Мир льдов. Коралловый остров

Глава I

Некоторые из действующих лиц. – Несколько слов о предшествовавших событиях. – Детство нашего героя на море. – Пират. – Страшная битва и ее последствия. – Боззби ставит свой румпель в середине корабля. – Корабль отправляется на китовую ловлю

Никому никогда не удалось застать Джона Боззби спящим. Лисица, самый чуткий зверек, не может сравняться с ним. Где бы ему ни случилось быть (а в течение своей обильной приключениями жизни Боззби побывал на всех континентах), он просыпался раньше всех и позже всех засыпал. Он всегда тотчас отвечал на первый зов, и никто не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел его с закрытыми глазами, разве что когда он мигал, да и это он делал реже, чем всякий другой.

Джон Боззби был настоящий моряк старой школы, родившийся и выросший на море. Он изведал бесчисленное множество иноземных портов; выдержал столько бурь, что и сосчитать не мог, и видел столько замечательного, что всего не мог удержать в памяти. Он был седоволосый, сильный, крепкого телосложения, невысокого роста, но широк в плечах, почти квадратный, – настоящий Джон Буль. Он почти всегда щурил один глаз, что придавало его лицу выражение важного глубокомыслия, смешанного с юмором. Боззби любил, когда его считали стариком; он и в самом деле казался гораздо старше, чем действительно был. На вид ему давали пятьдесят пять лет, но ему было только сорок пять, и он оставался так же крепок и мускулист, как и в молодости, хотя члены его потеряли уже былую гибкость.

В один прекрасный день Джон Боззби стоял на набережной Грейтонской гавани, наблюдая за деятельным движением экипажа одного китоловного корабля, готовящегося отправиться в скованные льдом моря полярных стран, и делал разные замечания дюжему белокурому юноше лет пятнадцати, который стоял возле него и смотрел на корабль с выражением глубокой грусти.

– Судно превосходное, построено прекрасно, я бы не прочь на нем отправиться в море, – заметил было моряк, – но оно слишком мало; оно должно бы быть по крайней мере вдвое больше, насколько мне известно, – а я таки видывал китоловные корабли на своем веку. И нос его едва ли достаточно прочен, чтобы быть в состоянии пробиваться сквозь льды Девисова пролива. Впрочем, я встречал китоловные судна и похуже этого, которые успешно занимались своим промыслом в полярных морях.

– У вас слишком преувеличенное мнение о своем знании дела, – возразил юноша. – Это судно – образцовое во всех отношениях. Неужели вы думаете, что мой отец, который постарше вас и такой же хороший моряк, как и вы, купил бы корабль, снарядил его и сам отправился на нем на китоловный промысел, если бы не находил его годным?

– Не тебе бы, дружище, насмехаться над стариком, который был для тебя всем, разве что не кормилицей. Не я ли учил тебя и ходить, и плавать, владеть веслом, строить корабли с того времени, когда ты еще только начал держаться на своих двоих с видом человека, который исходил большую половину морей; не я ли вытащил тебя из моря, когда ты упал с корабля?

– Друг Боззби, – ответил юноша, смеясь, – если ты был для меня всем этим, то был также и моей кормилицей! Но зачем же ты порочишь корабль моего батюшки? Неужто ты думаешь, что я в состоянии это так спустить? Никому и никогда, даже тебе, старик.

– Эй, малый! – послышался голос с палубы корабля, о котором шла речь. – Сбегай, скажи своему батюшке, что все готово, и что если он не поторопится, то прилив спадет и мы принуждены будем отложить отъезд до пятницы. Ну, навостри же лыжи, да проворнее, ну же, что встал!

– Что он там горланит? – отозвался Боззби. – Я бы согласился лучше пахать землю, чем отправиться в море на корабле, где старший лейтенант такой болван. Прими за правило, Фред, никогда не говорить чересчур много, что бы ты ни делал. Мое правило – и оно необыкновенно хорошо служило мне в продолжение всей моей жизни, – мое правило: гляди в оба, а язык держи за зубами, когда нет надобности употреблять его в дело. Если бы этот болтун поменьше говорил, а побольше смотрел, то он бы увидел, что твой батюшка идет по дороге прямо сюда, в сопровождении своей старой сестры.

– Как бы мне хотелось, чтоб он позволил мне отправиться с ним, – с горестью бормотал про себя Фред.

– Нечего об этом думать, – заметил его собеседник. – Капитан так же непреклонен, как северо-восточный ветер. Ничто в мире не может изменить его воли, если он уже ее высказал, разве только постоянный юго-западный ветер. Если бы ты был моим сыном, а это крепкое судно – моим кораблем, то я бы сказал: садись, плывем. Но твой батюшка знает больше твоего, а ты, как хороший сын, слушайся его приказаний без рассуждений. Вот мое другое правило: слушайся приказаний и не рассуждай.

Между тем приближался Фредерик Эллис, нашептывая своей плачущей сестре слова утешения. Ему было в настоящее время, может быть, лет пятьдесят. Это был красивый, здоровый, смелый и добродушный англичанин, с лысой головой, седыми усами, громким, звучным голосом, несколько живым характером, добрым, честным, восторженным сердцем. Подобно Боззби, он провел почти всю свою жизнь на море и так привык ходить по этой зыбкой почве, что чувствовал себя неловко на твердой земле, и никогда не оставался на берегу больше нескольких месяцев сряду. Он был человек хорошо образованный, с прекрасными манерами. Служа на морской службе, он мало-помалу добился того, что сделался командиром одного купеческого корабля, плавающего в Вест-Индию.

Несколько лет раньше того времени, с которого начинается наш рассказ, случилось происшествие, которое совсем изменило течение жизни капитана Эллиса и на долгое время погрузило его в глубочайшее горе – это потеря жены в море, при обстоятельствах чрезвычайно печальных.

На тридцатом году капитан Эллис женился на хорошенькой голубоглазой девушке, которая положительно отказывалась сделаться невестой моряка, если ей не будет позволено сопровождать мужа в его странствованиях. На это согласились без больших затруднений, и Алиса Бремнер сделалась миссис Эллис и отправилась в море. Во время ее третьего путешествия в Вест-Индию родился наш герой Фред, у которого во время этого и следующих путешествий Боззби был «всем, кроме кормилицы».

Миссис Эллис была милой любящей женщиной с серьезным умом. Она посвятила всю себя воспитанию мальчика и проводила много часов в маленькой, зыбкой каюте, стараясь внушить своему дитяти благословенные христианские истины и ознакомить его ухо с именем Иисуса. Когда Фред несколько вырос, мать поощряла его дружбу с моряками, потому что научилась ценить храбрый мужественный дух, но она заботилась о том, чтобы предохранить его от дурного влияния матросов, и поручила его нежной заботливости Боззби. Но, нужно отдать справедливость матросам, эта предосторожность была почти излишней, потому что они знали, что бдительная мать всегда присматривает за ребенком, и не позволяли себе ни одного неосторожного слова, когда он резвился на форкастеле[1]. Когда пришло время посылать Фреда в школу, миссис Эллис оставила свою скитальческую жизнь и поселилась в своем родном городе Грейтоне, где она жила вместе со своей вдовой золовкой, Эмилией Брайт, и племянницей Изабеллой. Здесь Фред получил превосходное первоначальное образование в одном частном пансионе. На двенадцатом году господин Фред заупрямился и в один из периодических приездов отца просил взять его с собой в море. Капитан Эллис согласился; миссис Эллис настояла на том, чтобы и ее взяли, и через несколько, недель они еще раз сошлись все вместе в своем старом доме – океане, и Фред наслаждался родным воздухом в обществе своего друга Боззби, который никогда не покидал своего старого корабля.

Но этому путешествию не суждено было кончиться счастливо. Когда они уже пересекли экватор, однажды вечером заметили подозрительное судно, которое неслось прямо на них на всех парусах.

– Что вы думаете об этой шхуне, Боззби? – спросил его капитан Эллис, передавая ему зрительную трубу.

Боззби некоторое время смотрел молча и сжав губы, потом возвратил трубу и пробормотал:

– Пират…

– И мне так показалось, – сказал капитан, понизив голос. – Нам остается одно, Боззби, – продолжал он, глядя на свою жену, которая, не зная ничего об опасности, сидела у гакаборта за шитьем, – нам остается сражаться до последнего, потому что эти люди не знают пощады. Иди приготовь экипаж и достань оружие. Я пойду поговорю с женой.

Боззби отправился, но у капитана не хватило духу сообщить своей жене об опасности; он в нерешительности быстро прошелся по кормовой палубе три или четыре раза взад и вперед, пока собрался с духом подойти к жене.

– Алиса, – сказал он наконец отрывисто, – судно, которое виднеется там вдали, – пиратское.

Миссис Эллис взглянула на него с удивлением, и лицо ее побледнело, когда глаза встретились со смущенным взглядом мужа.

– Ты совершенно уверен в этом, Фредерик?

– Да, совершенно. О, если бы Богу было угодно, чтобы я один достался этим… но нет, не печалься, может быть, я ошибаюсь, может быть, это купеческое судно. Если же нет, Алиса, то мы должны будем вступить в сражение и попытаемся испугать их. Ты же должна идти вниз.

Провожая свою жену в каюту, капитан старался ее ободрить, но его лицо и озабоченный взгляд слишком выражали истину, чтобы миссис Эллис не могла заметить, что дело гораздо хуже, чем ей его представляют. Прижав жену к груди, капитан Эллис выскочил на палубу.

Между тем известие разнеслось по всему кораблю. Матросы, числом более тридцати, разделились по группам, по четыре или пять человек, и серьезно рассуждали об опасности, остря и привязывая сабли или заряжая пистолеты и карабины.

– Стройте экипаж, мистер Томпсон, – сказал капитан, шагавший взад и вперед по палубе, бросая по временам взгляд на пиратскую шхуну, которая быстро приближалась к кораблю, – да пошлите баталера за моим мечом и пистолетами. Скажите экипажу, чтобы он проворней готовился, не теряя ни одной минуты: нам предстоит горячее дело.

– Я схожу за вашим мечом, батюшка, – крикнул Фред, который только что взбежал на палубу.

– Ты, дитя мое, должен оставаться внизу; здесь тебе нет никакого дела.

– Но вы знаете, батюшка, что я не испугался!

– Я это знаю, дитя мое; я это хорошо знаю; но ты слишком молод для того, чтобы сражаться; у тебя нет достаточно сил для этого; да, кроме того, ты должен успокаивать мать; твое отсутствие сильно взволнует ее.

– Я не так молод и не так слаб, чтобы не быть в состоянии зарядить пистолет и выстрелить; я слышал, как один из матросов сказал, что все руки, какие у нас есть, нужны на борту, и даже понадобилось бы больше, если бы были. Кроме того, сама матушка рассказала мне, что здесь у вас происходит, и послала меня на палубу помогать вам сражаться.

Гордость мгновенно засияла на лице капитана, когда он сказал поспешно: «В таком случае можешь оставаться здесь», – и обратился к экипажу, собравшемуся на кормовой палубе.

Обращаясь к команде со свойственной ему грубой, но сильной речью, он сказал:

– Ребята, та подлая шхуна – пират, как вам всем достаточно известно. Мне незачем спрашивать, готовы ли вы к сражению, потому что я по вашим взглядам вижу, что вы готовы. Но этого еще недостаточно – вы должны приготовиться хорошо сражаться. Вам известно, что пираты не дают никакой пощады. Я вижу, что их палубы кишат людьми. Если вы не броситесь на них, как бульдоги, то до солнечного заката все вы отправитесь гулять за борт. Теперь за дело, заряжайте ружья, пистолетов заткните за пояса столько, сколько они в состоянии удержать. Мистер Томпсон, прикажите пушкарю зарядить маленькую пушку мушкетными пулями по самое дуло и четыре больших пушки. Если они попробуют взобраться на борт, то встретят горячий прием.

– Ядро летит, сэр, – сказал Боззби, показывая на пиратскую шхуну, с бока которой вырвалось белое облако, и круглое ядро, отразившись от поверхности моря, пролетело над носом корабля, чуть не задев его.

– Да это нам предлагают лечь в дрейф, – сказал капитан с желчью, – но мы не ляжем… Держи от них на градус в сторону!

– Да-да, сэр, – сказал рулевой.

Последовали второй и третий выстрелы, но они были оставлены без внимания, и капитан, будучи вполне уверен, что последует еще один, отдал приказания людям сойти вниз.

– Нам нельзя потерять ни одного человека, мистер Томпсон. Посылайте всех вниз.

– С вашего позволения, сэр, можно мне остаться? – сказал Боззби, снимая шапку.

– Слушайтесь приказаний, – ответил капитан сухо.

Моряк с сердитым видом пошел вниз.

Почти целый час два судна были в виду друг друга, гонимые постоянным легким ветром; в течение этого времени быстрая шхуна постепенно догоняла тяжелый «Вест-Индиец», пока наконец не приблизилась к нему на такое расстояние, что можно было разговаривать. Капитан Эллис все еще не обращал на него никакого внимания. Он стоял с сжатыми губами позади рулевого и смотрел попеременно то на паруса своего корабля, то в наветренную сторону горизонта, где, ему казалось, заметны были признаки, заставлявшие думать, что ветер прекратится надолго.

Когда шхуна приблизилась, с нее раздался трубный голос:

– Эй, корабль, откуда вы и что у вас за кладь?

Капитан Эллис не дал никакого ответа, но приказал четырем человекам явиться на палубу, чтобы навести одну из ретирадных пушек.

Снова по волнам пробежал грубый голос, как будто в гневе:

– Ложитесь в дрейф, или я вас потоплю!

В то же мгновение черный флаг взвился вверх и ядро пролетело между грот-мачтой и фок-мачтой.

– Наводите пушку, – сказал капитан.

– Да-да, сэр!

– Принесите раскаленное докрасна железо; поджигай еще немножко… так!

Раздался гул, и железный посланец полетел к шхуне. Выстрел был сделан больше в ответ на вызов пирата, нежели с целью причинить ему какой-нибудь вред, но был направлен хорошо – он надвое рассек грот-рею, которая с треском упала на палубу.

Тотчас пираты стали бегать из стороны в сторону и сделали залп, но вследствие смятения на палубе пушки были плохо наведены и ни один выстрел не имел успеха. Время, потерянное пиратами на эти бесполезные маневры, и повреждение шхуны дали возможность «Вест-Индийцу» взять значительный перевес над врагом. Но пираты продолжали палить из своих погонных пушек, и некоторые хорошо направленные ядра серьезно повредили корпус корабля и снасти. Когда солнце стало спускаться к горизонту, ветер делался слабее и слабее и наконец настала совершенная тишь, так что оба корабля стояли неподвижно с повисшими парусами и качались на зыби.

– Они спускают боты, сэр, – сказал Джон Боззби, который, будучи не в силах удерживать себя дальше, выполз на палубу, рискуя вторично подвергнуться выговору, – и если глаза не обманывают меня, то в наветренной стороне, то есть в той, откуда перед штилем дул ветер, на горизонте показывается корабль.

– Ветер несет его к нам, – заметил капитан, – но я боюсь, что шлюпки нападут на нас прежде, чем он подплывет. Три уже на воде и экипированы. Вот уже плывут. Зови всех наверх…

В несколько секунд экипаж «Вест-Индийца» встал по местам, готовый к делу, а капитан Эллис с Фредом стояли возле одной из ретирадных пушек. Между тем пять пиратских шлюпок отплыли по различным направлениям с очевидным намерением напасть на корабль с разных мест. Они были наполнены людьми, вооруженными с головы до ног. Между тем как они плыли к кораблю, со шхуны возобновили огонь, и одно ядро рассекло мачту и слегка ранило осколками двух матросов. Корабль направил свои пушки на шлюпки, но без всякого успеха, – ядра падали в воду вокруг них, не причиняя им вреда. Когда они подплыли ближе, с корабля открыли по ним сильную ружейную пальбу. Внезапное падение весел и происходившее по временам смятение показывало, что пули не пропадали даром. Пираты бойко отвечали, но без успеха, потому что экипаж корабля был защищен оградой.

– Передай приказание заряжать и поддерживать огонь, да дай мне мое ружье, Фред, – сказал капитан. – Заряжай всякий раз, как я буду стрелять.

Сказав это, капитан прицелился и выстрелил. Рулевой самой большой шлюпки свалился.

– Давай другое ружье, Фред.

В это мгновение на шлюпки посыпался град пуль, и за гулом последовал дикий стон; гребцы, однако, были невредимы. Они остановились на некоторое время, но тотчас же оправились. Еще один взмах весел, и они достигли бы борта; но капитан Эллис навел небольшую каронаду[2] и выпалил. Последовал ужасный гул; пушка сильно подалась назад, и пиратская шлюпка пошла ко дну, оставляя на поверхности воды убитых и раненых. Немногие, однако, жизнь которых, казалось, была заколдована, взяли свои сабли в зубы и храбро подплывали к кораблю. Это происшествие, к несчастью, слишком привлекло к себе внимание экипажа, который вследствие этого не успел воспрепятствовать другой шлюпке пристать к носу корабля и высадить свою команду. Пиратские матросы, как кошки, вспрыгнули на борт, выстроились на форкастеле и открыли огонь.

– За мной, ребята! – крикнул капитан и как тигр бросился вперед.

Первый попавшийся ему навстречу упал от пули его пистолета; в следующее мгновение обе стороны сошлись и завязался рукопашный бой. Между тем Фред, на которого последствия выстрела из маленькой каронады произвели сильное впечатление, успел поднять ее и зарядить опять. Едва он успел исполнить это, как одна из шлюпок пристала к бакборту, и два человека уже лезли на борт. Фред заметил это и повалил первого из них, прежде чем он успел взобраться на палубу. Другой пират, который вмиг очутился на палубе, непременно убил бы его, если бы не подоспел к нему на помощь младший лейтенант, державшийся с несколькими людьми вдали от рукопашного боя, на случай нападения с другой стороны. Он бросился на пиратов и оттеснил их назад в шлюпку, но пристали еще две другие шлюпки, и матросы уже высаживались на форкастель. Хотя экипаж «Вест-Индийца» сражался с отчаянной храбростью, но он не мог устоять против возраставшего числа пиратов, которые теперь густой массой толпились на передней части корабля. Экипаж «Вест-Индийца» вынужден был постепенно отступать назад и наконец был оттеснен на кормовую палубу.

– Помогите, батюшка! – кричал Фред, пробиваясь сквозь сражающуюся толпу. – Вот каронада, уже заряженная!

– Ну да молодец! Прекрасно придумал! – воскликнул капитан, схватившись за пушку и таща ее вперед при помощи Боззби, который ни на минуту не удалялся от него. – Прочищай дорогу, ребята.

В одно мгновение маленькая пушка была наведена на самый центр столпившейся массы неприятелей и выстрелила. Поднялся ужасный стон, заглушивший шум битвы, когда сквозь густую толпу был пробит широкий просвет. Но это, казалось, только еще больше разъярило оставшихся в живых. С диким криком они бросались на кормовую палубу, но капитан и окружавшие его люди отбивались. Наконец один пират, который в продолжение всего сражения обнаруживал наибольшую силу и отвагу, сделал решительный шаг вперед и, наведя пистолет на капитана, выстрелил. Капитан Эллис упал, но в то же время другая пуля повалила и пирата. Фред бросился оборонять своего отца, но упал и попал под ноги сражающейся толпы, а через две минуты корабль был уже во власти пиратов.

Разъяренные сопротивлением, негодяи продолжали неистовствовать на палубе, между тем как некоторые из них сбежали в каюту, где нашли миссис Эллис, полумертвую от ужаса. Вытащив ее на палубу, они собирались уже кинуть ее в море, как вдруг Боззби, связанный по рукам, внезапно разорвал свои путы и бросился ей на помощь, но пистолетная пуля поразила его и он упал без чувств.

– Где мой муж? Мое дитя? – дико кричала миссис Эллис.

– Они последуют за тобой, если не успели отправиться раньше тебя, – свирепо ответил разбойник, подняв ее своими могучими руками и швыряя через борт. За ее громким криком последовал глухой плеск волн.

В то же время два пирата подняли капитана и уже собирались бросить его тоже, как вдруг раздался громкий гул и пушечное ядро упало в море перед самым носом корабля.

В пылу битвы никто не заметил, что поднялся ветер и большой военный корабль подплыл на расстояние пушечного выстрела от «Вест-Индийца». Лишь только пираты заметили это, тотчас бросились к шлюпкам, чтобы грести к своей шхуне. Но те, кто оставался на ней, видя приближение фрегата и понимая, что их товарищам нет никакой возможности спастись, а может быть, что более вероятно, не беспокоясь об их судьбе, натянули все паруса и ударились бежать, и теперь уже шхуна чуть виднелась на горизонте в подветренной стороне. Покинутые пираты с энергией отчаяния налегли на весла, чтобы догнать ее, но американцы пустились в погоню и, едва ли нужно прибавлять, в короткое время всех захватили в плен.

Когда фрегат соединился с «Вест-Индийцем», уже настала ночь и поднялся сильный ветер, так что продолжительные и тщательные розыски тела несчастной миссис Эллис оказались совершенно напрасными. Капитан Эллис, тяжело раненный, как громом поражен был этим известием, и долгое время жизнь его висела на волоске. В продолжение его болезни Фред ухаживал за ним с самой нежной старательностью и в заботах об облегчении страданий своего отца нашел некоторое успокоение для своего разбитого сердца.

Прошло несколько месяцев. Капитана Эллиса отвезли в Грейтон, где под присмотром его сестры и маленькой племянницы, Изабеллы, его здоровье и сила восстановились. Для людского глаза капитан Эллис и его сын теперь снова были теми же; но тот, кто судит о человеческом сердце по одной внешности, из десяти девять раз ошибается. Оба они сильно переменились.

Капитан Эллис не в состоянии был снова принять команду над своим старым кораблем или же отправиться в Вест-Индию. Он решился переменить место своих подвигов и плыть в ледовитые моря, где ни один предмет, даже самый океан, не мог бы ему напомнить о его потере.

Через некоторое время по выздоровлении капитан Эллис купил бриг, снарядил его для китовой ловли и решился испытать счастья в северных морях. Фред долго упрашивал отца взять его с собой, но отец, понимая, что для него нужнее отправиться в школу, чем в море, отказал ему. Вздохнув, Фред покорился воле отца. Боззби, который привык всегда следовать за капитаном Эллисом, очень хотелось также и теперь сопровождать своего старого командира, но Боззби, вследствие внезапного и страшного припадка нежности, два месяца тому назад женился на женщине, которую вполне можно описать следующими словами: «жирная, красивая и здоровая». Эта-то жена Боззби решительно запретила ему отправиться в море. Увы! Боззби уже не был господином своей воли. На сорок пятом году жизни он сделался, как он сам выражался, презренным рабом и скорее бы решился плыть прямо в зубы экваториальному урагану, чем перечить в чем-нибудь своей жене. Он угрюмо вздыхал, когда кто-нибудь заводил с ним разговор об этом предмете, и сравнивал себя с голландским галиотом, который больше ходит в дрейф, чем прямо вперед, даже когда ветер дует в корму. «Было время, – говаривал он, – когда я плавал прямо в глаза ветру, но с тех пор как я взял на буксир это судно, я как кадка попятился в подветренную сторону. В самом деле, я нахожу только одно средство идти вперед – это идти туда, куда дует ветер! Сначала я таки было заартачился и стал лавировать с одной стороны в другую, но в день или два она выбила мне из головы эту прыть. Чуть только я поворачивал румпель вправо, она тотчас хватала за буксирный канат и тащила корабль в сторону ветра. Я принужден был сдаться и поставил румпель посредине корабля».

Итак, Боззби не сопутствовал своему старому командиру, он не смел даже и думать об этом. Когда красивый бриг распустил паруса и пустился по ветру, он только торжественно покачивал головой, стоя на набережной с Фредом, миссис Брайт и Изабеллой и пристально смотря на бриг.

Глава II

Отплытие корабля в полярные воды. – Основательные рассуждения миссис Брайт и проницательные замечания Боззби. – Беспокойство, опасения, догадки и решение. – Изабелла. – Предположение поисков. – Отплытие «Дельфина» на далекий север

Разлуки всегда как нельзя более неприятны, и мы сожалеем теперь, что начали нашу книгу разлукой. Но иногда разлуки необходимы, поэтому мы должны попросить у нашего читателя извинения и напомнить ему, что мы только начали рассказ и стоим у пристани, следя за отплывающим китоловным кораблем, «Полярной звездой», который в настоящее время кажется пятнышком, едва приметным на горизонте.

Когда корабль исчез, Боззби издал стон, Фред и Изабелла вздохнули, а миссис Брайт разразилась слезами, которые она на некоторое время бессознательно приостановила.

– Я боюсь, что мы его не увидим больше, – рыдая, произнесла миссис Брайт, потом взяла за руку Изабеллу и медленно побрела домой, сопровождаемая Фредом и Боззби, из которых последний, казалось, представлял себя косматой ньюфаундленской собакой или бульдогом, оставленным для того, чтобы стеречь это семейство. – Мало ли случается слышать о гибели китоловных кораблей, и мы никогда еще не слыхали, чтобы спасся экипаж, когда гибнет судно, как это всегда бывает в описаниях.