В разговоре с невесткой Самад сказал:
– Думаю, я не нравлюсь Гадам. Если дело и дальше так пойдёт, мы не сможем жить вместе.
– Не волнуйся, – утешала его Хадиджа, – это естественно. Пройдёт время, и она будет относиться к тебе по-другому. Потерпи.
Самад выпил чаю и ушёл.
– Он мне не нравится. Совсем лысый, – сказала я невестке после его ухода.
– Всё дело только в этом?! – рассмеялась Хадиджа. – Ты в своём уме?! Он же солдат. Через пару месяцев закончится служба, и волосы отрастут. Что ещё не так?
– Он слишком много говорит, – ответила я.
Хадиджа снова рассмеялась:
– И это не беда. Ты ещё сама дашь ему фору, когда перестанешь стесняться и быть такой замкнутой. Слова не дашь ему вставить.
Я рассмеялась, и мы с Хадиджой начали шутить и болтать о том и о сём. Мы говорили и смеялись до самого позднего вечера.
Через несколько дней мать Самада сообщила, что собирается нас навестить. Будущая свекровь пришла одна ближе к вечеру и принесла узелок с одеждой. Поблагодарив её, мать взяла узелок, положила посреди комнаты и движением руки дала мне понять, чтобы я приблизилась. Я осторожно подошла к подаркам, села и развязала узел. Там были блузки, юбки и ткань для одежды. Ничего из принесённого матерью Самада мне не понравилось. Не сказав ни слова, я сложила все эти вещи обратно. Гостья всё поняла, но не подала вида, а мать от огорчения закусила губу и, приподняв брови, сделала мне знак, чтобы я поблагодарила за подарки. Однако я отказалась что-либо говорить.
Через несколько дней приехал и сам Самад. Он надел шапку, чтобы скрыть свою бритую голову. В руках у него была сумка. Увидев меня он, как всегда, рассмеялся, вручил мне сумку и сказал:
– Это всё тебе.
Не обронив ни слова, я взяла сумку и убежала ко входу в цокольный этаж. Самад пошёл вслед за мной и позвал меня. Я остановилась. Он тоже встал перед входом и достал из кармана какую-то бумагу:
– Гадам, Богом прошу тебя, не убегай. Посмотри, это моя увольнительная. Я отпросился в увольнение ради тебя. Приехал просто на тебя посмотреть!
Я посмотрела на эту бумагу, но, будучи неграмотной, не смогла из неё ничего понять. Самад это заметил и сказал:
– Это моя увольнительная. Её дали на один день, но я исправил единицу на двойку, чтобы побыть с тобой на один день дольше. Не дай Бог, если кто-то заметит, что я сам сделал исправление. Тогда мне точно несдобровать.
Я боялась, что в тот момент кто-нибудь войдёт и увидит, что мы беседуем, поэтому молча ушла в дом. Не знаю, почему он не вошёл вслед за мной. Стоя в дверях, Самад сказал:
– Что же ты мне прикажешь делать? Если я тебе не нравлюсь, так прямо и скажи. Я хотя бы буду знать, как быть дальше!
У меня не нашлось что ему сказать. В комнате была дверь, которая вела в соседнюю комнату, где я и спряталась. Самад так и ушёл, не попрощавшись, а его сумка так и осталась в моих руках.
В сумке лежало несколько блузок, юбок и платок, которые Самад купил специально для меня. Судя по вещам, у него был хороший вкус. Не знаю, что случилось, но я вдруг очень расстроилась. Собрав всю одежду, я сложила её в сумку и застегнула молнию. После этого я выбежала во двор, но Самада там уже не было.
На следующий день он не пришёл. Его не было и в последующие дни. Понемногу я начала беспокоиться за него. Мне не с кем было поделиться своей тайной, а спросить мать о том, где Самад, я стеснялась.
Как-то раз я пошла к роднику и услышала от женщин, что в гарнизоне объявлена тревога и поэтому солдат не пускают в увольнение. Отец рассказывал, что в стране проходят демонстрации против шахской власти и что во многих городах объявлено военное положение, а народ выходит на улицы с антиправительственными лозунгами. Между тем в нашей деревне всё было спокойно и жизнь шла своим чередом.
Прошёл месяц с того дня, когда я видела Самада в последний раз. Помню, что в тот день Хадиджа с братом оставались дома. Мы сидели на крыльце, как все деревенские жители. Ворота во двор были по обыкновению открыты, потому как закрывали их только на ночь.
Вдруг я услышала за воротами чей-то голос:
– Хозяева, я к вам!
Это оказался Самад. В первый раз, услышав его голос, я почувствовала нечто странное. Сердце прямо ёкнуло в груди. Брат Иман подбежал к двери, поздоровался с гостем и пригласил его войти. Увидев меня, Самад, как обычно, заулыбался и поздоровался. Я почувствовала, что краснею, будто меня ударили по щекам. Опустив голову, я ушла с крыльца. Хадиджа пригласила Самада зайти. До его появления я вышла из комнаты, потому что стеснялась разговаривать с ним в присутствии брата и сидеть с ним в одной комнате. Самад просидел и проговорил с братом и невесткой целый час. Потеряв надежду меня увидеть, он встал, попрощался и вышел на крыльцо. С загадочной улыбкой Самад сказал напоследок:
– Извините, что помешал. Кланяйтесь от меня родителям.
Потом он попрощался и ушёл.
– Гадам, ты опять дуришь? – услышала я голос Хадиджи. – Почему ты не вышла к нам? Посмотри, что он тебе принёс.
Невестка показала на чемодан, который принёс Самад, и сказала:
– Сумасшедшая! Это же всё для тебя.
Я так растерялась, когда увидела Самада, что не заметила у него в руках чемодан. Хадиджа взяла меня за руку, и мы пошли в одну из дальних комнат, где его и открыли. На внутренней стороне крышки была изящно приклеена фотография Самада. Увидев её, мы рассмеялись. В чемодане было полно одежды и кусков тканей, а ещё нашлись куски душистого мыла, придававшие вещам тонкий аромат.
Вещи были сложены самым аккуратным образом, так что Хадиджа с иронией сказала:
– Ну, ты, Гадам, и дура. Смотри, как тебе повезло. Он же любит тебя.
В дверь постучал Иман, который решил пойти вслед за нами. Я вскочила с места и попросила Хадиджу, чтобы она спрятала чемодан.
– Зачем его прятать? – удивилась невестка.
Мне было стыдно, что Иман увидит эти подарки.
– Если брат увидит фото Самада, то решит, что я тоже дала ему свою карточку.
Иман снова постучал и спросил:
– Почему вы закрылись? Откройте. Я тоже хочу посмотреть.
Мы с Хадиджой пытались оторвать фотографию Самада от крышки чемодана, но ничего не получилось. Самад очень хорошо её приклеил.
– Смотри, как он тебя любит. Приклеил насмерть, – пошутила невестка.
Тем временем Иман так колотил в дверь, как будто хотел сорвать её с петель. Мы поняли, что выхода нет, фото Самада отодрать мы не можем, и решили спрятать чемодан в комнате под одеялами и подушками. Хадиджа открыла дверь. Иман быстро сообразил, что мы от него что-то скрываем, внимательно осмотрел комнату и спросил:
– А где же чемодан с вещами, который принёс Самад?
– Умоляю, не выдавай меня, – зашептала я Хадидже. – О нём должны знать только мы с тобой.
Тогда невестка отвлекла брата каким-то разговором, взяла его под руку и вывела из комнаты.
Глава 4
Время шло. Иногда Самад ненадолго появлялся, а иногда его не было целыми месяцами. В стране царил хаос: антишахские демонстрации докатились уже до деревни. Прошла весна, потом – лето, вслед за ним наступила и минула осень. Пришла зима, которая выдалась очень холодный в тот год.
Когда Самада не было, я его совсем не вспоминала, однако с его приездом всё менялось и у меня появилось предчувствие, что между нами вот-вот должно что-то произойти. Мысль об этом меня сильно беспокоила. Однако внимательность ко мне отца успокаивала меня, и я быстро забывала обо всех тревогах.
До наступления нового года оставалось несколько дней. Мать приготовила праздничный ужин и пригласила родственников, ведь она славилась своим гостеприимством на всю деревню. Никто во всём Каеше не умел так вкусно готовить. Все ценили её за добродушие и звали не иначе как «дорогая Ширин».
В тот день к нам пришли сёстры и невестки, чтобы помочь на кухне. Семью Самада мы тоже позвали в гости.
Вечером я заметила, что часть гостей поднимается на плоскую крышу над нашей комнатой и начинает там петь и танцевать. Посредине крыши было окошко, как во всех домах нашей деревни. В скором времени пришли ребята и сообщили, что Самад и его друзья собрались на крыше. Мы продолжали сидеть и слушать песни, как вдруг увидели, что через окошко на крыше по веревке спускается какой-то свёрток, свисая прямо над корен[5].
В тот вечер мы позвали в гости и нескольких моих подруг. Они захлопали в ладоши и начали кричать:
– Гадам, возьми свёрток!
Я не могла поверить, что Самад в качестве жениха устроил всё это представление для меня как для своей невесты, поэтому даже не сдвинулась с места и только сказала:
– Идите и возьмите сами.
Одна из моих подруг потянула меня за руку и сказала:
– Иди быстрее!
Делать было нечего. Я подошла, встала на корей, а Самад вздумал пошутить и потянул за верёвку, чтобы я не смогла ухватиться. Мне пришлось встать на цыпочки, но Самад ещё больше подтянул верёвку, и через отверстие в потолке я слышала, как он смеётся.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Провинция Хамадан с одноимённым административным центром (он же Экбатана, столица древней Мидии) расположена на северо-западе Ирана (здесь и далее примечания переводчика).
2
В переводе с персидского языка означает «благая весть».
3
Во время поста мусульмане не едят и не пьют в дневное время суток.
4
Махр – любое ценное имущество, которое в Иране муж обязан передать жене в случае развода.
5
Корси́ – традиционный иранский низкий стол с жаровней внизу. Сверху стелется тёплое одеяло, краями которого укрывают нижнюю часть тела для обогрева.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги