– Я никогда не был в состоянии помнить все эти глупые правила, – сказал я довольно неудачно, внутренне кляня Фрица, который ничего не сказал мне о них. – Но я заглажу свою ошибку!
Я вскочил, открыл дверь и вышел в первую комнату. Майкл сидел у стола с мрачным нахмуренным лицом. Все присутствующие стояли, исключая дерзкого мальчишки Фрица, который, развалившись покойно в кресле, заигрывал с графиней Хельгой. Он вскочил при моем входе с почтительной живостью, которая еще более подчеркнула его прежнюю небрежность. Мне было нетрудно понять, почему герцог не любил Фрица.
Я протянул руку, Майкл взял ее, и я обнял его. Потом я повел его с собой во вторую гостиную.
– Брат, – сказал я, – если бы я знал, что вы здесь, вы бы не ждали и минуты, и я попросил бы у принцессы разрешения ввести вас к ней!
Он холодно поблагодарил меня. У этого человека было много качеств, но он не умел скрыть своих чувств. Даже совершенно посторонний человек заметил бы, что он ненавидит меня и ненавидит сильнее всего рядом с принцессой Флавией; но я убежден, что он старался скрыть свои чувства и уверить меня, что он искренно верит, что я король. Я не знал всего, конечно; но даже если король умел притворяться еще сильнее и умнее меня (а я начинал гордиться своим исполнением этой роли), Майкл не мог этому верить. А если он не верил, как его должно было приводить в ярость то, что я называл его – Майкл, а ее – Флавией.
– У вас ранена рука, государь! – заметил он с участием.
– Да, я играл с одной полукровной собакой (я хотел рассердить его), а вы, брат, знаете, что у них нрав злой!
Он горько улыбнулся, и его темные глаза остановились на мне с минуту.
– Но разве укус опасен? – вскричала Флавия тревожно.
– На этот раз нет, – сказал я. – Если бы я дал возможность укусить себя глубже, тогда другое дело, кузина!
– Неужели собаку не убили? – спросила она.
– Еще нет. Мы ждем, чтобы убедиться, вреден ли ее укус!
– А если вреден? – спросил Майкл со своей горькой улыбкой.
– Ей раскроят голову, брат! – ответил я.
– Вы не будете больше играть с ней? – спросила Флавия.
– Может быть, и буду!
– Но она может еще укусить!
– Без сомнения, она попытается! – сказал я, улыбаясь.
Тут, боясь, что Майкл скажет что-нибудь такое, на что я должен буду рассердиться (так как хотя я мог показывать ему свою ненависть, но по виду должен был казаться дружелюбным), я стал восхищаться прекрасным состоянием его полка, выразившего искренне верноподданническое чувство при моей встрече в день коронации. Потом я перешел к восторженному описанию охотничьего павильона, который он одолжил мне. Но он внезапно поднялся. Его самообладание ускользало из его власти, и, извинившись, он простился с нами. Впрочем, подойдя к дверям, он остановился и сказал:
– Трое из моих друзей очень желают чести быть вам представленными, государь. Они здесь, в первой комнате!
Я немедленно присоединился к нему и просунул руку под его локоть. Выражение его лица было слаще меда. Мы вышли в первую комнату совершенно по-братски. Майкл сделал знак, и три человека выступили вперед.
– Эти господа, – сказал Майкл с любезностью, полной достоинства, которую он легко и грациозно умел выражать, – самые верные и преданные слуги вашего величества, а мои самые верные, преданные друзья!
– Благодаря второй, так же как и первой причине, – сказал я, – я очень рад их видеть!
Они подошли один за другим и поцеловали мне руку – де Готэ, высокий худощавый молодец, с торчащими вверх волосами и подкрученными усами; Берсонин, бельгиец, осанистый человек средних лет с лысой головой (хотя ему было немного более тридцати лет), и последний, англичанин Детчард, с узким загорелым лицом и коротко остриженными светлыми волосами. Он был хорошо сложен, широк в плечах и узок в бедрах.
«Хороший боец, но плохой знакомец», – определил я его. Я заговорил с ним по-английски, со слегка иностранным произношением, и, клянусь, он улыбнулся, хотя немедленно скрыл улыбку.
«Итак, мистер Детчард посвящен в тайну!» – подумал я.
Отделавшись от моего дорогого брата и его друзей, я вернулся проститься с кузиной. Она стояла на пороге. Я простился с ней, взяв ее за руку.
– Рудольф, – сказала она очень тихо, – будьте осторожны, пожалуйста!
– Почему?
– Вы знаете: я не могу сказать. Подумайте о том, что жизнь ваша дорога!
– Кому?
– Руритании!
Был ли я прав или не прав, играя эту роль? Не знаю; зло лежало и в том и в другом, а я не смел открыть ей правды.
– Только Руритании? – спросил я тихо.
Внезапный румянец разлился по ее несравненному лицу.
– И вашим друзьям также! – сказала она.
– Друзьям?
– И вашей кузине, любящей подданной! – прошептала она.
Я не мог говорить, поцеловал ее руку и вышел, проклиная себя, потом позвал господина Фрица, который, не обращая внимания на слуг, играл в веревочку с графиней Хельгой.
– Что же делать, – сказал он, – нельзя же только заниматься заговорами! Иногда любовь берет верх!
– Начинаю думать, что это правда! – отвечал я; и Фриц, шедший рядом со мной, отступил почтительно назад.
Глава IX
Новое употребление чайного стола
Если бы я посвятил читателей в мелкие подробности моего существования в то время, они показались бы поучительными людям, мало знакомым с дворцовой жизнью; если бы я открыл некоторые тайны, которые узнал тогда, они могли бы быть полезны государственным людям Европы. Но я намерен ничего не рассказывать. Я очутился бы между Сциллой скуки и Харибдой нескромности и сознаю, что лучше всего мне строго придерживаться подпольной драмы, которая разыгралась вне политики Руритании. Я могу только сказать, что тайне моего обмана часто грозило разоблачение. Я делал ошибки, со мной случались неудачи: требовались весь такт и вся любезность, которыми я располагал, чтобы загладить кажущиеся пробелы памяти и большую забывчивость по отношению к старым знакомым, в чем я попадался часто. Но я избежал разоблачения, что приписываю, как сказал раньше, более всего смелости моего предприятия.
Однажды Запт вошел ко мне в комнату. Он кивнул мне на письмо, говоря:
– Это вам. Кажется, женская рука. Но сначала сообщу вам кое-какие известия.
– Что еще?
– Король находится в Зендском замке! – сказал он.
– Откуда вы это знаете?
– Потому что остальная половина Майкловой Шестерки находится там. Я наводил справки, и они все там – Лауэнграм, Крифштейн и молодой Руперт Гентцау; клянусь честью, три отборнейших негодяя из всех живущих в Руритании!
– Так что же?
– Фриц хочет, чтобы вы отправились в замок с пехотой, кавалерией и артиллерией.
– Чтобы засыпать ров? – спросил я.
– Что-то в этом роде, – осклабился Запт, – но тогда мы не нашли бы и трупа короля.
– Вы убеждены, что он находится там?
– Весьма вероятно: так, кроме пребывания в замке трех негодяев, существуют другие доказательства – мост всегда поднят, никто не может войти в замок или выйти из него без разрешения молодого Гентцау или даже самого Черного Майкла. Нам придется связать Фрица.
– Я отправлюсь в Зенду! – сказал я.
– Вы сошли с ума!
– Может быть, сойду когда-нибудь!
– Возможно, если же вы отправитесь, то, очень вероятно, там и останетесь.
– Это очень возможно, друг мой! – сказал я небрежно.
– Его величество не в духе, – заметил Запт. – Что ваша любовная интрига?
– Придержите-ка язык! – отвечал я.
Он с минуту смотрел на меня, затем закурил трубку. Его замечание, что я не в духе, было совершенно верно, и я продолжал злобно:
– Куда я ни направлюсь, меня преследуют с полдюжины молодцов.
– Знаю. Я их посылаю! – отвечал он сдержанно.
– Зачем?
– Затем, – сказал Запт, продолжая курить, – что для Майкла было бы не особенно неприятно, если бы вы исчезли. С вашим исчезновением старая игра, которую мы остановили, была бы сыграна, или он снова бы принялся за нее.
– Я могу сам себя уберечь!
– Де ГотЭ, Берсонин и Детчард находятся в Штрельзау, и каждый из них, милый мой, способен порвать вам горло так же охотно, как я перерезал бы Черному Майклу, и гораздо более предательски. Что это за письмо?
Я распечатал письмо и прочел вслух:
– «Если король желает узнать то, что весьма необходимо знать королю, пусть он поступит, как это письмо ему посоветует. В конце Новой Аллеи в большом саду стоит дом. У дома подъезд со статуей нимфы. Сад окружен стеной; на задней стороне стены находится калитка. Сегодня в 12 часов ночи, если король пойдет один через калитку, повернет направо и пройдет двадцать шагов, он найдет беседку, к которой ведет лестница из шести ступенек. Если он поднимется по ней и войдет, то увидит там кое-кого, кто откроет ему то, что близко касается его жизни и престола. Письмо это написано верным другом. Король должен быть один. Если он не обратит внимания на это приглашение, его жизнь будет в опасности. Пусть он письмо не показывает никому, или он погубит женщину, которая его любит: Черный Майкл не прощает».
– Нет, – заметил Запт, когда я кончил, – он умеет диктовать интересные письма!
Я пришел к тому же заключению и собирался бросить письмо в сторону, когда заметил, что и на другой стороне листа что-то написано.
– Посмотрите, еще есть продолжение!
«Если будете колебаться, – продолжал написавший, – посоветуйтесь с полковником Заптом».
– Что! – вскричал тот, искренно удивленный. – Неужели он думает, что я еще глупее вас?
Я сделал ему знак помолчать.
«Спросите его, какая женщина будет сильнее всего противиться женитьбе герцога на его кузине и тем помешать ему стать королем? Спросите, не начинается ли ее имя на А?»
Я вскочил на ноги. Запт положил свою трубку.
– Антуанетта де Мобан, клянусь небом! – вскричал я.
– Откуда вы ее знаете? – спросил Запт.
Я рассказал ему, что и как узнал об этой даме; он кивнул головой.
– Все это верно до такой степени, что у нее даже произошла ссора с Майклом! – сказал он задумчиво.
– Если бы она захотела, то могла бы быть нам полезной, – заметил я.
– Но все же я думаю, что письмо это написано Майклом! – заметил я.
– Я тоже думаю так же, но хочу узнать наверняка. Я отправлюсь туда, Запт!
– Нет, пойду я! – возразил он.
– Вы можете пойти до калитки!
– Я пойду к беседке!
– Будь я повешен, если пущу вас!
Я встал и оперся о камин.
– Запт, я доверяю этой женщине и пойду!
– Я никакой женщине не верю, – отвечал Запт, – и вы не пойдете!
– Я отправлюсь в беседку или вернусь в Англию! – возразил я.
Запт начинал понимать, когда может руководить мною и когда должен подчиняться.
– Мы играем не в такт, – продолжал я. – С каждым днем, оставляя короля там, где он находится, мы опасность увеличиваем. С каждым днем разыгрываемый мною маскарад становится рискованнее. Запт, мы должны приняться за дело, мы должны загнать зверя.
– Пусть будет так! – согласился он со вздохом.
Чтобы не вдаваться в подробности, скажу только, что в половине двенадцатого, в ту же ночь, Запт и я сели на коней. Фрица опять оставили на страже, и мы открыли ему цель нашей поездки. Ночь была очень темная. На мне не было сабли, но был револьвер, длинный нож и фонарь. Мы доехали до наружной калитки. Я спешился, Запт протянул руку.
– Я буду ждать вас! – сказал он.
– Если услышите выстрел, то останетесь здесь, в этом все шансы короля. С вами не должно случиться беды.
– Вы правы. Желаю вам успеха!
Я толкнул небольшую калитку; она открылась, и я очутился в запущенном, заросшем кустами саду. На заросшей травой дорожке я повернул направо, как мне было приказано, и осторожно пошел. Мой фонарь был закрыт, но в руке я держал револьвер. До меня не долетал ни один звук. Постепенно большой темный предмет стал выделяться во мраке. Это была беседка. Дойдя до ступенек, я поднялся по ним и очутился перед деревянной расшатанной и непрочной дверью, висевшей на завесах. Я толкнул ее и вошел. Какая-то женщина бросилась ко мне и схватила меня за руку.
– Закройте дверь! – прошептала она.
Я повиновался и потом направил свет своего фонаря на нее. Она была в вечернем платье, одета очень роскошно, и ее видная смуглая красота фантастично освещалась светом фонаря. Беседка была пустая, маленькая. Комната, в которой стояли только пара стульев и небольшой железный столик, походила на те, какие можно видеть в кафе.
– Не говорите, – сказала она. – У нас нет времени. Слушайте! Я знаю вас, мистер Рассендилл. Я писала вам по приказанию герцога.
– Я так и думал! – отвечал я.
– Через двадцать минут сюда явятся три человека с тем, чтобы убить вас.
– Три – из Шестерки?
– Да. До того времени вы должны уйти. Если вы не уйдете, то сегодня будете убиты.
– Или будут убиты они!
– Слушайте, слушайте! Когда вас убьют, ваш труп отнесут в самый опасный и глухой квартал города. Там его найдут. Майкл немедленно арестует всех ваших друзей – полковника Запта и капитана фон Тарленхайма прежде всех, – объявит осадное положение в Штрельзау и пошлет гонца в Зенду. Остальные три его приятеля убьют короля в замке, а герцог объявит королем себя или принцессу, – себя, если будет достаточно силен. Во всяком случае, он женится на ней и станет королем в действительности, а потом и по имени. Понимаете?
– Смелый заговор! Но почему вы?…
– Верьте, что я христианка – или думаете, что я ревнива! О боже! Неужели я увижу его женатым на ней? Теперь идите, но помните – вот что мне остается сказать вам – что никогда, днем ли, или ночью, вы не в безопасности. Три человека следуют за вами в качестве телохранителей. Не правда ли? А трое других следят за ними; три приятеля Майкла никогда не бывают далее двухсот шагов от вас. Вы погибли, если они хоть минуту застанут вас одного. Теперь идите. Подождите, калитку верно уже охраняют. Ступайте тихонько, пройдите мимо беседки шагов сто, и вы найдете лестницу, прислоненную к забору. Перелезайте через него и бегите, спасайте свою жизнь!
– А вы? – спросил я.
– Мне еще остается окончить свою игру. Если он узнает, что я сделала, мы более не встретимся. Если же нет, то я могу еще… Но все равно. Идите, не медля.
– Но что вы ему скажете?
– Что вы не пришли, что вы отгадали западню!
Я взял и поцеловал ее руку.
– Сегодня вы оказали большую услугу королю, – сказал я. – Где он находится, в замке?
Она понизила голос до шепота, полного страха. Я слушал жадно.
– Пройдя подземный мост, вы дойдете до тяжелой двери; за нею находится…
– Слушайте! Что это?
Около беседки послышались шаги.
– Они пришли! Слишком рано! О боже! Они пришли слишком рано! – И она побледнела как смерть.
– А мне кажется, – сказал я, – что они пришли как раз вовремя!
– Закройте фонарь! Видите, в дверях есть щель. Видите вы их?
Я приложил глаза к щели. На последней ступеньке я увидел три неясные фигуры. Я взвел курок. Антуанетта поспешно положила руку на мою.
– Положим, вы убьете одного, – сказала она. – А потом что?
Извне раздался голос – голос, говоривший безукоризненно по-английски.
– Мистер Рассендилл! – сказал он.
Я не отвечал.
– Мы хотим поговорить с вами. Обещайте, что не станете стрелять, пока мы не кончим разговора.
– Не имею ли я удовольствие говорить с мистером Детчардом? – спросил я.
– Дело не в именах!
– В таком случае оставьте и мое имя в покое!
– Прекрасно, государь. Я хочу сделать вам предложение!
Я все еще держал глаз у щели. Мои три противника поднялись еще на две ступеньки; три револьвера целили прямо в дверь.
– Не согласитесь ли вы впустить нас? Мы клянемся честью сохранить перемирие!
– Не доверяйте им! – прошептала Антуанетта.
– Мы можем говорить через дверь! – сказал я.
– Но вы можете открыть ее и выстрелить, – возразил Детчард, – и хотя мы после этого непременно убьем вас, вы раньше можете убить одного из нас. Поклянитесь честью, что не станете стрелять во время переговоров!
– Не доверяйте им! – прошептала Антуанетта снова.
Внезапная мысль осенила меня. Я быстро обдумал ее. Она казалась исполнимой.
– Клянусь честью не стрелять, пока вы не начнете сами, – сказал я, – но сюда я вас не впущу. Стойте там и говорите!
– Это умно! – заметил он.
Все трое поднялись на последнюю ступеньку и стали как раз около двери. Я приложил ухо к щели. Я не мог расслышать их слов, но голова Детчарда находилась очень близко к голове более высокого из его товарищей (де Готэ, по моим догадкам).
«Частные сообщения», – подумал я. Потом сказал громко:
– Что ж, господа, в чем заключается ваше предложение?
– Охранная грамота до границы и пятьдесят тысяч английских фунтов!
– Нет, нет! – прошептала Антуанетта самым тихим шепотом. – Они предатели!
– Предложение довольно приличное! – сказал я, продолжая свои обозрения через щель. Они стояли очень близко друг возле друга, как раз около двери.
Я постиг сердца разбойников, и предостережения Антуанетты были мне не нужны. Они намерены были кинуться на меня, как только я увлекусь разговором!
– Дайте мне минуту на размышление! – сказал я, и мне показалось, что в саду раздался смех.
Я повернулся к Антуанетте.
– Станьте поближе к стене, вне линии выстрелов из двери! – прошептал я.
– Что вы хотите делать? – спросила она с испугом.
– Увидите! – отвечал я.
Я взял маленький железный столик – он не был тяжел для такого сильного человека, как я, – и стал держать его за ножки. Доска стола, встав передо мной, служила щитом для моей головы и тела. Я привесил закрытый фонарь к поясу и сунул револьвер в ближайший карман. Внезапно я увидал, что дверь чуть-чуть открылась, – может быть, ветер, а может, и рука извне старалась ее открыть.
Я отошел от двери как можно дальше, держа стол в том положении, которое я описал, затем крикнул:
– Господа, принимаю ваше предложение, доверяясь вашей чести, если вы согласитесь открыть дверь.
– Откройте сами! – отвечал Детчард.
– Она открывается наружу, – возразил я. – Отойдите немного, господа, или я ударю вас, когда стану открывать!
Я подошел к двери и стал шарить около ее ручки. Потом на цыпочках вернулся на свое место.
– Не могу открыть! – вскричал я. – Замок заклинило!
– Глупости! Я открою! – отвечал Детчард. – Пустяки, Берсонин, почему же нет? Неужели вы боитесь одного человека?
Я улыбнулся про себя. Через минуту дверь была открыта настежь. Свет фонаря показал мне трех людей, стоящих рядом, с поднятыми револьверами. С громким криком кинулся я скорым шагом через беседку и через дверь. Раздались три выстрела, которые и попали в мой щит. Еще секунда, я прыгнул, мой стол с силой ударился в моих врагов и падающей, ругающейся, борющейся кучей они, и я, и мой славный стол скатились со ступенек беседки на землю. Антуанеттта закричала, но я вскочил на ноги, громко смеясь.
Де Готэ и Берсонин лежали ошеломленные. Детчард лежал под столом, но, когда я встал, он оттолкнул его от себя и выстрелил снова. Я выхватил револьвер и спустил курок; я услыхал его проклятие и побежал, как заяц, продолжая смеяться, мимо беседки и вдоль стены. Я слышал за собой шаги и, повернувшись, выстрелил наудачу. Шаги затихли.
«Дай бог, – подумал я, – чтобы она сказала правду насчет лестницы!»
Стена была высокая и усаженная железными остриями.
Да, вот и лестница. Я взобрался по ней и перелез через стену в одну минуту. Вернувшись к калитке, я увидел лошадей; потом услыхал выстрел. Стрелял Запт. Он услышал шум и стучал и крутил замок калитки, ударяя в нее и стреляя в замочную скважину, как исступленный. Он совершенно забыл, что не должен был принимать никакого участия в стычке. При этом я снова рассмеялся и сказал, ударив его по плечу:
– Пойдем домой спать, старик. Я могу рассказать вам лучшую сказку о чайном столе, которую вы когда-либо слыхали!
Он вздрогнул, вскричав: «Вы живы!» – и с силой пожал мою руку. Но через секунду прибавил:
– Что вы, черт возьми, так смеетесь?
– Четыре гостя вокруг чайного стола, – сказал я, продолжая смеяться, так как было необыкновенно смешно представить грозную тройку совершенно разбитой и пораженной оружием не более смертельным, как обыкновенный чайный столик.
Но все же прошу вас заметить, что я честно сдержал слово и не стрелял, пока они не начали.
Глава X
Удобный случай для негодяя
Префект полиции каждое утро присылал мне рапорт о состоянии столицы и настроении народа; в бумаге еще содержался отчет о действиях лиц, за которыми полиции было поручено следить. Со времени моего пребывания в Штрельзау Запт обыкновенно прочитывал рапорт и сообщал мне из его содержания то, что было важно или интересно. На следующий день после моего приключения в беседке он вошел ко мне в то время, как я играл в экарте с Фрицем фон Тарленхаймом.
– Сегодня рапорт весьма интересен! – заметил он, садясь.
– Нет ли в нем каких-нибудь сведений об известном вам событии? – спросил я.
Он, улыбаясь, покачал головой.
– Вот что я прочел раньше всего, – сказал он. – Его высочество герцог Штрельзауский покинул город (по-видимому, внезапно), сопровождаемый некоторыми из своих приближенных. Цель его поездки, по-видимому, Зендский замок, хотя путешественники отправились верхами, а не по железной дороге. Господа де Готэ, Бесонин и Детчард выехали через час после герцога; у последнего из них рука была перевязана. Причина раны неизвестна, но существует подозрение, что он дрался на дуэли, вызванной, вероятно, любовными похождениями.
– Почти верно! – заметил я, радуясь, что оставил молодцу память о себе.
– Потом вот что мы читаем дальше, – продолжал Запт. – Госпожа де Мобан, за действиями которой мы следили, как было приказано, выехала по железной дороге. Билет она взяла до Дрездена.
– По старой привычке! – заметил я.
– Поезд, идущий в Дрезден, останавливается в Зенде. Хитрый малый этот префект! Наконец, послушайте дальше: общественное настроение в городе неудовлетворительно. Короля очень осуждают (ему, вы знаете, приказано быть откровенным), за то, что он ничего не предпринимает для своей женитьбы. Из рассказов среди окружающих принцессу Флавию видно, что ее королевское высочество кажется глубоко оскорбленной медлительностью его величества. Простой народ соединяет ее имя с именем герцога Штрельзауского, и герцог приобретает большую популярность благодаря этим предположениям. Я усиленно распространял известие, что король дает бал в честь принцессы, и впечатление получилось благоприятное.
– Это для меня новость! – сказал я.
– Все приготовления сделаны! – рассмеялся Фриц. – Я занялся всем.
Запт повернулся ко мне и сказал резким, решительным тоном:
– Вы знаете, что должны сегодня за ней ухаживать?
– Весьма вероятно, что буду, если увижусь с нею наедине, – отвечал я. – Неужели, Запт, вы думаете, что это трудно?
Фриц стал насвистывать какой-то мотив, потом сказал:
– Это будет даже слишком легко. Послушайте, хотя передавать вам это неприятно, но, кажется, вам следует знать. Графиня Хельга сказала мне, что принцесса искренно полюбила короля. Со времени коронации ее чувство заметно усилилось. И правда то, что она глубоко оскорблена кажущимся пренебрежением короля.
– Какие осложнения! – простонал я.
– Глупости! – возразил Запт. – Я думаю, что не в первый раз вам придется говорить девушке ласковые речи? Она более не требует.
Фриц, сам влюбленный, понял лучше мое сокрушение. Он положил руку на мое плечо, но не сказал ничего.
– Я думаю тоже, – продолжал хладнокровный старый Запт, – что лучше всего вам сделать ей предложение сегодня же!
– Милосердное небо!
– Или по крайней мере намекнуть на это, а я пошлю полуофициальную заметку в газеты!
– Я не сделаю ничего подобного, и вы также, – сказал я. – Я положительно отказываюсь принимать участие в одурачивании принцессы.
Запт посмотрел на меня своими маленькими острыми глазками. Медленная, хитрая улыбка появилась у него на лице.
– Отлично, милый мой, отлично, – сказал он. – Мы не должны наседать слишком на вас. Приласкайте ее немного, если можете, вот и все. Теперь поговорим о Майкле!
– Будь Майкл проклят! – вскричал я. – Мы им займемся завтра. Фриц, пойдем побродить по саду!
Запт немедленно уступил. Его грубые манеры скрывали удивительный такт и – как я все более и более убеждался – замечательное знание человеческого сердца. Почему он так мало побуждал меня относительно принцессы? Потому что он знал, что ее красота и моя пылкость завлекут меня дальше всех его доводов – и что чем менее я обо всем этом думаю, тем, вероятно, я больше сделаю. Он, без сомнения, понимал, какое несчастье это может принести принцессе; но он не придавал этому никакого значения. Могу ли я с уверенностью сказать, что он был не прав? Если король будет восстановлен в своих правах, принцесса должна к нему вернуться, зная или не зная о перемене. А если не удастся вернуть короля на престол? Об этом мы еще не говорили между собой. Но я видел, что в таком случае Запт намерен посадить меня на престол Руритании до конца моей жизни. Он бы посадил самого сатану скорее, чем ученика его, Черного Майкла.