Оплакивает ли она свою карьеру или его? Майкл подошел к ней сзади и обнял ее.
– Мало ли что думают люди, моя детка. Рано или поздно это нужно понять.
– Ты сам не желаешь этого понять. Если обо мне думают плохо, я не могу быть хорошей.
– Считаться надо только с теми, кто тебя действительно знает.
– Никто никого не знает, – упрямо сказала Флер. – Чем лучше люди относятся, тем меньше они знают; и никакого значения не имеет, что они, в сущности, думают.
Майкл опустил руки. Флер молчала так долго, что он опять обошел кровать и заглянул ей в лицо, хмурившееся над подпиравшими его ладонями. Столько грации было в ее позе, что ему стало больно от любви к ней. И оттого, что ласки только раздражали ее, ему было еще больнее.
– Я ее ненавижу! – сказала она наконец. – Если я смогу ей повредить, я это сделаю.
Он тоже не прочь был отомстить Гордости Гедонистов, но ему не хотелось, чтобы Флер думала о мести. У нее это было серьезнее, чем у него, потому что он, в сущности, был неспособен причинять людям зло.
– Ну, дорогая моя, может быть, мы ляжем спать?
– Я сказала, что не буду устраивать вечера. Нет, буду!
– Отлично, – сказал Майкл. – Вот и молодец.
Она засмеялась. Это был странный смех, резко прозвучавший в ночи. Майкла он не успокоил.
В ту ночь все бодрствовали в доме. Сомса мучили ночные страхи, которые за последнее время улеглись было под влиянием сигар и пребывания на свежем воздухе во время игры в гольф. И мешали эти проклятые часы, неуклонно отбивавшие время, а между тремя и четырьмя послышался шорох, словно кто-то бродил по дому.
То был Фрэнсис Уилмот. Молодой человек пребывал в странном состоянии с той самой минуты, как снял с Сомса обвинение во лжи. Сомс не ошибся: Фрэнсис Уилмот тоже слышал, как Марджори Феррар чернила хозяйку дома, но в тот самый момент, когда он выступил с протестом, на него нашло ослепление. Эти голубые глаза, смотревшие на него вызывающе, казалось, говорили: «Молодой человек, вы мне нравитесь!» И теперь этот взгляд его преследовал. Стройная нимфа с белой кожей и золотисто-рыжими волосами, дерзкие голубые глаза, веселые красные губы и белая шея, душистая, как сосновое дерево, нагретое солнцем, – забыть он ее не мог. Весь вечер он следил за ней, но было что-то жуткое в том, какое неизгладимое впечатление она произвела на него в тот последний момент. Теперь он не мог заснуть. Хоть он и не был ей представлен, но знал, что ее зовут Марджори Феррар, и это имя ему нравилось. Он вырос вдали от городов, мало знал женщин, и она казалась ему совсем особенной, необыкновенной. А он изобличил ее во лжи! Волнение его было так велико, что он выпил всю воду из графина, оделся и потихоньку стал спускаться с лестницы. Когда он проходил мимо Дэнди, собака заворочалась, словно хотела сказать: «Странно, но эти ноги мне знакомы!» Он спустился в холл. Молочный свет лился в полукруглое окно над дверью. Закурив папиросу, Фрэнсис Уилмот присел на мраморный ларь-саркофаг. Это настолько его освежило, что он встал, повернул выключатель, взял телефонную книжку и машинально отыскал букву «Ф». Вот ее адрес: «Феррар, Марджори. Ривер Студиос, Рэн-стрит, 3». Погасив свет, он осторожно снял дверную цепочку и вышел на улицу. Он знал, как пройти к реке, и направился туда.
Был тот час, когда звуки, утомленные, засыпают и можно услышать, как летит мотылек. Воздух был чистый, не отравленный дымом; Лондон спал в лучах луны. Мосты, башни, вода – все серебрилось и казалось отрезанным от людей. Даже дома и деревья отдыхали, убаюканные луной, и словно повторяли вслед за Фрэнсисом Уилмотом строфу из «Старого моряка»:
О милый сон, по всей землеИ всем отраден он!Марии вечная хвала!Она душе моей далаНебесный милый сон.Он свернул наудачу вправо и пошел вдоль реки. Никогда еще не приходилось ему бродить по большому городу в этот мертвый час. Замерли страсти, затихла мысль о наживе; уснула спешка, сном забылись страхи; кое-где ворочается человек на кровати; кто-нибудь испускает последний вздох. Внизу на воде темными призраками казались лихтеры и баржи, красные огоньки светились на них; фонари вдоль набережной горели впустую, словно вырвались на свободу. Человек притаился, исчез. Во всем городе бодрствовал он один и делал – что? От природы находчивый и сообразительный, молодой человек был неспособен поставить диагноз и, уж во всяком случае, не видел ничего смешного в том, что бесцельно бродит ночью по городу. Вдруг он почувствовал, что сможет вернуться домой и заснуть, если ему удастся взглянуть на ее окна. Проходя мимо галереи Тэйта, он увидел человека – пуговицы его блестели в лучах луны.
– Скажите, полисмен, где Рэн-стрит?
– Прямо, пятая улица направо.
Фрэнсис Уилмот снова зашагал. Луна опускалась за дома, ярче сверкали звезды, дрожь пробежала по деревьям. Он свернул в пятую улицу направо, прошел квартал, но дома не нашел. Было слишком темно, чтобы различить номера. Снова повстречался ему человек с блестящими пуговицами.
– Скажите, полисмен, где Ривер Студиос?
– Вы прошли мимо – последний дом по правой стороне.
Фрэнсис Уилмот повернул назад. Вот он – этот дом! Молодой человек остановился и посмотрел на темные окна. За одним из этих окон – она! Поднялся ветер, и Фрэнсис Уилмот повернулся и пошел домой. Осторожно, стараясь не шуметь, поднялся он по лестнице мимо Дэнди, который снова приподнял голову и проворчал: «Еще более странно, но это те же самые ноги!» – потом вошел в свою комнату, лег и заснул сладким сном.
VIII
Вокруг да около
За завтраком все обходили молчанием инцидент, происшедший накануне, но это не удивило Сомса: естественно, что в присутствии молодого американца говорить не следует; однако Сомс заметил, что Флер бледна. Ночью, когда он не мог уснуть, в нем зародились опасения юридического порядка. Можно ли в присутствии шести человек безнаказанно назвать «предательницей» даже эту рыжую кошку? После завтрака он отправился к своей сестре Уинифрид и рассказал ей всю историю.
– Прекрасно, мой милый, – одобрила она. – Мне говорили, что эта молодая особа очень бойка. Знаешь ли, у ее отца была лошадь, которую побила французская лошадь – не помню ее клички – на этих скачках в… ах, боже мой, как называются эти скачки?
– Понятия не имею о скачках, – сказал Сомс.
Но к вечеру, когда он сидел в «Клубе знатоков», ему подали визитную карточку:
Лорд Чарлз Феррар
Хай Маршес бл. Ньюмаркема
«Бэртон-клуб».
У него задрожали было колени, но на выручку ему пришло слово «выскочка», и он сухо сказал:
– Проводите его в приемную.
Он не намерен был спешить из-за этого субъекта и спокойно допил чай, прежде чем направиться в этот малоуютный уголок клуба.
Посреди маленькой комнаты стоял высокий, худощавый джентльмен с закрученными кверху усами и моноклем, словно вросшим в орбиту правого глаза. Морщины пролегли на его худых, увядших щеках, в густых волосах пробивалась у висков седина. Сомсу нетрудно было с первого же взгляда почувствовать к нему антипатию.
– Если не ошибаюсь, мистер Форсайт?
Сомс наклонил голову.
– Вчера вечером, в присутствии нескольких человек, вы бросили моей дочери в лицо оскорбление.
– Да. Оно было вполне заслужено.
– Значит, вы не были пьяны?
– Ничуть.
Его сухие, сдержанные ответы, казалось, привели посетителя в замешательство. Он закрутил усы, нахмурился, отчего монокль глубже врезался в орбиту, и сказал:
– У меня записаны фамилии тех, кто при этом присутствовал. Будьте добры написать каждому из них в отдельности, что вы отказываетесь от этих слов.
– И не подумаю.
С минуту длилось молчание.
– Вы, кажется, стряпчий?
– Адвокат.
– Значит, вам известно, каковы могут быть последствия вашего отказа.
– Если ваша дочь пожелает подать в суд, я буду рад встретиться с ней там.
– Вы отказываетесь взять свои слова обратно?
– Категорически.
– В таком случае, до свиданья!
– До свиданья!
Сомс был бы рад поколотить посетителя, но вместо этого он отступил на шаг, чтобы дать ему пройти. Вот наглец! Ему ясно вспомнился голос старого дяди Джолиона, когда он еще в восьмидесятых годах говорил о ком-то: «Кляузный человечишка, стряпчий». И он почувствовал потребность отвести душу. Конечно, Старый Монт знает этого субъекта; нужно повидаться с ним и расспросить.
В клубе «Аэроплан» он застал не только сэра Лоренса Монта, казавшегося необычайно серьезным, но и Майкла, который, видимо, рассказал отцу о вчерашнем инциденте. Сомс почувствовал облегчение: ему тяжело было бы говорить об оскорблении, нанесенном его дочери. Сообщив о визите лорда Феррара, он спросил:
– Этот… Феррар… каково его положение?
– Чарли Феррар? Он кругом в долгах; у него есть несколько хороших лошадей, и он – прекрасный стрелок.
– На меня он не произвел впечатления джентльмена, – сказал Сомс.
Сэр Лоренс поднял брови, словно размышляя о том, что ответить на это замечание, высказанное о человеке с родословной человеком, таковой не имеющим.
– А его дочь отнюдь не леди, – добавил Сомс.
Сэр Лоренс покачал головой.
– Сильно сказано, Форсайт, сильно сказано! Но вы правы: есть у них какая-то примесь в крови. Шропшир – славный старик, его поколение не пострадало. Его тетка была…
– Он назвал меня стряпчим, – мрачно усмехнувшись, сказал Сомс, – а она назвала меня лжецом. Не знаю, что хуже.
Сэр Лоренс встал и посмотрел в окно на Сент-Джемс-стрит. У Сомса зародилось ощущение, что эта узкая голова, высоко посаженная над тонкой, прямой спиной, в данном случае окажется ценнее его собственной. Тут приходилось иметь дело с людьми, которые всю жизнь говорили и делали что им вздумается и нисколько не заботились о последствиях; этот баронет и сам так воспитан – ему лучше знать, что может прийти им в голову.
– Она может обратиться в суд, Форсайт. Ведь это было на людях. Какие вы можете привести доказательства?
– Я своими ушами слышал.
Сэр Лоренс посмотрел на уши Сомса, словно измеряя их длину.
– Гм! А еще что?
– Эта заметка в газете.
– С газетой она договорится. Еще?
– Ее собеседник может подтвердить.
– Филип Куинси? – вмешался Майкл. – На него не рассчитывайте.
– Что еще?
– Видите ли, – сказал Сомс, – ведь этот молодой американец тоже кое-что слышал.
– А-а, – протянул сэр Лоренс. – Берегитесь, как бы она им тоже не завладела. И это все?
Сомс кивнул. Как подумаешь – маловато!
– Вы говорите, что она назвала вас лжецом. Вы тоже можете подать на нее в суд.
Последовало молчание; наконец Сомс сказал:
– Нет! Она – женщина.
– Правильно, Форсайт! У них еще сохранились привилегии. Теперь остается только выжидать. Посмотрим, как повернутся события. «Предательница»! Должно быть, вы себе не представляете, во сколько вам может влететь это слово?
– Деньги – вздор! – сказал Сомс. – Огласка – вот что плохо!
Фантазия у него разыгралась: он уже видел себя в суде. Вот он оглашает злобные слова этой нахалки, бросает публике и репортерам слово «выскочка», сказанное о его дочери. Это единственный способ защитить себя. Тяжело!
– Что говорит Флер? – неожиданно обратился он к Майклу.
– Война во что бы то ни стало.
Сомс подпрыгнул на стуле.
– Как это по-женски! Женщины лишены воображения.
– Сначала я тоже так думал, сэр, но теперь сомневаюсь. Флер рассуждает так: если не схватить Марджори Феррар за волосы, она будет болтать направо и налево; если же предать дело огласке, она не сможет причинить вреда.
– Пожалуй, я зайду к старику Шропширу, – сказал сэр Лоренс. – Наши отцы вместе стреляли вальдшнепов в Албании в пятьдесят четвертом году.
Сомс не понимал, какое это может иметь отношение к делу, но возражать не стал. Маркиз – это как-никак почти герцог; быть может, даже в наш демократический век он пользуется влиянием.
– Ему восемьдесят лет, – продолжал сэр Лоренс, – страдает подагрой, но все еще трудолюбив, как пчела.
Сомс не мог решить, хорошо это или плохо.
– Откладывать не стоит, пойду к нему сейчас.
На улице они расстались; сэр Лоренс повернул на север, по направлению к Мейферу.
Маркиз Шропшир диктовал своему секретарю письмо в Совет графства, настаивая на одном из пунктов своей обширной программы всеобщей электрификации. Одним из первых встал он на защиту электричества и всю жизнь был ему верен. Это был невысокий, похожий на птицу старик с розовыми щеками и аккуратно подстриженной белой бородкой. Одетый в мохнатый суконный костюм с синим вязаным галстуком, продетым в кольцо, он стоял в своей любимой позе: одну ногу поставил на стул, локтем оперся о колено и подпер подбородок рукой.
– А, молодой Монт! – сказал он. – Садитесь.
Сэр Лоренс сел и положил ногу на ногу. Ему приятно было слышать, что в шестьдесят шесть лет его называют «молодым Монтом».
– Вы мне опять принесли одну из ваших чудесных новых книг?
– Нет, маркиз, я пришел за советом.
– А! Мистер Мэрси, продолжайте: «Таким путем, джентльмены, вы добьетесь для наших налогоплательщиков экономии по меньшей мере три тысячи ежегодно; облагодетельствуете всю округу, избавив ее от дыма четырех грязных труб, и вам будет признателен ваш покорный слуга Шропшир».
Вот и все, мистер Мэрси; благодарю вас. Итак, дорогой мой Монт?
Проводив глазами спину секретаря и поймав на себе блестящие глаза старого лорда, глядевшие с таким выражением, точно он намерен каждый день видеть и узнавать что-нибудь новое, сэр Лоренс вынул монокль и сказал:
– Ваша внучка, сэр, и моя невестка хотят затеять свару.
– Марджори? – спросил старик, по-птичьи склонив голову набок. – Это меня не касается. Очаровательная молодая женщина; приятно на нее смотреть, но это меня не касается. Что она еще натворила?
– Назвала мою невестку выскочкой, сказала, что она гоняется за знаменитостями. А отец моей невестки назвал вашу внучку в лицо предательницей.
– Смелый человек, – сказал маркиз. – Смелый. Кто он такой?
– Его фамилия Форсайт.
– Форсайт? – повторил старый пэр. – Форсайт? Фамилия знакомая. Ах да! «Форсайт и Трефри» – крупные чаеторговцы. Мой отец покупал у них чай. Нет теперь такого чая. Это тот самый?
– Быть может, родственник. Этот Форсайт – адвокат, сейчас практикой не занимается. Все знают его коллекцию картин. Он человек стойкий и честный.
– Вот как! А его дочь действительно гоняется за знаменитостями?
Сэр Лоренс улыбнулся.
– Ей нравится быть окруженной людьми. Очень хорошенькая. Прекрасная мать. В ней есть французская кровь.
– А! – сказал маркиз. – Француженка! Они сложены лучше, чем наши женщины. Чего вы от меня хотите?
– Поговорите с вашим сыном Чарлзом.
Маркиз снял ногу со стула и выпрямился. Голова его заходила из стороны в сторону.
– С Чарли я не говорю, – серьезно сказал он. – Мы уже шесть лет как не разговариваем.
– Простите, сэр. Не знал. Жалею, что побеспокоил вас.
– Нет, нет! Я очень рад вас видеть. Если я увижу Марджори… я подумаю, подумаю. Но, дорогой мой Монт, что поделаешь с этими молодыми женщинами? Чувства долга у них нет, постоянства нет, волос нет, фигуры тоже. Кстати, вы знаете этот проект гидростанции на Северне? – Он взял со стола брошюру. – Я уже столько лет пристаю к ним, чтобы начинали. Будь у нас электричество, даже мои угольные копи могли бы дать доход; но они там всё раскачиваются. Американцев бы нам сюда.
Видя, что у старика чувство долга заслонило все остальные помыслы, сэр Лоренс встал и протянул руку.
– До свидания, маркиз. Очень рад, что нашел вас в добром здоровье.
– До свидания, дорогой Монт. Я всегда к вашим услугам. И не забудьте, пришлите мне еще что-нибудь из ваших книг.
Они пожали друг другу руку. Оглянувшись в дверях, сэр Лоренс увидел, что маркиз принял прежнюю позу: поставил ногу на стул, подбородком оперся на руку и уже погрузился в чтение брошюры. «Вот это да, как сказал бы Майкл, – подумал он. – Но что мог сделать Чарли Феррар? Почему старик шесть лет с ним не разговаривает? Может быть, Старый Форсайт знает…»
В это время Старый Форсайт и Майкл шли домой через Сент-Джемс-парк.
– Этот молодой американец, – начал Сомс. – Как вы думаете, что побудило его вмешаться?
– Не знаю, сэр. А спрашивать не хочу.
– Правильно, – мрачно отозвался Сомс: ему самому неприятно было бы обсуждать с американцем вопросы личного достоинства.
– Слово «выскочка» что-нибудь значит в Америке?
– Не уверен; но коллекционировать таланты – это в Штатах особый вид идеализма. Они желают общаться с теми, кого считают выше себя. Это даже трогательно.
Сомс держался другого мнения, почему – он затруднился бы объяснить. До сих пор его руководящим принципом было никого не считать выше самого себя и своей дочери, а говорить о руководящих принципах не принято. К тому же этот принцип так глубоко затаился в нем, что он и сам не знал о его существовании.
– Я буду молчать, – сказал он, – если он сам не заговорит. Что еще может сделать эта особа? Она, вероятно, член какой-нибудь группы?
– Неогедонисты.
– Гедонисты?
– Да, сэр. Их цель – любой ценой получать как можно больше удовольствий. Никакого значения они не имеют. Но Марджори Феррар у всех на виду. Она немножко рисует, имеет какое-то отношение к прессе, танцует, охотится, играет на сцене; на воскресенье всегда уезжает в гости. Это хуже всего – ведь в гостях делать нечего, вот они и болтают. Вы когда-нибудь бывали на воскресном сборище, сэр?
– Я? – сказал Сомс. – Ну что вы!
Майкл улыбнулся – действительно, величины несовместимые.
– Надо как-нибудь затащить вас в Липпингхолл.
– Ну нет, благодарю.
– Вы правы, сэр. Скука смертная. Но это кулисы политики. Флер считает, что это мне на пользу. А Марджори Феррар знает всех, кого мы знаем, знает и тех, кого мы не знаем. Положение очень неловкое.
– Я бы держал себя так, словно ничего не случилось, – сказал Сомс. – Но как быть с газетой? Следует их предостеречь, что эта женщина – предательница.
Майкл с улыбкой посмотрел на своего тестя. В холле их встретил лакей.
– К вам пришел какой-то человек, сэр. Его фамилия – Бегфилл.
– А, да! Куда вы его провели, Кокер?
– Я не знал, что мне с ним делать, сэр: он весь трясется. Я его оставил в столовой.
– Вы меня простите, сэр, – сказал Майкл.
Сомс прошел в гостиную, где застал свою дочь и Фрэнсиса Уилмота.
– Мистер Уилмот уезжает, папа. Ты пришел как раз вовремя, чтобы попрощаться.
Если Сомс испытывал когда-нибудь чувство благожелательности к посторонним людям, то именно в такие минуты. Против молодого человека он ничего не имел, пожалуй, даже ему симпатизировал, но чем меньше около тебя людей, тем лучше. Кроме того, перед Сомсом стоял вопрос: что подслушал американец? Трудно было устоять перед компромиссом с самим собой и не задать ему этого вопроса.
– До свидания, мистер Уилмот, – сказал он. – Если вы интересуетесь картинами… – он приостановился и добавил: – вам следует заглянуть в Британский музей.
Фрэнсис Уилмот почтительно пожал протянутую руку.
– Загляну. Счастлив, что познакомился с вами, сэр.
Пока Сомс недоумевал, почему он счастлив, молодой человек повернулся к Флер.
– Из Парижа я напишу Джону и передам ему ваш привет. Вы были удивительно добры ко мне. Я буду рад, если вы с Майклом поедете в Штаты и навестите меня. А если вы привезете с собой вашу собачку, я с удовольствием разрешу ей еще раз меня укусить.
Он поцеловал руку Флер и вышел, а Сомс задумчиво уставился в затылок дочери.
– Несколько неожиданно, – сказал он, когда дверь закрылась. – Что-нибудь с ним случилось?
Она повернулась к нему и холодно спросила:
– Папа, зачем ты устроил вчера этот скандал?
Несправедливость обвинения бросалась в глаза, и Сомс молча закусил ус. Словно он мог промолчать, когда ее оскорбили в его присутствии!
– Как, по-твоему, какую пользу ты этим принес?
Сомс не пытался дать объяснение, но ее слова причинили ему боль.
– Ты сделал так, что теперь мне трудно смотреть людям в глаза. И все-таки скрываться я не буду. Если я – выскочка, не пренебрегающая никакими средствами, чтобы создать «салон», я свою роль проведу до конца. Но ты, пожалуйста, впредь не думай, что я ребенок, который не может постоять за себя.
Снова Сомс промолчал, оскорбленный до глубины души.
Флер быстро взглянула на него и сказала:
– Прости, но я ничего не могу поделать. Ты все испортил.
И она вышла из комнаты.
Сомс вяло подошел к окну и посмотрел на улицу. Увидел, как отъехало такси с чемоданами; увидел, как голуби опустились на мостовую и вновь взлетели; увидел, как в сумерках мужчина целует женщину, а полисмен, закурив трубку, уходит со своего поста. Много любопытных вещей видел Сомс. Он слышал, как пробил Большой Бэн. Ни к чему все это. Он думал о серебряной ложке. Когда родилась Флер, он сам сунул ей в рот эту ложку.
IX
Куры и кошки
Человек, которого Кокер провел в столовую, стоял не двигаясь. Постарше Майкла, шатен, с намеком на бакенбарды и с бледным лицом, на котором застыло обычное у актеров, но незнакомое Майклу заученно-оживленное выражение, он одной рукой вцепился в край стола, другой – в свою черную широкополую шляпу. В ответ на взгляд его больших, обведенных темными кругами глаз Майкл улыбнулся и сказал:
– Не волнуйтесь, мистер Бергфелд, я не антрепренер. Пожалуйста, садитесь и курите.
Посетитель молча сел и, пытаясь улыбнуться, взял предложенную папиросу. Майкл уселся на стол.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Перевод М. Лорие.
2
Перевод А. Кривцовой.
3
Война за независимость… – Война за независимость Америки продолжалась с 1775 по 1783 г.
4
…Во время гражданской войны… – Гражданская война в Америке протекала в 1861–1865 гг.
5
Тори – политическая партия в Англии (XVII–XIX вв.), выражавшая интересы крупных землевладельцев-дворян; предшественница современной партии консерваторов.
6
…Некую смесь Адама… – Речь идет об английском архитектурном стиле (адамовском), выдержанном в строгих формах античного зодчества и отличающемся тщательной разработкой деталей внутреннего убранства зданий (вплоть до мебели, изящной, с изысканно-тонким декором). Назван в честь английского архитектора Роберта Адама (1728–1792).
7
Людовик Пятнадцатый (фр.).
8
«Игла Клеопатры» – речь идет о древнеегипетском гранитном обелиске, перевезенном в Лондон в 1878 г.
9
Мамона – сирийское божество, олицетворявшее богатство, земные блага.
10
…И не забыл «Алабаму»… – Речь идет о конфликте между США и Англией во время гражданской войны в Америке, вызванном постройкой и продажей южным штатам крейсера «Алабама». В результате, по решению арбитражного суда, Англия была вынуждена уплатить Америке 15,5 млн. долларов за причиненный этим судном ущерб.
11
…При Вильгельме и Марии… – Правление Вильгельма III Оранского и его супруги Марии продолжалось с 1689 по 1702 г. и сопровождалось гонениями на католиков, вызвавшими их массовую эмиграцию в Америку.
12
Прозелит – человек, принявший новую веру.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги