Квантовый вор

– Все было не так, – тихо говорит она.

– Не так, – соглашается Исидор. – Потому что у вас был с ним роман.

В его мозгу тикают Часы. Она предлагает заключить контракт гевулотов, подобный осторожному рукопожатию. Он принимает предложение: разговор в течение следующих пяти минут не будет фиксироваться его экзопамятью.

– Ты и вправду не такой, как они? Наставники.

– Нет, – говорит Исидор. – Не такой.

Она берет в руки конфетку.

– Ты знаешь, как трудно сделать шоколад? Как много времени занимает этот процесс? Он показал мне, что это не просто сласти, что в шоколад надо вложить частицу себя самого, сделать своими руками нечто реальное.

Она вертит в пальцах конфету, словно это талисман.

– Я долгое время провела в Спокойствии. Ты слишком молод, чтобы понять, что это значит. Ты – это ты, но не совсем: часть тебя, которая говорит, делает другие вещи, делает машинально. И спустя какое-то время начинаешь считать, что так и должно быть. Но чувствуешь, что это не так. До тех пор, пока кто-то не поможет обрести себя снова.

Она откладывает в сторону наполовину растаявшую конфету.

– Воскресители говорят, что не смогут его вернуть.

– Мисс Линдстрем, они смогут, если вы мне поможете.

Она переводит взгляд на шоколадный костюм.

– Знаешь, мы делали его вместе. Когда-то и я носила такую одежду, еще в Королевстве.

Ее взгляд блуждает где-то далеко-далеко.

– Почему бы и нет? – говорит она. – Давай попробуем. Хотя бы в память о нем.

Линдстрем достает из-под прилавка какой-то металлический инструмент и нерешительно подходит к стеклянной створке. С бесконечной осторожностью она отрезает от края крошечный кусочек и кладет его в рот. На мгновение она замирает, ее лицо остается непроницаемым.

– Это неправильно, – восклицает она, широко раскрыв глаза. – Совсем неправильно. Кристаллическая структура совсем не та. И вкус… Это не тот шоколад, какой мы изготавливаем. Похожий, но не совсем.

Еще один маленький кусочек она протягивает Исидору, и шоколад почти мгновенно тает у него на языке, оставляя горьковатый привкус со слабым ореховым оттенком.

Исидор улыбается. Ощущение триумфа почти снимает в его голове напряжение, оставшееся от кват-посланий Пиксил.

– Не могли бы вы пояснить, в чем заключается разница с технической точки зрения?

Ее глаза сверкают. Линдстрем облизывает губы.

– Все дело в кристаллах. На последней стадии необходимо много раз разогревать и охлаждать шоколад – таким образом получаемый продукт не тает при комнатной температуре. В шоколаде имеются кристаллы, и их симметрия, получаемая при смене тепла и холода, помогает им удерживаться вместе. Мы всегда стараемся делать шоколад V типа, а здесь слишком много IV, это можно определить по текстуре. – Вся ее нерешительность и сомнения неожиданно исчезают. – Как вы узнали? Что случилось с моим костюмом?

– Это неважно. Важно то, что вы не должны его продавать. Позаботьтесь о его сохранности. Кстати, не могли бы вы дать мне кусочек с собой? Да, этого достаточно, и можно просто завернуть. Не теряйте надежды: он еще может к вам вернуться.

Ее смех мрачен и горек.

– Начнем с того, что он никогда не был моим. Хотя я очень старалась. Я хорошо относилась к его жене. Я подружилась с его дочерью. Но все напрасно. Знаешь, порой мне кажется, что так даже лучше. Только воспоминания и шоколад. – Она несколько раз подряд сжимает и разжимает пальцы. Ее ногти выкрашены в белый цвет. – Отыщи его, пожалуйста, – негромко говорит она.

– Я сделаю все, что смогу, – обещает Исидор.

Он сглатывает и неожиданно испытывает облегчение при мысли, что этот разговор не запечатлен в кристалле экзопамяти, а только в нейронах его смертного мозга.

– Между прочим, я вас не обманул. Я действительно ищу что-то особенное.

– Вот как?

– Да. Мне придется опоздать на вечеринку.

Дверь магазина неожиданно открывается. Это мальчик-подросток, светловолосый, очень красивый, с правильными славянскими чертами лица, примерно восьми марсианских лет.

– Привет, – говорит он.

– Себастьян, – откликается Линдстрем. – У меня покупатель.

– Все в порядке, я не возражаю, – говорит Исидор и через гевулот вежливо предлагает скрыть от него разговор.

– Я только хотел спросить, не видели ли вы Элоди? – Паренек лучезарно улыбается продавщице. – Я не могу установить с ней контакт.

– Она дома, со своей матерью, – отвечает Линдстрем. – Ты должен бы дать ей некоторое время оправиться. Надо уважать ее горе.

Парень энергично кивает.

– Конечно. Я только думал, может, смогу чем-то помочь…

– Нет, не можешь. А теперь, будь добр, позволь мне закончить разговор. Этого хотел бы и отец Элоди.

Мальчик немного бледнеет. Он поворачивается и выбегает из магазина.

– Кто это? – спрашивает Исидор.

– Приятель Элоди. Маленький распутник.

– Он вам не нравится?

– Мне никто не нравится, – говорит Линдстрем. – За исключением шоколада, разумеется. Итак, по какому поводу эта вечеринка?

Когда Исидор выходит из магазина, Джентльмена нигде не видно. Но, выйдя на Правый проспект, он слышит шаги наставника, переходящего от одной тени к другой, подальше от яркого солнца.

– Должен сказать, – говорит Джентльмен, – мне интересно, к чему все это приведет. А ты не задумывался о том, что высказанное тобой предположение может оказаться верным? Что она и в самом деле может быть виновна в похищении разума своего нанимателя? Надеюсь, отказаться от этой версии тебя заставила не ее привлекательная улыбка?

– Нет, – говорит Исидор. – Но теперь я хочу поговорить с его родными.

– Поверь мне, виноватой окажется продавщица.

– Посмотрим.

– Как хочешь. А я только что получил от своих братьев другое указание. Поблизости обнаружены признаки василевской операции. Я должен разобраться.

После этого наставник исчезает.

Экзопамять приводит Исидора к дому шоколатье. Это один из высоких белых домов, что выступают над Краем, предоставляя обитателям великолепный вид на испещренную зелеными холмами пустыню кратера Эллады. Исидор спускается на один пролет по лестнице, ведущей от внешнего фасада к зеленой двери, и испытывает легкий приступ головокружения, когда далеко внизу, в тучах поднятой пыли мельком видит огромные опоры Города.

Несколько мгновений он ждет у красной двери. Ему открывает невысокая китаянка в халате. У нее плоское лицо, по которому невозможно определить возраст, и черные шелковистые волосы.

– Да?

Исидор протягивает руку.

– Меня зовут Исидор Ботреле, – говорит он и приоткрывает свой гевулот, чтобы женщина узнала, кто он такой. – Я думаю, вы догадываетесь, почему я пришел. Я был бы рад, если бы вы уделили мне время и ответили на несколько вопросов.

Она бросает на него странный, полный надежды взгляд, но гевулот остается закрытым: Исидор еще даже не знает ее имени.

– Входите, пожалуйста, – говорит она.

Квартирка небольшая, но светлая, с лесенкой на второй этаж, и единственными уступками современности здесь являются фабрикатор да несколько парящих дисплеев из ку-точек. Женщина проводит его в уютную гостиную и садится у одного из больших окон в детское деревянное кресло. Она вынимает ксантийскую папироску, снимает крышечку, и на конце зажигается огонек, наполняющий комнату горьковатым запахом. Исидор опускается на низкую зеленую кушетку, сутулится и ждет. В комнате есть кто-то еще, скрытый пеленой уединения: он догадывается, что это дочь шоколатье.

– Надо бы вам что-нибудь предложить – кофе или что-то еще, – наконец говорит женщина, но даже не делает попытки подняться.

– Я все сделаю, – говорит девочка, изумляя Исидора неожиданным открытием гевулота и появляясь совсем рядом, как будто из ниоткуда.

Ей шесть или семь марсианских лет, это худой и бледный подросток с пытливыми карими глазами, в новом ксантийском платье, похожем на трубу и отдаленно напоминающем Исидору одежду зоку.

– Нет, спасибо, – говорит Исидор. – Ничего не надо.

– Мне даже не надо на тебя щуриться, – говорит девочка. – Я читала «Вестник Ареса». Ты помогаешь наставникам. Ты обнаружил пропавший город. А ты встречался с Безмолвием?

Она все время подпрыгивает на подушках дивана и, кажется, никак не может остановится ни на мгновение.

– Элоди, – строго одергивает ее женщина. – Не обращайте внимания на мою дочь, она такая невоспитанная.

– Я просто спрашиваю.

– Спрашивать будет этот любезный молодой человек, а не ты.

– Не верь всему, что читаешь, Элоди, – говорит Исидор. Он сочувственно смотрит на нее. – Мне очень жаль, что с твоим отцом произошло несчастье.

Девочка опускает взгляд.

– Они ведь восстановят его, правда?

– Надеюсь, что восстановят, – говорит Исидор. – А я стараюсь им в этом помочь.

Жена шоколатье грустно улыбается Исидору и скрывает следующие слова от гевулота дочери.

– Она обходится нам очень дорого. Глупое дитя. – Женщина вздыхает. – У вас есть дети?

– Нет, – отвечает Исидор.

– От них больше хлопот, чем радости. Это он виноват. Он испортил Элоди. – Жена шоколатье проводит руками по своим волосам, не выпуская из пальцев сигареты, и на мгновение Исидору становится страшно, что огонь перекинется на волосы. – Простите. Я говорю ужасные вещи, когда он… где-то. Даже не в Безмолвии.

Исидор продолжает спокойно смотреть на нее. Ему всегда нравится наблюдать за людьми, которые считают себя обязанными что-то говорить. Интересно, не утратит ли он этой способности, став наставником? Но тогда у него появятся другие способы выяснить истину.

– Вам неизвестно о каких-нибудь новых друзьях, появившихся у мистера Деверо в последнее время?

– Нет. А к чему это?

Элоди окидывает мать скучающим взглядом.

– Мам, они же всегда так поступают. Пираты. Это прикладная социология. Они собирают частички твоего гевулота, а потом декодируют разум.

– Но зачем им понадобился именно он? Он не представлял собой ничего особенного. Просто изготавливал шоколад. А я даже не люблю шоколад.

– Мне кажется, ваш муж был как раз такой личностью, в каких заинтересованы гогол-пираты – он обладал специальными знаниями, – говорит Исидор. – У Соборности ненасытный аппетит в отношении моделей обучения, и особенно в области человеческого восприятия вкусов и запахов.

Он не забывает открыть разговор для гевулота Элоди.

– А его шоколад очень специфичен. Продавщица была так любезна, что во время моего посещения магазина дала мне кое-что попробовать: кусочек костюма, который доставили с фабрики только сегодня утром. Невероятный вкус.

Отвращение превращает лицо Элоди в застывшую маску, словно напоминая о смерти шоколатье. Затем девочка скрывается за пеленой уединения, вскакивает с кушетки и тремя быстрыми прыжками уносится вверх по лестнице.

– Прошу прощения, – говорит Исидор. – Я не хотел ее расстраивать.

– Не беспокойтесь. Она хорошо держится, но нам обеим очень тяжело. – Она откладывает папироску и вытирает глаза. – Я подозреваю, что она сбежит к своему приятелю, а потом вернется и не будет со мной разговаривать. Ребенок.

– Я понимаю, – говорит Исидор и встает. – Вы мне очень помогли.

Она разочарована.

– Я думала… что вы зададите больше вопросов. Дочь говорила, что вы всегда так делаете и спрашиваете о таких вещах, которые наставникам даже в голову не приходят.

Ее глаза сверкают странным энтузиазмом.

– Дело не в количестве вопросов, – говорит Исидор. – Еще раз примите мои соболезнования. – Он вырывает из записной книжки листок, чертит свою подпись и прикрепляет небольшое послание в разделенной памяти. Затем протягивает листок женщине. – В качестве извинения прошу передать это Элоди. Хотя я и не уверен, что она относится к числу моих поклонниц.

Выйдя из дома, он не может удержаться и начинает насвистывать: теперь перед ним вся схема преступления. Он мысленно проводит по ней пальцем, и контур отзывается чистым звуком, словно наполовину наполненный вином бокал.

В маленьком ресторанчике на окраине парка Исидор заказывает себе ризотто с осьминогом. Когда он вытирает губы, на салфетке остается причудливый чернильный узор. Около получаса он сидит и наблюдает за гуляющими в парке людьми и записывает свои наблюдения в записную книжку. Затем поднимается и вновь направляется к шоколадной фабрике, чтобы захлопнуть ловушку.

Биодроны впускают его внутрь. Тело уже забрали Воскресители. На полу остаются его контур и пятна шоколада, но уже скрытые пеленой секретности, словно сброшенная шкура змеи, состоящая из света. Исидор садится на расшатанный металлический стул в углу и ждет. Звук работающих машин почему-то действует успокаивающе.

– А ведь я знаю, что ты здесь, – говорит он спустя некоторое время.

Из-за одной из машин появляется Элоди, даже не скрываясь за пеленой гевулота.

– Как ты узнал?

– Следы ног, – поясняет Исидор и показывает на шоколадные пятна. – В прошлый раз ты была осторожнее. Кроме того, ты опоздала.

– Фрагмент воспоминаний с твоей подписью – полное фуфло, – говорит она. – Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что ты хочешь встретиться со мной здесь.

– Мне показалось, ты интересуешься расследованием. Но первое впечатление может оказаться обманчивым.

– Если ты опять собираешься говорить о моем отце, – говорит Элоди, – я ухожу. Я хочу встретиться со своим приятелем.

– Я так и думал. Но разговор будет не об отце, а о тебе. – Он так тщательно закрывает свою речь в гевулот, что ее услышат только они вдвоем, а все остальные даже не вспомнят, что они разговаривали. – Мне интересно знать, легко ли тебе было это сделать.

– Что?

– Не думать о последствиях. Передать личные ключи от гевулота своего отца незнакомцу.

Она ничего не говорит, только смотрит на него и вся напряглась.

– Что они тебе пообещали? Путешествие к звездам? Рай, все для тебя, словно для принцессы Королевства, только еще лучше? Так ведь не бывает, и тебе это известно.

Элоди делает шаг в его сторону, медленно распрямляя руки. Исидор покачивается на стуле взад и вперед.

– Итак, ключи не сработали. И Себастьян – твой василев приятель, один из них – очень расстроился. Между прочим, до тебя ему нет никакого дела: они закачали в него чьи-то чужие эмоции. Но все было достаточно реально. Он пришел в ярость. Возможно, угрожал тебя бросить. Ты хотела его задобрить. И ты знала, что у твоего отца есть место с гевулотом, где можно провернуть дело без помех. Может, он даже пришел вместе с тобой.

– Должен сказать, ты поступила очень умно. Шоколад только чуть-чуть отличается на вкус. Он ведь в костюме, не так ли? Я говорю о его разуме. Ты поместила его туда при помощи фабрикатора. Как только изготовили оригинал, ты расплавила его и сделала копию. Дроны доставили изделие в магазин. И вся информация, закодированная в кристаллах шоколада, готова к продаже, чтобы вывезти ее в Соборность. Никаких вопросов, не надо устанавливать пиратскую радиостанцию, чтобы ее передать, разум упакован в чудесную шоколадную оболочку, словно пасхальное яйцо.

Элоди смотрит на него, не проявляя никаких эмоций.

– Одного я не могу понять: как ты решилась на это? – спрашивает он.

– Это неважно, – шипит она. – Он даже не вскрикнул. Не было никакой боли. Он даже не был мертв, когда я уходила. Никто ничего не потерял. Они вернут его. Они всех нас возвращают. А потом делают Спокойными. Это несправедливо. Мы не разваливали их проклятое Королевство. Мы не делали фобоев. Это не наша вина. Мы должны по-настоящему жить вечно, как живут они. Мы должны иметь право.

Элоди медленно разгибает пальцы. Из-под ее ногтей радужными волосками выскакивают нановолокна и вытягиваются вверх, словно веер из кобр.

– А, – восклицает Исидор. – Загрузочные щупальца. А я гадал, где они скрываются.

Элоди приближается к нему странными порывистыми шагами. Кончики щупалец светятся. До Исидора впервые доходит, что он и впрямь может опоздать на вечеринку.

– Не надо было тебе назначать встречу в уединенном месте, – говорит она. – И стоило прихватить с собой твоего наставника. Друзья Себа заплатят и за тебя тоже. Может, даже больше, чем за него.

Загрузочные щупальца искрами света устремляются вперед. Он ощущает десяток уколов в голову, а потом странное оцепенение. Он утрачивает контроль над своими конечностями, понимает, что независимо от своей воли поднимается со стула. Элоди стоит перед ним, разведя руки в стороны, словно кукловод.

– Значит, он так и сказал? Что все это несерьезно? Что они, несмотря ни на что, восстановят твоего отца? – Слова с трудом срываются с его губ. – Смотри.

Исидор приоткрывает свой гевулот и делится с ней воспоминаниями о преисподней, о том, как ее отец в подземном зале кричит, мечется и умирает, снова и снова.

Широко раскрыв глаза, она не сводит с него глаз. Щупальца падают. У Исидора отказывают колени. Бетонный пол очень твердый.

– Я не знала, – говорит она. – Он никогда… – Она переводит взгляд на свои руки. – Что я наделала…

Ее пальцы сжимаются, словно когти, щупальца повторяют это движение, сверкают в ее волосах и исчезают в голове. Элоди падает на пол, судорожно подергивая руками и ногами. Он не хочет на это смотреть, но не в силах пошевелиться, не может даже закрыть глаза.

– Это наиболее яркое проявление глупости, которое мне приходилось видеть, – произносит Джентльмен.

Исидор бессильно улыбается. Лекарственная пена на голове кажется ему ледяным шлемом. Он лежит на носилках за стенами фабрики. Мимо проходят Воскреситель в темной одежде и стройные биодроны из преисподней.

– Я никогда не стремился к посредственности, – говорит он. – Вы поймали василева?

– Конечно. Это мальчишка, Себастьян. Он пришел в магазин и пытался купить костюм, утверждая, что хочет сделать сюрприз Элоди и немного отвлечь ее от грустных мыслей. Самоуничтожение при поимке, как делают все они, и при этом выкрикивал лозунги из Федоровистской[10] пропаганды. Чуть не достал меня оружейным вирусом. Его гевулот подвергнется исследованию: я не думаю, что Элоди была единственной.

– А что с ней?

– Воскресители знают свое дело. Если смогут, они ее восстановят. Я полагаю, после этого ее ждет раннее Спокойствие – это зависит от того, что скажет Голос. Но демонстрировать ей те воспоминания было неправильно. Это причинило ей боль.

– Я сделал то, что должен был сделать. Она это заслужила, – говорит Исидор. – Она преступница. – Память о смерти шоколатье еще отзывается у него в животе холодной тяжестью.

Джентльмен снял свою шляпу. Под ней маска из неизвестного материала, повторяющая контуры черепа: каким-то образом она делает его моложе.

– А ты преступно глуп. Ты должен был открыть гевулот для меня или назначить встречу где-нибудь в другом месте. А насчет того, что она заслужила…

Джентльмен умолкает.

– Вы знали, что это она, – говорит Исидор.

Джентльмен молчит.

– Я уверен, вы знали это с самого начала. И дело не в ней, а во мне. Что это за испытание?

– Ты должен был понять причину, по которой я не сделал тебя одним из нас.

– Почему же?

– Есть одна причина, – говорит Джентльмен. – В давние времена на Земле, те, которых называли наставниками, зачастую были целителями.

– Я не понимаю, как все это связано, – говорит Исидор.

– Я знаю, что ты не понимаешь.

– Как? Неужели я должен был ее отпустить? Проявить милосердие? – Исидор покусывает губы. – Это не метод раскрытия тайн.

– Верно, – соглашается Джентльмен.

В этом единственном слове просматривается контур, Исидор чувствует его – не отчетливо, не уверенно, но безошибочно ощущает его присутствие. Гнев помогает его уловить.

– Я думаю, вы лжете, – говорит Исидор. – Я не наставник, потому что я не целитель. Безмолвие – тоже не целитель. Причина в том, что вы кому-то не доверяете. Вам понадобился сыщик, который не был Воскрешен. Сыщик, который умеет хранить секреты. Вам нужен сыщик, готовый пойти за криптархами.

– Такого слова, – говорит Джентльмен, – не существует. – Он надевает шляпу и поднимается. – Благодарю за помощь.

Наставник притрагивается к лицу Исидора. Прикосновение бархата кажется удивительно легким и мягким.

– Между прочим, – добавляет Джентльмен, – ей не понравятся шоколадные башмачки. Вместо них я взял для тебя конфеты с трюфелями.

Он уходит. На траве остается аккуратно перевязанная красной ленточкой коробка шоколада.