Присцилла из Александрии

С каким пылом они искали тогда истину и пытались уяснить ее себе! Какие прекрасные часы переживали эти мудрецы, почти одинаково далекие от всего земного! Сидя под мраморными портиками, они вдыхали ночную свежесть озера, которая была не так сладка им после знойного дня, как духовный ветер, рождавшийся от их речей.

С большим пальмовым листом в руке Тута иногда развлекалась тем, что отгоняла от них москитов, и они улыбались друг другу, глядя на ее молодость и красоту, как будто она была живым символом невидимого света, который они искали.

Когда звезда Сотис начинала бледнеть и синева озера становилась пепельного цвета, Тута засыпала, положив голову на руки, на мозаичных плитах террасы. Три философа прохаживались под сикоморами, трепетавшими над их головами, подобно серебряному ореолу их волос. Их спор никогда не кончался, и они обещали себе к следующей встрече найти неопровержимое доказательство вечной истины. Между ними родилось соревнование. Каждый претендовал на познание источника более чистого, чем у других. Именно это соревнование побудило недавно Соклеса предпринять таинственное путешествие на юг, откуда он надеялся вывезти существенный материал для своих изысканий. Он не пускался в объяснения заранее, но уверил своих друзей, что по возвращении, которое произойдет ровно через три месяца, он их заставит сделать решительный шаг к намеченной цели.

Наконец Соклес, после усердных просьб, добился от Аврелия обещания приехать вместе с Олимпиосом в Саис, куда он рассчитывал прибыть в первый день месяца Шойак. В согласии с Олимпиосом он использовал желание Аврелия увидеться с ним, чтобы победить странную потерю воли, лишавшую его возможности выйти из своего дома. В конце концов Аврелий сдался, и Тута, которая также должна была принять участие в путешествии, позаботилась о том, чтобы он не переменил своего решения.

Открыв садовую калитку накануне назначенного дня, Тута увидела своего хозяина, который по своей привычке ждал ее на террасе. Она с удовлетворением отметила, что взгляд его был увереннее и стан прямее, чем обычно.

– Ну? – сказал он.

– Я видела Присциллу и даже прошла за ней в церковь Теонаса, – ответила Тута. – Ее сопровождал чернокожий человек, необыкновенно уродливый. Она преклонила колени и почти коснулась лбом каменного пола.

Безмолвное движение Аврелия выразило грусть. Чтобы отвлечь его мысли, Тута поспешила рассказать новости, которые она услышала на рынке.

Небольшими группами более шестисот монахов с горы Нитра вступили в Александрию через Канопийские ворота. У них был дикий вид, а под своими плащами они скрывали оружие. Говорили, что они пришли отомстить за смерть христианина Гиероса, убитого фанатиками-евреями. Также говорили, что епископ Кирилл произнес в церквях вдохновенные речи, в которых объявил, что скоро в городе не останется ни одного еврея. Он воспользовался этим случаем, чтобы заодно бросить проклятия Ипатии и всем философам Музея.

Но Аврелий рассеянно слушал эти новости.

– Тута, – сказал он. – Я принял важное решение. Я хочу отправиться в Индию, как Аполлоний Тианский, и добраться до обители мудрецов, где он познал истину…

Тута и три философа, растянувшись в большой, плоской четырехвесельной лодке, под тентом из оранжевого виссона, плыли по одному из рукавов Нила в сторону Канопа и моря. Они оставили справа громадную массу красного гранита, служившую крепостной стеной Саиса, гробницы Априеса и саитских царей, надгробный памятник Амазиса. Луна освещала илистые воды, и лодка скользила по реке цвета охры.

Соклес не хотел рассказывать своим друзьям о результатах своего путешествия, прежде чем они не завернутся поудобнее в свои шерстяные плащи и последние отзвуки песен портовых грузчиков не замрут вдали.

– Я подготовился к признанию своих ошибок, – улыбнулся Олимпиос.

Наконец Соклес заговорил:

– Не спрашивали ли вы себя когда-нибудь, почему после завоевания Египта Александр Великий углубился в пустыню, чтобы ценой тысячи опасностей достичь храма Аммона?

Он остановился, чтобы насладиться изумлением своих спутников.

– Все историки говорят об этом, – сказал Аврелий. – Он хотел вопросить оракула, принять ли от египетских жрецов титул сына божьего, который носили до него все фараоны. Но не для того же, чтобы задать этот вопрос, ты пригласил нас на торжественное свидание после трехмесячного отсутствия?

Соклес пожал плечами и продолжал:

– Не следует забывать, что армия Камбиза погибла в песках, попытавшись проделать ту же экспедицию. Разве не знал Александр почти в точности, благодаря своему наставнику Лизимаху, одному из величайших магов древности, что жизнь его будет непродолжительна, и разве терял он когда-нибудь время и усилия попусту? Он был посвящен в таинство, его войска занимали Каноп, где он находился, и жрецы Сераписа могли его там провозгласить сыном Юпитера с таким же правом, как и жрецы Аммона. Зачем же он в таком случае пустился в путь? Что он искал, отправляясь в такую даль?