«Упреждающий удар» Сталина. 25 июня – глупость или агрессия?

Корни, действительно, были очень глубоки. Настолько глубоки, что во всех послевоенных советских учебниках прямо противоположные обвинения в адрес западных держав – обвинения в том, что они недостаточно активно противодействовали «стремлению Германии к миру», бросили Польшу на произвол судьбы и вели пассивную «странную войну» – также обосновывались ссылками на классовую враждебность мировой буржуазии к «первому государству рабочих и крестьян».

Отчитав своих будущих союзников по антигитлеровской коалиции, а также доложив собравшимся чабанам и дояркам о крепнущей с каждым новым актом агрессии дружбе с Гитлером («новые, хорошие советско-германские отношения были проверены на опыте в связи с событиями в бывшей Польше и достаточно показали свою прочность»), Молотов перешел наконец к подведению итогов финской войны:

«Народное правительство Финляндии высказалось за то, что в целях предотвращения кровопролития и облегчения положения финского народа следовало бы пойти навстречу предложению об окончании войны. Тогда нами были приняты (так в тексте, лучше было бы использовать слова «выработаны», «сформулированы») условия, которые вскоре были приняты финляндским правительством… Вскоре состоялось соглашение между СССР и Финляндией. В связи с этим встал вопрос о самороспуске Народного Правительства, что им и было осуществлено… Таким образом, цель, поставленная нами, была достигнута, и мы можем выразить полное удовлетворение договором с Финляндией» (73).

Судя по газетному отчету, последние слова Молотова были встречены бурными аплодисментами собравшихся.

И в самом деле – чего же лучше? Все произошло исключительно в соответствии с пожеланиями широких народных масс. Сначала восставшие из ада капиталистической эксплуатации трудящиеся Финляндии захотели свергнуть правительство «кровавых шутов» и «белофинских маннергеймовских бандитов». Пожалуйста – братский Советский Союз послал им на помощь миллионную армию и высыпал на финские города 55 тысяч фугасных авиабомб. Затем «народное правительство» решило наступить на горло собственной песне и самоликвидировалось. Отлично, поскольку никаких других целей, кроме как помогать во всем «господину» Куусинену, у советского руководства никогда и не было, оно с готовностью пошло навстречу новым пожеланиям трудящихся и прекратило войну.

Смех смехом, но никаких разумных объяснений прекращения войны официально не было названо вплоть до самороспуска самого Советского Союза в декабре 1991 года. Надеюсь, читатель извинит нас за то, что мы не будем относить «укрепление безопасности Ленинграда» (каковое «укрепление» якобы было достигнуто после разрушения полосы укреплений, отделявших Финляндию от СССР) к разряду причин неожиданного прекращения войны…

Главные итоги войны подводили, разумеется, не в Верховном Совете, а совсем в других кабинетах. С 14 по 17 апреля 1940 г. в ЦК ВКП(б) прошло совещание начальствующего состава Красной Армии, посвященное анализу боевых действий финской войны. В совещании приняло участие практически все высшее военно-политическое руководство страны (Сталин, Молотов, нарком обороны Ворошилов, заместители наркома Кулик и Мехлис, начальник Генштаба Шапошников, начальник Главного разведывательного управления Проскуров) и несколько десятков командиров в званиях от майора до командарма 2-го ранга (генерал-полковник).

Стенограммы выступлений участников совещания были рассекречены и опубликованы в конце 90-х годов (20). Изучение этих документов заставляет пересмотреть многие устоявшиеся стереотипы. Вопреки широко распространенному заблуждению Сталин вовсе не был удручен, потрясен или хотя бы просто огорчен уровнем боеспособности своей армии. По крайней мере именно такую линию поведения, такой характер обсуждения он задал высокому собранию. Несмотря на то что многие участники совещания говорили о фактах неприглядных и даже трагических, привели массу примеров вопиющего разгильдяйства, неорганизованности, слабого и безграмотного управления на всех уровнях, товарищ Сталин был настроен вполне благодушно. Он отечески журил провинившихся, хвалил Красную Армию в целом, не забывая мягко указать на отдельные недостатки, охотно и много шутил. Обстановка была сугубо семейная – встреча строгого отца с любимыми и любящими сыновьями. Общий настрой трудно передать короткими словами, поэтому мы вынуждены предложить читателю пространные цитаты:

КУРДЮМОВ. Я здесь докладываю с полной ответственностью о том, что воевать при 40-градусном морозе в ботинках, даже не в рваных, и в хороших сапогах нельзя, потому, что через несколько дней будет 50 % обмороженных… Тут есть закон физиологии, на 5-й день получается такое охлаждение, что независимо от употребления водки, сала – сопротивление организма будет понижаться.

СТАЛИН. У товарища Курдюмова.

СТАЛИН. У вас есть один агент в Англии, как его фамилия, Черний, кто он такой?

ПРОСКУРОВ. Он уже здесь, это не агент, а военно-воздушный атташе, комбриг Черний.

СТАЛИН. Он писал, что через несколько дней будет большой налет авиации на нефтепромыслы Баку. Через несколько дней он писал, сообщит подробности. Прошло шесть дней, прошли две-три недели, а дополнений никаких нет.

ПРОСКУРОВ. Он приехал и ничего не мог доложить.

СТАЛИН. И это Черний, человек, которому вы верите… Вы спорите, что он честный человек. Я говорю, что честный человек, но дурак. (Смех.)

ОБОРИН. Теперь насчет разведки. Я некоторую претензию предъявляю к разведке. Надо сказать, что у нас агентурная разведка отсутствовала.

СТАЛИН. Ее нет. Есть ли она? Существует ли она? Должна ли она существовать?

ОБОРИН. По-моему должна. А у нас? Финляндия под рукой, а что она делает, мы не знали. А я уверен, что на это отпускаются деньги? Верно?

СТАЛИН. Три-четыре туриста послать, и все сделают.

ОБОРИН. Хотя я разведчик плохой, но если бы мне дали командировку туда, я бы все высмотрел. (Смех.)

ЧУЙКОВ. Пробраться к Гусевскому (командир 54-й дивизии 9-й армии) не было никакой возможности, чтобы его проверить, а он врал… Гусевский своими паническими телеграммами вводил нас в заблуждение…

СТАЛИН. Каждый, попавший в окружение, считается героем.

ЧУЙКОВ. Пробиться не удалось.

СТАЛИН. Пробиваться не хотели… Вокруг окруженных круг суживается, и каждая точка пристреливается, и каждый финн, татарин, китаец пристреляется, если долго сидеть… Значит, Гусевский в героях у вас не ходит?

ЧУЙКОВ. Нет.

СТАЛИН. Слава богу.

ЧУЙКОВ. 9-я финская дивизия, которая окружала 54-ю, понесла большие потери. В ней, кроме стариков от 40 лет и выше и женщин, ничего не осталось.

СТАЛИН. Но все же окружены были вы, а не старики…

ЗАПОРОЖЕЦ. Много было самострелов и дезертирства.

СТАЛИН. Были дезертиры?

ЗАПОРОЖЕЦ. Много.(По сводкам Особых отделов НКВД с 25 января 1940 г. по конец войны задержано 3644 дезертира. – М.С.)

СТАЛИН. К себе в деревню уходили или в тылу сидели?

ЗАПОРОЖЕЦ. Было две категории. Одна – бежала в деревню, потом оттуда письма писали… Я считаю, что здесь местные органы плохо боролись. Вторая – бежали не дальше обоза, землянок, до кухни. Таких несколько человек расстреляли… Когда появился заградительный отряд НКВД, он нам очень помог… Вот был такой случай в 143-м полку. В течение дня полк вел бой, а к вечеру в этом полку оказалось 105 самострелов. В одном полку 105 человек самострелов.

СТАЛИН. В левую руку стреляют?

ЗАПОРОЖЕЦ. Стреляют или в левую руку, или в палец, или в мякоть ноги, и ни один себя не изувечит.

СТАЛИН. Дураков нет. (Смех.)

ШТЕРН. Нечего греха таить, товарищи, начинали мы с вами в этой войне не блестяще. И то, что мы добились относительно быстрой, в труднейших условиях, исторической победы над финнами, этим мы обязаны прежде всего тому, что тов. Сталин сам непосредственно взялся за дело руководства войной, поставил все в стране на службу победе. И «штатский человек», как часто называет себя тов. Сталин, стал нас учить и порядку прежде всего, и ведению операций, и использованию пехоты, артиллерии, авиации, и работе тыла, и организации войск.

СТАЛИН. Прямо чудесный, счастливый человек! Как это мог бы сделать один я? И авиация, и артиллерия…

ШТЕРН. Тов. Сталин, только вы, при вашем авторитете в стране, могли так необыкновенно быстро поставить все на службу победе и поставили, и нас подтянули всех и послали лучшие силы, чтобы скорее одержать эту победу…

Особое оживление, массу вопросов и критических замечаний с мест вызвало выступление начальника управления снабжения РККА товарища Хрулева. Сталин добродушно подбодрил его: «Вы не горячитесь, они вас запутают, нападать на вас будут, держитесь крепче», – затем начал задавать вопросы сам.

СТАЛИН. Как сушеная рыба?

ХРУЛЕВ. Я сейчас доложу.

СТАЛИН. Как копченая колбаса?

ХРУЛЕВ. Я доложу. Разрешите доложить о количествах, которых мы добились по мощности…

СТАЛИН. О водке ничего не сказали.

ХРУЛЕВ. О водке они знают лучше меня, потому что они пили, а я не пил.

Самые резкие оценки пришлось выслушать командующему 15-й армией Ковалеву. Едва ли именно он был самым виноватым (на фронт финской войны командарм 2-го ранга Ковалев прибыл 3 января, в командование 15-й Армией вступил 12 февраля, когда окружение 18 сд и 168 сд, 34 тбр стало уже свершившимся фактом), но так уж получилось – разговаривал с ним Сталин очень жестко. Конечный же вывод этого самого жесткого за все время совещания разговора свелся к необходимости перестройки.

СТАЛИН. Тов. Ковалев, вы человек замечательный, один из редких командиров гражданской войны, но вы не перестроились по-современному. По-моему, первый вывод и братский совет – перестроиться. Вы больше всех опоздали в этой перестройке. Все наши командиры, которые имели опыт по гражданской войне, перестроились. Фролов хорошо перестроился, а Вы и Чуйков никак не можете перестроиться. Это первый вывод. Вы способный человек, храбрый, дело знаете, но воюете по-старому, когда артиллерии не было, авиации не было, танков не было, тогда людей пускали и они брали. Это старый метод. Вы человек способный, но у вас какое-то скрытое самолюбие, которое мешает вам перестроиться. Признайте свои недостатки и перестройтесь, тогда дело пойдет.

КОВАЛЕВ. Есть, тов. Сталин.

О соотношении сил сторон на суше, в воздухе и на море участники совещания старались не говорить. Начальник Генерального штаба, который не мог об этом не говорить, дал такую оценку: «Я считаю, что то превосходство сил, которое нами было сосредоточено на фронте, являлось совершенно правильным в стратегическом и тактическом отношениях». Практически единственным, кто вспомнил об огромных потерях Красной Армии, был заместитель наркома обороны, начальник Главного артиллерийского управления, будущий маршал Кулик. Правда, при этом он занизил число погибших почти втрое: «Тот опыт, та кровь, пролитая нашими 50 тыс. товарищей, лучших бывших бойцов, должны использовать и не хвастать, а здесь была форма хвастовства. Не так гладко было, товарищи, на самом деле, как вы здесь рисовали…» На последнем заседании, вечером 17 апреля, с заключительным словом выступил сам Хозяин. И вот он-то нарисовал такую «гладкую картину», до которой ни один из ранее выступавших товарищей в своем хвастовстве не посмел дойти.

Начал Сталин с того, что в своей излюбленной манере вопросов и ответов, с многократными повторами, объяснил высокому собранию, что «правительство» – т. е. он сам – ни в чем ни разу не ошиблось:

«Первый вопрос о войне с Финляндией. Правильно ли поступило правительство и партия, что объявили войну Финляндии? Нельзя ли было обойтись без войны? Мне кажется, что нельзя было. Невозможно было обойтись без войны. Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить, безусловно, ибо его безопасность есть безопасность нашего Отечества…

Второй вопрос, а не поторопилось ли наше правительство, наша партия, что объявили войну именно в конце ноября, в начале декабря, нельзя ли было отложить этот вопрос, подождать месяца два-три-четыре, подготовиться и потом ударить? Нет. Партия и правительство поступили совершенно правильно, не откладывая этого дела… Там, на Западе, три самых больших державы вцепились друг другу в горло, когда же решать вопрос о Ленинграде, если не в таких условиях, когда у них руки заняты и нам представляется благоприятная обстановка для того, чтобы их в этот момент ударить (здесь и далее подчеркнуто мной. – М.С.) … Отсрочить это дело месяца на два означало бы отсрочить это дело лет на 20, потому что ведь всего не предусмотришь в политике. Воевать-то они там воюют, но война какая-то слабая, то ли воюют, то ли в карты играют. Вдруг они возьмут и помирятся, что не исключено. Стало быть, благоприятная обстановка для того, чтобы поставить вопрос об обороне Ленинграда и обеспечении государства был бы упущен…

Третий вопрос. Ну, война объявлена, начались военные действия. Правильно ли разместили наши военные руководящие органы наши войска на фронте. Как известно, войска были размещены на фронте в виде пяти основных колонн… Правильно ли было такое размещение войск на фронте? Я думаю, что правильно.

Наибольшая колонна наших войск была на Карельском перешейке для того, чтобы исключить возможность для возникновения всяких случайностей против Ленинграда со стороны финнов… Во-вторых, разведать штыком состояние Финляндии на Карельском перешейке, ее положение сил, ее оборону. В-третьих, создать плацдарм для прыжка вперед и продвижения дальше… (После этого Сталин перечислил остальные оперативные группировки, странным образом именуемые «колоннами», по каждой из которых с подавляющей монотонностью были повторены две задачи: «разведка штыком» и захват плацдармов «для войск, которые потом подвезут»).

Почему нельзя было ударить со всех пяти сторон и зажать Финляндию? Мы не ставили такой серьезной задачи, потому что война в Финляндии очень трудная… Мы знали, что Петр I воевал 21 год, чтобы отбить у Швеции всю Финляндию… Мы знали, что после Петра I войну за расширение влияния России в Финляндии вела его дочь Елизавета Петровна два года. Кое-чего она добилась, расширила, но Гельсингфорс оставался в руках Финляндии. Мы знали, что Екатерина II два года вела войну и ничего особенного не добилась… Всю эту штуку мы знали и считали, что, возможно, война с Финляндией продлится до августа или сентября 1940 г. Война кончилась через 3 месяца и 12 дней только потому, что наша армия хорошо поработала…»

Наконец, финальные аккорды выступления Сталина загремели подлинным триумфальным маршем:

«…Наша армия стала крепкими обеими ногами на рельсы новой, настоящей советской современной армии…

Спрашивается, кого мы победили? Говорят финнов. Ну конечно, финнов победили. Но не это самое главное в этой войне. Финнов победить – не бог весть какая задача. Конечно, мы должны были финнов победить. Мы победили не только финнов, мы победили еще их европейских учителей – немецкую оборонительную технику победили, английскую оборонительную технику победили, французскую оборонительную технику победили. Не только финнов победили, но и технику передовых государств Европы. Не только технику передовых государств Европы, мы победили их тактику, их стратегию… Мы разбили технику, тактику и стратегию передовых государств Европы, представители которых являлись учителями финнов. В этом основная наша победа!

(Бурные аплодисменты, все встают, крики «Ура!» Возгласы: «Ура тов. Сталину!» Участники совещания устраивают в честь тов. Сталина бурную овацию.)

КУЛИК. Я думаю, товарищи, что каждый из нас в душе, в крови, в сознании большевистском будет носить те слова нашего великого вождя, товарища Сталина, которые он произнес с этой трибуны. Каждый из нас должен выполнить указания товарища Сталина. Ура, товарищи! (Возгласы: «Ура!»)

Понять воодушевление собравшихся нетрудно, ибо они (участники совещания) поняли самое главное: Хозяин доволен. Отец простил своих набедокуривших сыновей, наказывать – на этот раз – он никого не будет. А мог и наказать. Это знали все, и не более чем через полтора года, в конце своего короткого жизненного пути, в этом смогли убедиться многие участники исторического совещания. В июне – июле 1941 г. будут арестованы и затем расстреляны Клич, Оборин, Павлов, Проскуров, Птухин, Рычагов, Штерн. Кулика арестуют и расстреляют позднее, 24 августа 1950 г. (причем не за реальные прегрешения – провал всех порученных ему операций, мародерство в зоне боевых действий и «бытовое разложение», – а за то, что в пьяных разговорах товарищ Кулик позволял себе совсем иные, нежели на апрельском совещании, высказывания о великом вожде тов. Сталине) (47, 48).

Но все это будет потом. Тогда же, весной 1940 года, на Красную Армию и прежде всего ее командный состав обрушился водопад наград, новых званий и новых назначений. Именно после окончания финской войны, 4 июня 1940 г. были введены генеральские звания. Центральные газеты несколько недель подряд печатали длиннющие списки на 949 новоиспеченных генералов. Высшей награды страны – звания Героя Советского Союза – было удостоено 412 человек (в четыре раза больше, чем будет награждено за мужество, проявленное в битве за Москву). Ордена и медали были вручены 50 тыс. бойцов и командиров. 70 частей и соединений были награждены орденами Ленина и Красного Знамени (66, 81).

Почти все участники апрельского совещания поднялись по служебной лестнице. Комдив Гореленко в «зимнюю войну» командовал 50-м стрелковым корпусом, Великую Отечественную встретил в должности командира 7-й армии. Командир 100-й стрелковой дивизии комбриг Ермаков стал командующим 50-й армией. Командир 1-го стрелкового корпуса комдив Козлов стал командующим войсками Закавказского военного округа. Командир 39-й танковой бригады комбриг Лелюшенко стал командиром 21-го мехкорпуса. 2-й мехкорпус возглавил бывший командир 8-й стрелковой дивизии комбриг Новосельский. Командир 142-й стрелковой дивизии комбриг Пшенников стал командующим 23-й армией. Начальник артиллерии 7-й армии комкор Парсегов стал командующим артиллерией самого крупного в стране Киевского Особого военного округа (КОВО). Командующий ВВС 9-й армии комкор Рычагов в 29 лет стал начальником Управления ВВС Красной Армии и заместителем наркома обороны.

Самый же головокружительный взлет пришлось пережить командиру 70-й стрелковой дивизии. В июне 1940 г. бывший комдив Кирпонос командует войсками всего Ленинградского военного округа, а с февраля 1941 г., уже в звании генерал-полковника, становится командующим КОВО. Под началом бывшего командира дивизии (до этого – начальника пехотного училища в провинциальной Казани) оказалась группировка войск, значительно превышающая по численности сухопутную армию Великобритании или США… Даже командующий 15-й армией Ковалев, хотя ему на совещании пришлось выслушать от Сталина немало крепких слов, был отправлен в почетную и достаточно комфортную ссылку – на должность командующего Забайкальским фронтом.

Первым, главным и фактически единственным аргументом в пользу версии о том, что Сталин якобы был очень недоволен действиями Красной Армии, является факт смены руководства наркомата обороны (май 1940 г.), а затем и Генерального штаба (август 1940 г.). При этом странным образом игнорируется другой факт – на освободившиеся после отставки Ворошилова и Шапошникова места были назначены самые главные «герои» финской войны. Наркомом обороны стал С.К.Тимошенко, занимавший с 7 января по 26 марта 1940 г. должность командующего войсками Северо-Западного фронта. Начальником Генерального штаба стал бывший командующий войсками ЛенВО и 7-й армии К.А. Мерецков, т. е. именно тот военачальник, который с самого начала руководил оперативным планированием войны и подготовкой театра военных действий к наступлению.

Столь же странным образом из поля зрения историков выпал другой факт – куда именно Сталин «выгнал в шею» Ворошилова. А ведь достаточно открыть любой, совершенно несекретный биографический справочник, чтобы узнать о том, что после освобождения от обязанностей наркома обороны товарищ Ворошилов в тот же день, все в том же высшем воинском звании Маршала Советского Союза, стал председателем Комитета обороны при правительстве СССР. 30 июня 1941 г. Ворошилов вошел в состав Государственного комитета обороны, т. е. в число тех пяти человек (Сталин, Молотов, Ворошилов, Маленков, Берия), в руках которых формально-юридически была сосредоточена вся власть в стране. Кроме этой высшей государственной должности, маршал Ворошилов получил и очень высокий пост в военном руководстве: 10 июля 1941 г. он был назначен Главнокомандующим войсками Северо-Западного стратегического направления.

Формально-декоративной, рассчитанной прежде всего на западных военных аналитиков, была и отставка Шапошникова. Освободив его от обязанностей начальника Генерального штаба, Сталин назначил Шапошникова (к которому он, по словам всех мемуаристов, испытывал неизменное уважение) на почетную «синекуру» заместителя наркома обороны СССР и наградил присвоением звания Маршала Советского Союза. Через один месяц и одну неделю после начала Великой Отечественной войны маршал Шапошников снова стал начальником Генерального штаба. Он умер 26 марта 1945 г. и по специальному приказу Сталина был удостоен уникальных почестей: в его память в Москве был произведен салют в 24 залпа из 124 орудий. Едва ли все это может быть названо «опалой» и «изгнанием»…

Так почему же Сталин не довел вторжение в Финляндию до логичного и всеми ожидаемого завершения?

В поисках ответа на этот ключевой для понимания всех последующих событий вопрос обратимся снова к речи Сталина на совещании высшего комсостава 17 апреля 1940 г. Это без преувеличения удивительный и загадочный текст. Дешифровать его тайный смысл немногим легче, чем однозначно интерпретировать пророчества Нострадамуса. Прежде всего бросается в глаза откровенное, неприкрытое, явное вранье (чего ранее за товарищем Сталиным не наблюдалось). Кого Сталин хотел обмануть, рассказывая своим будущим генералам про то, что «зажать Финляндию» он и не планировал, целью операции якобы были всего лишь «разведка штыком» и захват плацдармов, на которые еще предстояло подвезти некие «главные силы», что воевать собирались до сентября 1940 года? Добро бы он выступал на полевом стане перед колхозниками (правда, в колхозы, равно как и на заводы с фабриками, Сталин как раз никогда и не ездил…), но ведь участники совещания не просто знали про реальный план финской кампании. Они его разрабатывали. Именно они и рисовали красные стрелки на картах, промеряли с циркулем километры маршрутов, просчитывали потребное количество «сутодач продфуража для личного и конского состава». В планах, которые они разработали и которые затем вернулись к ним в виде обязательных для исполнения приказов и директив, были совершенно конкретно указаны цель операции, ее сроки и рубежи.

Цель: «нанести решительное поражение финской армии… разгромить главную группировку войск противника… захватить флот Финляндии и не допустить его ухода в нейтральные воды… уничтожить авиацию и аэродромные сооружения противника…»

Рубежи: «овладеть районом Хиитола, Иматра, Виипури (Выборг). По выполнении этой задачи быть готовым к дальнейшим действиям в глубь страны по обстановке… Разбить финские части в районе Суоярви, Сортавала, овладеть их укрепленной полосой между оз. Янис-Ярви и Ладожским озером… Овладев районом Кеми, Оулу (Улеаборг), отрезать сообщение Финляндии со Швецией через сухопутную границу…»

Сроки: «проведение операции на видлицком направлении в течение 15 дней, на Карперешейке 8—10 дней при среднем продвижении войск 10–12 км в сутки» (97).