга, которая подходит для ума так же, как шелковый чулок для лодыжки, обязательно будет продаваться.
МИФФЛИН: – Вы все грубые материалисты. Я говорю вам, что книги – это хранилища человеческого духа, который является единственной вещью в этом мире, которая сохраняется. Что там говорил Шекспир…
Ни мрамор, ни позолоченные памятники
Принцев не переживут эту мощную рифму…
Клянусь костями Гогенцоллернов, он был прав! И подождите минутку! В "Кромвеле" Карлайла есть что-то, что мне вспоминается.
Он взволнованно выбежал из комнаты, и члены братства Кукурузных Початков улыбнулись друг другу. Гладфист почистил трубку и налил себе еще сидра.
– Он ушел к своему хобби, – усмехнулся он. – Мне нравится его дразнить.
– Кстати, о Кромвеле Карлайла, – сказал Фрулинг, – я не часто слышу, чтобы о такой книге просили. Но на днях один парень пришел за экземпляром, и, к моему огорчению, у меня его не было. Я очень горжусь тем, что держу такие вещи на складе. Поэтому я позвонил в "Брентано", чтобы узнать, могу ли я купить один экземпляр, и они сказали мне, что только что продали единственный экземпляр, который у них был. Кто-то, должно быть, подстегивал Томаса! Может быть, его цитируют в "Тарзане", или кто-то купил права на фильм.
Вошел Миффлин. Он выглядел довольно раздраженно.
– Вот странная вещь, – сказал он. – Я чертовски хорошо знаю, что экземпляр Кромвеля был на полке, потому что я видел его там прошлой ночью. Сейчас его там нет.
– Это ерунда, – сказал Куинси. – Вы знаете, как люди приходят в секонд-хенд, видят книгу, которая им нравится, но не хотят покупать ее прямо сейчас, и убирают ее с глаз долой или на какую-нибудь другую полку, где, как они думают, где никто другой ее не заметит, но они смогут найти ее, когда смогут себе это позволить. Вероятно, кто-то сделал это с вашим Кромвелем.
– Может быть, но я в этом сомневаюсь, – сказал Миффлин. – Миссис Миффлин говорит, что не продавала его сегодня вечером. Я разбудил ее, чтобы спросить. Она дремала за своим вязанием за столом. Наверное, она устала после поездки.
– Мне жаль, что я пропустил цитату из Карлайла, – сказал Бенсон. – В чем была суть?
– Кажется, я записал это в блокнот, – сказал Роджер, обшаривая полку. – Да, вот он. – Он прочел вслух:
"Труды человека, похороните их под какими угодно горами Гуано и непристойным совиным пометом, они не погибнут, не могут погибнуть. То что из Героизма, из Вечного Света было в Человеке и его Жизни, очень точно добавляется к Вечностям, и навсегда становится новой божественной частью Суммы Вещей.
– Итак, друзья мои, книготорговец – один из ключей к этой универсальной арифмометрической машине, потому что он помогает в перекрестном оплодотворении людей и книг. Его восторг от своего призвания не нужно стимулировать даже яркими черенками картины Коула Филлипса.
– Роджер, мой мальчик, – сказал Глэдфист, – твой невинный энтузиазм заставляет меня вспомнить любимую историю Тома Дейли об ирландском священнике, который упрекал свою паству за любовь к виски. “Виски, – сказал он, – это проклятие этой паствы. Виски крадет у человека мозги. Виски заставляет тебя стрелять в домовладельцев – и не попадать в них!” Тем не менее, мой дорогой Роджер, твой энтузиазм заставляет тебя стрелять в правду и никогда не приближаться к ней. Твоя тень ядовита!
– Итак, джентльмены, – сказал мистер Чепмен, – я знаю, что миссис Миффлин хочет, чтобы ее освободили от вахты. Я голосую за то, чтобы мы закрыли заседание пораньше. Ваша беседа всегда восхитительна, хотя я иногда немного сомневаюсь в выводах. Моя дочь собирается стать книготорговцем, и я с нетерпением буду ждать ее мнения о бизнесе.
Когда гости вышли из магазина, мистер Чепмен отвел Роджера в сторону.
– Все нормально насчет приезда Титании? – Спросил он.
– Абсолютно, – сказал Роджер. – Когда она хочет приехать?
– Завтра не слишком рано?
– Чем скорее, тем лучше. У нас наверху есть небольшая свободная комната, которую она может занять. У меня есть кое-какие собственные идеи о том, как обставить ее для нее. Присылайте ее завтра днем.
Прибывает Титания
Первая трубка после завтрака – ритуал, имеющий некоторое значение для опытных курильщиков, и Роджер, стоя у подножия лестницы, поднес пламя к трубке. Он выдохнул большой поток сильной синей вони, которая закружилась позади него, когда он бежал вверх по пролету, его разум нетерпеливо размышлял о подходящей задаче организовать маленькую свободную комнату для предстоящего сотрудника. Затем, поднявшись по ступенькам, он обнаружил, что его трубка уже погасла.
– Набивать трубку, выбивать ее, раскуривать снова и снова, – думал он, – у меня, кажется, не так много времени для серьезных жизненных забот. Если подумать, курение, мытье посуды, разговоры и слушание разговоров других людей в любом случае занимают большую часть жизни.
Эта теория ему понравилась, и он снова побежал вниз, чтобы рассказать ее миссис Миффлин.
– Иди и приведи в порядок эту комнату, – сказала она, – и не пытайся подсунуть мне какие-нибудь фальшивые доктрины так рано утром. У домохозяек нет времени на философию после завтрака.
Роджеру доставляло огромное удовольствие готовить гостевую комнату для нового помощника. Это была небольшая комната в задней части второго этажа, выходящая в узкий коридор, который через дверь соединялся с галереей книжного магазина. Из двух маленьких окон открывался вид на скромные крыши этого квартала Бруклина, крыши, которые скрывают так много храбрых сердец, так много детских колясок, так много чашек плохого кофе и так много коробок чернослива Чепмена.
– Кстати, – крикнул он вниз, – лучше съешь немного чернослива на ужин сегодня вечером, просто в качестве комплимента мисс Чепмен.
Миссис Миффлин хранила шутливое молчание.
Поверх этих уклончивых вершин ясный глаз книготорговца, поправлявшего только что отглаженные муслиновые занавески, выделенные миссис Миффлин, мог различить проблеск залива и паромы "Левиафан", которые связывают Стейтен-Айленд с цивилизацией.
– Просто немного романтики в перспективе, – подумал он про себя. – Этого будет достаточно, чтобы держать пресыщенную молодую девушку в курсе волнений существования.
Комната, как и следовало ожидать в доме, возглавляемом Хелен Миффлин, была в идеальном состоянии, чтобы принять любого жильца, но Роджер вызвался психологизировать ее таким образом, чтобы (как он думал) оказать благоприятное влияние на заблудшую молодую душу, которая должна была стать ее жильцом. Неизлечимый идеалист, он очень серьезно относился к своим обязанностям домовладельца и нанимателя дочери мистера Чепмена. Ни у одного обитаемого наутилуса не было лучшей возможности расширить нежные обители своей души.
Рядом с кроватью стояла книжная полка с настольной лампой. Проблема, которую обсуждал Роджер, заключалась в том, какие книги и картины могли бы быть лучшими проповедниками для этой конгрегации одной души. К тайному удовольствию миссис Миффлин, он снял картину сэра Галахада, которую когда-то повесил там, потому что (как он сказал), если бы сэр Галахад был жив сегодня, он был бы книготорговцем.
– Мы не хотим, чтобы она пировала своим воображением на молодых Галахадах, – заметил он за завтраком. – Это путь к преждевременному браку. Что я хочу сделать, так это повесить в ее комнате одну или две хорошие гравюры, изображающие настоящих мужчин, которые были так восхитительны в свое время, что все молодые люди, которых она, вероятно, увидит сейчас, покажутся холодными и цепкими. Таким образом, у нее возникнет отвращение к нынешнему поколению молодежи, и появится некоторый шанс, что она действительно сосредоточится на книжном бизнесе.
Соответственно, он провел некоторое время, роясь в мусорном ведре, где хранил фотографии и рисунки авторов, которыми издатели "рекламщики" всегда осыпали его. Немного подумав, он отказался от многообещающих гравюр Гарольда Белла Райта и Стивена Ликока и выбрал фотографии Шелли, Энтони Троллопа, Роберта Луиса Стивенсона и Роберта Бернса. Затем, после дальнейших размышлений, он решил, что ни Шелли, ни Бернс не подойдут для комнаты молодой девушки, и отложил их в сторону в пользу портрета Сэмюэля Батлера. К ним он добавил текст в рамке, который очень любил и повесил над своим столом. Однажды он вырезал его из "Жизни" и нашел в нем большое удовольствие. Он звучал таким образом:
Возвращение книги, одолженной другу
“Я выражаю смиренную и сердечную благодарность за благополучное возвращение этой книги, которая, пережив опасности книжного шкафа моего друга и книжных шкафов друзей моего друга, теперь возвращается ко мне в довольно хорошем состоянии.
Я выражаю смиренную и сердечную благодарность за то, что мой друг не счел нужным подарить эту книгу своему ребенку в качестве игрушки, не использовал ее ни в качестве пепельницы для своей горящей сигары, ни в качестве кольца для прорезывания зубов для своего мастиффа.
Когда я одолжил эту книгу другу, я считал ее потерянной. Я смирился с горечью долгого расставания. Я никогда не думал снова заглянуть на ее страницы.
Но теперь, когда моя книга вернулась ко мне, я радуюсь! Принесите сюда хорошую сафьяновую шкуру, и давайте перевяжем том и поставим его на почетную полку: для этого моя книга была одолжена и снова возвращена.
Поэтому в настоящее время я могу вернуть некоторые из книг, которые я сам позаимствовал”.
– Вот! – подумал он. – Это передаст ей первый элемент книжной морали.
Эти украшения были развешаны по стенам, и он подумал о книгах, которые должны стоять на полке у кровати.
Это вопрос, который допускает предельную тонкость обсуждения. Некоторые авторитеты считают, что книги, подходящие для комнаты для гостей, обладают снотворным свойством, которое вызовет быстрый и безболезненный покой. Эта школа предлагает Богатство народов, Рим при Цезарях, Ежегодник государственного деятеля, некоторые романы Генри Джеймса и Письма королевы Виктории (в трех томах). Вполне правдоподобно считается, что книги такого рода нельзя читать (поздно ночью) более нескольких минут за раз и что они дают полезные обрывки информации.
Другая ветвь мнений рекомендует перед сном читать короткие рассказы, тома содержательных анекдотов, быстрые и сверкающие вещи, которые могут не дать вам уснуть на некоторое время, но, в конце концов, принесут пользу более сладким сном. Даже истории о привидениях и душераздирающие вещи поддерживаются этими учеными мужами. Этот класс чтения включает О. Генри, Брета Харта, Леонарда Меррика, Амброза Бирса, У. У. Джейкобса, Доде, де Мопассана и, возможно, даже книгу “В Медленном поезде через Арканзас”, этого печального классика железнодорожных книжных магазинов, мистера Томаса У. Джексона, который сказал: "Это будет продаваться вечно и через тысячу лет". К этому можно было бы добавить еще одну атаку мистера Джексона на человеческий интеллект – “Я из Техаса, вы не можете управлять Мной”. Есть и другие книги мистера Джексона, названия которых ускользают из памяти, о которых он сказал: "Они – динамит для скорби". Ничто так не раздражало Миффлина, как то, что кто-то приходил и просил копии этих работ. Его шурин, писатель Эндрю Макгилл, однажды подарил ему на Рождество (просто чтобы позлить его) экземпляр "На медленном поезде через Арканзас", роскошно переплетенный и позолоченный в том, что известно в торговле как "Голубиная тина". В ответ Роджер прислал Эндрю (на его следующий день рождения) два тома "Бранна – иконоборца", переплетенные в то, что Роберт Кортес Холлидей называет "тисненой жабьей кожей"." Но это не относится к истории.
Размышлениям о том, что поставить на книжную полку мисс Титании, Роджер посвятил радостные утренние часы. Несколько раз Хелен звала его спуститься и заняться магазином, но он сидел на полу, не обращая внимания на онемевшие голени, и корпел над томами, которые принес наверх для окончательного отбора.
– Это большая честь, – сказал он себе, – иметь молодой ум для экспериментов. Так вот, моя жена, хотя и восхитительное создание, была … ну, определенно зрелой, когда мне посчастливилось встретиться с ней; я никогда не был в состоянии должным образом контролировать ее умственные процессы. Но эта девушка Чепмен придет к нам совершенно неграмотной. Ее отец сказал, что она училась в модной школе: это, несомненно, является гарантией того, что тонкие усики ее ума никогда не начинали прорастать. Я проверю ее (без ее ведома) по книгам, которые я положил здесь для нее. Отметив, на какие из них она отвечает, я буду знать, как действовать дальше. Возможно, стоило бы раз в неделю закрывать магазин, чтобы провести с ней несколько кратких бесед о литературе. Восхитительно! Позвольте мне провести небольшую серию бесед о развитии английского романа, начиная с Тома Джонса – хм, это вряд ли подойдет! Что ж, я всегда мечтал стать учителем, похоже, это шанс начать. Мы могли бы предложить кому-нибудь из соседей присылать своих детей раз в неделю и основать небольшую школу. На самом деле, Causeries du lundi! Кто знает, может быть, я все еще Сент-Бев из Бруклина.
Перед его мысленным взором промелькнуло видение газетных вырезок: "Этот замечательный литературовед, который скрывает свои блестящие способности под скромным существованием букиниста, теперь признан…"
– Роджер! – крикнула снизу миссис Миффлин. – Подойди! Кто-то хочет знать, есть ли у нас мыльные истории.
После того, как он вышвырнул незваного гостя, Роджер вернулся к своей медитации.
– Этот выбор, – размышлял он, – конечно, только предварительный. Это должно послужить предварительным тестом, чтобы увидеть, что ее интересует. Прежде всего, ее имя, естественно, наводит на мысль о Шекспире и Елизаветинцах. Это замечательное имя, Титания Чепмен: в черносливе должна быть великая добродетель! Давайте начнем с тома Кристофера Марло. Потом Китс, я думаю: каждый молодой человек должен дрожать над “Кануном Святой Агнессы” ярким холодным зимним вечером. Над "Бемертоном", конечно, потому что это история из книжного магазина. "Трибюн" Юджина Филда испытает ее чувство юмора. И Арчи, безусловно, тоже. Я спущусь вниз и принесу альбом с вырезками об Арчи.
Следует пояснить, что Роджер был горячим поклонником Дона Маркиза, юмориста газеты "Нью-Йорк Ивнинг Сан". Мистер Маркиз когда-то жил в Бруклине, и книготорговец никогда не уставал повторять, что он был самым выдающимся писателем, который украшал этот район со времен Уолта Уитмена. Арчи, воображаемый таракан, которого мистер Маркиз использует в качестве средства для столь отличного развлечения, был постоянным удовольствием для Роджера, и у него был альбом вырезок из всех произведений об Арчи. Этот объемистый том он теперь вынес из грота у своего стола, где хранились его особые сокровища. Он пробежал его глазами, и миссис Миффлин услышала, как он пронзительно расхохотался.
– Что такое? – спросила она.
– Только Арчи, – сказал он и начал читать вслух:
…внизу, в винном погребе под городом
сидели два старика, они выпивали.
Их одежда была разорвана волосы и бороды были грязными
У одного было пальто, но почти не было обуви.
Над головой, по улицам ездили машины,
наполненные счастливыми людьми, которые возвращались домой на Рождество
в адирондакские горы, все охотники охотились
большие корабли плыли вниз по перешейку.
Вошла маленькая малышка, чтобы поцеловать своего дедушку,
такая маленькая малышка, что она едва могла пошевелиться,
говоря: "поцелуй меня, дедушка, поцелуй свою маленькую крошку".
Но старик ударил ее бутылкой виски.
Снаружи начали трепетать снежинки,
далеко в море плыли корабли с моряками,
и больше ангел крошка не произнесла ни слова.
Ее дед усмехнулся и поклялся, что демон виски
заговорил со вторым мужчиной, который был измучен и устал.
Слезы омыли его лицо, которое в остальном было бледным,
она любила своих родителей, которые ездили на эри.
Брат я боюсь, что ты немного поторопился,
она пришла повидаться с тобой во всех своих красивых
вещах, принесла рождественские букеты из сада своей матери,
она каталась в туннеле под Гудзоном.
Брат, это ром заставил твое сердце ожесточиться…
– Что в этом смешного? – спросила миссис Миффлин. – Бедный ягненочек, я думаю, это было ужасно.
– Это еще не все, – воскликнул Роджер и открыл рот, чтобы продолжить.
– Больше не надо, спасибо, – сказала Хелен. – За такое использование счетчика Любви в Долине полагается штраф. Я иду на рынок, так что, если прозвенит звонок, тебе придется ответить.
Роджер положил альбом с вырезками Арчи на полку мисс Титании и продолжил просматривать собранные им тома.
– "Негритянка из "Нарцисса", – сказал он себе, – потому что даже если она не прочтет рассказ, возможно, она прочтет предисловие, которое не переживут ни мрамор, ни памятники принцев. Рождественские рассказы Диккенса, чтобы познакомить ее с миссис Лиррипер, королевой домовладелиц. Издатели говорят мне, что Норфолк-стрит, Стрэнд, больше всего известна благодаря знаменитому литературному агенту, который имеет там свой офис, но интересно, многие ли из них знают, что именно там миссис Лиррипер снимала свое бессмертное жилье? Записные книжки Сэмюэла Батлера, просто чтобы дать ей немного интеллектуального джаза, потому что это лучший фарс на языке. “Путешествует с ослом”, чтобы показать ей, что такое хорошее письмо. “Четыре всадника Апокалипсиса”, чтобы привить ей чувство жалости к человеческим горестям, хотя, подождите минутку, это довольно большая книга для юных леди. Я думаю, мы отложим это в сторону и посмотрим, что еще есть. Некоторые каталоги мистера Мошера – отлично! Они покажут ей истинный дух того, что один любитель книг называет библио-блаженством. “Бумаги с тростью” – да, все еще есть хорошие эссеисты. Переплетенная папка Еженедельника Издателей, чтобы дать ей представление о торговых вопросах. “Мальчики Джо” на случай, если ей понадобится немного расслабиться. “Песни Древнего Рима” и Остин Добсон, чтобы показать ей хорошие стихи. Интересно, дают ли им в наши дни книги для чтения в школе? У меня ужасный страх, что они воспитаны на битве при Саламине и жестоких красных мундирах 76-го года. А теперь мы будем действовать исключительно тонко: мы остановимся на Роберте Чемберсе, чтобы посмотреть, купится ли она на это.