Книга Рыцари былого и грядущего. III том - читать онлайн бесплатно, автор Сергей Юрьевич Катканов. Cтраница 6
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Рыцари былого и грядущего. III том
Рыцари былого и грядущего. III том
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Рыцари былого и грядущего. III том

Андрей понял, что этот «разбор полётов» ни на шаг не приблизил его к ответу на вопрос, отрекались ли тамплиеры от Христа. Если Филипп Красивый и другие представители стороны обвинения не сомневались в виновности тамплиеров, так это ещё ничего не доказывает. Они либо были правы, либо ошибались, то есть мы вернулись к тому, с чего начали.

Но не совсем. Внимательно просмотрев информацию по процессу тамплиеров, Сиверцев уже готов был продолжить список виновников гибели Ордена, которые так же очень плохо кончили. Это Жак де Моле, Гуго де Пейро, Жоффруа де Шарне и Жоффруа де Гонневиль – высшие иерархи Ордена Храма. Вот подлинные виновники гибели Ордена Храма, во всяком случае они виноваты в трагедии тамплиеров больше, чем кто-либо. Андрей мог понять и простить короля и папу, мог до известной степени оправдать чокнутого Ногаре и властолюбивых доминиканцев, мог вообще освободить от обвинений Мариньи и госпитальеров, но Моле, Пейро, Шарне и Гонневиля он не мог ни понять, ни простить.

Можно пока оставить в стороне вопрос о том, на самом ли деле они отрекались от Христа и предали Церковь, однако, вне всякого сомнений, они отреклись от Ордена Храма и предали тамплиеров. Говорят, что из пламени костра Жак де Моле проклял короля и папу. Проклял бы лучше самого себя. Дай Бог, чтобы страдания на костре хотя бы отчасти искупили его низкое поведение, опорочившее славную двухсотлетнюю историю Ордена Храма.

Так почему же погиб Орден Храма? Да потому что в Ордене не было никакого смысла, когда его возглавляли такие ничтожества. Не может быть, что все тамплиеры тогда были похожи на своих руководителей, столько ничтожеств просто не бывает. Но ведь не случайно же именно эти недостойные рыцари оказались во главе Ордена Храма. До какой-то степени характер руководства всё же отражал характер всего Ордена. До какой? Определённая часть тамплиеров, неизвестно только большая или меньшая часть, в чём-то явно была виновата, хотя и не факт, что именно в том, в чём их обвиняли.


***


Сиверцев встретил Серёгу в аэропорту Аддис-Абебы. Он очень ждал этой встречи. Едва знакомый ему молодой москвич сейчас казался одним из самых родных в целом мире людей. Серёга – это Родина, а Родина… это разговоры на кухне до утра о смысле жизни. Кажется, только русские способны с таким оживлением и увлечением спорить об отвлечённых материях, не имеющих никакого практического значения – до хрипоты, до смертных обид.

Ну вот живём мы себе, как все, проблем – море, не знаем, как разгрести, и вдруг неожиданно в этом море житейских проблем всплывает вопрос: а что там всё-таки произошло, в этом Ордене тамплиеров, 700 лет назад? И ответ на этот вопрос становится таким важным, что мы готовы позабыть и о хлебе насущным, и обо всех своих жизненных перспективах, и о том, кто виноват в наших проблемах, а вот кто виноват в гибели Ордена Храма – это вопрос вопросов, и мы уже готовы не спать ночей пытаясь найти ответ.

Став рыцарем, Андрей теперь имел в с воём подчинении трех сержантов, и ему не по чину было вести машину самому, но сегодня он сам сел за руль, надеялся, что во время дальней дороги от Аддис-Абебы до Лалибелы они с Сергеем смогут досыта обо всем наговорится без посторонних. Но задушевной встречи, на которую так рассчитывал Андрей, не получилось. Серега протянул ему руку с каменным лицом, попытавшись, впрочем, улыбнуться, но не очень убедительно. С ним что-то было не так.

– Что в России? – спросил Андрей, когда они уже отъехали от аэропорта.

– В России – Чечня. Только Чечня и ничего больше.

– Ты – оттуда? Пришлось повоевать?

– Да какое там повоевать. Это не война. Это массовое безумие. «Пересвет», конечно, ни на одной из сторон не воевал, да и нет там никаких сторон – сплошные сумасшедшие, что русские, что чеченцы, и ни кто не понимает, что вообще происходит, – Серега с трудом выдавливал из себя слова, скупые мертвые слова человека, который только что вернулся из ада.

– Любая война – не лучше, – сухо заметил Андрей. – Ты бы посмотрел, что творилось в Эритрее во время войны с Эфиопией.

– Нет, тут совсем другое. Эфиопия действительно пыталась удержать Эритрею в своём составе, а федералы не ставят перед собой такой задачи. Для того, чтобы сломить чеченский сепаратизм, война вовсе не требовалась, достаточно было усилий спецслужб. Но в Чечне ни кто не собирался наводить конституционный порядок. Федералы были в прекрасных отношениях с Дудаевым. Ни кто ни кого побеждать не собирался. Устроили кровавую бойню, всеми силами стараясь затянуть ее подольше, а посреди этого хаоса бесконтрольно выкачивали и продавали нефть в огромных количествах. Кто с кем воюет, если Россией фактически правит Березовский, и он же на свои деньги вооружает чеченских боевиков. А русские и чеченцы послушно убивают друг друга, доходя до такой степени взаимно озлобления, какой и вторая мировая не знала.

– Наслышан о зверствах чечен…

– А я бы тебе о зверствах наших федералов такие вещи порассказал… ты бы не поверил. И чечены, и федералы так беспримерно жестоки именно потому, что ни для тех, ни для других в этой дикой бойне нет ни какого смысла. И простые горцы, и рядовые солдаты чувствуют себя жертвами неких сил, которым на них наплевать, и мстят всем за всё. Там ни у кого нет ни каких идей.

– А я слышал, что чеченские лидеры реализуют план создания «исламистского пояса». И разве простые чечены не сражаются за ислам?

– Да, есть план «Лассо», предполагающий изменить геополитический расклад в регионе в пользу ислама, но тысячи чечен так же ни чего не слышали про этот план, как и наши рядовые солдаты. И не нужны чеченской массе все эти расклады. Религиозность чечен вообще не надо преувеличивать, ислам в них весьма неглубок, и живут они не столько по шариату, сколько по адату – родоплеменному кодексу. Чечен отнюдь не воодушевляет идея джихада. Да ведь и не угрожали федералы исламу в Чечне, не ради борьбы с исламом ввели туда войска. А идеи ваххабизма чечен вообще ни как не захватили.

– И всё-таки религиозную карту в Чечне разыгрывают.

– Вот именно, что её там разыгрывают. В Чечне всем наплевать и на ислам, и на христианство. Это розыгрыш такой, впрочем весьма впечатляющий. Разрушены все до единого христианские храмы.

– Что-то я ни чего не пойму. С одной стороны инфернальный Березовский и криминальный нефтяной бизнес, с другой стороны – план «Лассо» и ваххабизм, признаки религиозной войны. Горцы сражаются за ислам, которому ни что не угрожает, федералы – за территориальную целостность, которую сами же разрушают…

– А ты думаешь я что-нибудь понимаю? Почему Кремль сначала всеми силами поддерживал Дудаева и даже очень хорошо вооружил Чечню, а потом вдруг неожиданно на неё напал? В какой степени политика Кремля является отражением амбиций Березовского, и в какой степени Березовский проводит интересы Запада? Что было причиной и что было целью чеченской войны? Кто её на самом деле начал? Что такое вообще эта война? Криминальный бизнес? Попытка изменить геополитический расклад в регионе в пользу Запада? Агрессия ваххабизма, имеющая источником Саудовскую Аравию? Всё это вместе взятое? Если да, то в каких пропорциях, и кто первая скрипка? Дурак же тот, кто думает, что ему известны ответы на эти вопросы. В крупных раскладах чаще всего бывает так: некой силе уготована роль инструмента, а этот инструмент по ходу реализации начинает играть собственную партию, при этом он может вплетать свои интересы в замысел хозяина, а может с определенного момента полностью игнорировать замысел хозяина, пытаясь играть роль самостоятельной силы, или может переметнуться на сторону врагов своего хозяина. А со стороны наблюдая за происходящим и пытаясь анализировать обрывки информации, бывает почти невозможно понять, кто тут хозяин, кто инструмент, кто работает на дядю, а кто на себя, где основной замысел, а где побочные эффекты, и кто всю эту кашу заварил. Бывает, что весь замысел состоит из желания одной силы ослабить другую силу, но где-то с середины игры в неё вступает третья сила, которая пытается использовать ситуацию в своих интересах. К первоначальному замыслу третья сила может вообще не иметь отношения, но со стороны может казаться, что именно эта сила является автором проекта. Или случится в ходе реализации провал, а со стороны его можно принять за тонкий тактический ход. И так далее до бесконечности. Иными словами, мир ни когда не узнает, чем была на самом деле чеченская война. При этом каждый будет видеть в этой войне то, что ему ближе, исходя из убеждений. Антиглобалисты – происки Запада, исламисты – джихад, антисемиты – сионистский заговор, патриоты – войну за «единую и неделимую», либералы – имперские амбиции, христиане – войну с христианством, коммунисты – происки олигархов, прагматики – криминальный бизнес и так далее.

Сиверцев усмехнулся:

– А я пытаюсь понять причины гибели Ордена Храма…

– Вот-вот. Мы не можем понять даже тех процессов, которые происходят сегодня.

– Но человеку разумному свойственно пытаться понять.

– Человек разумный должен осознавать ограниченность своих возможностей.

Они замолчали. Серега выглядел таким опустошенным, как будто этот разговор отнял у него последние силы, и Андрей не стал донимать его разговорами. Молчали, наверное, целый час, потом Андрей почувствовал, что надо спросить хотя бы из вежливости:

– Как там наши?

– Все живы, только Ставров тяжело ранен, но похоже, что выкарабкается.

– Так что же делал в Чечне «Пересвет»?

– Потом, Андрюха, потом всё расскажу. Дорого мне вышла эта Чечня.

– От «Северной Пентаграммы» тоже нелегко отходили.

– Это другое. С «Северной пентаграммой» было просто. В этом доме – подонки, а вокруг – нормальные люди. А Чечня – это массовое безумие. Там нет нормальных, и оттуда невозможно вернуться нормальным.

– Здесь отдохнешь. Я тебе культурную программу организую. Лалибелу посмотрим, в Гондэр съездим, а хочешь – в Аксум. О тамплиерах поговорим.

– Всё потом. Пока ни чего не хочу смотреть и ни о чем говорить. Под землю хочу, в тишину, и подольше на поверхность не подниматься.

– Не проблема. На то и «Секретум Темпли». На богослужения к нам походишь.

– Да… хочу литургии… Тихой-тихой… Как думаешь, это хороший признак?

– Это очень хороший признак.


***


Всю оставшуюся дорогу до Лалибелы они молчали. Когда прибыли в «Секретум Темпли», Андрей провел Серегу в гостевую комнату. В ту самую комнату, где когда-то и сам жил, оказавшись в Ордене. Душу Сиверцева защемило. Кажется, он лежал на этой койке в другой жизни. Нахлынули пронзительные воспоминания. Теперь уже и сам он не хотел ни о чём говорить. Андрей объяснил Серёге все необходимые бытовые моменты и попрощался. Он решил не тревожить своего московского друга по крайней мере неделю. Пусть помолчит и помолится. Пусть тишина и благодать Божья вылечит его душу. Человеческие слова тут бессильны. Они даже очень опасны, эти слова – язвящие, пронзающие. Разве они, тамплиеры, знают другие слова? Разве они способны лечить словом? Нет, их слова, как мечи. Но они умеют держать мечи в ножнах.


***


Из глубины веков до Сиверцева доносились голоса тамплиеров, голоса измученных, растерзанных друзей. Они не имели теперь ни чести, ни славы, ни белых плащей, ни достойных врагов, ни права на достойную смерть. Вокруг них были теперь только инквизиторы и легисты, палачи и крючкотворы. Но тамплиеры не молчали. Самые сильные, самые чистые из них говорили так, что их слова и доныне пронзают душу:

«Доминиканские монахи, убийцы, творцы великого беззакония, закрыли уши свои, как гадюки, от правды, которую не могли они понять, и исказили её, скрутив в клубок, как скручиваются в клубок ядовитые змеи… Они были введены в заблуждение горящей ненавистью своей и дикой алчностью своей».

С такими словами обратился в 1308 году к «достопочтенным докторам и учёным мужам Парижского университета» анонимный тамплиер, вероятнее всего, имевший высокое положение в Ордене, похоже, что сам прошедший через застенки, а потом бежавший. Кажется, невозможно опровергнуть то, что он говорит в защиту Ордена:

«Многие, как в старые времена, так и сейчас, покинули Орден из-за того, что им не хватило твёрдости в достижении цели. После такого отступничества они заслужили множество насмешек от друзей своих и родных, потому что Орден отверг их. Если эти люди знали о позоре в Ордене, почему молчали они, когда могли оправдаться, сказав, что не хотели оставаться среди людей, замешанных в такой дикости? Вместо этого, после слезных молитв и длительных настойчивых просьб, кающиеся грешники получали разрешение вернуться и ели год и день на голой земле, питаясь шесть дней хлебом и водой… Так почему же эти люди возвращались, как пес на блевотину свою и исполняли такую большую епитимью? Другие, которые так тяжко согрешили, что по правилам ордена не могло быть им даровано разрешение на возвращение, почему они не разоблачали этот позор?

Среди сотни братьев Ордена, находящихся в египетских тюрьмах, есть те, кто предпочли умереть в послушании Ордену, дабы получить жизнь вечную, лишь бы не делать ни чего против веры своей, а если бы предпочли они предать веру свою, их бы почитали среди сарацин, но они предпочли закончить дни в повиновении вере своей».

Анонимный тамплиер писал в условиях, когда уже не подвергался опасности, но ему вторят и голоса из застенков. Тамплиерский священник Пьер де Болонья был одним из самых стойких и искусных защитников любимого Ордена. Он говорил, что обвинения в «постыдных, неразумных, греховных и отвратительных вещах лживы и поистине несправедливы, всё это выдумано, создано из ничего, благодаря клеветническим показаниям врагов и соперников, на самом деле орден тамплиеров чист и безгрешен, как и всегда прежде. Все, кто утверждает обратное, поступают, как лживые предатели и еретики, желая посеять плевелы вражды, однако, тамплиеры готовы вынести всё это и противостоять злу сердцем, устами и деяниями – всеми мыслимыми способами, какими следует и должно бороться с клеветой».

Ему было 44 года, мужественному отцу Пьеру. На момент ареста он состоял в Ордене 26 лет, то есть всю сознательную жизнь. Неужели все эти годы он был христопродавцем? Человек, предавший Христа, как и любой другой предатель, не может быть стойким, а он бесстрашно обвинял в клевете самых могущественных людей Франции. Возможно ли поверить, что следующие слова он сказал лишь из хитрости и лукавства: «Удивительным является то, что более всего доверяют лжецам, которые дают показания в угоду собственной плоти, не думая о тех, кто как истинные мученики – христиане умерли под пытками, не предав истины. Подобно этим мученикам и живые, упорно отстаивая истину и опираясь исключительно на силу своего духа, ежедневно подвергаются в тюрьмах страшным пыткам и прочим страданиям, а так же позору, поношениям и унижениям».

Не многим дано выдержать пытки, на это способны только исключительно сильные люди. Конечно, отец Пьер имел моральное право обвинять тех, «которые дают показания в угоду собственной плоти», он сам через это прошел. Но мы такого права не имеем, нас там не было. Неужели у кого-то повернется язык осудить тамплиера Понсара де Жизи, который говорил:

«В течение трех месяцев до того допроса, на котором я сделал признание в присутствии епископа парижского, меня неоднократно отпускали в колодец, так туго стягивая руки за спиной, что из-под ногтей выступала кровь. Если меня снова будут пытать, я, конечно, отрекусь от всего, что говорю сейчас и скажу всё, что будет угодно моим мучителям. Во имя ордена я готов лишиться головы, быть сожженным на костре и сваренным заживо, но не могу терпеть столь ужасные длительные пытки, каким меня не раз подвергали за более, чем два года, проведенные в тюрьме. Пыток я больше не вынесу».

Какой простодушной искренностью дышат слова несчастного Понсара. Он вроде бы честно признается в своей слабости, но в чем эта слабость? В том, что ради чести Ордена он охотно готов сгореть на костре или быть сваренным заживо? Палачи сломали его пытками, но не превратили в ничтожество. Едва лишь будучи избавленным от пыток, от тут же встал на защиту Ордена.

А отец Пьер продолжал поражать обвинителей своей железной логикой: «Орден Храма всегда был и остается чист и свободен от каких-либо пороков, прегрешений и зла. Как можно поверить тому, что так много людей знатного происхождения… оказались столь глупы и безумны, что, стремясь погубить душу, выбрали именно служение в ордене? Если бы рыцари действительно столкнулись в Ордене Храма с такими беззакониями, особенно это касается богохульства в отношении Христа, они бы тут же возопили и громко поведали об этом всему миру».

Об этом же не менее убедительно говорил цистерианец Жак де Перин: «Неужели свет веры, да что я говорю, пламя естественного закона, могло вдруг омрачиться столь ужасающим и позорным образом у стольких людей, таких известных, таких высокопоставленных, из которых одни – простолюдины, а другие – аристократы, все принадлежат к разным народам и говорят на разных языках, но все рождены в законном браке и воспитаны среди глубоко верующих христиан. В этот орден вступали, что бы защитить или вернуть святые места, чтобы биться с врагами веры, так неужели же князь тьмы сумел так быстро их совратить и установить над ними столь прискорбную и столь поразительную власть?»

Цистерианцы со времен Бернара Клервосского были очень тесно связаны с тамплиерами. Они делили честь и славу, они вместе переживали горечь поражений, и в дни унижения и позора братия из Сито не побоялась возвысить свой голос в защиту Ордена Храма. Благородные люди.

А вот как пересказывают слова тамплиера Жана де Монреаля. Он говорил о благородных целях создания Ордена, о его безупречном существовании в течение длительного времени, о неизменной строгости его внутренних обычаев и правил, а так же о соблюдении в Ордене церковных постов и праздников. Он привлёк внимание комиссии к тому, что король Франции и правители других государств постоянно использовали тамплиеров, как банкиров, а так же в иных качествах в соответствии с возможностями Ордена и заявил, что вряд ли на эту роль были бы избраны тамплиеры, если бы их Орден не был свободен от грехов. Жан де Монреаль напомнил комиссии об огромной роли, сыгранной Орденом в борьбе с сарацинами, и о прекрасной смерти великого магистра Ордена Гийома де Боже в битве за Акру, где вместе с ним погибли ещё 300 тамплиеров. Именно тамплиеры несли святой крест в страны Востока, а так же в Кастилию и Арагон. Шипы тернового венца Спасителя, которые расцветали в руках капелланов Ордена в Святой Четверг, не расцветали бы, если бы братья были виновны. Более 20-и тысяч братьев Ордена пали во имя святой веры в заморских странах, и теперь защитники Ордена готовы сражаться с любым, кто скажет о ней дурное слово, кроме короля, папы и их слуг.

Это уже не просто судебная защита, это настоящая поэма о тамплиерах. Вот такие возвышенные рыцари встречались в Ордене периода упадка. Красноречие Жана де Монреаля воистину благословенно, и пусть его слова не были услышаны обвинителями, но они пережили века.

А вот переживший пытки сержант тамплиеров Эймон де Барбон говорит: «Моё тело страдало, а душа плакала, и я много вытерпел ради Ордена. Три года я был привратником великого магистра и не знаю ничего дурного ни о магистре, ни об Ордене Храма». Простоватый сержант, совершенно чуждый красноречия и не знающий толком что сказать, сказал, может быть, больше всех. Постарайтесь хорошо почувствовать его бесхитростные слова. Неужели от них можно отмахнуться?

О, тамплиерам было, что сказать: «Приор Ломбардии Оливье де Пени отвечал папе, что тамплиеры ни чего не бояться, ибо все они добрые христиане и тверды в своей вере, за которую в любое мгновение готовы отдать жизнь, как не раз отдавали её их братья в бою и в застенках сарацин. Ни разу за 190 лет существования Ордена ни кто из братьев не выказал страха перед смертью».

В марте 1310 года общее число защитников Ордена достигло 597-и. Они слезно взывали к Богу: «Ты знаешь, Господи, что мы невиновны, так пусть нас освободят, чтобы мы смиренно могли выполнять обеты наши и служить Тебе и желаниям Твоим». Но ни одного хорошего слова об ордене не прозвучало из уст высших иерархов – Моле, Шарне, Пейро, Гонневиля. Они просто спасали свои жалкие шкуры.

На вопрос о признании де Моле и других иерархов арагонский тамплиер Пьер де Блед воскликнул: «Они, лицемеры, солгали устами своими». Вот так настоящий рыцарь, тем более тамплиер, относится к руководителям, которые предали общее дело. Вот черта, где заканчивается и монашеский обет послушания, и беспрекословное подчинение военных. Ни какой личной преданности начальству. Личная преданность – только Христу.

Арагонский тамплиер Пьер Бланда заявил на допросе 15 февраля 1310 года: «Мерзости, приписываемые Ордену на основании так называемых признаний его руководителей, ни когда не существовали, и я добавлю, что если великий магистр Ордена Храма сделал эти признания, которые ему приписывают, во что я со своей стороны ни когда не поверю, то он солгал и погряз во лжи».

Вообще арагонские храмовники показали себя в этом деле большими молодцами. Доблестный Рамон СаГардиа, командор Ма Дье, возглавивший сопротивление и защиту ордена в Арагоне, бесстрашно обвинил обвинителей: «Не сумев доказать ни одного из преступлений, в которых они нас обвиняют, эти порочные создания обратились к насилию и пытке, так как только с их помощью они вырвали признание у некоторых наших братьев».

На допросе Рамона СаГардиа спросили: «Не плюете ли вы на крест и не попираете ли его ногами?» Он ответил: «Никогда! Ради славы и почитания святого креста я вместе с прочими братьями-рыцарями моего ордена ношу белый плащ, на котором изображен почетный знак красного креста в память святой Крови, пролитой Иисусом Христом за верующих в Него».

В том же духе ответил обвинителям арагонский рыцарь-тамплиер Беранже де Колль: «Ради почитания креста, на котором был распят Иисус, братья нашего ордена со всей торжественностью и благоговением совершают поклонение кресту в Святую Пятницу и в дни праздников креста в мае и сентябре. Когда тамплиеры поклоняются кресту в Святую Пятницу, они снимают обувь и меч. Так же ради почитания креста распятого Господа нашего Иисуса Христа все братья Ордена тамплиеров носят знак креста на своих плащах».

Сиверцев старательно и дословно выписывал всё, что говорили тамплиеры в своё оправдание. Он заметил, что ни в одной книге по процессу тамплиеров выступления в защиту Ордена не были собраны в одном месте, концентрированно, все авторы лишь выдергивают из них фрагменты для примера, куда больше внимания уделяя мрачному обличительному красноречию Ногаре и Плезиана. Но если собрать воедино всё, что по ходу процесса было сказано в защиту Ордена Храма, сила воздействия на сознание окажется совершенно иной. Все доказательства вины тамплиеров вдруг начинают казаться куда менее убедительными, способными производить впечатление лишь до тех пор, пока защите не дали сказать всё, что она имела сказать. Конечно, в выступлениях тамплиеров было куда больше пафоса и эмоций, чем логики и аргументов, и всё-таки из суммы этих высказываний можно вычленить многое такое, что допустимо отнести к реальным и весомым доказательствам невиновности тамплиеров. Об этом Андрей хотел поговорить с Серегой.

У Сереги были теперь другие глаза. Глаза больного ребенка, тихого и доброго создания, обескураженного и растерянного от столкновения с невероятной жестокостью этого мира. Неделю назад, когда Андрей встретил воина «Пересвета» в аэропорту, у него были глаза раненого хищника – за болью просвечивала затаенная ненависть и предсмертная отрешенность. Теперь это ушло, хотя боль осталась, но она стала чище, прозрачнее, благороднее.

– Как ты?

– Нормально. Какие чудные богослужения в вашем подземном храме. Словно в Киевской лавре, но там подземные храмы очень маленькие и после службы приходится сразу же подниматься на поверхность земли. А ваш храм для подземного – весьма просторный, величественный и благодать литургии легче сохранить в душе, не расплескав, на поверхность возвращаться не надо. Здесь у вас встретились, наконец, моя любовь к восточному православию и любовь к западному Ордену, здесь они сливаются в единую любовь, дарованную Господом, словно в вечности. Можно у вас подольше пожить?

– Да хоть год. А больше сам не захочешь. Я хотел с тобой о процессе тамплиеров поговорить.

– Извини, Андрюха, но не хочу пока.

– Ерунда. Начнешь и захочешь. Конечно, когда собственными глазами видишь, как гибнут люди, кажется странным говорить о погибших 700 лет назад. Вроде бы надо реальными делами заниматься, а не ворошить «дела давно минувших дней». А тебе не приходит в голову, что трагедия Чечни напрямую связана с трагедией Ордена Храма? Эмир Басаев делает джихад и не видит перед собой ни одного крестоносца. Федералы сами не знают, за что воюют. Говорят, наши с горькой издёвкой писали на броне танков: «В бой нас ведет «Менатеп».