Книга Жила-была женщина (сборник) - читать онлайн бесплатно, автор Юрий Николаевич Безелянский. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Жила-была женщина (сборник)
Жила-была женщина (сборник)
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Жила-была женщина (сборник)

От леса до леса дорога идет вдоль обрыва,А там высоко где-то месяц плывет торопливо…

А уже время мне идти на сцену. Выхожу, выполняю свою программу, напоследок решаю спеть новую песню, только что сочиненную, теплую еще. Кратко излагаю, о чем она, и пою. Когда закончила – полная тишина, долгая… И вдруг – шквал аплодисментов!»

Этот марш записали на «Би-Би-Си» и назвали «Герилья сонг», а через некоторое время он стал позывным французской радиостанции «Честь и родина». Французские слова этой песни написали Жозеф Кассель и Морис Дрюон, тогда молодые корреспонденты. Так родилась «Песнь партизан», ставшая гимном Сопротивления. Вдумайтесь только, русская женщина – автор гимна, поднимающего Францию на борьбу за свободу! Этот гимн был так же значим для французов, как их любимая «Марсельеза».

30 октября 1989 года мэр города Медона Анри Вольф на торжестве по случаю вручения Анне Марли золотой медали сказал: «Мы слышали много раз на торжественных церемониях Вашу “Песнь партизан”, и никто никогда не мог остаться равнодушным к ней… Вы внесли в нее самый необходимый импульс, и весь мир восхищает то, что она несет…

Позвольте выразить Вам, насколько мы счастливы и горды, что Вы были среди тех, кто рядом с генералом де Голлем в том далеком и трудном марше сделал самое необходимое для страны. С радостью вручаю Вам эту золотую медаль, подчеркивая, что если некоторые имели привилегию жить в то историческое время, то Вы олицетворяете это время». Увы, в России, которая и дала Анне этот «самый необходимый импульс», ничего не знали о ней.

Закончилась война. Песни Сопротивления отошли в историю. Начался новый этап жизни. Анна Юрьевна вышла замуж. Ее муж – Юрий Александрович Смирнов, ученый. Он прожил 52 года. «С каждым годом я люблю тебя больше и больше», – написал он Анне за два года до смерти.

Творческая жизнь Анны Смирновой-Марли продолжалась. Ее перу принадлежит книга французских поэм «Мессидор» (название «месяца жатвы» – А.Б.). Она выпустила сборник басен, написала несколько сценариев, музыку к фильмам. Ей принадлежат свыше трехсот песен на пяти языках. Марли гастролировала по Европе, Африке, Южной Америке, США. Создала Театр песен в Буэнос-Айресе, а в США – ансамбль негритянских ребят.

Долгое время супруги жили во Флориде, а потом переселились на север США, близ Джордан-Вилла, где есть православный монастырь. «С годами во мне все больше усиливалось тяготение ко всему русскому, – объяснила Анна Юрьевна. – Сегодня я чувствую себя русской».

Анна Юрьевна написала воспоминания. Одна из ее книг, «Дорога домой», в 2004 году вышла в Москве, а в январе 2005 года в доме «Русское зарубежье» состоялась презентация. Это было бы невозможно без титанических усилий целого коллектива единомышленников, объединенных другом Марли, журналисткой радиостанции «Голос России» в Москве Ассией Хайретдиновой. Поэтому в заключение приведем отрывок из ее письма Анне Марли от 30 января 2004 года:

«Дорогая Анна Юрьевна! Трудно передать словами испытанные мной минуты волнения во время исполнения Ваших произведений – “Песни партизан” и “Гимна новой России”… Впервые в России! В чудесно возрожденном храме Христа Спасителя!.. Хор пел вдохновенно, на большом подъеме и вызвал бурные овации… От всего сердца поздравляю Вас, Анна Юрьевна, с исполнением Вашей мечты – Ваши песни прозвучали в России! И будут звучать!»

Возвращение в Россию состоялось.

Век Симоны Вейль

В 1991 году журналист Леонид Млечин писал: «Жизнь и смерть одной страстотерпицы, чье имя – Симона Вейль, еще мало что говорит советскому читателю. Но знакомство должно состояться». Прошли годы, а «парижская девственница» по-прежнему малоизвестна нам. Так давайте попробуем познакомиться еще раз.

Вы спросите: а почему мы ее вспоминаем? Кто она? Философ, анархистка, мученица, святая? Ее подруга, французская писательница Симона де Бовуар, вспоминает: «Вейль меня интересовала, так как имела репутацию человека большого ума и необычной наружности. В Китае разразился голод, и мне рассказывали, что Симона Вейль расплакалась. Эти слезы внушили мне больше уважения, чем ее способности в области философии». Симона обладала удивительным качеством – пропускать сквозь свое сердце страдания человечества.

Симона Вейль окончила одно из престижных учебных заведений Франции – Высшую нормальную школу. После экзаменов она преподает в школах для детей рабочих, организует бесплатные обеды для безработных. Она мечтает о революции, которая накормит всех, а на возражения отвечает просто: «Видно, вы никогда не испытывали голода». Симона знакомится с учением Карла Маркса, но скоро в нем разочаровывается:

«Вера в то, что можно повернуть колесо истории в другом направлении, изменив режим путем реформ или революций, – это лишь сон наяву…»

Еще большее разочарование в идее революции принесла поездка в республиканскую Испанию: «Человеческая жизнь ничего не стоит…» В 1938 году Симона провела десять дней в монастыре, была на богослужениях:

«Меня одолевала страшная головная боль, каждый звук был мучителен, как удар. Но предельная концентрация внимания позволила мне покинуть мою жалкую плоть, оставив ее одну страдать, скрючившись в уголке, и вознестись к чистой совершенной радости… Нужно ли говорить, что во время этих богослужений я постигла страдания Иисуса Христа. И это осталось во мне навсегда». Жизнью своей она доказала это.

14 июня 1940 года немцы вошли в Париж. Фашистская полиция, сотрудничавшая с гестапо, арестовала Симону. Однако ее скоро отпустили. Родственники стараются увезти ее в Нью-Йорк, однако Симона едет в Англию, где работает на вооруженные силы «Свободной Франции» де Голля. Она просит, чтобы ее направили во Францию в отряды Сопротивления, учится прыгать с парашютом. Но у командиров в штабе де Голля не хватило духу сказать ей «да». Они не поняли, что этим самым усиливали ее нравственные мучения. Эта женщина страдала, что не может помочь своим соотечественникам. И тогда она отказывается от еды. Симона считает, что не имеет права есть больше, чем французы, получающие продовольственные карточки.

24 августа 1943 года Симона Вейль умерла. В свидетельстве о смерти написано: «Причина смерти – остановка сердца вследствие голода и туберкулеза легких. Покойная убила себя, отказываясь от еды». Симоне было 34 года.

С точки зрения обывателя и ее жизнь, и ее смерть – нелепы. Жизнь в аскезе. Если любовь и боль за людей – признак сумасшествия, то это святое сумасшествие.

Журнал «Новый мир» в 1990 году опубликовал переводы из религиозно-философского наследия Симоны Вейль. Во вступительном слове к ее статье «“Илиада”, или “Поэма о силе”» Сергей Аверинцев написал: «ХХI век будет в некоем существенном смысле также и веком Симоны Вейль».

Пусть сбудется. И пусть последующие поколения услышат призыв Симоны «отвергать обаяние Силы».

Истерзанная душа Анны Барковой

Современница Марины Цветаевой и Анны Ахматовой. В 1922 году Анатолий Луначарский писал ей: «…Я вполне допускаю мысль, что вы сделаетесь лучшей советской поэтессой за все пройденное время русской литературы».

Увы, «неизвестной поэтессой» назвал ее биограф Леонид Таганов. А сама Анна Александровна с болью писала:

Вы, наверно, меня не слыхалиИли, может быть, не расслышали.Говорю на коротком дыханье,Полузадушенная, осипшая.

Не захотели расслышать ее голос составители различных литературных библиографических справочников и энциклопедий, не включили ее в свои персоналии. Тихо отметила литературная общественность и столетие со дня рождения поэтессы, которую Михаил Дудин назвал русской Жанной д’Арк, пришедшей к вершинам своей поэзии через страдания и веру в справедливость.

Анна Александровна Баркова родилась в городе Иванове 16 июля 1901 года в семье сторожа гимназии. Потом она напишет:

Что в крови прижилось, то не минется.Я и в нежности очень груба.Воспитала меня в провинцииВ три окошечка мутных изба.

А вот какой ее запомнила одна из соучениц: «Огненно-красная, со слегка вьющимися волосами, длинная коса, серьезные, с пронзительным взглядом глаза…».

В 1922 году в Петрограде вышел первый (и единственный!) поэтический сборник Барковой – «Женщина». С надеждой и сочувствием встретили ее приход в литературу Александр Блок и Валерий Брюсов. Ее стихи включили в знаменитую антологию русской поэзии ХХ века. Революционно-пролеткультовские поэты относились к Барковой неприязненно: «…все обвинения свалились на мою голову: мистицизм, эстетизм, индивидуализм… В защиту мою выступил только Пастернак».

Не простили ей увлечение Эдгаром По и Оскаром Уайльдом, не простили, что скоро развеялись ее романтические иллюзии. В стихах появляется трагическое предчувствие будущего:

Все вижу призрачный и душныйИ длинный коридор.И ряд винтовок равнодушных,Направленных в упор.

Это написано в 1931 году. А вот чуть позже:

Боги жаждут… Будем терпеливоЖдать, пока насытятся они.Беспощадно топчут ветви сливыКрасные до крови наши дни.

Пир богов был в самом разгаре. 25 декабря 1934 года Анна Баркова получила свой первый срок. Крестный путь начался…

Спустя пять лет, в 1939 году, ее освободили. На целых восемь лет. Анна Александровна поселилась в Калуге, здесь она пережила войну, встретила Победу. А 27 ноября 1947 года ее арестовали во второй раз: «Опять казарменное платье». Воркута, поселок Абезь – там она встретила философа Карсавина, египтолога Коростовцева…

Трагические пятидесятые стали расцветом поэтического творчества Анны Барковой. Ее стихи изустно передавались на этапах, в тюрьмах и лагерях. «Великий ад», о котором поэтесса писала еще в 1935 году в Калуге, объял всю страну, превратив ее в «загон для человеческой скотины». «Самое мучительное в поэзии Барковой, – пишет Таганов, – это сознание того, что страшный опыт ее жизни, равно как и опыт тысяч других, не в силах изменить окружающего».

Ее освободили в январе 1956 года. Реабилитировали. Казалось бы, все. Но нет, предчувствие не обмануло:

Восемь лет, как один годочек,Исправлялась я, мой дружочек.А теперь гадать бесполезно,Что во мгле – подъем или бездна.

Опять – бездна. Третий срок. За стихи. И это в пору весенней оттепели шестидесятых, о которой мы так любим вспоминать. Только заступничество Твардовского помогло ее освобождению в 1966-м и полной реабилитации.

Анна Александровна умирала долго и мучительно. В больнице к ней относились удивительно сердечно и тепло. Но с ней, пишет Таганов, случилось то, что случилось со многими побывавшими там, где она провела двадцать лет жизни. Ей казалось, что за ней следят в глазок; ей слышались голоса друзей, которых допрашивали за стеной… Однажды она, спускаясь с лестницы, упала. Она объясняла потом врачам, что хотела догнать партию, от которой отстала…

Крестный путь, ее ад кончился 29 апреля 1976 года:

Домчалась. Пала у ворот,Распахнутых в Эдем…

Успокоилась ли ее истерзанная душа?..

Русская Сафо

(София Парнок)

Молодость моего поколения пришлась на то ханжеско-пуританское время, о котором одна из современниц справедливо сказала: «В СССР секса нет». Как ее только не высмеивали, а зря. Ведь секс предполагает свободу, фантазию. О какой фантазии тогда могла идти речь… Я бы сказала, то было скорее утоление жажды, быстрое, порой неумелое.

И уж тем более в конце 50-х – начале 60-х годов мы не слышали и не знали слов «гей», «лесбиянка». Конечно, вольный воздух Международного фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1957 году принес ароматы загнивающего Запада. Но то было не знание, а слухи, намеки.

Нам, филологам, было полегче. Мы читали «Монахиню» Дидро, «Смятение чувств» Стефана Цвейга. Мы прикасались к тем потаенным глубинам человеческой психики, которые пугали и влекли, завораживали, формировали наше отношение к этим необычным проявлениям человеческих чувств, наше если не сострадание, то сочувствие к переживаемым ими трагедиям. Из глубины веков доносился голос великой Сафо, взывающий к сочувствию и пониманию этих отверженных: «Смертным не дано соперничать с любовью».

Поэтесса Сапфо, или, как привычнее нам, Сафо. Платон называл ее десятой музой:

Девять лишь муз называя,Мы Сапфо наносим обиду;Разве мы в ней не должныМузу десятую чтить?

Последующая история ответила: «ДА!»

Прошли тысячелетия, а муза Сафо жива среди тех,

Кто был ей верен многие века,Кто звал ее вселиться в облака…

(Игорь Северянин)


От ее сочинений до нас дошло всего несколько стихотворений, однако их влияние на последующую литературу столь велико, что мы не могли не вспомнить о ней, прежде чем начать рассказ о нашей героине. Сафо предчувствовала свою дальнейшую судьбу: «Вспомнит со временем кто-нибудь, верь, и нас!» И вот уже два тысячелетия витает дух Сафо над грешною землей, зовет к любви, в трагический узел завязывая отношения людей.

«Соня меня очень любит, и я ее очень люблю – это вечно», – напишет о Парнок Марина Цветаева. А потом с сомнением: «Есть имена как душные цветы…» И ей же: «Твоя душа мне встала поперек души…»

Они познакомились в доме Наталии Крандиевской (по другой версии – у Максимилиана Волошина) в 1914 году. Марине 22 года, Парнок – 29. Они очень разные. Марина девственно хороша. «Цветком, поднятым над плечами, ее золотоволосая голова, пушистая, с вьющимися у висков струйками легких кудрей, с густым блеском над бровями подрезанных, как у детей, волос, – такой помнит ее младшая сестра Анастасия. – Ясная зелень ее глаз, затуманенная близоруким взглядом, застенчиво уклоняющимся, имеет в себе что-то колдовское. Ее женское только сквозит, только реет…»

София, напротив, не была хороша собой. «Но было что-то обаятельное и необыкновенно благородное в ее серых выпуклых глазах, смотрящих пристально, в ее тяжеловатом, “лермонтовском” взгляде, в повороте головы, слегка надменном, в незвучном, но мягком, довольно низком голосе, – писал Владислав Ходасевич. – Ее суждения были независимы, разговор прям».

Цветаева тоже оставила ее портрет:

Есть женщины. – Их волосы, как шлем.Их веер пахнет гибельно и тонко,Им тридцать лет. – Зачем тебе, зачемМоя душа спартанского ребенка?!

Зачем, зачем?! Этот вопрос переадресуем Марине. Зачем ей, жене и матери, этот «гибельный грех»? Что заставило ее воскликнуть:

Сердце сразу сказало: «Милая!»Все тебе – наугад – простила я,Ничего не знав, – даже имени!О, люби меня, о, люби меня!

Попытаемся сами ответить на этот вопрос, хотя вряд ли это под силу даже Фрейду. Марина рано потеряла мать. Это была для нее незаживающая рана. Майя Кудашева-Роллан считает, что у нее еще с детства заметно тяготение к женщинам. Поиск матери? Может быть, в стихах найдем ответ:

В оны дни ты мне была как мать,Я в ночи тебя могла позвать,Свет горячечный, свет бессонный,Свет очей моих в ночи оны.

(По книге Джейн Таубман)


Да и Парнок вторит ей:

«Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою»Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня.Ночью задумалась я над кудрявой головкою,Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя…

Возможно, была и другие причины, но оставим исследовать их цветаеведам, а наш рассказ о Софии Парнок.

Как и следовало ожидать, любовь-грех закончилась разрывом: «Благословляю вас на все четыре стороны» (Марина Цветаева).

Жизнь разметала подруг по разным сторонам и странам. У обеих она была нелегкой. Что почувствовала Марина Ивановна, узнав о смерти Парнок? На этот вопрос она ответила в «Письмах к Амазонке»: «…И однажды та, что была некогда младшей, узнает, что где-то, на другом конце той же земли, умерла старшая. Сперва она захочет написать, чтобы убедиться. Желание останется желанием… Зачем, ведь она умерла? Ведь я тоже умру когда-нибудь… И решительно, со всей правдивостью безразличья:

– Ведь она умерла во мне – для меня – уже двадцать лет назад.

Не нужно умирать, чтобы быть мертвым!»


А что же Парнок? Кто она, эта уже знакомая нам незнакомка?

София Яковлевна Парнок родилась 30 июля (11 августа) 1885 года в Таганроге. Ее подлинная фамилия – Парнох, но отец изменил ее на Парнок: ему не нравилась буква «х». Он был владельцем аптеки, мать – врачом. В 1891 году в семье родились близнецы, брат и сестра. Мать умерла родами. Соня не приняла мачеху и возненавидела отца. Как видим, причина влечения к женщине та же, что и у Цветаевой, – поиск материнского начала. Но если у Марины это эмоциональный всплеск, то у Софии – данность, ее судьба. Здесь, видимо, определяющую роль сыграла нелюбовь к отцу, которая распространилась на весь род мужской. «Я никогда, к сожалению, не была влюблена в мужчину», – скажет позднее поэтесса.

В 1903 году, окончив с медалью гимназию, София покидает Таганрог, уезжает вместе с подругой в Женеву, где поступает в консерваторию. Биографы отмечают ее несомненный музыкальный дар, а как пример музыкальности ее стиха приводят стихотворение «Орган»:

Кто вы, темные сонмы?Я не знала, что плачут в раю.От такой ли тоски огромной,От блаженства ли так поют?И какое пронзило сверканьеЭтот громкоклокочущий мрак?..

Однако музыкантом Парнок не стала. Она прервала учебу в консерватории и вернулась в Россию, поступила на юридический факультет Высших женских курсов. Одновременно занималась литературным творчеством: стихи, детские сказки, переводы. Ее дебют состоялся в 1906 году и сразу же привлек внимание Ходасевича, отметившего, что в ее стихотворениях «отчетливость мысли сочеталась с такой же отчетливой формой, слегка надломленной и парадоксальной, но как нельзя более выразительной». Среди массы стихов – подражаний Бальмонту, Брюсову, Сологубу ее стихи отличались своеобразием.

В это время на Парнок сильное влияние оказал Владимир Михайлович Волькенштейн, драматург, теоретик театра. Он писал стихи, но Александр Блок считал их «скучными». София Парнок вышла за него замуж, желая, видимо, стать «нормальной женщиной». Увы, брак очень скоро распался – Парнок не смогла перебороть природу. Отныне все ее чувства отданы подругам.

Отношения с Мариной Цветаевой не были простым эпизодом в ее жизни. Биографы утверждают, что фотография Марины всегда стояла на столике у постели, а черты ее Парнок постоянно искала в своих новых возлюбленных. Да вот прочитайте посвящение Марине Баранович:

Как странно мне ее напоминаешь ты!Такая ж розоватость, золотистость.И перламутровость лица, и шелковистость,Такое же биенье теплоты…И тот же холод хитрости змеинойИ скользкости… Но я простила ей!И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,Виденье соименницы твоей!

Эти строки написаны осенью 1929 года, спустя годы и годы после расставания с той Мариной.

После разрыва с Цветаевой, переживаемого очень болезненно (но «я простила ей!»), у Парнок были и другие привязанности. Закатной любовью Парнок стали отношения с Ниной Евгеньевной Веденеевой, преподавательницей Московского университета. Они познакомились в подмосковном Кашине в 1932 году. Может быть, впервые Парнок была по-настоящему счастлива, но

Вот уже смертельная усталостьИ глаза, и душу мне смежит.Вот уж, не бунтуя, не противясь,Слышу я, как сердце бьет отбой.Я слабею, и слабеет привязь,Крепко нас вязавшая с тобой.Вот уж ветер вольно веет выше, выше,Все в цвету, и тихо все вокруг, —До свиданья, друг мой! Ты не слышишь?Я с тобой прощаюсь, дальний друг.

31 июля 1933 года. Село Каринское. Софии Яковлевне всего 48 лет. Не знаю, как вам, уважаемый читатель, а мне в последних словах слышится прощание с Мариной Цветаевой.

Возможно, вы спросите, почему мы так подробно останавливаемся на интимной жизни Софии Парнок. Исчерпывающий ответ дала биограф поэтессы София Полякова: «Так как Парнок не делала тайны из этой стороны своей жизни, без знания ее непонятными окажутся многие стихи». От себя добавим: необычность ее пристрастий создавала обособленность в обществе, порождала одиночество, что тоже непонятно без знания «этой стороны» ее жизни. И важно понять, что ее трагедия и та неприкрытость, с которой она сама говорит об этом, не должны быть восприняты как бестактное и праздное вторжение в сферу очень личного. А теперь об очень личном – ее стихах.

Жизнь жестоко обошлась с наследием Парнок. Свою литературную судьбу она сравнивала с судьбой поэтессы ХIХ века Каролины Павловой, тоже не нашедшей признания при жизни:

Но современницей прожив бесправной,Нам Павлова прабабкой стала славной.

Особое место в духовной жизни Парнок принадлежит Тютчеву:

И в том нет высшего, нет лучшего,Кто раз, хотя бы раз, скорбя,Не вздрогнул бы от строчки Тютчева:«Другому как понять тебя?»

И в письмах к близким, и в стихах поэтессы часто звучит мотив непризнанности:

…в стол… в заветный ящик —Лети, мой стих животворящий,Кем я дышу и в ком живу!

Ибо не может встать на путь компромиссов, ибо «признание за душой моей права на существование дороже мне всякого литературного признания». Чтобы заработать на жизнь, занимается переводами. Она переводит Шарля Бодлера, Ромена Роллана, Марселя Пруста и многих, многих других.

В годы Нэпа, когда было разрешено частное предпринимательство, целая группа московских поэтов организовала свое издательство для печатания стихов. Борис Зайцев вспоминал: «Собравшийся у меня в Староконюшенном кружок поэтов удалось превратить в издательскую артель “Узел”. В артель вошли Софья Парнок, Павел Антокольский, Борис Пастернак, Бенедикт Лившиц». В этом издательстве Парнок издала два своих сборника: «Музыка» (1926) и «Вполголоса» (1928). Предчувствуя ранний уход, она пишет:

Кончается мой день земной,Встречаю вечер без смятенья,И прошлое передо мнойУж не отбрасывает тени —Той длинной тени, что в своемБеспомощном косноязычьеОт всех других теней в отличьеМы будущим своим зовем.

В одном из посвящений Бенедикт Лившиц писал Парнок: «Рад, что наши поэтические судьбы пересеклись хотя бы в “Узле”, так как ваши стихи, Софья Яковлевна, я давно люблю».

Послереволюционный быт Софии Яковлевны был труден: нужда, стесненное жилье. Но не эмигрировала. Не смогла. На все вопросы, как всегда, ответила стихами:

Я гляжу на ворох желтых листьев…Вот и вся тут золота казна!На богатство глаз мой не завистлив, —Богатей, кто не боится зла.Я последнюю игру играю,Я не знаю, что во сне, что наяву.И в шестнадцатиаршинном раеНа большом приволье я живу.Где еще закат так безнадежен?Где еще так упоителен закат?..Я счастливей, брат мой зарубежный.Я тебя счастливей, блудный брат!Я не верю, что за той межоюВольный воздух, вольное житье:За морем веселье, да чужое,А у нас и горе, да свое.

София Яковлевна Парнок скончалась 26 августа 1933 года в селе Каринском под Москвой. Спустя несколько дней ее похоронили в Москве на немецком кладбище в Лефортово. Газеты сообщили об этом уже после похорон. И немота забвения окутала ее имя.

Муза философа и поэта

(Лу Саломэ)

Лу Саломэ не была красива классической красотой. Она была утонченной и эротичной. Ее обаяние обволакивало, а умение слушать делало неотразимой, ибо мужчины обожают быть услышанными. Ее спокойный взгляд, мягкие кошачьи движения…

Импульсивный Ницше был заворожен. Ему сорок лет. Он болен и одинок. А тут судьба подарила надежду: вот душа, которая ему близка. Об этом он, воодушевленный, сообщает своей приятельнице, которая, собственно, и устроила это знакомство.

Луиза, или Лу фон Саломэ, родилась в Петербурге в 1861 году. Ее отец, Густав Карлович, выходец из Прибалтики, верой и правдой служил русскому престолу, за что и был пожалован дворянским титулом и чином генерала. Мать Лу происходила из семьи немецких фабрикантов. Девочка «по-русски плохо знала», ее родным языком был немецкий, а русской няни не было. Жила Лу в замкнутой аристократической петербургской среде, снобистской и холодной. На ее становление сильное влияние оказал пастор Жийо, который учил девочку-подростка философии и преподал первый урок греховной ласки: во время проповеди гладил нежную девичью коленку.

В 19 лет Лу покинула Россию, чтобы получить образование. Какое-то время она посещала лекции в Цюрихском университете; особенно ее привлекали религиозная философия и психология. В дальнейшем Лу Саломэ станет знаменитой писательницей, чье имя окружено мифами, легендами, тайнами. Одна из них – встреча с Ницше.

Когда в 1882 году мадемуазель Мейзенбух, опекавшая Ницше, предложила Лу познакомиться с ним, девушка согласилась. Ей было интересно поближе узнать философа, сочинения которого лежали в ее дорожном сундучке.

Таким образом, дальнейшие драматические события были предопределены. Мейзенбух, встретив Лу Саломэ, была уверена, что молодая русская подходит Ницше на роль… жены. Откуда ей было знать, что Лу меньше всего собиралась быть хорошей женой, что у нее были совсем другие планы на собственную жизнь? Вот так, стремясь сделать добро, мы порой только осложняем жизнь близким нам людям. Мейзенбух, естественно, об этом не думала, а просто приняла желаемое за действительное. Недюжинный ум Лу, ее чрезвычайная интеллектуальная восприимчивость позволили мадемуазель надеяться, что Ницше найдет в Лу прекрасного собеседника. Увы, этого мало, чтобы стать хорошей женой. Встреча состоялась в Риме, у собора Святого Петра.