Скотный двор

Глава I

Мистер Джонс с фермы «Усадьба» запер на ночь курятники, но был слишком пьян, чтобы помнить о том, что надо заткнуть дыры. При свете фонаря, пляшущем из стороны в сторону, он, пошатываясь, пересек двор, сбросил сапоги у задней двери, налил себе последний стакан пива из бочонка в буфетной и направился к кровати, где уже похрапывала миссис Джонс.

Как только свет в спальне погас, во всех хозяйственных постройках началось шевеление и трепетание. Ещё днём пошли слухи, что старый Майор, кабан – медалист породы «средняя белая», прошлой ночью видел странный сон и хочет рассказать о нём другим животным. Они договорились встретиться в большом сарае, как только мистер Джонс благополучно уберется с дороги. Старый Майор (так его всегда называли, хотя имя, под которым его выставляли, было «Краса Виллингдона») пользовался на ферме таким уважением, что все были готовы потерять час сна, лишь бы услышать, что он скажет.

В дальнем конце большого сарая, на возвышении, на соломенной подстилке под фонарем, свисавшим с балки, устроился Майор. Ему было двенадцать лет, и в последнее время он несколько располнел, но всё ещё оставался величественной свиньей, выглядевшей мудро и доброжелательно, несмотря на то, что его клыки никогда не подпиливались. Вскоре начали прибывать и другие животные, устраиваясь поудобнее, каждое на свой манер. Первыми появились три собаки – Блюбелл, Джесси и Пинчер, а за ними свиньи, которые расположились на соломе прямо перед помостом. Куры взгромоздились на подоконники, голуби вспорхнули на стропила, овцы и коровы улеглись позади свиней и принялись жевать жвачку. Две ломовые лошади, Боксёр и Клевер, вошли вместе, ступая очень медленно, осторожно опуская свои огромные волосатые копыта, чтобы не раздавить какое – нибудь маленькое животное, спрятавшееся в соломе. Клевер была крепкой кобылой, приближающейся к среднему возрасту, которой так и не удалось полностью восстановить свою фигуру после четвертого жеребёнка. Боксёр был огромным конём, почти восемнадцати ладоней в высоту, и таким же сильным, как любые две обычные лошади вместе взятые. Белая полоска на носу придавала ему несколько глуповатый вид, да и вообще он не отличался выдающимся умом, но все его уважали за твёрдость характера и огромную работоспособность. За лошадьми шли Мюриэль, белая коза, и Бенджамин, осёл. Бенджамин был самым старым животным на ферме и самым вспыльчивым. Он редко говорил, а когда говорил, то обычно отпускал какое – нибудь циничное замечание – например, говорил, что Бог дал ему хвост, чтобы отгонять мух, но что лучше бы не было ни хвоста, ни мух. Единственный среди животных на ферме, он никогда не смеялся. Если бы его спросили, почему, он ответил бы, что не видит ничего смешного. Сам того не сознавая, он был предан Боксёру; они обычно проводили вместе воскресенья в маленьком загоне за садом, паслись бок о бок и никогда не разговаривали.

Обе лошади только улеглись, когда выводок утят, потерявших свою мать, забежал в сарай, слабо попискивая и тыкаясь туда – сюда, чтобы найти место, где их не затопчут. Огромной передней ногой Клевер соорудила вокруг них что – то вроде стены, и утята, уютно устроившись за ней, быстро заснули. В последний момент в сарай грациозно вошла, жуя кусочек сахара, Молли, глупая хорошенькая белая кобыла, которая таскала двуколку мистера Джонса. Она заняла место впереди и принялась поигрывать белой гривой, надеясь привлечь внимание к красным лентам, вплетённым в неё. Последней пришла кошка, которая, как обычно, огляделась в поисках самого теплого места и наконец втиснулась между Боксёром и Клевер; там она довольно мурлыкала на протяжении всей речи Майора, не слушая ни слова из того, что он говорил.

Теперь все животные были здесь, кроме Моисея, ручного ворона, который спал на жердочке за задней дверью. Когда Майор увидел, что все устроились поудобнее и внимательно ждут, он откашлялся и начал:

– Товарищи, вы уже слышали о странном сне, который я видел прошлой ночью. Но я вернусь к этому сну позже. Сначала я хочу сказать кое – что ещё. Я не думаю, товарищи, что пробуду с вами ещё много месяцев, и перед смертью считаю своим долгом передать вам ту мудрость, которую приобрел. Я прожил долгую жизнь, у меня было много времени для размышлений, когда я лежал один в своем стойле, и я думаю, что могу сказать, что понимаю природу жизни на этой земле не хуже, чем любое животное, живущее сейчас. Именно об этом я и хочу с вами поговорить.

– Итак, товарищи, какова природа этой нашей жизни? Давайте посмотрим правде в глаза: наша жизнь несчастна, тяжела и коротка. Мы рождаемся, нам дают ровно столько пищи, чтобы поддерживать дыхание в наших телах, и тех из нас, кто способен на это, заставляют работать до изнеможения; и в тот самый момент, когда наша полезность подходит к концу, нас убивают с отвратительной жестокостью. Ни одно животное в Англии не знает счастья или досуга после того, как ему исполнится год. Ни одно животное в Англии не свободно. Жизнь животного – это страдание и рабство: это простая истина.

– Но разве это просто часть естественного порядка вещей? Потому ли, что наша земля так бедна, что не может обеспечить достойную жизнь тем, кто на ней живёт? Нет, товарищи, тысячу раз нет! Почва Англии плодородна, климат благоприятен, она способна в изобилии давать пищу несравненно большему числу животных, чем ныне населяет её. Одна эта наша ферма могла бы содержать дюжину лошадей, двадцать коров, сотни овец – и все они жили бы в комфорте и достоинстве, которые сейчас почти за пределами нашего воображения. Почему же тогда мы продолжаем пребывать в этом жалком состоянии? Потому что почти все продукты нашего труда украдены у нас людьми. Вот, товарищи, ответ на все наши проблемы. Он выражается в одном – единственном слове – человек. Человек – единственный настоящий враг, который у нас есть. Уберите человека со сцены, и коренная причина голода и переутомления будет устранена навсегда.

– Человек – единственное существо, которое потребляет, не производя. Он не дает молока, не откладывает яиц, он слишком слаб, чтобы тянуть плуг, он не может бегать достаточно быстро, чтобы поймать кроликов. И всё же он – повелитель всех животных. Он заставляет их работать, отдает им тот минимум, который не даст им умереть с голоду, а остальное оставляет себе. Наш труд возделывает землю, наш навоз удобряет её, и все же ни один из нас не владеет ничем, кроме своей шкуры. Вы, коровы, которых я вижу перед собой, сколько тысяч галлонов молока вы дали за этот последний год? И что же случилось с тем молоком, которое должно было бы вскормить крепких телят? Каждая его капля попала в глотки наших врагов. А вы, куры, сколько яиц вы снесли за последний год, и сколько из этих яиц вылупилось цыплят? Все остальные отправились на рынок за деньгами для Джонса и его людей. А ты, Клевер, где те четыре жеребенка, которых ты родила и которые должны были стать опорой и радостью твоей старости? Каждый был продан в годовалом возрасте – вы никогда больше не увидите ни одного из них. В обмен на твои четыре беременности и весь твой труд в поле, что ты когда – либо имела, кроме скудного пайка и стойла?

– И даже те жалкие жизни, которые мы ведем, не могут достичь своей естественной продолжительности. За себя я не ропщу, ибо я один из счастливчиков. Мне двенадцать лет, и у меня было более четырехсот детей. Такова естественная жизнь свиньи. Но ни одно животное в конце концов не избежит жестокого ножа. Вы, молодые свиньи, сидящие передо мной, каждый из вас будет кричать о своей жизни, вися на блоке в ближайший год. К этому ужасному концу мы все должны прийти – коровы, свиньи, куры, овцы, все. Даже лошадей и собак ждёт не лучшая участь. Тебя, Боксёр, в тот самый день, когда твои могучие мускулы потеряют свою силу, Джонс продаст живодеру, который перережет тебе глотку и сварит для гончих. Что касается собак, то, когда они становятся старыми и беззубыми, Джонс привязывает им на шею кирпич и топит в ближайшем пруду.

– Разве не ясно, товарищи, что всё зло нашей жизни происходит от тирании людей? Только избавьтесь от человека, и продукт нашего труда будет нашим собственным. Почти за одну ночь мы могли бы стать богатыми и свободными. Что же нам тогда делать? Трудитесь день и ночь, душой и телом для уничтожения рода человеческого! Вот вам моё послание, товарищи: восстание! Я не знаю, когда произойдет это восстание, может быть, через неделю или через сто лет, но я знаю так же точно, как вижу эту солому под ногами, что рано или поздно справедливость восторжествует. Сосредоточьте на этом свой взор, товарищи, на протяжении всего короткого остатка вашей жизни! И прежде всего, передайте это моё послание тем, кто придет после вас, чтобы будущие поколения продолжали борьбу до тех пор, пока она не станет победоносной.

– И помните, товарищи, ваша решимость никогда не должна поколебаться. Никакие доводы не должны сбивать вас с пути истинного. Никогда не слушайте, когда вам говорят, что у человека и животных есть общие интересы, что процветание одного – это процветание других. Все это ложь. Человек не служит интересам ни одного существа, кроме самого себя. И среди нас, животных, пусть будет совершенное единство, совершенное товарищество в борьбе. Все люди – враги. Все животные – товарищи.

В этот момент раздался страшный грохот. Пока Майор говорил, четыре большие крысы выползли из своих нор и сидели на задних лапах, слушая его. Собаки внезапно заметили их, и только стремительный рывок к своим норам спас крысам жизнь. Майор поднял копыто, призывая к тишине.

– Товарищи, – сказал он, – вот вопрос, который должен быть решен. Дикие животные, такие как крысы и кролики – наши друзья или враги? Давайте поставим его на голосование. Я предлагаю этот вопрос собранию: являются ли крысы товарищами?

Голосование было проведено сразу же, и подавляющее большинство согласилось, что крысы – товарищи. Несогласных было всего четверо – три собаки и кошка, который, как выяснилось впоследствии, голосовала за оба предложения. Майор продолжал:

– Мне больше нечего сказать. Я просто повторяю: всегда помните о своём долге вражды к человеку и всему, что с ним связано. Всякий, кто ходит на двух ногах, – враг. Всякий, кто ходит на четырех ногах или имеет крылья, – это друг. И помните также, что в борьбе против человека мы не должны уподобляться ему. Даже когда вы победили его, не принимайте его пороки. Ни одно животное не должно жить в доме, спать в постели, носить одежду, пить алкоголь, курить табак, прикасаться к деньгам или заниматься торговлей. Все привычки человека – зло. И самое главное, ни одно животное не должно тиранить себе подобных. Слабые или сильные, умные или простые – все мы братья. Ни одно животное не должно убивать других животных. Все животные равны.

– А теперь, товарищи, я расскажу вам о моем вчерашнем сне. Я не могу описать вам этот сон. Это был сон о земле, какой она станет, когда исчезнет человек. Но это напомнило мне о чём – то давно забытом. Много лет назад, когда я был маленьким поросенком, моя мать и другие свиноматки пели старую песню, из которой они знали только мелодию и первые три слова. Я знал эту мелодию ещё в детстве, но она давно уже вылетела у меня из головы. Прошлой ночью, однако, она вернулась ко мне во сне. И более того, слова песни тоже вернулись – слова, я уверен, которые пелись животными давным – давно и были потеряны в памяти поколений. Сейчас я спою вам эту песню, товарищи. Я стар, и голос у меня хриплый, но когда я научу вас этой мелодии, вы сможете петь её лучше. Она называется «Скот английский».

Старый Майор откашлялся и запел. Как он и говорил, голос у него был хриплый, но пел он достаточно хорошо, и это была волнующая мелодия, что – то среднее между «Клементиной» и «Кукарачей». Слова бежали сами собой:

Пение этой песни привело животных в дикое возбуждение. Ещё до того, как Майор дошёл до конца, они стали подпевать. Даже самые глупые из них подхватили мелодию и запомнили несколько слов, а самые умные, такие как свиньи и собаки, за несколько минут выучили всю песню наизусть. А затем, после нескольких предварительных попыток, вся ферма хором запела «Скот английский». Коровы мычали, собаки скулили, овцы блеяли, лошади ржали, утки крякали. Они были так восхищены песней, что пропели её пять раз подряд и могли бы петь всю ночь, если бы их не прервали.

К несчастью, шум разбудил мистера Джонса, который вскочил с постели, уверенный, что во двор проникла лиса. Он схватил ружьё, которое всегда стояло в углу его спальни, и выпустил заряд шестого калибра в темноту. Дробины впились в стену сарая, и собрание поспешно прекратилось. Все разбежались по своим углам. Птицы вскочили на свои насесты, животные улеглись на солому, и вся ферма мгновенно уснула.

Глава II

Три ночи спустя старый Майор мирно скончался во сне. Его тело было похоронено у фруктового сада.

Это было в начале марта. В течение следующих трех месяцев велась активная тайная деятельность. Речь Майора дала более умным животным на ферме совершенно новый взгляд на жизнь. Они не знали, когда произойдет предсказанное Майором восстание, у них не было причин думать, что оно произойдет в течение их собственной жизни, но они ясно видели, что их долг – подготовиться к нему. Работа по обучению и организации других, естественно, легла на свиней, которые были признаны самыми умными из животных. Среди свиней особенно выделялись два молодых кабана – Снежок и Наполеон, которых мистер Джонс растил для продажи. Наполеон был крупным, довольно свирепым на вид беркширским кабаном, единственным беркширцем на ферме, не очень разговорчивым, но с репутацией умеющего добиться своего. Снежок был более живым кабаном, чем Наполеон, более быстрым в речи и более изобретательным, но считался легкомысленным. Остальные свиньи на ферме были еще поросятами. Самым известным среди них был маленький жирный поросёнок по кличке Визгун, с очень круглыми щеками, блестящими глазами, проворными движениями и пронзительным голосом. Он был блестящим говоруном, у него была манера, когда он спорил о каком – нибудь трудном вопросе, прыгать из стороны в сторону и вилять хвостом, что было как – то очень убедительно. О Визгуне говорили, что он может превратить чёрное в белое.

Эти трое развили учение старого Майора в законченную систему мысли, которую они назвали анимализмом. Несколько ночей в неделю, после того как мистер Джонс засыпал, они тайно собирались в сарае и излагали остальным принципы анимализма. Вначале они столкнулись с невежеством и апатией. Некоторые животные говорили о долге верности мистеру Джонсу, которого они называли «хозяином», или делали элементарные замечания, такие как «мистер Джонс кормит нас. Если бы он ушел, мы бы умерли с голоду». Другие задавали такие вопросы, как «почему мы должны заботиться о том, что произойдет после нашей смерти?» или «если это восстание всё равно произойдет, какая разница, будем ли мы работать на него или нет?», и свиньям было очень трудно заставить их понять, что это противоречит духу анимализма. Самые глупые вопросы задавала Молли, белая кобыла. Самый первый вопрос, который она задала Снежку, был: «останется ли сахар после восстания?»

– Нет, – твердо сказал Снежок. – У нас на ферме нет средств для производства сахара. Кроме того, тебе не нужен сахар. У тебя будет столько овса и сена, сколько захочешь.

– И мне по – прежнему разрешат носить ленточки в гриве? – спросила Молли.

– Товарищ, – сказал Снежок, – эти ленты, которым ты так предана, – символ рабства. Неужели ты не понимаешь, что свобода стоит больше, чем ленты?

Молли согласилась, но её слова прозвучали не слишком убедительно.

Ещё труднее свиньям было противостоять лжи, распространяемой Моисеем, ручным вороном. Моисей, любимец мистера Джонса, был шпионом и сплетником, но в то же время умным собеседником. Он утверждал, что знает о существовании таинственной страны под названием Леденцовая гора, куда все животные отправляются после смерти. Она расположена где – то высоко в небе, немного за облаками, говорил Моисей. На Леденцовой горе семь дней в неделю было воскресенье, круглый год цвёл клевер, а на изгородях росли кусковой сахар и льняной жмых. Животные ненавидели Моисея за то, что он рассказывал сказки и не делал никакой работы, но некоторые из них верили в Леденцовую гору, и свиньям пришлось очень постараться, чтобы убедить их, что такого места нет.

Самыми верными их учениками были две лошади – Боксёр и Клевер. Этим двоим было очень трудно что – либо придумать самим, но, однажды признав свиней своими учителями, они впитывали всё, что им говорили, и передавали это другим животным при помощи простых аргументов. Они неизменно присутствовали на тайных собраниях в сарае и руководили пением «Скота английского», которым собрания всегда заканчивались.

Как оказалось, восстание произошло много раньше и легче, чем кто – либо ожидал. В прошлые годы мистер Джонс, хотя и был суровым хозяином, был способным фермером, но в последнее время для него наступили плохие дни. Он очень расстроился, потеряв деньги в судебной тяжбе, и запил. Целыми днями он бездельничал в своем виндзорском кресле на кухне, читал газеты, пил и время от времени кормил Моисея хлебными корками, смоченными в пиве. Его работники были ленивы и нечестны, поля были полны сорняков, здания нуждались в кровле, живые изгороди были запущены, а животные недоедали.

Наступил июнь, и сено было почти готово к покосу. В канун летнего солнцестояния, то есть в субботу, мистер Джонс отправился в Виллингдон и так напился в «Красном Льве», что вернулся только в воскресенье в полдень. Ранним утром работники подоили коров, а потом ушли ловить кроликов, не потрудившись покормить животных. Когда мистер Джонс вернулся, он сразу же уснул на диване в гостиной, закрыв лицо газетой, так что когда наступил вечер, животные всё ещё не были накормлены. Наконец они больше не смогли этого вынести. Одна из коров рогом выломала дверь сарая, и животные стали выбегать из загонов. И тут мистер Джонс проснулся. В следующее мгновение он и четверо его людей уже были в сарае с хлыстами в руках, размахивая ими во все стороны. Это было больше, чем могли вынести голодные животные. Единодушно, хотя ничто подобное заранее не планировалось, они бросились на своих мучителей. Джонс и его работники внезапно обнаружили, что их бодают и пинают со всех сторон. Ситуация вышла из – под их контроля. Они никогда раньше не видели, чтобы животные вели себя подобным образом, и это внезапное восстание тварей, которых они привыкли избивать и мучить по своему усмотрению, напугало их почти до полусмерти. Через минуту или две они оставили попытки защищаться и бросились наутёк. Через минуту все пятеро уже мчались по проселку, ведущему к главной дороге, а животные с триумфом преследовали их.

Миссис Джонс выглянула из окна спальни, увидела, что происходит, торопливо побросала кое – какие пожитки в сумку и выскользнула с фермы другим путем. Моисей спрыгнул со своего насеста и с громким карканьем полетел за ней. Тем временем животные выгнали Джонса и его людей на дорогу и захлопнули за ними ворота с пятью засовами. И вот, прежде чем они поняли, что происходит, восстание было успешно завершено: Джонс был изгнан, и ферма «Усадьба» стала их собственностью.

Первые несколько минут животные с трудом верили в свою удачу. Сначала они галопом проскакали вдоль всей фермы, словно желая убедиться, что на ней не прячется ни один человек, а затем помчались обратно к хозяйственным постройкам, чтобы стереть последние следы ненавистного правления Джонса. Кладовая в конце конюшни была взломана; удила, кольца в нос, собачьи цепи, жестокие ножи, которыми мистер Джонс кастрировал свиней и ягнят, – всё это было сброшено в колодец. Вожжи, поводья, шоры, унизительные торбы были брошены в мусор, горевший во дворе. Как и кнуты. Все животные запрыгали от радости, когда увидели, что плети объяты пламенем. Снежок бросил в огонь также и ленты, которыми обычно украшали гривы и хвосты лошадей в базарные дни.

– Ленты, – сказал он, – должны рассматриваться как одежда, которая является признаком человеческого существа. Все животные должны ходить голыми.

Услышав это, Боксёр схватил маленькую соломенную шляпу, которую носил летом, чтобы мухи не лезли в уши, и бросил её в огонь ко всему остальному.

Очень скоро животные уничтожили всё, что напоминало им о мистере Джонсе. Затем Наполеон отвел их обратно в сарай и раздал всем по двойной порции зерна, а собакам – по две галеты. Потом они семь раз подряд пропели «Скот английский» от начала до конца, а затем устроились на ночь и заснули так, как никогда не спали прежде.

Но они, как обычно, проснулись на рассвете и, внезапно вспомнив о чудесном событии, все вместе побежали на пастбище. В конце пастбища был холм, с которого открывался вид на большую часть фермы. Животные вбежали на его вершину и огляделись при ясном утреннем свете. Да, это принадлежало им – всё, что они могли видеть, было их! В экстазе от этой мысли они скакали круг за кругом, высоко подпрыгивая от возбуждения. Они катались по росе, щипали сладкую летнюю траву, взрывали комьями чёрную землю и вдыхали её густой аромат. Затем они обошли всю ферму и с безмолвным восхищением осмотрели пашню, сенокос, фруктовый сад, пруд, рощу. Казалось, они никогда раньше не видели этих вещей, и даже сейчас они с трудом могли поверить, что все это было их собственным.

Затем они вернулись к хозяйственным постройкам и молча остановились перед дверью дома. Это тоже принадлежал им, но они боялись заходить внутрь. Однако через мгновение Снежок и Наполеон отворили дверь плечами, и животные вошли гуськом, ступая с величайшей осторожностью, чтобы ничего не потревожить. Они ходили на цыпочках из комнаты в комнату, боясь говорить громче шёпота и с благоговейным трепетом глядя на невероятную роскошь, на кровати с пуховыми перинами, на зеркала, на диван из конского волоса, на брюссельский ковер, на литографию королевы Виктории над камином в гостиной. Они как раз спускались по лестнице, когда обнаружили пропажу Молли. Вернувшись, остальные обнаружили, что она осталась в лучшей спальне. Она взяла с туалетного столика миссис Джонс голубую ленту и, прижав её к плечу, глупо любовалась собой в зеркале. Остальные животные единодушно осудили её и затем все вышли на улицу. Несколько окороков, висевших на кухне, были вынесены для погребения, а бочонок пива в буфетной был опрокинут ударом копыта Боксёра, кроме этого в доме ничего не тронули. Тут же на месте было принято единогласное решение, что дом должен быть сохранён как музей. Все согласились, что ни одно животное не должно там жить.

Животные позавтракали, а потом Снежок и Наполеон снова собрали их вместе.

– Товарищи, – сказал Снежок, – уже половина седьмого, и нам предстоит долгий день. Сегодня мы начинаем сенокос. Но есть ещё один вопрос, который необходимо решить в первую очередь.

Тут свиньи рассказали, что за последние три месяца они научились читать и писать по старому букварю, который принадлежал детям мистера Джонса и был выброшен на помойку. Наполеон послал за банками с черной и белой краской и повел их к воротам с пятью засовами, выходившим на главную дорогу. Тогда Снежок (ибо именно Снежок лучше всех писал) зажал кисточку между двумя пальцами передней ножки, замазал слово «Усадьба» на верхней перекладине ворот и на её месте написал «Скотный двор». Так отныне и будет называться ферма. После этого они вернулись к хозяйственным постройкам, где Снежок и Наполеон послали за лестницей, которую приказали приставить к дальней стене большого сарая. Они объяснили, что благодаря исследованиям последних трех месяцев свиньям удалось свести принципы анимализма к семи заповедям. Эти семь заповедей будут теперь начертаны на стене; они составят непреложный закон, по которому вечно будут жить все животные на Скотном дворе. С некоторым трудом (ибо свинье нелегко удержаться на лестнице) Снежок взобрался наверх и принялся за работу, а Визгун несколькими ступеньками ниже держал горшок с краской. Заповеди были написаны на просмоленной стене большими белыми буквами, которые можно было прочесть за тридцать ярдов. Они гласили:

1. Тот, кто ходит на двух ногах, – это враг.